Читать книгу Под зонтом Аделаиды - Ромен Пуэртолас - Страница 5

Адвокат может выстраивать защиту двумя способами.

Первый, наиболее распространенный, – это доказать, что подзащитный не имел возможности совершить преступление, в котором его обвиняют. То есть убедить суд в том, что у него есть алиби. Alibi – латинское слово, означающее буквально «в другом месте», а в юридическом смысле это установленный факт, что в инкриминируемое время (как правило, в момент смерти жертвы, определенный судмедэкспертом) подозреваемый не мог находиться на месте преступления. Учитывая, что род людской не наделен даром вездесущности, алиби следует считать одним из лучших, а может, и лучшим доводом защиты. Надо только его обосновать, то бишь удостоверить, что обвиняемый в означенное время действительно был далеко. А Мишель Панданжила в интересующий нас момент находился у себя дома один… один-одинешенек, всеми заброшенный… что-то я, кажется, отвлеклась… в общем, он был дома без свидетелей, которые могли бы это подтвердить.

Второй способ снять обвинение со своего клиента – это самостоятельно найти убийцу. Вести расследование параллельно с полицией, землю носом рыть, копаться в грязном белье, лазить по помойкам, опрашивать случайных свидетелей, проверять и перепроверять их показания, искать мотив, собирать доказательства, обрабатывать подозреваемых, чтобы в конце концов вычислить настоящего преступника и швырнуть его в зубы правосудию с надеждой, что оно выпустит предыдущую жертву. Тогда гиены отползут от вашего клиента и примутся рвать на части новую добычу. В целом адвокаты довольно редко применяют второй способ на практике. И не потому, что для этого им не хватает способностей; наоборот, адвокаты – заправские сыщики, и зачастую в расследовании преступлений они куда компетентнее и эффективнее, чем сотрудники полиции, ведь мы финансово заинтересованы в установлении истины, тогда как какой-нибудь полицейский инспектор исправно получает зарплату в конце месяца, независимо от того, раскрыл он дело или нет. Тем не менее повторяю: мало кто из нашей братии берется за поиск истинного виновника, и нетрудно догадаться почему. Потому что нередки случаи, когда через много дней, порой недель, а то и месяцев скрупулезного расследования адвокат и правда находит настоящего преступника. Догадайтесь с трех раз, кто им оказывается. А я вам скажу – его собственный клиент…

Так или иначе, я все же решила найти другого вероятного подозреваемого и по этому поводу обратила свое внимание на Кристиана Озёра, вдовца Розы, ибо у задушенной женщины были муж и ребенок – сын Эдмон двух лет от роду.

Возможно, это был ложный след, но он должен был помочь мне хотя бы ненадолго отвлечься от мыслей о Мишеле Панданжила и в случае мало-мальского успеха подать голодным судьям, жадным до свежей плоти и крови, новое блюдо на подзаправку. Чем богаче меню в таких случаях, тем лучше.

При проведении «нормального» расследования, то есть в работе над делом об убийстве, когда в руки полицейским с первых секунд не падает снимок жертвы с черными пальцами на шее и по странному стечению обстоятельств в городе, где произошло душегубство, не живет чернокожий человек, так вот, при «нормальном» расследовании полицейские сразу бы допросили вдовца жертвы. Общеизвестно, что большинство убийств совершаются теми, кто жертву близко знал, а зачастую и жил с ней под одной крышей.

Первое, что меня удивило, когда я немного покопалась в биографии убитой женщины, – это ее место жительства. Я думала, Роза Озёр – горожанка, но она жила не в М., а в нескольких километрах по П-ской дороге, среди полей, на огромном земельном участке, почти целиком превращенном в сельскохозяйственные угодья. И у меня сразу возник вопрос: почему Кристиан Озёр, если придерживаться версии, что это он – убийца, не избавился от жены где-нибудь на безлюдных тропинках в своей фермерской глуши? Фруктовые сады, горы, лес – укромных местечек, где можно тихонько, чтобы никто не заметил, убить и закопать человека, там хватало с лихвой. Зачем же рисковать, совершая преступление посреди толпы из пяти сотен зевак на центральной площади самого большого города в регионе? И поскольку этот вопрос неизбежно прозвучал бы в суде, на него надо было заранее найти ответ.

Когда я приехала к Кристиану Озёру он наводил порядок в сарае. Услышал шум двигателя остановившейся машины, обернулся и, уперев руки в бока, воззрился на меня с любопытством, но без особого удивления, как будто привык, что в его саду может в любой момент припарковаться чужой автомобиль.

В его владениях все было устроено самым обычным для сельской местности образом, но для нас, горожан, привыкших находиться в окружении стен и оград, это могло бы показаться странным и чуждым. Как будто бы здесь, на природе, чувство собственности, столь развитое у людей в черте города, не имело значения. У нас – ворота, двери, консьержи, а у самых богатых – личная охрана и сторожа; чтобы кого-то найти, нам приходится преодолеть множество препятствий. Здесь же от меня требовалось просто катить на машине по грунтовой дороге среди персиковых садов, а потом я сразу оказалась в садике у частного дома.

