Читать книгу Три вентиля - Рональд Нокс - Страница 4

[3]

Я уже упоминал, что Бесподобная держала собственного врача, профессионала, лучшего из лучших, причем держала без всякой необходимости, в том смысле, что куда менее высокооплачиваемый доктор справился бы с такой работой ничуть не хуже. Но престиж Компании требовал иметь первоклассного специалиста и раструбить на весь мир, что он отказался от своей практики, дабы полностью посвятить себя трудам на ниве Бесподобной; это производило впечатление, равно как и огромное белое здание, и фриз, и пальмы в приемной. А вот собственного детектива Бесподобная держала по совсем другой причине. И факт этот не афишировали, даже в официальных сводках Компании данного джентльмена именовали не иначе как нашим представителем. Ни лупы, ни пинцета, ни револьвера у него не было, наркотиками он не баловался, глуповатого задушевного друга не имел и все же был частным детективом. Сыщиком-любителем я его назвать не могу, поскольку Бесподобная, как вы догадываетесь, платила ему весьма неплохо, однако он не имел ни малейшего касательства к Скотленд-Ярду, с которым упомянутые сыщики охотно сотрудничают.

Для Компании он не был бесполезным придатком, он выполнял самые что ни на есть практические задачи. Ведь не только в юмористических рассказах, но и в жизни встречаются скромные дельцы, полагающие, что куда выгоднее сжечь склад, чем продать товар. Встречаются и дамы – их имена Бесподобная ни под каким видом не предаст огласке! – которые закладывают свои драгоценности, покупают взамен поддельные, а затем, в случае их кражи, пытаются получить страховку как за подлинные. Встречаются и мелкие компании (хотите верьте, хотите нет), которые сперва продают свои акции ниже номинала якобы другой фирме, а на деле себе же, после чего бодро-весело заявляют о годовых убытках. Такие клиенты валом валили в Бесподобную, потому что, обворовывая столь гигантское предприятие, никто не испытывал угрызений совести, – мы ведь прекрасно знаем, как иные с легким сердцем увиливают от уплаты подоходного налога, ну а здесь разве не то же самое? За мошенничества Бесподобная никого к суду не привлекала, напротив, она предусматривала подобные хищения в своем бюджете и тем позволяла им продолжаться. Однако стоило возникнуть подозрению насчет темных делишек, в игру тотчас включался «наш представитель», ненавязчиво, естественно, и, наведя нужные справки, разумеется втайне от подозреваемого, иногда успешно разоблачал мошенничество, сберегая Компании не одну сотню тысяч фунтов.

Представителя Компании – и нашего героя – звали Майлз Бридон, это был добродушный, слегка медлительный здоровяк тридцати с небольшим лет от роду. Вырос он в семье адвоката, в меру известного и удачливого. Когда Майлз учился в школе, стало уже ясно, что пробивать дорогу в жизни ему придется самостоятельно, но вот каким образом – никто понятия не имел, все тонуло во мраке. Лентяем он не был, что верно, то верно, однако весьма страдал от собственных увлечений, которые постоянно мешали ему сосредоточиться. К примеру, он хорошо соображал в математике, но, поскольку, спеша «перейти к следующему пункту», забывал записать решение, оценки его оставляли желать лучшего. И кросс он хорошо бегал, но, бывало, посреди дистанции, заметив что-нибудь интересное, делал трехмильный крюк и в итоге приходил к финишу последним. Его неизменно увлекало какое-то одно предстоящее дело, но даже мысль о чем-то другом вызывала гримасу отвращения – такова была особенность его натуры. Начавшаяся война сыграла Майлзу Бридону на руку, так как разом решила для него вопрос о выборе специальности; ему посчастливилось – за годы войны он нашел себе дело по душе. Он стал офицером разведки, работал хорошо и даже блестяще, был отмечен в официальных донесениях, хотя наград не удостоился. А самое главное – его полковник оказался дружен с одним из младших директоров Бесподобной и, прослышав, что Компания ищет надежного человека на вышеупомянутую должность, порекомендовал Бридона. И Майлз получил предложение, как раз когда его демобилизовали; восторга оно у него не вызвало, но здравый смысл, которого ему даже в ту пору было не занимать, подсказал, что бывшему офицеру привередничать никак нельзя. Он был зачислен в штат, мало того, Компания приняла его условия: околачиваться без дела в конторе он не согласен, он будет дежурить дома, а в случае нужды с ним всегда можно созвониться.

