Читать книгу Путь Князя (сборник) - Роман Злотников - Страница 14

– И нечего ржать!

Гаджет был возмущен до глубины души. Это ж надо было так подставиться! Ну тетка, ну сволочь…

В автобус они влезли самыми последними. Двери уже дернулись, собираясь окончательно закрыться, но в них еще протискивался какой-то старичок с авоськой, набитой стиральным порошком, и Рат легким движением, подобным тому, каким девушки раздвигают тюль на окнах по утрам, вернул их в прежнее положение. Так что Данька и Гаджет успели проскочить внутрь салона. В салоне было тесновато. Данька полез в карман за деньгами (последний полтинник, блин), но Гаджет вдруг сделал страшные глаза.

– Ты че, платить вздумал?

– Ну… да, а что?

– Ну ты и лох, – снисходительно улыбнулся Гаджет.

– Почему? – поинтересовался Рат.

– Смотри – салон полный. Пока кондуктор до нас доползет, мы уже доедем до нужной остановки. Так что стойте спокойно и не дергайтесь.

Рат усмехнулся.

– А если дойдет?

– А на тот случай у меня во, – и Гаджет гордо продемонстрировал тысячную купюру.

– И что?

– А то, что у этих бабок никогда столько сдачи не бывает.

– То есть, – с некоторым сомнением в голосе начал Рат, – ты не платишь потому, что считаешь себя хитрее людей, которые работают в автобусе? И ты можешь их, как сейчас говорится, кинуть, причем безнаказанно. Я правильно понял?

– Ну… да, – несколько озадаченно ответил Гаджет.

Видимо, для себя он пока ничего такого не формулировал. Просто придумал или где-то узнал, как можно пользоваться транспортом, не оплачивая проезд, и радостно начал это делать. Не заморачиваясь, как говорится.

– Понятно, – кивнул Рат и после короткой паузы спросил: – А зачем?

– Что?

– Зачем тебе кидать этих людей?

– Да никого я не кидаю, – рассердился Гаджет, – я просто… ну, экономлю. Ты че, думаешь, они своего не наварят? Да они тут такие бабки с нас снимают – мама не горюй!

– С тебя тоже? – уточнил Рат.

– С меня – нет. Потому что я не лох. И кому попало ездить на себе не позволю.

– Знаешь, – помолчав, задумчиво произнес Рат, – я ведь спрашивал тебя не о них. О тебе самом. Зачем делать вещи, которые тебя явно… поганят, для того чтобы сэкономить сущие гроши.

– Да кто ты такой, чтобы меня учить? – нервно возвысил голос Гаджет. – Учат тут всякие! Зла уже не хватает. Тоже мне – пога-анят. Ты мне еще про карму напой, которая портится. Кришнаит хренов.

– Про карму не буду, – серьезно ответил Рат, – а вот про душу напомню. Она ведь так и гибнет, по шажку, по капельке. Там – не лох, потому что другого кинул, тут опять не лох, потому что чужого урвал. И получается, что вместо человека выросло нечто непонятное, под названием «нелох», тип хордовый, вид позвоночный, отряд приматов. Тебе это надо?

– Ах-ох, как мы заговорили, – зло зарычал Гаджет, – душа… Боженька, а Бога нет, понял? И не было никогда. Сказки все это. Опиум для народа.

Рат вздохнул, поднял голову, бросил взгляд через окно вверх, в небо, потом достал из кармана купюру и, тронув за плечо стоящего рядом мужчину, попросил:

– Передайте, пожалуйста, на два билета, – а затем повернулся к Гаджету и несколько печально сказал: – Прости, но я должен открыть тебе страшную тайну. Бог – есть. И, к твоему величайшему сожалению, он, как говорится, шельму метит. В чем ты вскоре и убедишься.

После чего принял от мужика сдачу, билеты, протянул один Даньке и, сделав шаг назад, спокойно уселся на как по заказу освободившееся место. Данька даже удивился – как он смог увидеть, что место освободилось. Спиной же стоял…

– Молодой человек, проезд оплачивать будем?