Люди, не испорченные городским образованием, считают немыслимым ломиться в чужой дом, если их туда не пригласили, потому и оград не строят.

– Месье Озёр? – уточнила я, опустив стекло в своем автомобиле.

Мужчина у сарая кивнул. Лицо у него было сморщенное, как подсохшая оливка, и цвет тоже казался оливковым – такой оттенок обретает кожа тех, кто много времени проводит на солнцепеке. На щеках вдовца топорщилась трехдневная щетина. Он был невысок и коренаст, наверняка физически очень силен и крепок, как человек, годами трудившийся на земле, но те же труды состарили его раньше срока, сообщив фигуре усталый и поникший вид. На Кристиане была рубашка в желто-черную клетку с закатанными рукавами и короткие, чуть ниже колен, рабочие штаны. «Как можно так одеваться посреди зимы? Неужели январские морозы ему нипочем?» – мысленно удивилась я. Затем поправила прическу, бросив на себя взгляд в зеркало заднего обзора, вышла из машины и одернула платье, приводя его в порядок.

– Вы кто такая?

Признаться, что я адвокат, защищающий человека, которого обвиняют в убийстве его жены, было бы чистым безумием, поэтому я сказала, что работаю в страховой компании. Порой приходится лгать, чтобы докопаться до истины. Он покачал головой, изобразив фальшивый интерес, скрылся в сарае за большим трактором и вернулся через пару секунд с деревянным ящиком в руках, в котором лежали яблоки. Достал одно, завернутое в бумагу, расправил обертку и протянул мне.

«Не ждите непогоды, застрахуйте свой урожай от града», – прочитала я.

– Мы заворачиваем все фрукты в эти рекламные листовки, – усмехнулся Кристиан. – Они так лучше хранятся.

Я улыбнулась в ответ.

– Знаете, как говорят? – продолжил он. – Страховые компании предлагают вам зонтик в хорошую погоду…

– И отбирают его, когда идет дождь, – закончила я за него. – В мои намерения не входит навязывать вам страховку, месье Озёр, я приехала из-за… вашей покойной жены. Видите ли, Роза оформила договор страхования на случай внезапной смерти несколько месяцев назад, – солгала я опять, – и сейчас выяснилось, что вы единственный бенефициар.

Он нахмурился – видимо, не очень-то поверил. Я и сама понимала, что прозвучало это неправдоподобно. Всю дорогу, сидя в машине, я выдумывала подходящий предлог, чтобы объяснить свой визит, но ничего оригинального мне на ум не пришло. Импульсивность зачастую плохо сказывается на качестве моей работы. Бывает, я действую под влиянием порыва и на сей раз тоже поторопилась. «Зачем тебе понадобилось мчаться сюда сломя голову именно сегодня?» – мысленно укоряла я себя, проклиная свою склонность поступать поспешно и необдуманно.

– Мой визит – всего лишь формальность. Деньги вы получите только через пару месяцев.

Он почесал лоб, явно чувствуя неловкость:

– Я был не в курсе.

– Такое часто случается.

– Зачем Розе понадобилось страховать свою жизнь?

– Люди делают это по разным причинам. На здоровье она не жаловалась, у нее не было на сей счет опасений, но… Может быть, продолжим разговор в доме? Что-то совсем похолодало.

– О, конечно, идемте.

Мы направились к крыльцу, он пропустил меня вперед, затем отвел на кухню:

– Хотите кофе?

– Я бы предпочла бокал белого вина, – отважилась я сказать.

Он улыбнулся, сходил в винный погреб и вернулся с бутылкой.

Честно признаться, сама не знаю, чего я ожидала от этой встречи. Вероятно, мне просто хотелось увидеть своими глазами вдовца Розы Озёр, посмотреть, как он выглядит. Иногда я мечтаю обрести волшебный дар, который позволит угадывать, убийца передо мной или нет, с одного взгляда. Но чем больше я смотрела на хозяина дома, тем меньше понимала, кто он такой.

Кристиан Озёр между тем смотрел на меня так, будто он задал вопрос и ждет ответа, – так и застыл, поднеся горлышко бутылки к пустому бокалу, выставленному для меня.

– Простите?.. – не выдержала я.

– Вы не назвали свое имя.

– О… Мари, – произнесла я первое имя, пришедшее в голову.

– Тогда за ваше здоровье, Мари. – Он как будто бы поверил и этой лжи, наполнил мой бокал, налил себе и выпил вино залпом.

– Полиция, наверное, провела у вас обыск? – спросила я, уже зная ответ.

– Каков размер страховой выплаты? – поинтересовался он, беззастенчиво проигнорировав мой вопрос.

– Э-э… десять тысяч франков.

