Читать книгу Океан - Роман Воронов - Страница 3

Отлична Истина от представления о ней

Как Свет Творца от лика на иконе.

1.

С утра повалил снег. Сидя у окна, я смотрел на причудливый танец снежинок, успокаивающий, медитативный, погружающий сознание в сон наяву и вообразилось мне, вдруг я – Создатель. Вот они, мириады существ, различных по форме и размеру, каждое со своей судьбой-траекторией, но все они суть вода, одно из ее агрегатных состояний. Они равны в своем начале, в своем естестве, они есть Одно, как не хвастайся своим неповторимым кристаллическим узором.

Я, как «Создатель», открыл окно и набрав снега в ладони, слепил снежок, вот вам и целая планета, в ней, наверное, уместилось миллиардов семь снежинок. Полюбовавшись на свое творение, я запустил планету во вселенную. Снежок долетел до забора, ударился о него и разлетелся на куски. Бац, планета прекратила свое существование. Причина в снежинках? Нет, во мне, я не дал им свободы выбора. Сейчас слеплю новую, да такую… А какую? Я задумался.

2.

– Чего ты хочешь, Адам?

– Я хочу ходить.

– Ты умеешь ходить, ходи.

– Я хочу ходить, где хочу.

– Весь Сад в твоем распоряжении.

– Я хочу ходить не только в Саду, я хочу посмотреть, что за Стеной, хочу чего-то еще, кроме Сада.

Господь ласково смотрел на свое дитя, Он, конечно же, знал, чего хочет Адам: – Это называется Свободой, ты желаешь иметь Свободу, но Свобода, как и все, имеет свою цену, Адам.

Первочеловек оглядел себя и сказал: – Отец, на мне нет ничего, я наг, о какой цене ты говоришь?

– За стенами Сада нет ничего, пока там нет тебя. Мир вне Сада будешь творить ты сам и твои потомки. Этот мир и будет ценой твоей Свободы, и Свободы твоего потомства. Каким он будет и нужен ли он тебе – решай, это первая твоя свобода, свобода выбора, прими ее и прочувствуй.

– Я подумаю, Отец – воскликнул окрыленный Адам и улегся под древом. Господь посмотрел на Змия, спускавшегося по ветвям вниз, к Адаму, и отвернулся.

3.

– Тот, кто примет на себя Имя Иисуса Христа, а вместе с именем взвалит на плечи свои Крест, и с Крестом сим понесет Слово Мое, да предстанет предо мной.

– Вот я, Отче, стою пред Твоей Славой в смирении.

– Готов ли ты, дух, принять Волю Мою?

– Да, Отче, в смирении.

– Знаешь ли ты, зачем идешь, и что ждет тебя?

– Да, Отче, и принимаю это в смирении.

– Сын Мой, дарую тебе свободу выбора отказаться от Пути предначертанного.

– Я принимаю, Отче, дар Твой в смирении и … я подумаю. Подумаю о том, кто заменит меня, если, воспользовавшись даром Твоим, откажусь и даруешь ли Ты, Отче, свободу ему.

4.

Палец удобно лежал на курке «костореза». Я не смотрел в прицел, это не имело смысла. Нашу, 4ю роту пулеметчиков, расположили на краю глубокого лога еще с утра. И с утра же, в лог, сгоняли людей. Их были сотни, может быть тысячи. Эти несчастные напоминали нескончаемую, черную реку. Наверное, так выглядит Ахерон, думал я, и даже если не так, то мы все, и те, кто в овраге, и кто наверху, все мы сейчас в аду.

Почему-то вспомнилась мама, обожавшая Гете, вечно с томиком в руках и застывшим, отсутствующим взглядом. Сынок – любила повторять она – честь, это не гордый подбородок и начищенная обувь, кстати, неряха, не забывай о каблуках, они должны безупречно блестеть, быть может, безупречнее мысков. Так вот, честь – это твой выбор, последствия которого сохраняют твою честь. Не теряй ее, мальчик мой, никогда.

Подъехала последняя машина с пленными, борт открылся и на землю повалился «человеческий материал», по решению командования, не пригодный для использования. За спиной прозвучал голос оберлейтенанта: – Стрелять по команде. Мой заряжающий расправил ленту и открыл запасной магазин.

– Я подумаю – мысленно ответил я оберлейтенанту.

5.

Господь повернулся к Адаму, едва Змий успел убрать свой ядовитый язык от его уха: – Что же ты решил, Адам?