– А? – Гаджет обернулся. Сразу за его спиной стояла тетка-кондуктор и строго смотрела на него. – Да, конечно, – Гаджет бросил на Рата насмешливый взгляд и с видом победителя протянул тетке тысячную купюру.

Тетка посмотрела на купюру, потом на Гаджета, потом снова на купюру.

– А помельче ничего не найдется?

– Нет, – уверенно покачал головой Гаджет, – только это.

– Точно не найдется? – снова переспросила тетка.

– Точно.

– Ну, тогда готовьте карманы, – спокойно констатировала кондуктор и, выдернув из рук Гаджета купюру, убрала ее в дальний отсек сумки. После чего передвинула сумку на бок и вытащила из-за спины точно такую же, только намного более раздутую. Раскрыв ее, она начала извлекать оттуда пригоршни металлических пятерок и рублей и, подмигнув Гаджету, произнесла:

– Ты что же, милок, думаешь, один во всей Москве такой умный? Если я всем буду прощать, так на что жить-то? Так что не обижайся, парень, я тебе сдачу мелочью отсчитаю. Чтоб больше неповадно было. Или, – она хитро прищурилась, – может, простишь сдачу-то?..

* * *

До турбазы они добрались где-то к полудню. Сюда, в эту глухомань, они приехали для того, чтобы выполнить поручение Барабанщицы – как следует спрятать листок. Прятать его в квартире смысла не было. Если их там застукают, найти листок – только дело времени. Особенно для профессионалов. А Данька не сомневался, что те, кто пытается его разыскать, – крутые профессионалы. Ну, конечно, не такие, как Рат, но все-таки… Держать листок на квартирах у ребят – это подвергать опасности их семьи. В общагу Даньке ходу нет, да и вообще в университете лучше не показываться. Так что получался полный тупик.

И тут Гаджет вспомнил о старой турбазе на Истринском водохранилище. Турбаза работала только летом, так что сейчас там должно было быть пусто и голо. А мест, где можно было спрятать столь маленькую вещь, – предостаточно. Ну хотя бы до лета. К тому времени все непременно разрулится. Так или иначе…

Барабанщица идею одобрила. И потому сегодня утром они на автобусе отправились на Истру.

Когда они подошли к воротам, Рат внезапно остановился.

– Дальше, Даниил, ты пойдешь один.

– Да он же там ничего не знает, – удивился Гаджет.

– А это не важно, – ответил Рат, – посмотрит и узнает.

– Та-ак, – понимающе протянул Гаджет, – не доверяем, значит.

– И себе тоже? – прищурился Рат. И когда Гаджет не нашелся, что ответить, кивнул Даньке: – Иди, Даниил, – после чего повернулся к Гаджету и, улыбнувшись, заговорил: – Понимаешь, Борис, я совершенно уверен, что сейчас ты совершенно честен и просто не способен ни на какое предательство. Только пойми, в жизни может произойти всякое.

– Что, например? – окрысился Гаджет, который уже понял, что этим «И себе тоже?» Рат его уел.

– Например… – Рат на мгновение задумался, а затем вздохнул, будто знал, что должен сказать нечто очень неприятное, не имел возможности от этого уклониться, – Даниил может умереть.

– Что?

– И Маша тоже, – все так же спокойно и грустно продолжил Рат.

– Ты чего такое говоришь? – испуганно переспросил Гаджет. – Почему? За что?

– Потому что вы пока еще совершенно не властны над своей жизнью и смертью, – серьезно ответил Рат.

– То есть как это не властны? – Гаджет непонимающе уставился на него.

– Так. Вы не можете определить, когда, где и почему умрете.

– А что, кто-то может?

Рат кивнул.

– Ну, например? – недоверчиво прищурился Гаджет.

– Например, я, – серьезно ответил Рат.

– Ты? – Гаджет озадаченно уставился на Рата, потом нервно хмыкнул: – Не, я понимаю, руками-ногами ты машешь классно, но вот, к примеру, если снайпер…

Рат вздохнул, качнул головой и пробормотал:

– Наверное, я слишком тороплюсь…

– Чего? – не понял Гаджет.

