Читать книгу Бродячие псы философии. Роман в рассказах - Роман Воликов - Страница 9

Жил-был такой Фима Конторович. Родился в самом конце осьмнадцатого века в местечке недалеко от Могилева, чудом прорвался через черту оседлости и в тридцатых годах уже века девятнадцатого подвизался старшим редактором в журнале «Отечественные записки».

Фима был невысокого роста, лысоват, жадноват, страдал эпизодическими резями в животе и общим вольтерьянством в организме.

В то солнечное утро понедельника господин старший редактор был не в духе. Шаббат он провёл крайне неудачно, натрескался «казёнкой» как последний поц, за воскресный день толком не оклемался и теперь взирал на мир с сарказмом и печалью человека, испытывающего глубокое похмелье.

В дверь робко постучали.

«Войдите», – буркнул Фима, по понедельникам редакцию традиционно посещали пииты.

Дверь распахнулась, в кабинетик несколько боком вошёл юноша в мундире кавалерийского юнкера. Лицо юноши было утомлённо бледным.

«Байроном бредит, – подумал Фима. – Верно, всю ночь читал напролёт. Всё это их поколение по Байрону с ума сходит, англосаксы недоделанные».

«Впрочем, глаза у парня живые», – справедливости ради отметил про себя старший редактор.

– Я стихи принес, – сказал юноша и положил на стол густо исписанный листок.

– Вижу, что стихи, – издевательски произнёс Фима. – Вам, милостивый государь, повезло. У меня как раз есть свободная минутка, так что прочту ваши вирши незамедлительно. Садитесь, – он указал на стул с узкой и длинной как штык спинкой.

Однако… Фима перечитал стихотворение вновь и бросил на поэта быстрый профессиональный взгляд. Юноша сидел неподвижно и смотрел в окно. Однако невероятно. В столь юном возрасте и такая глубина и простота одновременно. Несомненно, шедевр. Только вот начало, начало, конечно, ни к чёртовой матери.

– Знаете что, – Фима помедлил и надел для солидности очки. – Должен сказать, молодой человек, вы написали замечательное стихотворение. Пожалуй, даже гениальное. Вас как звать-величать?

– Михаил Юрьевич, – сказал юноша.

– Так вот, Михаил Юрьевич, всё прекрасно, только первая строчка никуда не годится. Ну что это, дорогой мой, за ерунденция: «Белеет парус одинокий как лебединое крыло». Чушь и белиберда. Вы бы ещё написали «леблединое», прости меня, господи, грешного, – распалялся старший редактор. – Так, знаете ли, голубчик, далеко можно ускакать: лебяжий пух, выцветшая шкурка енота. Нет, так не пойдёт. Здесь требуется нечто устремленное за горизонт и вместе с тем самое обыденное. Хотя бы вот так, – Фима артистично изогнулся и продекламировал:

«Белеет парус одинокий в тумане моря голубом…»

– Не уверен, – задумчиво произнёс юноша. – Мне не очень нравится.

– Да насрать мне, что ты не уверен, – рявкнул Фима и опубликовал стихотворение в ближайшем номере журнала.

Вот так и появился на свет великий русский поэт М. Ю. Лермонтов, зампосолнцу русской поэзии и всё такое прочее. А что Фима Конторович? Да что Фима, кто ж его теперь помнит, кроме разве что автора этих строк. А жаль…