Читать книгу Мошки в янтаре. Скуй мне панцирь ледяной. Черный пепел, красный снег. Ключ - Рони Ротэр - Страница 7

Уванимо спокойно ступала по заснеженной лесной тропе. Вера расслабленно сидела в седле, позволяя лошади самой выбирать дорогу. Тихий мелкий снег серебрил черную гриву лошади, тонко ложился на капюшон меховой парки.

Все осталось, как было месяц назад. Словно ничего не произошло – ни побоища в Олломаре, ни смерти Ори и четверых магов. То же одиночество, тоска и самобичевание. В какой-то мере стало даже хуже. В былое время она путешествовала по острову в сопровождении Зараэль. Теперь не было и её, исчезнувшей без следа в ту ночь. Не было и черной птицы, неизменно сопровождавшей их на прогулках. Никто не следил более за Верой. И не оберегал.

В густых сумерках Уванимо привезла хозяйку в замок. Лошади хотелось побыстрее оказаться в теплом и сухом стойле, где её ждали ясли с овсом. Конюх принял поводья и увел её, а Вера нехотя поднялась по парадному крыльцу.

– Леди Вайра, – склонился в поклоне слуга, подставляя руки под парку, небрежно сброшенную ею с плеч. Вера не удостоила его и взглядом. Откуда в ней это? Когда появилось это пренебрежение? Эти господские замашки? Раздумывая о своих метаморфозах, она прошла в обеденный зал. Там было пусто. Вечерняя трапеза прекрасно прошла без неё. Вера досадливо закусила губу, барабаня пальцами по длинному столу.

Давно ли в этом зале она ужинала с Гилэстэлом, сидящем во главе стола. А здесь – обходя вокруг стола, она коснулась высокой спинки – сидел Астид, всегда такой молчаливый и сумрачный, в неизменном сером одеянии. А тут – Зараэль, которая всегда появлялась раньше Веры, потому что не переодевалась к ужину. Удивительно, но, невзирая на былую неприязнь, теперь Вере не хватало их присутствия. Не хватало бесед с Гилэстэлом, его мудрых и снисходительных глаз. Да, он был чудовищем. Но насколько притягательным! Подобной харизмой не обладают ни Эркель, ни Сарлис. Будь сейчас у Веры возможность выбора, которую она могла бы привести в согласие со своей совестью – она осталась бы с ним. Как Эркель когда-то. Как Иннегард, как Улле, как Астид. И тем отвратительнее она выглядела в собственных глазах; она – их убийца.

Перед глазами всплыл образ Ори. Он был с ней с самого начала, с самого её рождения здесь, в этом мире. Немногословный и серьезный, простой и заботливый, отважный и самоотверженный. Его жесткие, но такие нежные ладони, касавшиеся её волос в утешение. Взгляд его серых глаз – то строгий и требовательный, то участливый и одобрительный. Но никогда – равнодушный. К нему можно было подойти, и, ткнувшись в плечо, выговориться или просто помолчать. Все это сгорело дотла в диком пламени погребального костра, сложенного по довгарскому обычаю. И не осталось ничего, кроме камня с его именем над пустой могилой, и насыпи над кострищем.

Вера оперлась о край стола, зажмурившись и отгоняя накатившие видения. Глаза защипало, дыхание прервалось. Почему? Почему всегда приходится выбирать…. И зачастую, сделав выбор, остаться ни с чем. Смерть Ори таким же камнем лежала на её совести. Его тоже убила она. Руками Гилэстэла, но она. За ней тянется шлейф из мертвецов. А Валарэ собирает обильный урожай из душ, которыми оплачена её сила. И благополучие эльфов.

– Леди Вайра, – голос слуги отвлек её от мрачных мыслей. – Распорядиться, чтобы накрыли стол к ужину?

– Не здесь, – Вера направилась к дверям. – Пусть принесут всё в мои комнаты.

В её покоях было светло и тихо. В кресле у камина сидел Троди, вороша головешки витой кочергой с рукоятью в виде драконьей головы.

– Ну-у, наконец-то, – протянул он, оглянувшись на вошедшую Веру. – Где ты весь день пропадала?

– Каталась, – пожала плечами она, скрываясь в соседней комнате. Огон терпеливо ждал, пока она переоденется. В дверь постучали.

– Войдите, – откликнулась Вера.

Слуга в сером камзоле вкатил в комнату тележку, и, придвинув её к столу, принялся сервировать ужин для госпожи. Троди поднялся и перехватил из рук слуги графин из тонкого вейерхольдского стекла, наполненный красным сайельским.