– Ничего, – вновь качнул головой Рат, – давай пока не будем об этом. Я просто хотел сказать, что все может измениться, уйдут те, перед кем ты должен… скажем так, держать слово. И ты посчитаешь себя свободным от всяких обязательств. И тогда ты можешь совершить нечто такое, что… – Рат усмехнулся и с нажимом произнес: – Испоганит тебя.

Гаджет дернулся и зло покосился на Рата. А тот закончил:

– И потому я хочу сделать так, чтобы ты не смог с легкостью совершить эту… ошибку.

Гаджет некоторое время молчал, старательно отводя взгляд от Рата, а затем пробурчал:

– Да не все ли равно, если к тому моменту, как ты говоришь, уже все… того?

И Рат ответил вопросом на вопрос:

– А разве все равно, если они погибнут, чтобы, скажем, этого не случилось?..

Данька появился из ворот турбазы спустя почти час.

– Спрятал? – хмуро спросил Гаджет. Данька кивнул.

– Ну, тогда пошли, – и он, резко развернувшись, двинулся в сторону автобусной остановки.

– Чего это он? – удивленно спросил Данька.

Рат подхватил Даньку за локоть, увлекая за собой.

– Он просто не привык.

– К чему?

– К тому, что слова могут вскрывать тебя самого, как скальпель хирурга грудину.

Данька непонимающе посмотрел на Рата. Тот рассмеялся.

– Не волнуйся, поймешь… потом.

* * *

Автобус опоздал на два часа, поэтому, когда они наконец добрались до квартиры, все уже были там. Гаджет, промолчавший всю дорогу, так же молча снял куртку, ботинки и направился прямиком на кухню, где хозяйничали Катя и Немоляева. А Данька с Ратом прошли в комнату. Барабанщица встретила их напряженным взглядом, но Данька молча кивнул ей, и она расслабилась.

Хотя упустить возможность подковырнуть его она не смогла.

– Надеюсь, Джавецкий, ты делал это один?

– Да.

Она удовлетворенно кивнула и, вскочив на ноги, скользнула на кухню. Через минуту она появилась в комнате с тарелкой жареной картошки в одной руке и полной миской отбивных в другой. За ней следовала Немоляева, в руках у которой были тарелка с картошкой и миска салата оливье. Барабанщица водрузила тарелку перед Данькой.

– Давай, Джавецкий, лопай. Проголодался небось…

Данька смущенно покосился на сидящего за столом Кота (поскольку Рата смущаться было нечего – ему досталась тарелка, принесенная Немоляевой) и робко спросил:

– А вы?

– А мы уже, – усмехнулась Барабанщица, – и смотри, чтобы все слопал. Даром, что ли, я полчаса мясо отбивала?

Данька слегка покраснел. До сих пор Маша никому не оказывала такой чести. Даже когда они собирались на посиделки у того же Гаджета, максимум, что она себе позволяла, это вытащить из рюкзачка какие-нибудь полуфабрикаты и скомандовать:

– Бабы – жарить, мужики – резать!

Немоляева всегда ворчала по этому поводу…

В том, что Маша собственными руками приготовила для него еду, Даньке почудилось нечто… сакральное. Как будто этим она установила между ними двумя какую-то незримую, но прочную связь. И еще ему казалось, что об этом догадываются все, кто сидит сейчас за столом. Эта мысль так взволновала и смутила его, что он вдруг отчаянно покраснел.

– Я сейчас, – не выдержав, он вскочил на ноги, – только руки помою.

В ванной Данька сразу сунул голову под струю воды и стоял так почти минуту. Из окошка под потолком слышались голоса Гаджета и Кати.

– …так и сказал. Бог, говорит, есть.

– Ты что, серьезно?

– Ну да… а еще говорит…

Данька мотнул головой, стряхивая капли с волос, и нырнул лицом в полотенце. Да уж, напридумывал он себе… Сакральная связь… А Немоляева, значит, с Ратом, что ли? А Кот как же?

Когда он вернулся в комнату, там уже собралась вся компания. Перед Ратом стояла еще почти полная тарелка, а он неторопливо прихлебывал чай. Он вообще отчего-то ел очень мало. Зато чаю пил много. Гаджет сидел в углу и тоже что-то жевал, а вот Катя сидела прямо напротив Рата и сверлила его строгим взглядом.