За несколько лет Бридон стал для своих нанимателей совершенно необходим, то есть они думали, что не могут без него обойтись, хотя иной раз он относился к своим обязанностям небрежно, спустя рукава. Четыре запроса из пяти вообще его не интересовали, он попросту их игнорировал, и Уайтчепел[4] благодарил бога своих отцов за его, Бридонову, тупость. А вот пятый запрос нежданно-негаданно будил его капризное воображение; не жалея времени, не считаясь с неудобствами, он в конце концов добивался успеха, который по многу недель славословили потом в офисах Бесподобной, за закрытыми дверьми. К примеру, история с молодым пройдохой из Кройдона: он застраховал свой мотоцикл, но не застраховал тещу. Ее нашли у подножия насыпи, на глухой дороге в Кенте, причем не подлежало сомнению, что бедняжку вышвырнуло из мотоциклетной коляски, только умерла она (как сумел доказать Бридон) днем раньше, естественной смертью. Или другой случай: известный бутлегер – известный по крайней мере американской полиции – застраховал в Бесподобной все свои грузы, а затем сам же на себя донес, в результате чего бдительные служители Фемиды затопили в море сотни ящиков фальшивого груза, ибо в бутылках была морская вода. Или еще: некая светская дама очень хитро инсценировала кражу собственных драгоценностей, а на деле продала их в Париже. Все эти мошенничества импульсивное чутье Бридона вывело перед соответствующими инстанциями на чистую воду.

В сущности, все были о нем высокого мнения – кроме него самого. Потому что он горько жалел о необходимости, заставившей его стать шпионом, – он пользовался именно этим словом, – и без конца пугал своих друзей, объявляя, что намерен уйти в книготорговлю или заняться каким-нибудь сравнительно честным бизнесом. Спасало его в таких случаях только… влияние жены. Да-да, я знаю, в корне неправильно женить сыщика не в последней главе, а чуть ли не на первой странице. Но я не виноват. Виноваты насмешливые глаза и необычайно ловкие руки, крутившие баранку автомобиля, который в конце войны возил офицеров по Лондону. Бридон сдался в плен этим глазам и рукам и женился, поспешно, однако на редкость удачно. Анджела Бридон нимало не обольщалась насчет блестящего военного в хаки, что стоял с нею рядом у алтаря. В отличие от многих своих сверстниц она понимала, что свадебное настроение не вечно и остаток жизни ей придется провести с неопрятным, рассеянным увальнем, который частенько будет забывать о ее существовании. Она видела, что ему нужна, во-первых, нянька, а во-вторых, шофер, и была уверена, что отлично справится с обеими этими задачами. Она взяла его в мужья, со всеми его слабостями, – даже Бесподобная не смогла бы надежнее застраховать ее будущее.

