Читать книгу Тело в силосной башне - Рональд Нокс - Страница 6

Сесил Уорсли принадлежал к разряду людей, отражающих значимость Англии для всего мира. И в то же время вы не перестаете гадать, кто же они такие, эти люди. Видели и узнали бы его в лицо, наверное, не больше тысячи человек, но Сесил всегда находился в самой гуще событий. Он был значимым среди значимых: влиял на мнение этих людей в большей степени, чем почти все гражданские службы, вместе взятые, ну и уж куда как больше, чем электорат.

Трудно было бы описать Уорсли, разве что с помощью длинного перечня литаний[7] – если бы не многочисленные «но» и «не» вдобавок. Человеком он был обеспеченным, но богачом вряд ли можно было его назвать. Происходил из приличной семьи, но в генеалогическом древе не просматривалось никаких связей со знатью. Нельзя было также сказать, что его связи помогли бы ему подняться до таких высот. Он был умен, это несомненно, ведь за спиной у него осталась блестящая академическая карьера, но любой, следящий за блестящими академическими карьерами знает, что в девяноста процентах случаев они заканчиваются ничем. Сесил Уорсли не контролировал никаких деловых интересов, не издавал газет – по крайней мере тех, которые все знают и читают. Мужчина никогда не выступал в парламенте, не поддерживал ни одной политической платформы по наущению своих друзей. Он не являлся ни государственным служащим, ни банкиром, никем из тех, кто сейчас воображает, будто способен создать божий рай на земле. Уорсли был вхож во многие знатные дома, но при этом не извлекал для себя никакой выгоды – вы никогда не видели в газетах его фотографий, демонстрирующих, как он смотрит скачки в Катвике или загорает на пляже на Ривьере. В «Кто есть кто» нашлось для него местечко, но приведенные там сведения были крайне скудны – говорилось, что он увлекается коллекционированием старинного фарфора. Сесил Уорсли писал, но по большей части под псевдонимом или вовсе не подписывался, а знаменитые и самые важные его интервью происходили за ланчем. Никто не знал, является ли он либералом, консерватором или социалистом; верующий ли он или атеист. Да как-то и неуместно было поднимать этот вопрос, когда вы разговаривали с Сесилом Уорсли.

Однако с ним считались, его невероятно уважали. О его визитах в Нью-Йорк или Женеву никогда не упоминалось в газетах, его неподписанные статьи, его советы политикам, его выбор правильного кандидата на освободившийся пост – словом, все говорило о том, что влияние этого человека никак нельзя было преуменьшить. Анджела постаралась скрыть свое невежество – женщина ни разу в жизни не слышала о Сесиле Уорсли. А ее муж, которому она вкратце пересказала весь этот разговор во время переодевания к обеду, понимал, что должен был бы знать об этом человеке, но не удосужился. И оба они лишь подивились тому, что такая важная персона может делать на подобной вечеринке, совсем не модной и уж ни капельки не официальной. Объяснение, услышанное Анджелой на следующий день, оказалось простым: Сесил оказался старым другом миссис Халлифорд и часто приезжал в Ластбери отдохнуть от городской суеты и своих многочисленных занятий. И действительно, все его манеры говорили о том, что мужчина здесь дорогой и желанный гость, который может встать и выйти из комнаты в любой момент, не обращая внимания на компанию, который может читать книгу во время всеобщей беседы, который выходит на прогулку один и постоянно опаздывает к трапезе. И тем не менее Сесил чувствовал себя здесь в своей тарелке и за обедом по-дружески и без всякой снисходительности общался с этой разношерстной компанией.

– Мне очень жаль, мы должны были прислать за вами «Бридж», – сказала ему миссис Халлифорд. – Но Тото, как всегда, расклеился, а Уолтер так и не обзавелся приличной машиной. Я просто сгораю от стыда, когда нам приходится возить в нашей машине гостей. Впрочем, она довольно удобная.

– И прекрасно себе бегает, – заметил Уорсли. – Вот уж не думал, что они способны производить машины с такими хорошими моторами.

– Должно быть, все же немного трясет на этих сельских дорогах, – предположил Бридон. – Нам пришлось объезжать пару совсем гиблых мест, миссис Халлифорд.

– Что ж, мы должны быть благодарны за то, что главная дорога существует и в полном порядке, – сказал Уорсли. – Полагаю, пару столетий назад дороги в том графстве были совсем уж непроезжими, особенно в зимнее время. Если, допустим, приехать в октябре, визит мог бы затянуться до четырех месяцев. Сущее наказание для хозяев.

– О, напротив, это было бы замечательно, – возразила ему миссис Халлифорд. – Вы непременно должны приехать к нам еще раз поздней осенью, мистер Бридон, и мы готовы специально для вас подпортить дорогу, чтобы вы смогли остаться подольше. Надеюсь, вы легко ее нашли? Обычно приехавшие в первый раз люди сбиваются с пути.

