Читать книгу Три вентиля - Рональд Нокс - Страница 6

Бридоны не убереглись от еще одной порции миссис Дэвис: очень скоро она пришла сообщить, что для них приготовлена наверху большая комната, если угодно, она их проводит, только осторожно – потолок над лестницей низковат, можно ушибиться. Дом и правда был несуразный, как обычно в провинциальных гостиницах, на трех или четырех уровнях; даже из одного номера в другой так просто не попадешь – непременно ходи вверх-вниз или вниз-вверх по ступенькам. На лестничной площадке миссис Дэвис обернулась и театральным жестом указала на дверь, помеченную цифрой «5».

– Здесь! – возгласила она, и целая гамма чувств, прозвучавшая в ее голосе, не оставила сомнений в том, что именно здесь находится. В этот миг, явно повергнув миссис Дэвис в замешательство, дверь отворилась, и в коридор вышел невысокий смуглый джентльмен; как позднее выяснилось, Бридоны совершенно правильно угадали в нем секретаря. Следом за ним, в штатском, шагал полицейский – сей факт не скроешь никакой маскировкой. Обыкновенно Бридон вел свои разыскания самостоятельно, а зачастую и без ведома официальных представителей закона. Однако нынче судьба сыграла ему на руку.

– Ба! – воскликнул он. – Лейланд!

Он не ошибся; однако я не стану утомлять читателя дальнейшими подробностями встречи – удивленными возгласами, расспросами, воспоминаниями, объяснениями. В войну Лейланд и Бридон два с лишним года служили в одном батальоне; было это в ту пору, когда власти наконец осознали, что в Англии определенно не хватает молодежи из хороших семей, которую можно одеть в офицерский мундир, и инспектор полиции, зарекомендовавший себя как результативный работник, с легкостью получил офицерский чин, а после демобилизации с такой же легкостью вернулся на прежнее место. Воспоминаниям о давнем армейском братстве конца-краю не предвиделось, на людей сугубо штатских они только скуку наводили, поэтому Бринкман спустился вниз, а Анджела Бридон ушла к себе, не дожидаясь, когда приятели вдоволь наговорятся; более того, даже миссис Дэвис, которой не удавалось вставить ни словечка, ретировалась на кухню.

– Здорово все-таки, – сказал наконец Лейланд. – Я наверняка останусь здесь на несколько дней, пока мало-мальски не проясню ситуацию. Если ты занимаешься этим же делом, ссориться мы с тобой не станем. Хотя, откровенно говоря, я не вполне понимаю, с какой целью тебя сюда прислали.

– Видишь ли, этот человек застрахован на очень крупную сумму, а Компания по той или иной причине склонна подозревать самоубийство. Если это подозрение подтвердится, они, конечно, платить не будут.

– Я бы на твоем месте повременил с выводами денек-другой. Вам с миссис Бридон не грех и передохнуть немножко… Хотя версия самоубийства в данном случае сразу отпадает.

– Но ведь, оставляя газ открытым, люди кончают с собой, верно?

– Да, однако они не встают и не закрывают газ, чтобы затем лечь и умереть. И окно не отворяют, и не забывают его закрыть…

– Газ был закрыт? А окно распахнуто? Ты хочешь сказать…

– Я хочу сказать, если это было самоубийство, то очень уж странное, а если несчастный случай, то опять-таки очень странный. Заметь, я говорю это тебе, но ты, уж пожалуйста, держи язык за зубами. Кое-кто здесь, в гостинице, знает больше, чем надо. Словом, молчок!

– Понятно. Давай-ка посмотрим, кто у нас тут есть. Моттрамовский секретарь, потом, очевидно, тот старый джентльмен, которого я видел у реки, миссис Дэвис, буфетчица и коридорный – больше я пока ни о ком не слыхал. Правильно, подозрения с них снимать нельзя. Но я бы хотел, если ты позволишь, взглянуть на комнату. Мне кажется, там найдется кое-что любопытное.

– Тогда, по-моему, лучше сделать это прямо сейчас. Вечером приедут за покойником, а пока в комнате почти ничего не трогали. И светло еще, можно все осмотреть.

Гостиница явно знавала лучшие дни, потому что этот номер, как и бридоновский, был весьма просторный и определенно мог служить этакой однокомнатной квартиркой. Но обои давно требовали замены, мебель вытерлась, отделка не могла похвастаться изяществом – короче говоря, пулфордский богач приезжал сюда наверняка лишь потому, что здешние края славились превосходной рыбалкой и другой приличной гостиницы поблизости не найдешь. В Чилторпе, хотя поселок стоял возле бурной реки, электричества не было; однако гостиница и один-два соседних дома освещались ацетиленом, который поступал от генератора, снабжавшего квартиру священника и приходский дом. Этот-то газ, чей неприятный запах еще и теперь, два дня спустя, висел в воздухе, надо полагать, и был виной тому, что на кровати перед Бридоном и Лейландом покоился хладный труп.