Говорят, некий епископ, хотя, может, и не епископ, а просто какая-то важная птица, сумел выиграть в Риме свое дело; когда же друзья спросили, как ему это удалось, он ответил: Fallendo infallibilem[5]. Именно под таким девизом и управляла своим мужем Анджела: тотчас замечая во всех других людях малейшие задатки к плутовству, детектив даже и не подозревал, что жена умнее его и ради его же благополучия постоянно втихомолку плетет интриги. К примеру, Майлз любил вечерком разложить собственного изобретения пасьянс, ужасно длинный и мудреный: для него требовалось четыре колоды, а количество карточных перестановок было, по сути, неограниченным. В семье считалось, что Анджела хоть и усвоила принцип пасьянса, но по-настоящему раскладывать его не умеет. Однако, если Майлз оставлял незаконченный пасьянс на ночь – а так бывало частенько, – она вполне могла ни свет ни заря спуститься на цыпочках вниз и переложить одну-две карты так, чтобы все вовремя «сошлось» и не помешало мужниной будничной работе. Рад сообщить, что эти ее богоугодные обманы ни разу не раскрылись.

Недели через две после встречи мистера Моттрама с молодым сотрудником Бесподобной наша счастливая семейная пара, пообедав, сидела у себя в гостиной; Анджела штопала носки и время от времени почесывала спину сентиментального фокстерьера, Майлз раскладывал свой бесконечный пасьянс. Большой стол перед ним был сплошь устлан картами, а отдельные части композиции на столе не уместились и лежали на полу, но в пределах досягаемости. Когда зазвонил телефон, он умоляюще посмотрел на жену – ясно ведь, он по рукам и ногам связан своим пасьянсом, а ей ничего не стоит отложить штопку, отодвинуть с дороги фокстерьера и пройти в переднюю. Анджела сигнал приняла и просьбу выполнила. У них было железное правило: если она отвечает на звонок, который предназначен Майлзу, он должен догадаться, о чем шла речь, прежде чем она ему расскажет. Это полезно, говорила Анджела, развивает сыщицкое чутье.

– Алло! Миссис Бридон у телефона… Простите, а кто его спрашивает?.. Ах, это вы… Да, он дома, но к телефону не подходит… Нет, всего-навсего пьян… Слегка под градусом… Вы по делу? Прекрасно, именно этого он и хочет… Как? Как его фамилия?.. М-о-т-т-р-а-м. Моттрам, поняла… Никогда не слыхала… Где-где? A-а, в Центральных графствах, там у них, в этих графствах, сырость и вообще паршиво, н-да… Ой! Да что вы?.. Несчастный случай предполагают?.. В самом деле, обычно это означает самоубийство, верно?.. Где он жил?.. А где это?.. Ничего, ничего, я поищу на карте… В гостинице? Гм, выходит, и впрямь не в своей постели! Как называется?.. Ну и название – смех, да и только! Ладно, а куда Майлз должен ехать? В Чилторп?.. Да, пожалуй, мы сумеем выехать пораньше. Дело-то важное? Важное?.. О-о! Ну и ну! Я бы тоже не отказалась, если б Майлз оставил мне полмиллиона! Договорились, завтра он вам телеграфирует… Да, вполне, благодарю вас… До свидания… Ну давай, комментируй, – сказала Анджела, вернувшись в гостиную. – Ты что, так все время и раскладывал пасьянс? Небось ни слова не слышал?

– Сколько раз говорить, что память и внимание находятся между собой в обратной зависимости? Я помню все, что ты сказала, как раз потому, что не обращал на это внимания. Звонил Шолто: во-первых, звонок был деловой, а во-вторых, ты хорошо знакома со звонившим, во всяком случае, надеюсь, с торговцами ты так не разговариваешь.

– Правильно, Шолто, звонил из конторы. Хотел поговорить с тобой.

– Я так и думал. А что, обязательно нужно было выставлять меня пьяницей?

– Ну, просто ничего более путного в голову не пришло. Не могла же я сказать ему, что ты раскладываешь пасьянс?! Он бы наверняка решил, что у нас несчастливый брак. Продолжай, Шерлок!

– Моттрам, проживающий в Центральных графствах, в каком-то месте, о котором ты слыхом не слыхала, но в данный момент остановившийся в деревне под названием Чилторп… Ну, стало быть, этот Моттрам умер, и его смерть требует расследования, это ясно.

– А откуда ты знаешь, что он умер?