– Внушительная сумма! – Он налил себе еще вина. – Когда вынесут приговор негру?

– Месье Панданжила освободили из-под стражи, пока полиция ищет новые улики.

Тут уж Кристиан Озёр был в курсе, и совсем не это он хотел от меня услышать. По его мнению, «негр» должен был заплатить за смерть его жены в любом случае рано или поздно. Я мысленно ухмыльнулась, представив себе лицо вдовца, когда он поймет, что не получит ни франка по мнимой страховке. Это была моя маленькая месть, потому что он принадлежал к вражескому лагерю. Для меня все люди разделились на две категории: те, кто на моей стороне, и те, кто против. К сожалению, категория противников была куда многочисленнее.

– А что полиции еще нужно?

– Всего лишь доказать, что он действительно убил вашу жену, месье Озёр. – Я пожала плечами. – Не более того.

Он снова нахмурился и долго буравил меня взглядом. Я уже начала опасаться, что он догадался о моих истинных намерениях. Впрочем, я и сама-то о них толком не знала. И со своей стороны тоже разглядывала его лицо, казавшееся непроницаемым. Без ложной скромности скажу, что немного умею читать по лицам, и этот человек вовсе не выглядел удрученным потерей жены. На его лице не просматривалось и намека на опустошенность, подавленность, скорбь – чувства, которые накладывают свой отпечаток на облик даже самых сильных людей. Ранняя седина в его волосах, морщины, тяжеловесные скупые жесты никак не соотносились со смертью Розы, не были ею обусловлены, существовали сами по себе.

– Вы не знаете, может, у кого-то были причины желать зла вашей супруге?

Он уставился в окно. Думаю, виной тому были не тоска по Розе и не замешательство, а скука. Между деревьями бегала большая собака – охотничья или сторожевая. Кристиан Озёр глаз от нее не отводил, даже когда рассеянным, машинальным жестом поднес к губам фарфоровую чашку, в которую плеснул себе вино. Вино в фарфоровой чашке…

– Мы люди мирные, ни с кем не ссорились.

– Конечно, месье Озёр. Просто я пытаюсь разобраться…

И в этот момент мне стало ясно, что я совсем ничего не знаю о Розе. Не знаю о ее привычках и характере. Внушала ли она симпатию? Чем любила заниматься в жизни? Что она нашла в этом мужчине? Сумел ли он сделать ее счастливой? Я знала только ее лицо – затерянное в толпе на черно-белой фотографии.

Однако дальнейшие расспросы могли вызвать у вдовца подозрения.

– Что ж, мне пора, месье Озёр. Вы получите деньги, как я и сказала, через пару месяцев. Мне просто хотелось объявить вам об этом лично – так все же лучше, чем посылать извещение по почте.

Я встала и протянула ему руку. Жесткие, шершавые пальцы обхватили мою ладонь и сжались на ней. Я представила, как эти заскорузлые пятерни скользят по красивому телу Розы. По ее шее, груди, животу. Ощущение, которое у меня тотчас возникло, было самым что ни на есть омерзительным.

– Кстати, месье Озёр, какой у вас рост?

Мой вопрос его удивил. Он пожал плечами, наливая себе еще вина:

– Метр семьдесят, а вам-то что?

– Ничего, месье.

«Мерку снять для вашего гроба», – могла бы я сказать, но сдержалась. Развернулась и зашагала к своей машине.

Если муж ниже жены – это не преступление. Не то чтобы это было очень красиво, конечно, сама я такую разницу в росте терпеть не могу, но все-таки не преступление. Разве что в том случае, когда вы ищете подозреваемого в убийстве, который ниже своей жертвы. И у нас был именно такой случай. Убедительного довода защиты для обсуждения в суде из этого сделать пока что я не могла – не исключено, что у меня и впредь ничего бы не получилось, – но я почуяла след, нащупала путь, пока лишь начало едва заметной тропинки, ступила на нее и устремилась дальше с величайшим энтузиазмом.

Перед возвращением в М. я задумала провести маленький эксперимент. Мне понадобилось три четверти часа, чтобы доехать на машине из М. до владений Кристиана Озёра, и я решила проверить, можно ли это время сократить. Обратно я мчалась на бешеной скорости, рискуя напропалую, и сумела улучшить свой первый результат на двадцать пять минут. В результате выяснилось, что расстояние от дома Кристиана Озёра до центральной площади города М. возможно преодолеть за двадцать минут. Значит, на дорогу туда-обратно у него могло уйти сорок минут плюс еще двадцать на то, чтобы найти в толпе Розу и задушить ее. Итого: муж, располагающий автомобилем – я видела его машину, припаркованную рядом с трактором в сарае, – имел возможность совершить злодеяние, уложившись в один час, это было физически выполнимо. А один час – как раз тот промежуток времени, в течение которого он отсутствовал на ферме в то утро, когда произошло убийство его жены. Только вот часы эти не совпадали, на чем и основывалось его алиби.