Бридон на него даже не смотрел. В медицине наш детектив был профаном, да и причина смерти не вызывала сомнений – и местный доктор, и врач, приглашенный полицией, единодушно заявили, что все симптомы характерны для отравления газом, иные симптомы отсутствуют, нет ни следов насилия, ни даже следов борьбы; человек, вероятно, умер во сне, как если бы принял слишком большую дозу наркотика. У изголовья кровати стоял стакан с засохшими остатками какой-то белесой субстанции. Заметив его, Бридон вопросительно взглянул на Лейланда.

Тот покачал головой:

– Без толку. Мы делали анализ, это какое-то слабенькое снотворное. Моттрам изредка принимал его, когда плохо спал, особенно не дома. Штука совершенно невинная, по словам врачей, человека не убьет, даже если он целое ведро выпьет.

– Да, теперь ясно, почему он так крепко спал, что не почувствовал утечки газа.

– Верно, но коли уж на то пошло, тут есть над чем поразмыслить. Я имею в виду, если это убийство, то совершил его, видимо, кто-то хорошо знавший привычки Моттрама.

– Конечно, если это убийство. Но если мы имеем дело с самоубийством, напрашивается вывод, что человек накачался снотворным, рассчитывая умереть не так мучительно. А вот несчастный случай однозначно отпадает: больно уж все складно – свалился от снотворного в ту самую ночь, когда газ остался открытым. Ну-ка, посмотри, что тут с газом…

Неподалеку от двери на стене был газовый рожок, первоначально комната не имела другого освещения. Но когда из нее сделали «первоклассный» номер, для газа смонтировали еще один выход и длинной резиновой трубкой соединили его с лампой, которая стояла у окна на письменном столе. Итак, всего было три вентиля, рядышком, возле рожка. Один открывал горелку самого рожка, второй обеспечивал работу настольной лампы, а третий, наиболее старый, ближний к стене, перекрывал поступление ацетилена к обеим горелкам сразу. Сейчас этот третий вентиль был закрыт; точно так же закрыт был вентиль рожка, а вот вентиль настольной лампы – открыт.

– Они были в таком положении, когда нашли труп? – спросил Бридон.

– Да. Мы, конечно, успели покрутить их туда-сюда, проверили, обе ли горелки действуют нормально. Оказалось, все исправно. Кроме того, проверили, нет ли на вентилях отпечатков пальцев – ну, ты знаешь, с помощью порошка.

– И как?

– «Пальчики» есть только на общем вентиле: его открыли, надавив справа большим пальцем. И ни малейших следов, показывающих, что газ закрывали.

– Чертовски странно.

– Перчатки?

– A-а, ну да, ведь, по-твоему, это убийство. Все равно, если даже так, убийца, очевидно, сперва открыл вентиль, а потом закрыл. Почему же в одном случае он прятал следы, а в другом нет?

– Видишь ли, газ-то открыл Моттрам. Общим вентилем. Вентиль от настольной лампы, похоже, был открыт все время – по крайней мере, следов на нем нет. Тоже странно.

– Да, если он хотел всем внушить, что покончил с собой. Если же нет, сам понимаешь, ситуация весьма смахивает на блеф.

– Понимаю, ты считаешь, что это самоубийство, замаскированное под несчастный случай. А по-моему, это убийство, замаскированное под самоубийство. Для тебя главная трудность, как я полагаю, – объяснить, каким образом вентиль оказался закрытым.

– А для тебя?

– Не буду скрывать: дверь была заперта, и ключ торчал изнутри.

– Но как же тогда вошли в комнату и обнаружили труп?

– Взломали дверь и вошли. Она от старости трухлявая, как и все в этом доме, петли выскочили вместе с шурупами. Вот, гляди, шурупы пришлось заменить.

– Дверь, значит, заперта изнутри. А окно? – Бридон пересек комнату. – Решетка?

Окно было старинное, с частым переплетом, зарешеченное изнутри – чтобы кто попало не совался. Створки открываются наружу, но до самой стены не доходят: под углом сорок пять градусов к ней срабатывают пружинные защелки. Как раз в таком положении и застал окно Бридон.

– Ишь ты! Оно и тогда было в таком положении? – спросил он.

– Точь-в-точь. Открыто настежь. Вот и пойми, отчего газ не выдувало сразу на улицу, ведь, по словам Бринкмана, ночью в понедельник был сильный ветер. С другой стороны, при этакой решетке влезть в комнату никто вроде бы не мог.