– Ты так ойкнула… и, кстати, сама сказала, что он умер не в своей постели или вроде того. Далее: речь идет о полумиллионной страховке… вероятно, на дожитие? Нет, честное слово, из-за этих страховок случается больше преступлений, чем из-за психоанализа.

– Ну что ж, ты все понял правильно. А от чего он умер?

– От чего-то, что обычно означает самоубийство… в смысле, тебе так кажется. Может, снотворное? Веронал?

– Нет, дурачок, газ. Невыключенный газ. А скажи-ка, где находится этот Чилторп?

– На железной дороге. Если мне память не изменяет, Чилторп и Горрингтон, между Буллз-Кроссом и Лоугилл-Джанкшн. Но этот человек, по твоим словам, вообще-то живет в другом месте?

– Да, в Пулфорде, по крайней мере мне так послышалось. Шолто сказал, это где-то в Центральных графствах.

– Пулфорд… Пулфорд… Господи, ну конечно! Жуткая дыра. Там не то шагомеры выпускают, не то детские коляски, не то еще что-то… По-моему, за день на машине можно добраться. Хотя нам все ж таки нужно в этот самый Чилторп. Ты не посмотришь в справочнике, а я пока закончу ряд, ладно?

– Я, наверно, никогда не доштопаю этот носок. Разве что у тебя на ноге. Хорошо, сейчас погляжу… Пулфорд, ага, вот он, голубчик… И выпускают там не шагомеры и не коляски, а вовсе даже канализационные трубы. Еще у них есть классическая школа и сумасшедший дом, а приходская церковь представляет собой прекрасный образец раннего периода поздней английской готики, полностью отреставрирована в тысяча восемьсот втором году, про них всегда так пишут. После тысяча восемьсот пятидесятого года стал резиденцией епископа римско-католической церкви. Баптистская часовня…

– Я разве не сказал, что хотел бы узнать про Чилторп?

– Всему свое время. Та-ак, Чилторп… между прочим, это не деревня, а церковный приход. Две с половиной тысячи жителей. Тут довольно много написано насчет тамошнего прихода. Расположен на реке Баск… места рыбные, ловится форель.

– О, это уже лучше.

– Что ты имеешь в виду?

– Как что? Похоже, малый впрямь жертва несчастного случая. Он поехал туда на рыбалку, а люди не ездят в чужие деревни, чтоб покончить с собой.

– Разве что дома у них электричество, а они решили отравиться газом.

– Верно. Кстати, гостиница как называется?

– «Бремя зол». Забавно, ей-богу.

– Давай-ка теперь посмотрим по карте.

– Уже смотрю. Ага, вот он, Баск. Ой, надо же, на Баске есть деревня под названием Моттрам.

– Где-нибудь поблизости от Чилторпа?

– Его я еще не нашла. Сейчас… Да, милях в четырех. И между прочим, всего в двадцати милях от Пулфорда. Ну так что? На машине поедем?

– Почему бы и нет? «Роллс» в отличной форме. Дня за два, за три управимся, должно быть; если повезет, остановимся в «Бремени зол», а юному Френсису отнюдь не повредит денек-другой побыть на попечении няни. Ты его избаловала, совсем мальчишка на шею сел.

– Ты не заслуживаешь иметь сына. Тем не менее, по-моему, ты прав. Я не рискну отпустить тебя одного в приход, где две с половиной тысячи жителей, среди которых есть и женщины. Майлз, дорогой, это же будет твой большой успех, да?

– Наоборот, я незамедлительно сообщу директорам, что усопший джентльмен неловко обращался с газом, и пусть их платят сполна, как спортсмены. Кроме того, я покажу им, что они вообще зря тратят деньги на содержание частного шпиона.

– Прекрасно, тогда я с тобой разведусь. А сейчас я иду спать. Смотри, еще один ряд, не больше, – завтра нам рано вставать.