– Значит, ты считаешь, что Бог есть?

Рат оторвался от чашки и окинул ее внимательным взглядом. И все невольно также посмотрели на нее. Катя была… прекрасна. Вздернутый подбородок, сверкающие глаза, чуть подрагивающие ноздри изящного носика… Похоже, ее просто распирало от желания броситься в бой. Ну еще бы! Она же была такой умной, образованной, энергичной, и она точно знала, что Бога нет. И способна была это доказать. К тому же она жаждала реванша за прошлый раз, когда Рат так подло обманул ее с ее вегетарианством. И она хотела поставить этого непонятного парня на место. Она вообще считала, что мужикам надо указывать на их место, а то они слишком много о себе возомнили. Мужикам, мясоедам, коммунистам, антисемитам, фашистам… и вообще всем, кто не дает людям оказаться в светлом и прекрасном завтра. Где будут царствовать разум и свобода. Для всех…

– Да, – просто ответил Рат.

– А почему?

На лицах всех присутствующих замелькали улыбки. Уж слишком эта ситуация – зеркально – напоминала встречу с сектантами у метро. Всякими там баптистами, пятидесятниками, адвентистами и иными прочими. Те тоже любили подкатить к людям с вопросом: «Верите ли вы в Бога?» и на ответ: «Нет», так же вопрошали: «А почему?» После чего начинали грузить всякой мутью, на которую человек в здравом уме и твердой памяти реагировал однозначно. Впрочем, это только если он был в здравом уме и твердой памяти, а нынешняя жизнь частенько подкидывала ситуации, способные выбить из колеи любого…

– Я просто знаю, – Рат улыбнулся.

– Слушай, но элементарная логика доказывает, что это чушь. И что верить в Бога – это мракобесие, средневековье…

Рат сделал удивленные глаза.

– Правда? Ну так докажи.

Барабанщица закатила глаза и вскинула руки, всем своим видом показывая, как же ее достала ее собственная сестренка со своей безапелляционностью и неуемным желанием облагодетельствовать всех и каждого знанием того, что есть истина и как надо жить, но та не обратила на нее ни малейшего внимания. Она воодушевленно бросилась в атаку.

– Смотри, если Бог есть, то, значит, все, что существует, создано им?

Рат усмехнулся.

– Ну, допустим.

– Значит, ты согласен, что Бог создал все? – с торжествующим видом переспросила Катя.

– Да.

– А если Бог создал все, значит, Бог создал зло, раз оно существует. И в соответствии с принципом, что наши дела определяют нас самих, получается: Бог есть зло. А поскольку все религии мира утверждают, что Бог есть добро, значит, либо это обман, либо его просто нет, – и она с торжествующим видом обвела взглядом всех присутствующих.

В ожидании ответа все глаза устремились на Рата. Но он не спешил. Рат поставил чашку на столик и некоторое время сидел молча.

– Знаешь, я мог бы ответить тебе сотней различных способов, но большинство ответов ты не поймешь.

– Почему это?

– Потому что у нас с тобой разный язык.

Катя недоуменно уставилась на него.

– Разный?..

– Ну да, – Рат улыбнулся, – язык ведь определяет очень многое. В том числе и то, как мы мыслим и что можем понять. Вот, например, в языке североамериканских индейцев майду существует всего три слова для обозначения цветов: лак – красный, тит – сине-зеленый и тулак – этакий желто-оранжево-коричневый. Как ты считаешь, КАКОЙ они видят радугу?

Катя наморщила лобик.

– Ну, мы-то говорим на русском, а не на этом…

– Русский язык очень велик, – терпеливо продолжил Рат, – и различие между нами в том, что я владею им всем, а ты всего лишь маленькой частью. Ну, например, ты знаешь, кто такой амбидекстер?

Катя молчала.

– А, скажем, лиганды?

Катя нервно пожала плечами.

– А при чем здесь Бог?

– Значит, ты считаешь, что способна обсуждать Бога, не имея представления, чем различаются божественная сущность, божественная природа и божественная ипостась?