– Змий расписывает свободы мира за стеной – начал Адам.

– Мне ведомо, что говорил тебе Змий – ласково остановил Адама Господь – что думаешь ты?

– Если я останусь здесь, в Саду, подле Тебя, что будет дальше?

– Путь твой будет легок, но долог и так живут тысячи планет. Я наблюдаю их в безвременье, и само-постижение напоминает неторопливые воды, несущие путешественника к цели так медленно, что он успевает замечать мелкие детали, но главное становится недостижимым.

Адам поднялся с шелковистой травы и сорвал яблоко. Он повертел его в руках, а затем резко надкусил.

Господь утвердительно покачал головой: – Ты выбрал бурный поток, летящий с вершины горы по каменистому руслу в долину, даруя жизнь всему окружающему, успокоив свои кипящие воды там, внизу. Путь твой будет тернист, но быстр и во благо других. Ты выбрал, благословляю тебя.

Господь отвернулся, и Райские Врата распахнулись.

7.

– Твое решение, Сын Мой?

– Отче, я принимаю имя Иисуса.

– Готов ли ты быть преданным близкими тебе людьми? Готов ли ты к телесным мукам? Готов ли ты к тому, что испытанием Моим будет абсолютное одиночество твое, доселе людям неведомое?

– Да, Отче, я готов к этому.

– Я спрашиваю тебя еще раз, готов ли ты, Иисус, к тому, что именем твоим, как щитом, будут прикрываться в веках убивая, грабя, запутывая и обманывая, и на щите сем всегда будет намалеван крест, тот самый, что понесешь ты, Сын Мой, Иисус?

– Да, Отче, я готов, ибо Ты уже дал мне свободу решить, а давать ли ее другому, еще решаешь. Я же, во Славе Твоей Любви, возлюбил ближнего, как самое себя и не допущу его к таким испытаниям.

– Ты готов, Иисус, иди и не сомневайся, что Я рядом, даже когда рядом меня не будет.

8.

Я не смотрел на людей в овраге. Под страхом смерти я не смог бы посмотреть им в глаза. Овец привели на убой, но кто привел, разве не такие же овцы, безропотно подчиняющиеся приказу.

«Огонь» – прозвучало в ушах, как удар плетью по спине. Я задрал ствол вверх и длинной очередью срезал верхушки берез, видневшихся за оврагом. Опять вспомнилась мама: – Никогда не роняй чести, сын. Оброненная честь, как потерянные ключи от дома – ты, стоя у своей двери, будешь вынужден просить или ждать кого-то, кто откроет ее для тебя…

Меня спихнули в овраг. Скатившись, я ударился о тело убитой женщины, рядом с ней лежала девочка, еще женщина, еще и еще, старики, мужчины в штатском и военнопленные. Растерзанное Адамово племя, часть которого, пока сытое и живое, взирало сверху на содеянное с усмешкой.

– Не роняй чести, мальчик – голос мамы стучал в висках в унисон с сердцем. Я встал на ноги, застегнул верхнюю пуговицу ефрейторского кителя и повернулся к своим соотечественникам. Оберлейтенант лично улегся за мой МГ. И вдруг, рядом с собой, я услышал слабый голос. Ко мне обращался старик еврей, раненный в грудь и шею. Я не понимал его, но он протягивал руку, и по жестам стало ясно, он хочет встать рядом. Я помог ему подняться и обнял его, обессиленный, он не держался на ногах самостоятельно. Старик обнял меня в ответ. Среди нескольких тысяч убитых и раненных, лежащих вповалку друг на друге, двое, немец и еврей, приготовились встретить свою судьбу. Обердейтенант прицелился и нажал курок.

9.

Мои размышления прервал человек, идущий вдоль забора. В его неторопливой походке было что-то знакомое, необъяснимо родное, привычное глазу и разуму. Человек остановился возле осколков моей планеты. Рассматривая следы катастрофы, он взглянул в мою сторону, и склонившись, начал собирать коски снежка.

А вот и еще один «Создатель» – подумал я, с интересом наблюдая за его работой. Человек соединил собранные куски в снежок-планету, повертел его в руках и, снова взглянув на меня, запустил снежок в мою сторону. Восстановленная планета, повторив уже пройденный путь во вселенной, прилетела мне в руку. Пораженный, я посмотрел на нового «Создателя», но у забора было пусто, следы в снегу заканчивались на том месте, где раскололась моя планета. Снегопад прекратился.