– Да, поначалу мы заблудились, но добрые люди указали нам на силосную башню. Она – превосходный ориентир в этих краях. Вам следовало бы нанести Ластбери на карту, миссис Халлифорд.

– Все это, конечно, очень хорошо, но я бы предпочла иметь поблизости уютную деревенскую церквушку среди деревьев и чтобы рядом были похоронены многочисленные предки. Да я бы все на свете отдала, чтобы носить фамилию Вайнер и чтобы вокруг имения раскинулись местечки под названием Саттон-Вайнер и Мильтон-Вайнер. Это так феодально!

– Странное дело, – заметил Уорсли. – Знаете, в чем состоит главное различие между Англией и Шотландией? В Англии биография – это ключ к географии. А в Шотландии все ровным счетом наоборот.

– Повторите, пожалуйста, Сесил, только попроще. Я не уловила.

– Да все очень просто. Я хотел сказать, что в Англии большие семьи всегда называли места своими фамилиями: если вы Смит, то деревня, в которой вы проживаете, будет называться Маддлфорд-Смит, чтобы можно было отличить ее от Маддлфорд-Парва. А в Шотландии стоит только младшему сыну из семьи Макнаб построить себе какую-то жалкую охотничью хижину в местечке Стрэтбогл, как его потомки уже будут называть себя Макнабами из Стрэтбогла, так дальше и пойдет. Интересно, откуда Шекспир так хорошо знал Шотландию? «Гламис зарезал сон, зато отныне не будет спать его убийца Ковдор»[8]. Вы никогда не найдете у Шекспира строчки, где бы он называл лорда Бёргли Хэтфилдом.

– Он всегда вводил в число действующих лиц и валлийцев, верно? – вставила Филлис Морель, сидевшая рядом с Бридоном. – Был один такой персонаж в «Виндзорских проказницах». Смотрела тут на днях специально, когда мы играли в шарады, – искала, как бы обыграть Фальстафа. Помните, Миртл, с каким трудом нам удалось запихнуть Уолтера в корзину для белья?

– Рыбалкой увлекаетесь? – спросила Бридона миссис Халлифорд. Все же странная привычка у этой женщины, подумал он, так резко менять тему разговора.

– Боюсь, что нет. Но я, знаете ли, играю в гольф и считаю, что у человека должно быть только одно увлечение, а не два, иначе он не преуспеет ни в том, ни в другом. Наверное, здесь все увлекаются ловлей форели? Мы видели по дороге, что рыба так и выпрыгивает из прудов.

– Да, это самые подходящие места для ловли форели. Хотя, как говорит Уолтер, клюет она почему-то плохо. Нет, я не выношу эти занятия, гольф в том числе, – сплошная скука, слишком медленно. Мне хочется скорости все время.

– Забавно, что вы упомянули об этом, – заметил Уорсли. – Как раз размышлял на эту тему, проносясь на полной скорости по мосту. Обогнал всадника на лошади, тот скакал куда-то по своим делам, и это выглядело так удручающе старомодно. Я начал размышлять над тем, так ли кардинально отличается новое поколение от нашего, или это просто появился совершенно иной класс людей. Возник сам по себе. Я хотел сказать, если у человека вдруг расшатались нервы, он обычно ищет себе занятие для успокоения, идет и подбирает себе какое-то неторопливое занятие, ну, к примеру, рыбную ловлю. Теперь же люди, как мне кажется, проявляют стремление взвинтить себе нервы до предела, наверное чтобы подавить нарастающий крик. И это происходит потому, что нервное восприятие у них обострилось, или по какой-то другой причине?

– Лично мне не нужна скорость, чтобы обуздать нервы, – заметила мисс Морель. – Я просто получаю от нее удовольствие.

– «Спеши, лети, торопись, чтобы припасть к коленям Бога»? – вопросительно процитировал Уорсли. – Так до сих пор и не могу понять, зачем это Хенли понадобилось приплетать сюда теологию.

– Филлис в точности такая же, – закивала миссис Халлифорд, – но лично мне кажется, все происходит от желания двигаться быстрее остальных. Я всегда почему-то хочу догнать и перегнать машину, которая едет впереди меня. Наверное, поступала бы точно так же, если б ездила в повозках, запряженных ослами. Стремилась бы обогнать другие ослиные повозки.

– Наверное, в том же и состоит прелесть этих акций по сбору мусора, – заметил Бридон, избегая смотреть жене в глаза. Муж понимал, что женщине ненавистно его лицемерие: разве не далее как вчера он притворялся, будто категорически не понимает сути и смысла подобных развлечений. Впрочем, к черту все это, человек должен уметь вписаться в компанию.

– О, так вы наслышаны о наших забавах? Нет, поначалу мы увлекались поисками сокровищ, но соседи начали возражать. Бейзил Фриленд неправильно прочел одну подсказку и перекопал у них все грядки с картошкой. А принадлежали эти посадки милейшему старикану с седыми бакенбардами и в шляпе-котелке, однако с нами он был далеко не мил, а страшно разозлился. Вот и пришлось найти себе новое развлечение.

– А подходящие кандидатуры имеются? – спросил Толлард, сидевший прямо за Филлис Морель. – Я тут участвовал в одном мероприятии, так нам пришлось подбирать священников.

– Дело непростое, – заметила Филлис. – Ну и как же вы справились?

– О, я оставил своего напоследок. Потом стал кружить возле аббатства, увидел одного, очевидно, близорукого и выкрикнул: «Такси, сэр?» Поначалу он ничего не заподозрил, но, когда доехали до окраин, забеспокоился, ну и был далеко не в восторге, хоть мы довезли их только до Стейнс.

– В Лондоне гораздо легче, – посетовала миссис Халлифорд. – А здесь люди слишком уж чувствительные. Тут недавно вывозили черные классные доски из деревенских школ. Мне лично эта идея показалась неплохой, хотя бедняга Джеймс Лоусон, который глух, как тетерев, потратил уйму времени, гоняясь вместо них за черными дроздами. И никто вроде бы не имел ничего против, потому как мы позже отдавали их обратно – уж дети точно не возражали. А вот с учителями взаимопонимания не возникло. Мы потеряли популярность в этих краях, но настоящие неприятности начались, когда мы с раннего утра отправились собирать мусорные баки. И не то чтобы их владельцы особенно жаловались. Скандал разразился из-за того, что мы свезли их в бесплатную библиотеку. Туда почти никто не ходит, но полиция возражала. Ну и мы на время решили отказаться от этих вылазок. Хотя можно устроить игру с тайным бегством влюбленных.

Филлис Морель захлопала в ладоши.

– Тайное бегство влюбленных! Звучит божественно. А как в нее играют?

– Точно не скажу. Читала тут на днях об этой игре, но правила там были обозначены туманно. Сама никогда не пробовала, так что, видно, придется самим разрабатывать правила.

– Так давайте займемся этим прямо завтра.

– Если погода позволит. Но вообще-то игра проводится ночью, так что у нас будет время все продумать и организовать.

Анджела, сидевшая на другом конце стола, поздравила мистера Халлифорда с тем, что ему нет нужды всерьез заниматься фермерством, поскольку он достаточно богат.

– Постоянно слышу от друзей, что единственный недостаток фермерства заключается в том, что ты рано или поздно неизбежно разоряешься. А вам такая опасность не грозит, и вы можете в свое удовольствие интересоваться всем этим овсом и прочими культурами, растущими тут повсюду. Просто идеально.

– Да, стараюсь проникнуться этим духом, – признался Халлифорд. – Но знаете, это похоже на медицину, а медицина поначалу всегда пахнет дурно.

– Не совсем понимаю, при чем тут медицина?

– Видите ли, у меня расшатались нервы, и врачи посоветовали отказаться от бизнеса и найти себе вместо этого какое-то успокаивающее занятие. Ну, вот я и подумал, что фермерство подходит как нельзя лучше. Одно огромное преимущество – здесь, слава богу, так тихо и спокойно.

– Не верьте ему, миссис Бридон, – вставил Карберри, сидевший по левую руку от нее. – Все как раз наоборот: нервишки у него разгулялись сразу после того, как он стал жить тихо и спокойно. Вот, скажем, в Южной Африке никаких проблем с нервами не было. Там у людей смягчаются нравы; если человек сколотил состояние, то может остановиться, отдохнуть и подумать.

– Я бы не стала сравнивать это с фермерством, – заметила миссис Арнольд, сидевшая слева от него. – Настоящий фермер вечно пребывает в тревоге – будет завтра дождь или нет. Настоящим фермерам, как Лесли, к примеру, надобно, чтобы дождь пошел прямо сейчас, а Уолтеру плевать. Ему все равно, что будет с корнями растений, как и всем прочим подобным ему людям, выбрасывающим деньги на ветер, покупающим разрушенные дома в деревнях со всеми этими силосными башнями, тракторами и прочим. Настоящие фермеры не в силах привлечь внимание правительства к своим проблемам и нуждам. «Да вы посмотрите на этого человека, Халлифорда, – скажут они. – У него все в порядке».

Настал момент, когда все дамы поднялись из-за стола, и аграрная тема была, к счастью, похоронена.

– Но если б я была на месте мистера Халлифорда, – пробормотала себе под нос Анджела, выходя из столовой, – я бы использовала деньги, чтобы окружить себя людьми. Людьми, которых люблю и которые отвечают мне взаимностью.