Катя насупилась, но ничего не ответила. Рат покачал головой.

– Вот видишь, ты просто не можешь состыковать мой язык со своим. Ты… видишь радугу из трех цветов, а на самом деле их даже не семь, а все пятьдесят. Или сто. Для тех, кто сможет их увидеть. И даже если я очень захочу, то все равно не смогу объяснить тебе, насколько она прекрасна на самом деле.

Но Катю было так просто не взять.

– Это все отговорки, – отрезала она, – ты просто не можешь ответить на мой вопрос, вот и увиливаешь, понятно?

Рат улыбнулся.

– Ну хорошо, я попытаюсь ответить тебе на твоем языке. – Он сделал паузу и внезапно задал странный вопрос: – Скажи мне – холод существует?

Катя недоуменно вытаращилась на него, а затем рассмеялась.

– Ну ты и скажешь…

Но Рат покачал головой.

– А ведь на самом деле, Катя, холода не существует. В соответствии с законами физики то, что мы считаем холодом, в действительности является отсутствием тепла. Человека или, скажем, какую-то вещь, можно изучить на предмет того, имеет ли он или передает энергию. Абсолютный ноль – 273 градуса по Цельсию – это полное отсутствие тепла. Вся материя становится инертной и не способной реагировать при этой температуре. Холода не существует. Это слово означает лишь то, что мы чувствуем при отсутствии тепла, – Рат замолчал и обвел всех присутствующих внимательным взглядом. Все молчали, переваривая сказанное. Рат снова повернулся к Кате: – Как ты думаешь, а темнота существует?

Катя растерянно покосилась на Гаджета, потом перевела взгляд на Машу и только затем на Рата.

– Ну… да.

– Это опять неверно. Темноты также не существует. Темнота на самом деле есть отсутствие света. Мы можем изучить свет, но не темноту. Мы можем использовать призму Ньютона, чтобы разложить белый свет на множество цветов и изучить различные длины волн каждого цвета. Но мы не в состоянии измерить темноту. Простой луч света может ворваться в мир темноты и осветить его. Как мы можем узнать, насколько темным является какое-либо пространство? Только измерив, какое количество света имеется в нем. Не так ли? Темнота – это понятие, которое человек использует, чтобы описать, что происходит при отсутствии света.

Он опять сделал паузу.

– И теперь последний вопрос, Катя, – зло существует?

Катя поджала губы, вскинула подбородок и с вызовом ответила:

– Да! Оно существует везде и каждый день. Жестокость людей по отношению друг к другу, издевательство над невинными животными, преступления, войны и насилие по всему миру. И каждый человек обязан всеми силами бороться против любого…

Но Рат не дал ей закончить.

– Зла не существует, Катя… или, по крайней мере, его не существует для него самого. Зло – это просто отсутствие Бога. Оно похоже на темноту и холод. Зло – это слово, созданное человеком, чтобы описать отсутствие Бога. Бог не создавал зла. Зло – это не вера или любовь, которые существуют, как свет и тепло. Зло – это результат отсутствия в сердце человека веры и Бога. Это вроде холода, который наступает, когда нет тепла, или вроде темноты, в которую мы погружаемся, когда нет света, – Рат замолчал. В комнате повисла оглушительная тишина. Никто не шевелился. Даже Гаджет прекратил жевать. Через минуту Рат опустил глаза в чашку и, усмехнувшись, буркнул:

– Пойду добавлю еще кипяточку.

После чего поднялся и ушел на кухню. Гаджет шумно выдохнул:

– Да уж, сказанул… Слушайте, а может, он это, монах? Ну были же раньше всякие такие ордена. Тамплиеров там или храмовников. Может, он из этих. Они ж тоже умели мечом неплохо орудовать, и по поводу Бога у них язык был подвешен нехило. Я вот думаю…

– Слушай, Гаджет, заткнись, – едва ли не со стоном бросила Барабанщица.

– А че? – не понял тот.

– Думать мешаешь. Очень, знаешь ли, полезное занятие. Хотя некоторые, – она смерила Гаджета свирепым взглядом, – об этом даже не подозревают.