– Думаю, ты еще хлебнешь трудностей с твоей версией.

– А ты, Бридон, с твоей. Взгляни-ка на эту рубашку. Запонки были аккуратно вставлены еще с вечера, и рубашка, заметь, чистая – видно, что ее еще не надевали. Скажешь, человек, который собирается покончить с собой, станет валандаться с какими-то дурацкими запонками?

– А по-твоему, человек пойдет на рыбалку в крахмальной сорочке?

– Да, если он преуспевающий фабрикант. Мысль о том, что для занятий спортом надо надевать специальную одежду, принадлежит имущему классу. Если хочешь знать, я видел фермера, который косить вышел в манишке, лишь бы всем было ясно: он фермер, а не поденщик.

– Допустим, ты прав, но разве человек, решивший покончить с собой, не может вставить в рубашку запонки только затем, чтобы, глядя на это, никто и не подумал о самоубийстве? Не забывай, речь идет о полумиллионном наследстве. Невелик труд – ради таких-то денег!

– Я вижу, ты совершенно уверен, так что спорить бессмысленно. А не то бы я добавил, что он еще и часы завел.

– Ну и что? Педанту куда труднее оставить часы незаведенными. Кстати, он курил? – спросил Бридон.

– Бринкман говорит, не курил. Судя по всему, так и есть.

– Надо бы издать закон, обязывающий людей курить. Особенно в постели… Если б он курил в постели, мы бы небось добыли очень неплохую информацию насчет его истинных планов. Но как я понимаю, в спальне он, уж во всяком случае, не курил; спичка тут всего одна – ею зажгли газ, и она даже на четверть дюйма не сгорела.

– Мне эта спичка тоже покоя не дает, – кивнул Лейланд. – На каминной полке целый коробок лежит, но там спички самые обыкновенные. А эта размером поменьше, и в карманах у него я таких больше не нашел.

– Может, служанка заходила зажечь газ?

– Исключено. По крайней мере, миссис Дэвис говорит, что у них это не принято.

– Он лег спать, когда уже стемнело?

– По словам Бринкмана, было около десяти. Дорогу под ногами разглядишь, но и только. Вот ему и пришлось зажечь газ, чтобы вставить в рубашку запонки… Между прочим, на столе осталось письмо, вероятно написанное позавчера, поздно вечером, хотя доказать это мы не в состоянии.

– Письмо? Что-нибудь важное?

– Адресованное в какую-то местную пулфордскую газетенку. Вот, прочти, если хочешь. – И Лейланд, взяв из бювара лист бумаги, подал его Бридону.

Текст гласил:

«Редактору «Пулфорд игзэминер».

Милостивый государь!

Ваш корреспондент, некто «Брут», выражая недовольство закрытием Моттрамовского центра отдыха в семь часов вечера, пишет, что этот подаренный городу Центр «сооружен на деньги, отнятые у бедняков». Так вот, милостивый государь, я не имею касательства к решениям муниципалитета об открытии Центра отдыха и закрытии оного. Я пишу вам как частное лицо, как гражданин, который сделал все, что в моих силах, чтобы жизнь граждан Пулфорда стала повольготней, и хочу знать, зачем нужно вовлекать мое имя в эту дискуссию, да еще в таких оскорбительных формулировках, которые использовал «Брут». Этот Центр отдыха подарен мною пулфордским жителям двенадцать лет назад, и вовсе даже не потому, что я надумал «откупиться», а потому как мне шибко хотелось, чтобы они, особенно ребятишки, кое-когда подышали свежим воздухом. Ежели «Брут» соизволит предъявить документы, которые обскажут, где и как мои работники получали меньше, чем положено…»

На этом месте письмо обрывалось.

– Пером он не больно-то ловко владел, – заметил Бридон. – Думаю, утречком нашему приятелю Бринкману пришлось бы переводить все это на английский. Да-да, я знаю, что ты сейчас скажешь: если б он решил покончить с собой, то или не стал бы вовсе начинать письмо, или потрудился бы дописать его до конца. Но как бы там ни было, мне это письмо не нравится… Между прочим, пора нам идти обедать, а то они бог весть чего напридумывают! Еще вообразят, что мы тут слишком долго вынюхиваем, а? Ладно, Лейланд, я не буду портить тебе музыку. Как насчет пари на пять фунтов – самоубийство или убийство?

– А что? Я не против. Тогда давай без секретов.

– Давай. Играем в открытую. Но каждый будет ежедневно записывать свои подозрения и аргументировать их, а потом мы сравним свои заметки. A-а, миссис Дэвис? Да, конечно, сейчас идем.