– Иди, дружок, я сам накрою, – и указал на дверь в ответ на недоуменный взгляд. – Иди, иди. Госпожа не обидится.

Склонившись, слуга попятился, и, открыв задом дверь, исчез. Троди, не церемонясь, переставил на стол блюда с едой. Тарелки, блюдца, чашки из вычурного фарфора и фужеры цветного стекла оставил на тележке. Потом, подумав, все же поставил на стол тарелку, положил рядом ложку. Откинув голову назад, оценивающе оглядел сервировку. Взял с подноса кружевную салфетку, расправил, подержал в раздумье и кинул обратно.

– Ну, и зачем ты его выпроводил?

Вера, сменившая теплый прогулочный костюм на легкое платье, облокотившись на косяк, смотрела на Троди с усмешкой.

– Пусть бы накрыл, как полагается. Он для того здесь и нужен.

– А чем тебе моя сервировка не нравится?

– Я хочу есть вкусно и красиво.

– Мне помнится, было время, когда ты с аппетитом уминала сусликов с перепачканными в золе пальцами. О кружевных салфетках и серебряных вилках и речи не было. Прошу к столу.

Огон со всей возможной галантностью, граничащей с легкой издевкой, подвинул Вере стул. Сам вернулся к камину, и, со скрипом развернув тяжелое кресло, сел лицом к Вере.

– Опять весь день по острову слонялась? Хоть бы в известность ставила, тут каких только ловушек не наставлено. Как болото вспомню, так пятки холодеют.

– Троди, дай поесть, а? – Вера поморщилась. Сняв с блюда крышку, из-под которой выпорхнуло облачко пара, положила себе на тарелку кроличьего рагу. Отодвинула ложку, взяла с тележки вилку. – И кстати, я заходила утром, но ни тебя, ни Мидо не застала.

– Утром! – хмыкнул огон. – Тем утром, которым ты встаешь, у нас уже горны в полную силу раздуты.

– На завтрак могли бы появляться.

– И оставить работу на середине? Нам с Мадиусом хватает того, чем прислуга сыта. Я до изысков не охоч, да и мальчонка тоже не балован. А ты, как я посмотрю, у здешних обитателей манер набралась, пока мы в темнице отдыхали.

– Упрекаешь меня? – Вера насупилась.

– Прости, – спохватился огон, – я не это хотел сказать. Просто ты стала такая важная и высокомерная.

– К Сарлису и Анарниэлль ты не столь критичен.

– О, они тут в своей стихии. Как рыбы в воде. Порой за обедом мне думается, что с прислугой на кухне нам с Мидо уютней было бы. Помниться, ты рассказывала, что в Долине у них слуг нет. Но здесь в это трудно поверить. Они так привычно с ними обращаются.

– Воспитание, Троди, воспитание. Хватит читать мне нотации. Дай поесть. На вот, налей себе вина.

Огон поднял ладони, уступая. Подошел к столу, выбрал самый большой фужер, и, перелив в него почти половину графина, вернулся на место. Потягивая вино, Троди смотрел на Веру. Она ела молча, отодвигая косточки на край тарелки и выкладывая из них узор.

– Жаль, отца твоего нет рядом. Он был бы рад за тебя.

Вера опустила вилку. Посмотрела на Троди.

– Скучаешь по нему?

Тот кивнул, вздохнул. Шмыгнул носом, и, утерев его пальцами, полез за трубкой.

– Я тоже.

Она налила вина, замахнула бокал одним глотком. Налила еще.

– Троди!

– А? – огон поймал её неодобрительный взгляд, направленный на трубку в его руке. – Не буду тут курить, не буду. Пойду я. Отдыхай, Вайра.

– Не обижайся, – попросила она, вставая из-за стола и подходя к нему.

Огон улыбнулся, поднялся.

– Все хорошо, девочка. Незачем тебе дым глотать. А я пойду, посижу на крылечке с табачком. Эх, как мне его в каземате магистровом не хватало! Доброй ночи, Вайра.

Вера вернулась за стол, но есть уже не хотелось. Она допила вино, в раздумье глядя на пустой кувшин. На звон колокольчика появился слуга.

– Принеси еще вина. Остальное убери.

Она стала много пить в последнее время. Сдобренный алкоголем сон был крепче, а ночные кошмары если и приходили в забытьи, то наутро не вспоминались.

Второй кувшин был уже пуст наполовину, когда в дверь постучали, и раздался голос Эркеля.

– Вайра! Ты у себя? Можно?

– Входи, – помедлив, неохотно откликнулась она.

На лице мага, когда он вошел, отразилось неодобрение.

– И какой это по счету? – он указал на кувшин.

– Второй, – пожала плечами Вера. – Но половину первого выпил Троди.

– Тогда половину второго выпью я, – ответил Эркель и забрал из её рук бокал. – И прикажу больше не приносить тебе вино.

– Что так?

– Пить много хмельного вредно для здоровья.

– Ори мне всегда это говорил.

– Теперь это буду говорить я.

– Ты мне не отец, – покачала головой Вера. – И, в общем-то, я могу сама решать, что мне делать. Пить иль не пить – вот в чем вопрос!

Взяв кувшин в руку, она отставила его на руке, и продекламировала.

– О, бедный Йорик! Я знал его, Горацио. Это был человек бесконечного остроумия, неистощимый на выдумки. Он тысячу раз таскал меня…, – она всхлипнула, прижав кувшин к груди.

– Ну-у, похоже, тебе хватит, – Эркель отобрал у Веры кувшин. – Кстати, а Йорик – это кто?

– Череп, – ответила Вера. Маг озадаченно дернул бровями, протянул Вере руку.

– Идем, я тебя спать уложу.

– Уложи, – пьяненько хихикнула Вера. – Гилэстэл тоже всё пытался меня уложить. А я сама их всех уложила! И его, и Астида, и… и…

Она заплакала. Эркель вздохнул. Поднял Веру с кресла на руки, понес в спальню.

– Не надо, Вайра. Ты не виновата ни в чем.

– От тебя пахнет морем и солью, – прошептала она.

– Анарниэлль говорит мне то же самое, – улыбнулся Эркель.

– Ей повезло. Ори бы не промахнулся тогда.

Эркель опустил Веру на кровать. Сел рядом.

– Я тебе благодарен, Вайра. За всё. За все, что случилось с того мига, как я нашел тебя в плену у Кханглума. Что-то закончилось, что-то началось. Это жизнь, движение к новому, даже если новое – уже давнее прошлое. Я о многом сожалею, как и ты. Но принимаю всё как есть, уже научился принимать. Когда-то много веков назад я тоже умирал душой у могилы дорогого мне человека. Я уже говорил тебе это. Я нашел в себе силы продолжить жить. Не повторяй моего пути. Чтобы не стать мошкой, застывшей в прошлом, как в смоле. Меня научил этому Гилэстэл.

– Он был мудр. Ты знаешь, мне его не хватает.

Эркель кивнул понимающе.

– Мне тоже его недостаёт. Он был не только мудр. Он был великим человеком. Или эльфом. Я не знаю, кем он сам себя считал. Мне горько, что я причинил боль и горе этому миру, своему народу. Но я горжусь тем, что он был моим учителем. И другом.

– Я понимаю, почему ты пошел с ним тогда. Он был сильным, противостоял целому миру. И построил свой.

– Я пошел с ним потому, что сам был слабым, Вайра. Ты сильнее меня, ты осмелилась противостоять Гилэстэлу. И твой мир ждет тебя.

Вера кивнула в ответ.

– А теперь спи. И не пей много хмельного. Пьянство – не лучший способ борьбы с тоской. По себе знаю, – Эркель улыбнулся, и поднялся, собираясь уйти.

– Эркель! – остановила его Вера. – Ты ведь приходил не для того, чтобы прочитать мне лекцию о вреде пьянства? Что на самом деле?

Маг взглянул на неё искоса. Помолчав, ответил.

– Через четыре дня здесь будут Ригестайн и Лейнолл. Я вызвал их сразу же после гибели магистра и остальных. Но только сейчас, получив подкрепление и отбив натиск ронзейцев у южных границ, они смогли отправиться в Норхет. Тебе лучше не показываться им на глаза, я не знаю, какова будет их реакция. Они могут причинить тебе вред.

– Или я – им, – пробормотала Вера. Ей стало нехорошо при мысли о том, что может произойти. – Ты прав. Я буду осторожна.

***

Вера проснулась засветло. Сквозь морозный узор на стеклах просвечивало яркое солнце. Выпитое с вечера спиртное отзывалось соответствующим образом в голове и во рту. Поморщившись, она поднялась, добрела до стола. Налила воды, глотнула, отставила бокал, взяла кувшин и стала пить прямо из него. Ополовинив кувшин, подошла к окну и распахнула оконные створки. На карнизе пышной шапкой лежал снег, сверкая в солнечных лучах. Вера зачерпнула полные пригоршни и растерла лицо. Она стояла, глядя на заснеженные аллеи, на округлые, мягкие очертания деревьев, покрытых слоем снега. Зимняя умиротворяющая красота норхетского парка резко контрастировала с Вериным мироощущением в это утро. Она стояла, глядя на сказочный пейзаж, пока не замерзла. Допив остатки воды из кувшина, Вера подошла к зеркалу. Красные глаза, синева под ними и припухшие веки красоты ей не добавляли.

Вера хотела уже распорядиться, чтобы ей приготовили ванну, но вспомнила слова Троди – важная и высокомерная. Она усмехнулась, испытывая неловкость от того, как оценил её старый друг. Еще раз взглянула в зеркало.

– Важная и высокомерная пьяница, – сказала она своему отражению. – Думаешь, что тебя пожалеют за это? Просто станешь всем еще отвратительнее. А Сарлису и подавно.

Внезапно разозлившись на себя, Вера быстрым шагом направилась в купальню. Наполнив ванну, она погрузилась в горячую воду и остервенело растерлась губкой, выгоняя из тела остатки сна и похмелья. Потом безжалостно окатила себя ледяным душем, и, повизгивая и скользя босыми ногами по полу, нагишом выскочила в будуар. Немного магии и косметики уничтожили последние свидетельства тоскливого загула на лице. Вера собрала волосы, заколов их гребнем с гранатовыми вставками, надела алое платье с широкими рукавами – подарок из собственных рук магистра, и отправилась на завтрак.

В столовой было весело. Говорили на эльфийском. Вера чуть улыбнулась, услышав смех Эркеля. Ему вторила Анарниэлль. Голос Сарлиса, рассказывающего нечто, рассмешившее остальных, был непривычно светел и жизнерадостен. А услышав его смех – негромкий, но такой безмятежный и искренний, Вера в удивлении замерла на месте. За все время, проведенное рядом с ним, ей почти не приходилось слышать, как эльф смеется. В прекрасном расположении духа она вошла в столовую.

– Доброе утро!

– Вайра! – воскликнула Анарниэлль. На лицо же Сарлиса легла тень, ясный смех сменился вежливой, чуть досадливой полуулыбкой.

– Чудесно выглядишь, – Эркель улыбнулся ей и кивнул, одобрительно оглядев.

Вера заняла свое место за столом. Вышколенный слуга наполнил её бокал, придвинул тарелку с запеканкой.

– Красивое платье, – отметила Анарниэлль. – У тебя хороший вкус. Это я еще в Уроссе заметила.

– Это Гилэстэл подарил, – смущенная похвалой, ответила Вера.

– Гилэстэл знал толк в тряпках, – язвительно усмехнулся Сарлис. – Здешний портной настоящий мастер.

Вера, отломив вилкой запеканку, кинула взгляд на роскошный камзол эльфа. И ответила ему в тон.

– Я вижу, ты тоже уже оценил его мастерство. Что касается магистра, то он в одежде предпочитал серый цвет и простой покрой. Как истинный аристократ, знающий себе цену, вне зависимости от наряда.

На щеках Сарлиса, задетого за живое, проступили красные пятна.

– Тогда зачем столь неприхотливому аристократу швейных дел мастер? – губы эльфа скривились.

– Для своих женщин и починки мантии, – съерничала Вера, обмакивая кусочек запеканки в ягодный мусс.

Сарлис прищурился.

– Себя ты тоже относишь к женщинам Гилэстэла?

Вера метнула на него сердитый взгляд, но промолчала – рот был занят.

– Почему мы не остались в Олломаре? – прожевав, обратилась она к Эркелю. – Здесь мне тяжело от воспоминаний.

– Анарниэлль нуждается в лечении. А в моем замке нет необходимых средств, – ответил тот.

Но Вера прекрасно понимала истинную причину бегства Эркеля в Норхет – он не хотел быть рядом со своими воспоминаниями.

– Тоскуешь по магистру? – воздел брови Сарлис. – Еще бы! Ты вроде даже собиралась с ним детей завести. Сколько попыток вы с ним предприняли? И в какую из них ты нашептала ему об Эдельтелад?

Эркель замер с вилкой в руке и переглянулся с Анарниэлль, в глазах которой всколыхнулась тревога. Едва сдерживаясь, чтобы не запустить в эльфа молнией, Вера процедила сквозь зубы, глядя в тарелку:

– Я не считаю нужным отчитываться тебе в поступках, касающихся меня лично. Но, всё же, скажу – я не была ни с Гилэстэлом, ни с кем бы то ни было другим. Да, я была готова на это, – она подняла глаза на эльфа. – А в твою тупую ушастую башку не приходила мысль, что я была готова сделать это, чтобы вытащить ваше племя отсюда? Мой ад в обмен на ваш рай? И, кстати, магистр был намного деликатнее, чем кое-кто из здесь сидящих. Я не удивлена, что в свое время у Гилэстэла появилось желание всех убить. С таким-то отношением!

Она в сердцах швырнула вилку на стол, скомкала салфетку, и поднялась.

– Приятного аппетита, господа эльфы. И хорошего дня, – и покинула столовую, громко хлопнув дверями.

– Зачем ты с ней так? – Эркель с горькой укоризной взглянул на Сарлиса. Тот сидел с покрасневшим от ярости лицом, стиснув прозрачный бокал с недопитым вином.

– Я уже говорил тебе, что она не нарушила своего обещания. Гилэстэл обманом выудил у неё сведения о вашей долине. Все, что говорила Зараэль в тот раз – ложь, чтобы доставить вам не только физические, но и душевные муки. За что так ненавидишь её?

Тонкий хрусталь под пальцами эльфа треснул, и скатерть окрасилась вином, смешанным с кровью из порезанной ладони.

– Сарлис! – испуганно вскрикнула Анарниэлль, и бросилась к нему с салфеткой. Но эльф, бросив на стол осколки фужера и оттолкнув сестру, ушел прочь. Капли крови из порезанной руки падали на пол, отмечая его путь.

– Твой брат просто прелесть, – рассмеялся Эркель, глядя на расстроенное лицо Анарниэлль. – Первый раз вижу его таким. А мне казалось, что это я эмоциональный. Как, объясни мне, он и Вайра могли находиться друг подле друга с такой неприязнью, да еще так долго? Он же ненавидит её всем своим сердцем! Даже к Троди и Мидо он так не относится.

– Он не ненавидит её, Эркель, – устало откликнулась эльфийка, опускаясь на стул возле мага. – Я думаю – он любит её. Это и приводит его в ярость, его обуревают злость и бешенство от сознания этого. Задета самая чувствительная его струна – гордость.

Маг изумился.

– Любит?!

– Я слышала, как он просил в норхетском подвале, чтобы с ней все было хорошо. И видела, как плохо ему было, когда он думал о её предательстве. И то, что она, пусть и из благих намерений, могла лечь в постель с этим….

Анарниэлль передернула плечами.

– А она?

– Не знаю. Раньше мне казалось, что и она испытывает к нему что-то. Но с таким его отношением к ней, думаю, это уже прошло. Не знаю, сможет ли он её простить. И усмирить свою гордыню. Если нет, то…, – она замялась.

– Что? – взглянул на неё маг.

– Он всю жизнь так старательно избегал привязанностей и чувств. Все знают его спокойным и рассудительным, бесчувственным, с холодным сердцем. Но он не такой. Если он не позволит себе любить и быть любимым, его душа выгорит. Он просто угаснет однажды.

Голос Анарниэлль дрогнул, она отвернулась от полуэльфа. А Эркель грустно подумал о том, сколько искалеченных судеб, душ и сердец стали следствием амбиций Гилэстэла.

– Анарниэлль, – позвал он тихо. – Анэль, а ты? Ты простила меня?

На её заживающей щеке, когда она взглянула на него, маг увидел слезинку. Она кивнула, чуть улыбнувшись. Эркель, опустившись на пол, обнял её колени, уткнувшись в них лицом. Она гладила его по голове, зарываясь пальцами в каштановые волосы, а он тихо таял душой, вдыхая тепло её тела.

***

Анарниэлль нашла брата в его покоях. Он читал, расположившись на софе у окна. Кисть правой руки была аккуратно перевязана. Увидев сестру, Сарлис отложил книгу.

– Проходи, Анэль.

– Я хотела поговорить с тобой о Вайре.

– Нет! Достаточно уже об этом, – протестующее воздев руки, отвернулся от сестры Сарлис.

– Я еще ничего не сказала. А намерена сказать многое. Перестань обращаться с ней, как…

– Как с кем? – перебив, принц вызывающе взглянул на сестру, и поднялся. – Как с плебейкой, с простолюдинкой? Ты это хотела сказать? Как с девчонкой, чьи пятки в навозе, а в сердце нет гордости, чести, благородства и уважения хотя бы к себе? Я буду обращаться с ней так, как и подобает. Я – потомок эльфийских королей, проживший не одну человеческую жизнь, и мне унизительно становиться с ней на одну ступень. Она – никто, безродная полукровка, выросшая в племени, еще не выбравшемся из варварского состояния.

– Ты кое-что запамятовал, – сверкнула глазами Анарниэлль, неодобрительно выслушав отповедь брата. – Гилэстэл одной крови с нами, и, раз уж ты заговорил о генеалогии, выше по происхождению. Но он счел её равной себе. Он не погнушался и не счел для себя унизительным предложить ей то, в чем ты отказываешь.

– Стать его любовницей? – фыркнул Сарлис. – Тоже мне, велика честь стать грелкой в постели! Именно так и поступает чернь – хватается за любую возможность облегчить свое существование, ухватить от жизни кусок послаще. А Гилэстэл… Он всегда был неразборчив в связях.

– Я имела в виду любовь, – эльфийка опустила глаза.

– Анарниэлль, – поморщился Сарлис. – Гилэстэл был на любовь не способен.

А она ничего о ней не знает. Как и люди вообще. Не надо меня сводить, я не племенной конь, мне не нужны потомки в качестве научных экспериментов. Я сам выберу себе пару. Достойную – ту, которая не заставит сомневаться в себе, преданную на долгие годы. Такую, как ты.

Анарниэлль взглянула на брата.

– Чтобы понять, что такое преданность и любовь на годы, нужно прожить в страдании и душевных терзаниях века. Ты этого для себя хочешь? Счастья через боль и опустошение? Зачем? Возможно, твое счастье здесь, в двух шагах от тебя, а не в сотнях лет впереди. Просто позволь себе его.

– Эркель и ты – прекрасная пара, сказка со счастливым концом. Вы друг друга достойны и равны. Я и Вайра – нет. Моя гордость и память королевского рода не позволят мне этот мезальянс. Мы с тобой уже начинали этот разговор, помнишь? Когда шли из Эдельтелад к хранителю и потом, по пути в Уросс. Сделай одолжение – не возобновляй его больше. Никогда.

Анарниэлль несколько секунд смотрела на принца, потом поклонилась.

– Как изволите, Ваше Высочество.

Сарлис смотрел, как уходит сестра – прямой, строгий и надменный. Негромкие слова были произнесены уже не для неё.

– Так будет правильно.

***

Мидо оглянулся на дверь, и, увидев входящую Веру, радостно закивал головой и заулыбался. За что и был тут же удостоен несильной затрещины от огона.

– Держи ровно! – рявкнул Троди, и Мидо, ослабивший захват, крепче взялся за клещи. Огон кинул быстрый взгляд на Веру, но работу не прервал: алая полоса металла на наковальне разбрызгивалась искрами от ударов молота. Рядом с ними, заложив пальцы за лямки кожаного фартука и сдвинув брови, стоял замковый кузнец и наблюдал с ревнивым вниманием. При виде вошедшей госпожи он опустил руки и почтительно поклонился. Вера встала поодаль, прислонившись к столбу, поддерживающему стропила, и тоже стала смотреть.

– Наддай-ка, – бросил огон, и подручный раздул мех. Всполохнулись угли, и Троди сунул в них остывающую заготовку. Только после этого обернулся к Вере, улыбаясь.

– Доброе утро! Вот уж не ожидал тебя тут увидеть.

– Доброе, Троди.

– Что-то случилось? Обидел кто? – приглядевшись, спросил огон.

– А, – сморщила нос Вера.

– Ты погоди, – участливо вгляделся в её лицо Троди. – Скоро уж закончим, сядем, поговорим.

Вера кивнула. Мидо тем временем, следуя негромким указаниям кузнеца, ворочал в углях заготовку, накаляя железо со всех сторон. По знаку Троди он, выхватив клещами из огня, бросил её на наковальню. И снова загремел молот и посыпались искры.

Стоять в раскаленной кузне в меховой парке было невмоготу, и Вера вышла на воздух. Она прождала около часа, пока из дверей не показался огон в наброшенном на плечи кожухе. Он уселся на широкий чурбак, отдуваясь и утирая пот холстиной. За ним выскочил Мидо, чтобы поприветствовать Веру.

– Госпожа Вайра! – на испачканном сажей лице счастливо горели его глаза. – Я такое знаю! Я теперь такое могу!

– Мадиус, – свел брови огон. – Тебе что было сказано? Вот иди и делай, коли умеешь.

Мидо послушно шмыгнул обратно в кузницу, а взгляд огона из сурового стал одобрительно-насмешливым.

– Ну, можно и курнуть, – подмигнул он Вере. – А ничего парнишка, способный.

Вера присела на чурбак рядом с Троди.

– Осторожнее, платье испортишь, – предостерег её огон, набивая трубку.

– Да и черт с ним, – пренебрежительно тряхнула рукой Вера. – Так что там про Мидо?

– Способный, говорю. Видать, и впрямь наша кровь в нем проявляется. С лёту смекает, как и что. Только ему не говори, – погрозил он трубкой Вере, – зазнается не то. Гонять его надо, и в строгости держать, тогда и толк, глядишь, выйдет. А так мальчонка даровитый. Опять же, в радость ему это ремесло. А без отрады хорошего дела не получится. В подмастерьях у меня походит, а там, глядишь, и в добрые мастера выйдет. Гонять только надо.

– Вот и гоняй, – усмехнулась Вера, слыша наставнические нотки в голосе огона, и порадовавшись за них обоих – и за Мидо, и за Троди.

– А то, – согласился огон, выпуская клубок дыма. – У тебя что стряслось?

Вера, стараясь, чтобы это не звучала как жалоба, рассказала про утреннюю перебранку с эльфом. Троди слушал молча, хмурясь и попыхивая трубкой.

– У Анарниэлль есть Эркель и Сарлис. Я не вижу себя в их будущем. Вы с Мидо тоже близко сошлись в последнее время, планы вон на будущее строишь. А я как рукав от жилетки. Единственный, кто понимал и любил меня в этом мире – Ори. Но его больше нет. Он ничего не хотел от меня, он хотел, чтобы я была жива и счастлива. Для остальных же я – инструмент достижения цели, ключ к воротам в лучшую жизнь. Меня это оскорбляет. Знаешь, Троди, я думала кое о чем. Это они во мне нуждаются. Но мне для того чтобы вернуться домой, никто не нужен. Камни – вот они, можно просто взять их и уйти. Сделать это для себя самой.

– Ты хочешь…, – огон недоверчиво покосился на девушку.

– Хочу, – резко перебила его Вера. – Я хочу смыться отсюда.

– И куда ты денешься с острова?

– А вот это надо обдумать. Эркель знал, что делал, когда привез всех сюда. Прекрасный план – держать меня здесь до того момента, пока поправится Анарниэлль. Наверняка он просчитал вариант, что я могу забрать камни и уйти одна. А с острова без его ведома уплыть невозможно. Здесь нет перехода. И ни один корабль не покинет причал без его разрешения. Он ничем не лучше Гилэстэла, так же манипулирует людьми. Эльфам больше ничто не угрожает – магистр мертв, Эркель по уши влюблен в их принцессу. Какая им разница, в каком мире жить? Этот им привычнее. А я хочу домой. Я так хочу домой…

– Ты изменилась с того момента, когда мы впервые встретились, – огон печально качнул головой.

– Я исчерпала альтруизм, – зло ответила Вера. – Мне в последнее время наплевать на чужие проблемы. У меня своих хватает. Их и надо решать.

– В тебе говорят злость и обида. Это опасные советчики.

– Во мне говорит разум, Троди. Мне следовало сразу принять предложение магистра – открыть портал и уйти домой в обмен на местоположение долины. И в обмен на ваши жизни – твою и Ори.

– А эльфы?

Вера поморщилась.

– Это их внутрисемейные дела. Гилэстэл был прав – он говорил, что это не моя война. Он был мудр, Троди.

– Если будешь так рассуждать, станешь походить на него.

– Я бы этим гордилась. Способность защищать свои интересы, невзирая ни на что – вот истинно полезное свойство.

– Это свойство называется эгоизм. Невзирая ни на что… Его никто не любил. А тебя любят. Сарлис любит тебя.

– Ты очень сильно ошибаешься, – скривилась Вера. – Этот высокомерный холодный аристократ не способен на подобное чувство. Тем более, по отношению к тому, кого он считает ниже себя. Он выберет себе женщину не по любви, а по рангу. Но меня это не обижает, а даже приносит облегчение. Не нужно притворяться, чтобы соответствовать его запросам. Можно быть собой. К тому же, мне это не в новинку. В нашем мире это обыденность.

– Отказ от чувств и предательство – обыденность? – хмыкнул огон. – Ну и поганый же у вас мирок.

– Какой есть. Зато мой. Так что, если я найду способ отсюда сбежать, вы со мной?

– Спрашиваешь! – огладил бороду огон. – Мне уж давненько тут опостылело. Нет, кузня, конечно, хороша. Но на этом и всё. Я и Мадиус с тобой!

– Спасибо, Троди, – Вера встала с чурбака.

– Куда ты сейчас? – огон выколотил трубку и тоже поднялся.

– Сначала на кухню – поживлюсь чем-нибудь, завтрака-то я лишилась. А потом прокачусь по острову. Есть кое-какие мысли, – прищурилась Вера, притушив огонек в глазах.

В Серой гавани стояли «Жемчужина» Эркеля и «Серый странник» Гилэстэла. Два корабля, на которые уже никогда не поднимутся их владельцы – корабли Улле и Иннегарда, были отправлены Эркелем в помощь униатской армии. На палубах было пусто, но Вера знала – охрана всегда начеку. Однако её интересовали не эти громадины. Она отъехала чуть дальше, туда, где у причалов стояли прогулочные яхты. Легкие парусники покачивались на прибрежных волнах, приветственно кланяясь Вере тонкими мачтами. За этими скорлупками никто не следил, можно было в любой момент взять одну из них для прогулки вдоль острова. В тесной каюте хватит места для троих. К тому же, грайрам, регулярно облетающим с дозором прибрежные воды острова, будет труднее найти в открытом море такую малютку. Да и кто осмелится выйти в зимнее море на легкой прогулочной лодчонке! Только сумасшедший оптимист или отчаянный самоубийца. Вера с усмешкой похлопала Уванимо по шее.

– Скоро мы с тобой расстанемся, чудесная моя. И ты – единственная из живых, по кому я буду скучать вдали от этого острова.

Вечерняя прогулка состоялась уже в компании Мадиуса и Троди, которого Вера уговорила воспользоваться пони. Они спешились у причалов, и Вера, кивком головы указав на одну из яхт, спросила:

– Мидо! Ты сможешь справиться с такой яхтой один?

– Да, госпожа! – уверенно улыбнулся юноша.

– Отлично, – одобрительно кивнула Вера.

Огон недоверчиво покосился на лодку.

– Ты хочешь добираться до материка на этом!? Да её разотрет в щепки в открытом море!

– Она крепче, чем кажется, – ответила Вера. – К тому же с нами бывалый мореход. Не так ли, Мидо?

– Я сделаю все, что смогу, госпожа.

– Это самоубийство, – огон покачал головой. Потом, сдавшись, махнул рукой.

– Ну что ж, решено, – Вера улыбнулась друзьям. – Мидо, отныне ты – капитан. С тебя маршрут. С тебя, Троди – провиант. Остальная мелочь, вроде снаряжения и лорелантов – за мной. Уходим послезавтра утром.

Двери в сокровищницу замка Норхет были не просто закрыты. Они были запечатаны заклинанием. Открыть их могли только члены центрального круга. И Вера. Она повела пальцами, задвижки разошлись, створки, послушные тихим словам, бесшумно распахнулись, и она проскользнула внутрь. Гилэстэл любил здесь бывать. Ему нравилось любоваться собранными за прошедшие века драгоценностями, и рассказывать Вере их истории. Но сейчас её не интересовали ни стоящие вдоль стен витрины с ювелирными украшениями, ни ларцы с заботливо рассортированными по размеру и чистоте камнями, ни ковчеги с золотыми россыпями, ни разнообразное оружие, инкрустированное драгоценными камнями и гравированное золотом. Она шла по обширным залам в самую дальнюю комнату. Туда, где хранились два бесценных сокровища Гилэстэла. Сокровища, напоминавшие ему о былом и будущем величии.

В комнате находился лишь один сундук, окованный железом. Ключом к нему служил перстень магистра, исчезнувший вместе с Зараэль. Веру это нисколько не смущало. Пара пассов над замочной скважиной, и засовы в глубине сундука разъехались. Вера подняла тяжелую крышку. Внутри стояли два деревянных резных ларчика. Вера открыла левый, и её взору предстала корона древних эльфийских королей – витой серебряный обруч со вставленными в переплетения алмазами. Та, что носил Мэнелгил. А до него – мать Гилэстэла. Он все-таки получил её. Кто теперь наденет её на чело? Вера с некоторой грустью опустила крышку шкатулки.

Лореланты в соседнем ларце были разложены в углубления на белом бархатном ложе. Одно было пустым. Вера провела по овальной ямочке пальцем, дотронулась до медальона на груди. Потом решительно выудила камни из бархатных гнезд, ссыпала их в мешочек, закрыла ларец и захлопнула сундук. Завязав тесемки, Вера повесила мешочек себе на шею, и покинула сокровищницу, вновь запечатав двери.

Избегать эльфов и Эркеля в день перед побегом было не трудно. Это было легче легкого. Её никто не искал и не звал. Молчаливых слуг, не привыкших вмешивать в дела господ, тоже совершенно не интересовало то, что Вера посетила оружейную вместе с огоном и Мидо. И вышли они оттуда, основательно экипированные. Многодневный запас еды, переправленный на яхту, тоже не вызвал ни у кого вопросов. И это было обидно. Вере казалось, что её план будет раскрыт и нарушен кем-то из обитателей замка. Она с трепетом ждала этого, и, в какой-то степени, наверное, жаждала, чтобы это случилось. