Читать книгу Мошки в янтаре. Скуй мне панцирь ледяной. Черный пепел, красный снег. Ключ - Рони Ротэр - Страница 5

Подвода громыхала по обледенелой дороге. Зараэль, подобрав ноги, сидела на пустых мешках, накрывшись толстой дерюгой. Совсем недавно она уяснила для себя интересную вещь – нет необходимости устилать путь трупами. Иногда этого не требуется. Как сегодня, когда она намеревалась уйти из города. У городских ворот патруль проверял всех, покидающих Вестрог. Порожние телеги и возы скопились у выезда, а возчики крыли солдат, на чем свет стоит. Зараэль из-за угла наблюдала, как невозмутимо стражи орудуют по возам, расшвыривая мешки и корзины. Как вглядываются в лица людей. С одной женщины – чернявой и сероглазой, чей муж негодующе орал, пока его держали солдаты, сорвали платок. Оглядели, отпустили. Зараэль отступила за стену, прикусила ноготь, задумавшись. Мимо по булыжникам прогрохотала пустая телега, запряженная парой волов.

– Стой, стой, – возница – седобородый старик в малахае и тулупе, натянул вожжи, поравнявшись с южанкой, и хлопнул себя по коленям. – Вот нежадача, и тута жатор.

Он слез с телеги, обошел её кругом, глядя на колеса, сокрушенно покачивая головой.

– Ох, дорожка городская. На булыжниках энтих и шкворни порастерять не долго. Как ж, милая, живете тута, а? Пятки, небось, в шишках?

И, повернувшись к Зараэль, вопросительно поднял брови.

– Я не местная, – раздраженно буркнула южанка, отвернувшись от старика, и продолжив наблюдать за воротами.

– Чего на стражу жыркаешь? – заинтересовался дед. – Вытти хошь? Натворила чего? Ох, молодежь. Сперва в город на жаработки, а потом до дому голяком.

– Ты чего пристал? – холодно взглянула на него Зараэль.

– Я говорю, ежели стражу опасаешься, прыгай ко мне в телегу. Висьмирь не выдаст – волк не съест.

Зараэль опешила. Дед понял её замешательство, поманил рукой.

– Давай, давай, жалежай, ложися, да дерюжкой вона прикройся вся. И стони погромчей.

– Чего делать? – не поняла южанка.

– Стонай, хнычь, ай-ай, ох-ох, – дед скорчил болезненную мину.

Подъехали к воротам. Зараэль, наученная дедом, скорчилась под дерюгой, стонала и всхлипывала почем зря.

– Чего везешь? – услышала она рядом с телегой голос низкий мужской голос.

– А чего отседова вывежешь?! – внезапно накинулся на солдата дедок, замахиваясь хворостиной. – Мало того, што впополам жа харч жаплатили, ешчо и внучку попортили! Бесстыдники жележнолобые! Вона девка, совшем шлегла, до чахотки довели, поди!

Кто-то из солдат хохотнул. Зараэль подпустила в стоны переливов, захрипела и закашляла.

– Эй, дед, потише! – отступая, возмутился солдат. Потом, осторожно приподняв край дерюги, попытался заглянуть под неё.

– Ты ешчо под подол ея жагляни! – взвизгнул дед, и несильно щелкнул солдата хворостиной по руке. – У самого, небось, жинка имеется, так чего под чужие юбки жыркаешь?

– Проезжай! – рявкнул солдат, которому надоела эта перепалка.

Дед, не переставая браниться и хулить солдатские нравы, хлестнул волов, и телега проползла в ворота, минуя стражу и оставляя позади Вестрог.

Зараэль взглянула на деда, правившего волами, и снова подумала о том, как мало она знакома с миром вне острова, на котором выросла.

Возчик оглянулся и доброжелательно улыбнулся оставшимися тремя зубами.

– Ожябла? – спросил, пришепетывая.

– Немного.

– Ништо, малость погодь. После жаката до Прилесья дотрюхаем, на ночь на постой у Жобешка встанем. Я тама жавсегда ночую. Жавтрева черный лес минуем, а тама, почитай, и Грижень.

Зараэль неловко улыбнулась деду. А тот, отвернувшись, легонько стегнул волов хворостиной.

– Шибче, шибче, орлики мои.

Южанка скользила взглядом по заснеженной равнине с редкими перелесками, по которой тянулась дорога. Во встречном направлении шли все новые и новые дружины ополченцев – в разнокалиберной одежде, с котомками за спиной. Один раз прогремел доспехами литт ратников под вымпелами Зоротронда. Туда же двигались обозы с провиантом и снаряжением.

Деду не сиделось спокойно. Он снова обернулся, пытливо глянул на Зараэль.

– Сама-то откель? Вейерхольдская, небось?

– Почему так решил?

– Черненькая ты. А тама полно таких – ронжейцы обок с нами живут. Да, довелось и сайельского винца хлебнуть, и девчат вейерхольдских пожимкать. Хех! – дед весело подмигнул. – Сам-то я с под Суржину. По молодости в войске у лорда Ригестайна десятником ходил. Потом уж вот здесь осел, жинку жавел, детками Висьмирь не обидел. У меня ж две внучки твоего вожрасту. А пацанов-внуков пятеро. Еще двое на подходе – дочка и сноха на сносях.

– Ты служил у лорда Ригестайна? – заинтересовалась Зараэль.

– Служил, – гордо подтвердил дед и приосанился. – Довелося и в деле его повидать. Могутный воин, скажу тебе. И чародей сильный. Помню, на Желтоводной с нортами бились. Так он с полдюжиной своих ратников супротив их комры стоял. А комра, почитай, наш литт – сто человек. Кого мечом, кого колдовством – одолел. Вот какой это воин. А потом, как отбились, в жамке своем гулянье для командиров устроил. Ну и нам немало перепало. Не плохой он, хоть и боятся его. И тож правильно: бояться не будут – уважать перестанут.

– А замок у него где? – спросила Зараэль. Она знала, что южные рубежи, Сурзин и Вейерхольд – вотчина Ригестайна, но редко его видела и мало им интересовалась.

– На юге, аккурат под Суржином. С городских стен замок видно.

После заката добрались до Прилесья – деревни в два десятка дворов, стоявшей на полет стрелы от мрачного, черного леса. Дорога прямиком уводила под темный полог деревьев, но дед направил волов в деревню.

– Негоже ночью туда жаходить.

– Почему?

– Проклятый он, дурной. Люди там пропадают. О, да у Жобешка людно! Добро, обозом через лес пойдем. Оно так спокойней.

Задворки крайней избы были заставлены телегами и повозками. Дед поставил свою с краю, распряг волов и надел им на морды торбы с овсом.

– Пойдем, – поманил он Зараэль, всходя на крыльцо. – Не скучно сегодня вечерять будет.

Вошли в сени, сбросили верхнюю одежду, и ступили в дом. Хата была полна народу. Сидели тесно на лавках за столом, хлебали жижу из большого котла. Хозяйка, уже не молодая, возилась у печи, ворча и шуруя в ней ухватом. Девушка лет шестнадцати суетилась у стола, помогая хозяйке. С печи на постояльцев с любопытством разглядывали четверо детей – три пацаненка и девочка.

– Здоров будь, Жобешек! – возчик махнул рукой в сторону хозяина – красномордого здорового мужика.

– А, Диниус! – узнал хозяин гостя. – Годи, годи! Мае Качке кизив – паче Диниус о Вестрог хирч добезши до строжов, надени до Уборовище буди.3

– Мимо не проехать, – согласился дед. – Принимай нас на ночевье. Входи, как тебя там.

Зараэль прошла вслед за дедом в жаркую, пахнущую чесноком и овчиной, хату. Хозяин, сильно хромая на кривых ногах, вкатил из сеней две бочки, придвинул их к столу.

– Хирчуйте. Качка, нав чорпошки4.

Южанка, уже и не помышлявшая о вилках и тарелках, потянулась к котлу наравне с возчиками. Хмурые мужики, утомленные дорогой, ели молча. На смуглую девушку за столом внимания почти не обратили – мало ли кто по дорогам ходит. После недолгого ужина половина постояльцев отправилась спать в овин. В хате остались Зараэль с дедом, парнишка лет пятнадцати с отцом-инвалидом без левой руки, и пара возчиков в преклонном возрасте. Зараэль определили спать на лавке. Пока хозяйская дочка стелила на лавках и полу овчины, Зараэль вышла на воздух.

Морозная звездная ночь успокаивала тишиной. Волы дышали паром, мерно пережевывая корм. Невдалеке чернел лес. Южанка отошла к возам, взобралась на телегу, слушая зимнее безмолвие и глядя поверх темной стены деревьев на сияющие в вышине звезды. Внезапно ей показалось, что звезда сверкнула под пологом леса. Зараэль моргнула. Когда она открыла глаза, в глубине леса, то выплывая, то пропадая за стволами, засияли еще несколько серебристых огоньков. Южанку пробрал озноб. Она, вцепившись в край телеги, вгляделась в лесную глубь. Из-за стволов, не покидая границы леса, выплывали мерцающие голубым светом неясные фигуры. Спрыгнув с телеги, она со всех ног бросилась в хату.

– Там кто-то есть! – выпалила она, ворвавшись в дом.

– Где? – обернулись к ней.

– В лесу, – Зараэль запнулась. – Там что-то… плавает… голубое.

– А, – махнул хозяин без интереса. – Завсегда так ночью. Не пужайся, оне токма в бору. До сюда не ходют. Вот к ним ходить не след, так что ложись. Вона, на лавке тебе постелено.

– А кто это? – Зараэль села на лавку, покрытую овечьей шкурой и определенную ей постелью. Слова хозяина, произнесенные будничным тоном, немного успокоили её.

– А кто знат? – пожал плечами тот. – Я с ними не ручкался.

– Это духи проклятых жителей этого леса, – подал голос один из возчиков-стариков. – Слышал я сказ про этот лес. Но уж точно не помню всю историю. Песней-то она хорошо до ума доходит, а простыми словами и не передашь.

– И я слышал, – подтвердил Диниус, разлегшийся на полу на овчине и укрывшийся своим тулупом. – Этот сказ славно Барн-северянин поет.

– Уже не споет, – мрачно заметил однорукий. – Порешили его намедни в Вестроге.

– Как?! – всколыхнулся народ. – Как рука-то поднялась, на певца? Старика тем паче?

– А так. В трактире, говорят, в драке положили. Служивым песня не по нраву пришлась, они его и того…. А то певец добрый был. Он-то это предание точно знал. Да и других немало помнил. Руки б у того поотсохли, кто его кончал.

Люди замолчали, кто-то печально вздохнул. В эту минуту Зараэль поняла еще одну вещь – бардов убивать не след.

– А о чем история? – спросила она.

– О древних временах, – ответил старый возчик. – Кажись, об этих, как их, ельвах.

– Эльфах? – удивилась южанка.

– Об них. Вроде как междоусобица случилась, про чародея там еще, ну и про проклятие. Ладно, это все дела минувшие. А нам о грядущем дне думать надо. Спать.

В окно смотрели холодные, неизменные с начала времен, звезды. Проклятый лес, лишенный всякой сущей жизни, звучал тихими, нечеловеческими голосами. Зараэль, засыпая под людской храп и сопение, пожелала себе увидеть во сне минувшие дни.

Наутро собрались затемно. Пока хозяйка кормила постояльцев, хромой Зобешек помогал возчикам во дворе. Как только морозное алое солнце показалось на небосклоне, обоз двинулся к лесу.

– Как в лес зайдем, рот не раскрывай, – предупредил её дед Диниус. – И, гляди мне, не пой.

– Я не умею петь, – ответила Зараэль, забираясь в телегу и укутываясь дерюгой.

Лес был тих и мрачен. Черно-белый контраст снега и древесных стволов создавал ощущение потусторонности. На сугробах за обочинами не было ни тропинки, ни следочка. Зато дорога, по которой шел обоз, была укатана, затоптана и взрыта множеством ног, копыт и колес. С середины дня во встречном направлении потянулись обозы с провиантом, отряды ополченцев и ратников. Люди шли быстро и молча, опасаясь даже по нужде заходить в лес, пересекать грязную обочину, и пятнать девственную белизну снега. А старый и странный лес удивленно взирал на оживление, царившее в его нутре. Поток людей исчерпался к вечеру. Сумеречную тишину теперь нарушал лишь скрип колес да фыркание животных.

Южанка, покачиваясь в такт движению телеги, всматривалась в темнеющую глубину бора. Несколько раз ей показалось, что меж дальних деревьев, словно отражения в зеркалах, бесшумно проплыли видения цветущих зеленых полян и деревенских хат. Заворожено глядя на странные миражи, она внезапно осознала, что один из них движется в нескольких шагах от телеги в одном с ней направлении. Зараэль взглянула на возчика, но Диниус упорно смотрел только вперед, меж воловьих голов, на дорогу. Меж тем странный мираж подплыл вплотную к телеге. Зараэль в волнении разглядывала прозрачную, подсвеченную изнутри тихим голубоватым светом, сферу. И вдруг осознала, что её тоже рассматривают. Существо плыло рядом, и Зараэль увидела, как прозрачность туманится и превращается в её отражение. Южанка впервые после долгого перерыва смотрела на себя со стороны. Ей стало грустно от того, что она увидела. Она медленно высвободила руку из-под дерюги, и осторожно протянула её в сторону миража. Её отражение в сфере осталось неподвижным. Потом размылось, исчезло, вновь уступая место тихому голубоватому свечению. Сверкнул сапфир в кольце магистра на руке, которую Зараэль протянула к прозрачной капельке. И вдруг вместо спокойного голубого свечения внутри сферы вспыхнуло розовое пламя. С едва слышным стоном, полным муки и ужаса, мираж рванулся прочь от южанки, в глубину леса. И Зараэль увидела, как бор словно озарило зарёй – к белому и черному цвету примешался ало-розовый. Со стенаниями, звучавшими не громче пчелиного жужжания, странные обитатели леса устремились прочь от дороги, и исчезли в непроходимой чаще мертвого леса. Возчики, перепуганные странным видением, подхлестнули коней и волов, и обоз устремился вперед со всей возможной скоростью.

После заката выкатились из леса к деревушке, где и заночевали тем же манером, что накануне. Пока хозяин, которого Диниус называл Горасем, распределял многочисленных постояльцев в переполненной хате и на сеновале, Зараэль со смутным чувством причастности к судьбе мертвого леса стояла на его опушке. Ни одного огонька, ни движения или звука не послышалось из его черного нутра. На зов Диниуса Зараэль вернулась в дом. В эту ночь лес был тих и темен, на удивление обитателей деревни.

Утром Диниус поинтересовался у Зараэль.

– Куда тебе дальше-то? В Гризень со мной али в Зоротронд пойдешь?

– Мне в Сурзин надо, – подумав, ответила Зараэль.

– Это далече, – погладил макушку дед. – Ну, до Гризеня я тебя довезу, а там поворот тебе на Мескину. На юге хорошо, края мои родные поглядишь. Неспокойно там теперь, сама видала, сколь войска туда отправляют. Опять ронзейцы бузят. Ну да лорд Ригестайн быстро их утихомирит. А коли самого лорда увидеть доведется, поклон ему от меня передавай, – дед рассмеялся своей шутке.

– Непременно, – не улыбнувшись, ответила Зараэль.

Гризень, одноэтажный деревянный городок – не чета Вестрогу, прятался за внушительным замком наместника. Зараэль с интересом разглядывала крепость, пока повозка тряслась по дороге, огибая замок.

– В объезд сподручней, – пояснил дед. – Через замок пока развернешься, узко там, да людно. А дом мой аккурат с другого конца. А то давай ко мне с ночевьем, а завтра и дальше двинешься.

– Спасибо, нет, – помедлив, ответила Зараэль. Ей не хотелось разочаровываться в возчике.

– Ну, как знаешь. Из города выйдешь через южные замковые ворота. До Мескины две недели пешего пути. Оттуда до Сурзину еще три. Ну, вот и приехали.

Дед остановил волов. Зараэль спрыгнула с телеги, и, развязав кошель, снятый с убитого в Вестроге стража, протянула возчику три серебряные монеты.

– Возьми сам, сколько должна.

– Ни-ни! – замахал руками дед. – Ишь, чего надумала! Я ж не за мзду вез. Ныне всяк о прибытке печется, а мне совестно за помощь деньгу брать. Да и не в тягость ты мне была. Бывай, как тебя там. Дай Висьмирь тебе добра.

Дед стеганул волов, и телега поползла по накатанной колее.

– Прощай, Диниус, – крикнула Зараэль вслед возчику. Тот поднял руку, обернувшись. Южанка убрала кошель, постояла еще немного, глядя вслед удаляющемуся возу, и пошла в ту сторону, где на замковых шпилях трепыхались под ветром желто-зеленые вымпелы.

Замковая площадь, превращенная в рынок, была полна народу, невзирая на клонящийся к вечеру день. Торговали, меняли, в дальнем конце площади кого-то пороли. Зараэль шла меж лотков, сооруженных из досок и чурбаков, отмахиваясь от предложений купить зерно, шерсть, овощи, скотину, инструмент, одежду. У обувки, выставленной на расстеленную коровью шкуру, Зараэль остановилась. Её взгляд приковала пара сапог из мягкой тисненой кожи, на плотной подошве.

– Бери, иланна, – хозяин товара, перехватив взгляд девушки, подцепил скрюченными пальцами сапог. – Сам тачаю, смотри, какая работа. Такую обувку и принцессе не в стыд надеть. Примерь, иланна!

– Сколько просишь? – Зараэль, прельщенная сапогами, подошла ближе.

– Двадцать серебром.

– Да ты в своем уме? – отшатнулась южанка от продавца, и отвернулась, намереваясь уйти.

– Ну, коли не купить, так хоть примерь, иланна! Дай взглянуть, как на твоей ножке сядут. За примерку ничего не возьму.

Зараэль, колеблясь, приподняла юбку, глядя на потрепанные онучи.

– Ну, если только примерить, – сдалась она.

– Садись, садись, – торговец похлопал по чурбаку, и Зараэль, опустившись на него, принялась разуваться. Продавец, державший наготове сапог, приподнял бровь, когда увидел под грязными портянками витиеватые браслеты, охватывающие девичьи щиколотки.

– Велики, – скрывая сожаление, бросила южанка, потоптавшись в сапогах. – Да и нет у меня двадцати серебряков. Снимай.

– А ежели онучи намотать, то впору будут, – не сдавался торговец. – Да и теплее так.

– Говорю же, дорого. Снимай, – и Зараэль опустилась на чурбак.

Продавец стащил сапоги, поцокал языком, дотронувшись до браслета на её ноге.

– Красивая вещь.

Зараэль, уже державшая наготове онучи, взглянула на торговца.

– Сменяешь на сапоги?

– Два на два, – ухмыльнулся тот, довольный.

– Жаден ты, как посмотрю, – прищурилась Зараэль, внутренне уже готовая к сделке.

– Хорошая работа за хорошую плату, – развел руками торговец.

– Забирай, – она сорвала с ног браслеты, кинула их на шкуру. Обмотала ноги онучами, и обула сапоги.

– Удобно ли, иланна? – улыбнулся продавец.

– Да, – потопав, Зараэль с удовольствием оглядела обновку.

– Обувка хорошая, – заверил её продавец. – Хоть до самого Уросса дойдешь – не порвуться. Я в Гризене лучший мастер. У меня управитель наместника обувается.

Зараэль усмехнулась похвальбе, но, зная толк в хороших вещах, не могла не признать, что сапоги и впрям хороши.

– А все же жаден ты, – ответила она.

Памятуя, что впереди долгий путь, она разменяла серебряную монету, потратившись на провиант. Проходя мимо тачки старьевщицы, обменяла свои потертые чувяки на латаную торбу, и заодно поинтересовалась, где найти ночлег.

– Вона, постоялый двор, – ответила та, ткнув пальцем себе за спину.

Зараэль глянула в указанном направлении.

– Людно там. Чего потише не найдется?

– Ноне везде людно, – пожала плечами старьевщица. Потом, почесав бородавку на щеке, предложила: – Могу на ночь приютить. Не задарма, знамо дело. И без кормежки.

– Идет, – согласилась южанка.

Старуха, кряхтя и вздыхая, утрамбовала вещи, накрыла тачку куском войлока и поманила Зараэль.

– Ну, пошли что ль. Я за южными воротами живу.

И, впрягшись, медленно потащила тележку. Зараэль шла за ней, пряча лицо, когда навстречу попадались ратники. В пределах замка действительно было тесно. Иногда старухе приходилось откатывать тележку к самой стене, чтобы пропустить встречные повозки. И тогда начиналась свара – возчики орали на старьевщицу, та на них. Протискивая свою тачку меж краем повозки и стеной, старуха крыла возниц на чем свет стоит. Проходящие же мимо мужики восхищенно качали головами, слушая ругательства старухи. Постепенно добрались до южных ворот. Увидев стоявших там стражей, Зараэль опустила пониже голову, сгорбилась, и. припав к тележке сзади, принялась толкать её, помогая старухе. Солдаты брезгливо посторонились, пропуская их, и тележка беспрепятственно прокатилась под толстой решеткой замковых ворот.

Лежа на ворохе тряпья в старуховой халупе, Зараэль думала о том, что будет делать, когда доберется до Сурзина, до лорда Ригестайна. Он и лорд Лейнолл были живы. Она расскажет им все, расскажет, как поступили с Гилэстэлом. И вернется в Норхет вместе с ними и их армией. И вот тогда…

Утром стрьевщица растолкала южанку, и, вытребовав у неё три медные монеты, выпроводила из дому.

– Которая дорога на Мескину? – поправляя за спиной торбу с провиантом и потягиваясь навстречу рассвету, оглянулась Зараэль на старуху, стоящую у порога.

– Дорога на Мескину тут одна. Не собьешься, – махнула та рукой в неопределенном направлении и захлопнула дверь. Выбравшись из замкового предместья, Зараэль направилась на юг по укатанной, шириной в одну колею, дороге.

Первую неделю приходилось идти, сторожась проходящих во встречном направлении отрядов. Потом поток людей сошел на нет, и дорога стала спокойней. Ночевала южанка в селениях, прилежащих к дороге – обезмуженные деревенские хозяйки не опасались одинокой девушки, просящейся на ночлег. Но ломили за постой и еду столько, что к концу третьей недели в кошельке Зараэль монет сильно поубавилось. Южанки терпеливо сносила поборы, не решаясь пускать в ход насилие – не из жалости, а из соображений собственной безопасности. За два дня до Мескины, покидая утром очередную хату и глядя на оставшиеся деньги, Зараэль решила, что ночевки в лесу обойдуться дешевле. Она сердечно поблагодарила хозяйку, которая доила в овине корову, и покинула двор. В торбе южанки покоилась рябая курица со свернутой шеей, украденная у зазевавшейся хозяйки.

Ночь застала Зараэль в перелеске. По примеру Фрадека южанка соорудила из палок и веток заслон, и грелась у костерка. Поодаль на снегу валялась кожица, снятая с курицы вместе с перьями. В руках Зараэль держала палку с нанизанной на неё тушкой, поворачивая её над костром. Ночь была тиха, с неба сыпал мелкий снежок. Хруст веток и снега под тяжелыми шагами Зараэль услышала еще издали. И подумала, что ночевка в лесу – дело дешевое, но далеко не безопасное. К костру из темноты вышли пятеро мужчин, одетых как простолюдины.

– Здрав буди, путник, – один из них присел с противоположной стороны костра, приглядываясь к девушке.

– Да это бабёнка, – удивленно хмыкнул второй, обойдя Зараэль со спины, и встав, опираясь на длинную крепкую дубинку. Другого оружия ни у него, ни у его спутников не было. – Никак, вояки уже и баб в мобилизацию беруть? Пошто в лесу прячешься?

Мужики встали вокруг костра.

– Что вам нужно? – поднялась Зараэль, отложив вертел на рогульку, воткнутую у костра.

– Нам? – ответил первый. – Нам нужно поесть. А дальше посмотрим. Будимош, глядь-ко, что там у ней.

Один из мужиков выпотрошил торбу на снег – осьмушка промерзшего хлеба, истертый короткий нож, низка вяленого мяса и фляжка для воды.

– Барахло, – констатировал Будимош, поворошив пожитки. Встал и двинулся к Зараэль. – Иди-ка сюда.

– Не трожь! – отшатнулась та.

– Не боись, худого не сделаем, – осклабился старший, – потискаем малость и отпустим.

Зараэль выбросила вперед руки. Холостой щелчок браслетов прозвучал для ушей южанки, как гром. Ей больше нечем было защищаться. Будимош ухватил её за протянутые руки, прижал к себе, облапывая, запуская пальцы под одежду и хохоча.

– Костиста. Не чета моей Стиньке. Да на безбабье сойдет.

Зараэль попыталась вывернуться, ударить привычным приемом. Но пленитель в своем овчинном тулупе был слишком тяжел. Пальцы Будимоша нашарили на поясе южанки кошель.

– Чтой-то есть. Мироч, возьми-ка.

Старший принял кошель и, развязав, вытряхнул на ладонь содержимое вместе с оставшимися монетами.

– О, да ты, деваха, прям самим Висьмирем нам послана, – усмехнулся он. Ссыпав все обратно в кошель, кинул его одному из спутников. – Ступай в село. В крайней хате старая Кыстяна живет, поесть-нито у ней прикупи. Да сторожко иди. Ежели споймают – об нас ни слова. Ино сам придушу, коли сотник не повесит.

Проводив посланца взглядом, Мироч обернулся к мужикам.

– Ну, браты, похирчуем. Будимош, а тебе чего больше хочется – курицу али бабу?

Тати захохотали, усаживаясь у костра.

– А я и от того, и от другого не откажусь, – подмигнул Будимош южанке.

Он снял длинный опоясок, которым был подвязан тулуп, и скрутил Зараэль руки за спиной. Та покорно позволила это сделать, спрятав в кулаке кольцо магистра. Будимош усадил её у заслона, привязал свободный конец опояска к дереву. Зараэль исподлобья смотрела, как беглецы от мобилизации, сгрудившись у костра, уничтожают её припасы. Напрагая запястья, она пыталась ослабить путы. Но добротная ткань кушака была прочна, да и узел, завязанный Будимошем, был крепок. А тот, хрустя куриными костями, посверкивал темными глазами на Зараэль в предвкушении. Поняв, что так просто узел не ослабить, Зараэль надвинула кольцо на палец, и прикрыла глаза, отрешившись от всего остального. В глубине сапфира, послушная воле южанки, затеплилась слабая искорка. Сосредоточившись, Зараэль заставила её разгореться усилием всей своей воли, и, вывернув пальцы, направила тонкий лучик, исходящий из камня, на связанные запястья. Кожу на руках обожгло, опоясок задымился и лопнул. Путы опали с рук, и Зараэль, вскочив, бросилась прочь от костра, в сторону дороги и деревни за ней.

– Стой! – раздались крики мужиков за спиной. – Стой, дурная! Сгибнешь одна!

Но Зараэль бежала прочь, желая только одного – быть подальше от них. Восходящее солнце осветило её, медленно бредущую по дороге. До Мескины оставался день пути. Но следовало хоть немного отдохнуть после ночного побега. Издалека слышался лай собак – впереди была деревня. Со слов беглецов она поняла, что в Мескинской провинции мобилизация также идет полным ходом, и деревни полны ратников. Соваться туда не хотелось. Зараэль осмотрела пространство за дорогой, и, увидев невдалеке стога, побрела к ним. Разгребла наметенный у стога снег, глубоко зарылась в сено и заснула.

Вечерняя Мескина встретила Зараэль той же суетой, которая царила в Вестроге – обозы, ополченцы, ратники. На неё, проходящую в городские ворота, никто не обратил внимания. Зараэль миновала пару кварталов, и присела отдохнуть на крыльце каменного дома. Она привалилась к опоре, поддерживающей балкон над крыльцом, прикрыла глазаю, задремывая. Тычок в плечо выдернул её из забытья.

– Это моё место. Ищи себе другое, – одноногий дядька больно тыкал ей в плечо костылем, прогоняя. – Пошла, говорю, отседова!

– Купил, что-ли? – огрызнулась Зараэль, поднимаясь.

– Может, и купил, – оттесняя её прочь, и усаживаясь на нагретое место, проворчал инвалид. – Понаехали тут.

Зараэль побрела прочь, раздумывая, что предпринять. Проситься на постой было не на что. Представиться продажной девкой, и, заманив охочего до дешевых ласк ратника, обобрать его бездыханное тело – Зараэль покачала головой – браслеты были пусты. Хотя сама идея была не так уж пуста – оружие всегда можно отобрать у врага.

Изрядно покружив по засыпанным снегом городским улицам, Зараэль набрела на корчму. Узкие высокие окна, освещенные изнутри желтым светом, манили, обещая тепло и отдых. Южанка, утопая в сугробах по колени, подобралась к одному из окон. Смела с карниза пышный снежный покров, и, отогрев дыханием кружок на заледенелом стекле, заглянула внутрь. В корчме в это не позднее, но по-зимнему темное время было многолюдно.

«Тем лучше. Шансы на ужин возрастают, – подумала Зараэль, отходя от окна и вспоминая свой вестрогский опыт. – Тихо и незаметно. Если нет, хотя бы отдохну, погреюсь». И, отряхнув сапоги от налипшего снега, она вошла в корчму.

Свет, показавшийся ослепительным после уличной темноты, заставил зажмуриться, и на несколько секунд замереть на пороге.

– Эй, двери закрой, – послышался недовольный мужской бас от ближайшего стола. – Не сеянь-месяц на дворе.

Зараэль нашарила дверную скобу за спиной, потянула, и дверь, подтолкнутая порывом ветра, громко захлопнулась. При этом висевший прямо над её головой фонарь закачался, насмешливо поскрипывая, а добрая половина посетителей устремила взгляды в её сторону. «Вот тебе и незаметно!» – с досадой подумала Зараэль, мысленно проклиная осторожность корчмаря, повесившего фонарь так, чтобы видеть всякого входящего в заведение. Игнорируя любопытствующие взоры, она оглядела просторный зал и, аккуратно обходя занятые столы, направилась в самый темный уголок.

Зараэль устроилась на краешке скамьи за дальним концом длинного массивного стола. Не снимая плаща, устало прислонилась спиной к стене и прикрыла веки. Промерзшее, и а теперь отогревающееся тело словно покалывали тысячи тонюсеньких иголочек. Тепло, усталость и голод, объединившись, силились совладать с южанкой, но она равнодушно игнорировала отчаянные мольбы своего организма.

В корчме было жарко и шумно. Аромат готовящейся пищи смешивался с тяжелым духом давно не мытых человеческих тел, табачным дымом и приторным запахом женских духов – поодаль за тем же столом, что и Зараэль, располагалась компания из шести девиц. Каждого нового посетителя они встречали заинтересованными и оценивающими взглядами. Небольшая толика их любопытства перепала и южанке, но, разглядев, что посетитель, облюбовавший их уголок – женщина, жрицы любви потеряли к ней интерес. Стол перед ними, в противовес другим, был пуст. «Правильно, – безразлично констатировала Зараэль, – ужин надо заработать». Один раз из-за соседнего стола привстал чернобородый, разбитного вида дядька, и оглянулся на девок. Они тут же перестали шушукаться и пересмеиваться, а в глазах, щедро подведенных сажей, мелькнуло напряжение. Мужик помедлил, выбирая, и поманил пальцем пышногрудую шатенку. Через минуту она в обнимку с капитаном латников уже поднималась по лестнице.

Наблюдая сквозь полуопущенные ресницы за происходящим в зале, Зараэль заметила, что корчмарь внимательно к ней приглядывается. Подозвав подручного, он кивком головы отправил его к скромному гостю в дальнем углу зала.

– Ила… иланна желает чего-нибудь? – стараясь заглянуть под капюшон, чтобы разобрать в полумраке лицо, спросил у Зараэль человек в фартуке. Она отрицательно повела головой.

– Свиные ребрышки на решетке особенно хороши, и потроха в сыре тоже не плохи.

Зараэль снова молча покачала головой.

– А может, жерляки в сметанной подливке?

Он явно не собирался отвязываться, и Зараэль пришлось подать голос.

– Спасибо, ничего не нужно.

Скрывая за вежливым поклоном пренебрежение, половой отошел к стойке, сказал несколько слов хозяину и испарился на кухню. Корчмарь недовольно дернул бровями, стрельнув глазами на прижимистую посетительницу.

Громыхнула входная дверь, по залу пронесся сквозняк, и в трактир гурьбой ввалились солдаты. Отряхивая с плащей снег и перекликаясь, они оглядывали зал в поисках свободного стола. Хозяин, разглядев новоприбывших, всплеснул руками и, выскочив из-за стойки, потрусил навстречу.

– Илан Юзвег! – его голос срывался от волнения, когда он, низко кланяясь и комкая полотенце, приветствовал гостей. – Какая честь! Пожалте, пожалте сюда, илан! Какая честь, сам литтад Юзвег!

Он, пятясь, подскочил к столу, расположенному в самом освещенном месте, у жарко пылающего очага. Сидевшие там посетители поспешно переместились за другой стол, выказав то же уважение, что и сам хозяин. Словно по волшебству, исчезли остатки чужого ужина, и почетный гость вместе с приятелями расположился за чистым столом.

– Давай, Каргуш, тащи, что там у тебя сегодня, – распорядился тот, которого трактирщик назвал Юзвегом. Он сбросил плащ, и Зараэль разглядела на рукаве куртки желтый шеврон с коричневым дубовым листом. – Еды и выпивки для меня и моих друзей.

– Сей момент, илан, сей момент, – и корчмарь потрусил на кухню.

Через обещанный момент к столу, за которым расположились воины, подлетели подручные с подносами. Стукнули глиняные кувшины, и замковая стража взялась за кружки.

Разговор солдат становился всё громче, перекрывая голоса остальных посетителей. Зараэль, подремывающая в своем уголке, распахнула глаза, когда один из захмелевших солдат грохнул кружкой о стол и взревел:

– А подать мне сюда ронзейский литт! Я их всех… один… к вашей…

– Янчек, успокойся, – Юзвег положил руку на плечо товарища. – Будет тебе. И литт будет, и легион. И не один.

– Да я! Я их…., – не унимался Янчек. А потом вдруг резко затих, и, оглядевшись, заявил: – Бабу бы!

За столом заржали. Юзвег повернулся к чернобородому и махнул рукой.

– Зойда, уважь людей.

Чернобородый кивнул, дернул бровями сидевшим подле Зараэль девкам, и те перепорхнули к стражникам. Солдаты заметно повеселели и наперебой принялись угощать подруг.

Зараэль сквозь полуопущенные ресницы видела, как один из стражей поднялся и потянул свою девушку из-за стола. Та торопливо опустошила кружку, подхватила ломоть хлеба, и, на ходу дожевывая его, выскочила вслед за кавалером.

Обстановка за столом становилась все непринужденнее. Зараэль прикрыла глаза. «Подождать, пока разгуляются. Незаметно прихватить что-нибудь, и исчезнуть». Вскоре из-за стола поднялись еще две пары. Южанка проследила, как они ушли из трактира, и взглянула на оставшихся солдат. И наткнулась на внимательный взгляд илана Юзвега. Она тут же отвернулась, но это словно послужило сигналом для литтада. Он кивком подозвал чернобородого, и указал на Зараэль.

– Я хочу вон ту.

Чернявый Зойда опешил, заморгал и виновато развел руками.

– Простите, илан, эта девушка не из моих.

– Мне все равно. Я хочу её.

– Но…

– Зойда.

– Да, илан?

– Сколько ты имеешь с каждой своей шлюшки?

– Илан…, – голос Зойды задрожал.

– А в городской казне нет средств на снаряжение для моих солдат. К тому же то, чем ты занимаешься, можно подвести под статью «работорговля».

Зойда побледнел.

– Илан.

– Иди, уговаривай.

Зараэль слышала, как чернявый подошел и остановился возле неё. Но глаза открыла только тогда, когда Зойда, присев рядом, заговорил.

– Что это вы, иланна, одна? Время нонче неспокойное, не боязно ли, одной-то? Обидеть могут. Или, может, иланна кого ждет? Ежли нет, так наш славный литтад Юзвег свою защиту предложить могёт.

Южанка покосилась на корчмаря, с интересом наблюдающего за происходящим. Поймав её взгляд, он тотчас отвернулся. Зойда меж тем продолжал.

– Илан Юзвег, он ить тута большой вес имеет. Весь замковый гарнизон под его началом.

Зараэль перевела на него ледяной взгляд, и Зойда поперхнулся словами.

– Пшёл вон, – процедила Зараэль.

Зойда опешил. Его круглые щеки покраснели, и, положив поросшие черным волосом кулаки на стол, сутенер тяжело поднялся, нависая над южанкой.

– Чтой-то ты, иланна, не больно ласкова. Я с тобой, значицца, вежливо говорю, а ты вона как. Энто большое упущение в воспитании порядошной девки. Ну да ничё, щас поправим.

Двигался он медленно. Зараэль с избытком хватило времени, чтобы уклониться от удара. Тяжелый кулак Зойды пропорол воздух, и врезался в протыканную паклей бревенчатую стену. Южанка развернулась, и, отмахнув полы плаща назад, саданула чернобородого ногой в ухо. Тот икнул, всхрапнул, и повалился брюхом на стол.

Завизжала какая-то девка из подопечных Зойды, задвигалась мебель, корчмарь, схватив вертел, выскочил из-за стойки.

– Ах ты, дрянь!

Зараэль метнулась к двери, но дорогу ей преградили четверо стражников с литтадом Юзвегом во главе. Южанка отступила, прижимаясь спиной к стене. Корчмарь подскочил к Зойде, заглядывая ему в лицо, но не решаясь дотронуться.

– Порешила! Как есть, насмерть уходила!

Юзвег кивнул одному из солдат. Тот подошел к Зойде и запустил пальцы в смоляную бороду.

– Жив, – коротко бросил стражник, нащупав пульс.

Литтад усмехнулся, глядя в лицо южанке.

– Хороший удар. Но наш палач бьет лучше. Хочешь проверить?

Зараэль молчала, щурясь на литтада. Солдаты, не отрываясь, смотрели на неё. Южанка поняла, что если литтад прикажет, они изрубят её в куски прямо здесь. Юзвег подался вперед с намерением снять с её головы капюшон, но южанка отбросила от себя его руку. Литтад перехватил и сильно стиснул её запястье.

– Не стоит делать резких движений в мою сторону, – скривился Юзвег, наклоняясь к ней и дыша в лицо чесноком и водкой. Тут его внимание привлек перстень с сапфиром. Юзвег подтянул Зараэль поближе, рассматривая кольцо.

– Перстенёк-то, небось, ворованный?

– Это моя вещь, – вскинув голову, южанка вырвала руку из потных пальцев. Голос прозвучал тихо и вызывающе.

– Ух, ты, – хмыкнул корчмарь, уже отошедший от испуга и успокоившийся. – Глаза таращит, ровно прынцеса какая.

– Я глазастых люблю… любить, – осклабился Юзвег. Зубы у него были кривые и желтые, слева двух не хватало. – Будет себя хорошо вести, принцессой и останется. А нет, отдам её на денёк в казарму – станет обычной…

Тут начальник замкового гарнизона употребил выражение, от которого Зараэль затрясло.

– Свинья вонючая, – бросила южанка.

Щеки илана Юзвега покрылись бледными пятнами.

– Личико твоё, я смотрю, белизной не отличается, – зло выговорил литтад. – А может, ты шпионка ронзейская, а? Может, мне тебя под тёмны рученьки, да к градоправителю на разбор?

Южанка, стараясь не выдать волнения, бесстрастно смотрела на говорившего. А воображение рисовало картину: вот её бросают на холодный пол в тюремной камере, срывают одежду, а под ней – приметные волосы и прямое подтверждение слов литтада: татуировки.

Зараэль опустила глаза на пояс Юзвега, где висел меч. До выхода было далековато, но сбоку находилось окно. «Двоих точно уложу, – прикинула южанка. – А что потом?»

Литтад Юзвег истолковал её взгляд по-своему. Он похлопал по туго набитому кошельку, висевшему возле ножен, и отозвавшемуся звоном монет.

– Правильно. Зачем нам этот градоправитель? Сами договоримся. Не бойся, не обижу.

Зараэль помедлила и едва заметно кивнула.

– Договоримся.

Несколько удивленный неожиданной сговорчивостью, литтад испытующе вгляделся в её лицо. Потом прищурился и усмехнулся.

– Никак прониклась?

Зараэль смотрела на него молча.

– Только, гляди мне, без дурных шуток. Каргуш, найдется у тебя свободная комната? – литтад, развязав кошель, обернулся к корчмарю и бросил ему монету.

– Да, илан Юзвег, – согнулся хозяин. – Пожалте.

Он потрусил вверх по лестнице. Комнаты находились на втором этаже, и выходили дверями на узкий коридорчик, нависающий над залом и огороженный перилами.

– Пошли, – мотнул южанке головой Юзвег. – Мне разлёживаться недосуг. Отработаешь своё хамство, и свободна.

На плечо Зараэль, подталкивая вперед, опустилась тяжелая рука одного из солдат. Южанка обожгла его взглядом, дернула плечом, высвобождаясь, и поднялась вслед за Юзвегом по лестнице. Стражники пошли за ними, но литтад, обернувшись, махнул рукой.

– Мохта, пригляди, чтоб никто мне не мешал. Остальные свободны.

Стражник, к которому обратился литтад, кивнул и встал у двери. Остальные солдаты, нерешительно потоптавшись на лестнице и косясь на Зойду, которого две девахи и подручный приводили в чувство, вернулись за свой стол.

Юзвег пнул дверь, вошел в комнату и поманил Зараэль.

– Заходи.

Она вошла, плотно прикрыла за собой дверь и набросила щеколду.

– Раздевайся.

Зараэль смотрела, как Юзвег расстегивает пряжки, снимет перевязь с оружием и кладет её на стол.

– Оглохла, что ли? Раздевайся, говорю.

Она потянула шнурок, развязывая плащ и медленно подходя к литтаду. Из-под платка выбился тонкий сиреневый локон, и Юзвег растерянно и удивленно выдохнул.

– А, з-зараза! Ты…

Зараэль сдернула плащ с плеч, стремительно прыгнула вперед, набрасывая плотную ткань на голову стоящего перед ней мужчины. Крутанувшись вокруг себя, она стянула полы на шее литтада, рванула их на себя и одновременно ударила литтада коленом в пах. Полузадушенный илан Юзвег, согнувшись и повалив стул, с грохотом рухнул к ногам южанки. Не тратя времени, она выхватила из лежащих на столе ножен меч, и всадила его начальнику замковой стражи в левый бок. Литтад дернулся и замер.

В дверь заколотили.

– Литтад Юзвег!

Зараэль оглянулась.

– Илан Юзвег! Откройте!

Щеколда вылетела, и в дверном проеме южанка увидела перекошенное лицо Мохты.

– Ко мне-е!!! – истошный вопль прервался на середине. Зараэль метнулась в его сторону, тонко свистнула в воздухе сталь, сбривая поросль на подбородке солдата, и Мохта схватился за распоротое горло. Багряные капли частой дробью ударили по доскам. Солдат попятился назад, и, ломая перила, грянулся в зал, на стоящие внизу столы.

– У-уби-или-и-и!!!

Вопль резанул по ушам. В корчме заорали, завизжали, лестница затрещала под тяжестью бегущих наверх людей. Южанка, кинувшись к окну, на бегу сдернула с пояса мертвого литтада кошелек с деньгами, распорола его о лезвие меча и швырнула к двери. Золотые кружочки покатились под ноги вбегающим людям, с веселым звоном посыпались по ступеням.

– Держи её!

Выбив хилую раму, Зараэль выпрыгнула наружу. Вслед за ней в проем вылетел нож, брошенный кем-то из преследователей.

– Деньги!

– Пшёл с дороги!!!

– Моя рука, а-а!

Солдаты расталкивали жадных до денег зевак, рвались наверх, разгоняли пинками и тычками людей, ползающих под ногами. Ругательства перемешивались с воплями тех, кому вместо золота достались побои и оплеухи.

Зараэль упала в сугроб, выкатилась из него, вскочила на ноги и, подхватив длинный подол юбки, помчалась по улице. В окно, толкаясь и крича, высунулись люди. На крыльцо корчмы выскочили солдаты и припустили за ней. Над головой просвистела стрела. Зацепившись ногой за припорошенные снегом разбитые бочки, Зараэль свалилась, выронив меч. Она тут же вскочила на ноги, но подол, зацепившись за проржавевший обод, дернул её назад, и южанка снова села на снег. Бегущие к ней люди торжествующе взвыли.

– Бей шпионку!

– Стреляй!

– Не стрелять! Брать живьём!

Зараэль хрипло крикнула и рванулась. Ткань хрустнула, разошлась, и южанка снова понеслась по улице.

Она свернула в какой-то узкий проход, пролетела по темному переулку, напугав миловавшуюся там парочку. Потом свернула снова, перелезла через невысокую каменную загородку в конце улочки, вынеслась на широкую, тускло освещенную немногочисленными фонарями улицу, и шарахнулась, едва не врезавшись в проходящего мимо человека.

– Ополоумела, что-ли? – прохожий оттолкнул её, обложил руганью, и потопал дальше.

Зараэль прижалась к стене, напряженно прислушиваясь. Не ощутив сзади погони, отдышавшись и осмотревшись, она пошла по улице, прячась в тени нависающих балконов и карнизов. Внезапно в конце улицы, вывернув откуда-то сбоку, вспыхнули факелы и раздались крики.

– Опять, – простонала южанка. Развернувшись, она торопливо пошла в другую сторону, высматривая щелочку или проулочек, в котором можно было бы спрятаться, скрыться от преследователей.

– Вон она!!! – пронзительный крик заставил её вздрогнуть. Оглянувшись, Зараэль увидела, как толпа с факелами, сталкивая с дороги случайных прохожих, несётся к ней.

– Держи!

– Хватай!

Она припустила бегом. И вдруг впереди, на другом конце улицы, зажглись огни и послышались голоса.

– Здеся она! Больше негде!

– А ну, свети сюды.

– Нету! Дальче гляди.

Зараэль заметалась, и, углядев в стене проход, кинулась туда.

– Во-он!!! Вон она!

Она бежала по сужавшейся улочке, а толпа, напирая, лезла за ней.

Внезапно узкий проход кончился тупиком, и южанка уткнулась в закрытую дверь. Зараэль ударила по двери раз, другой, потом заколотила в неё изо всей силы руками и ногами. Прочные створки даже не дрогнули. Волной накатила паника, но южанка подавила постыдное чувство. Расправив плечи и подняв голову, она приготовилась защищаться. И вдруг на мореной двери Зараэль увидела вырезанное изображение солнца, поднимающегося из-за зубчатых стен.

– Откройте! – с новыми силами она ударила по двери. – Пустите меня! Во имя Серого братства, во имя магистра Энвингола, откройте!

Дверь резко распахнулась, и Зараэль ввалилась в полутемное помещение. Стукнули створки, лязгнул металлом засов. По закрытой двери ударили кулаки подбежавших людей, раздался негодующий и разочарованный рёв людских глоток.

Девушка отпрянула от двери, вжавшись в стену.

– Не бойтесь, сюда они не войдут.

Зараэль оглянулась на спокойный голос. Незнакомец подкрутил фитиль, свет погустел, и южанка разглядела своего спасителя. Он был средних лет, худощав, невысок, светловолос и бледен. На белой ткани свободной, выпущенной поверх брюк рубахи, посверкивал медальон братства. Маг с доброжелательным интересом и некоторым удивлением в запавших глазах рассматривал Зараэль, не обращая внимания на беснующихся за дверью людей.

– Хорошо же они вас разделали, – покачал он головой.

– Они меня и пальцем не тронули, – ответила Зараэль, успокаиваясь.

– Оно и видно, – усмехнулся маг. – У вас кровь на лице и руках, идемте, я вас перевяжу.

Он повернулся, и, освещая дорогу, пошел по узкому коридору. Зараэль, вдруг почувствовав себя страшно усталой, побрела следом.

– Что, корова все-таки сдохла? Или это была свинья? – насмешливо спросил идущий впереди мужчина. Зараэль удивилась.

– Какая корова?

– Которую вы лечили.

– Я?

Маг остановился и обернулся.

– Разве вас побили не за то, что у кого-то из этих болванов вдруг заболела скотина, а вы не смогли её вылечить?

– Нет. Хотя пара вонючих свиней, действительно, сдохла.

Маг на секунду задумался, разглядывая девушку. Потом прищурился.

– Где ваш медальон?

– Какой?

– Вот такой, – светловолосый постучал по серебряному кружочку на груди.

– У меня такого нет. И никогда не было.

– Нет? – маг, казалось, был в замешательстве. – Но вы просили о помощи именем Серого братства.

– И магистра Энвингола, – добавила Зараэль. – Гилэстэла Илфириона Хэлкериса, Серого магистра центрального круга.

Огонек в фонаре вспыхнул так ярко, как только мог, заливая светом ровные каменные стены.

– Кто вы?

Зараэль вздохнула.

– Я его дочь.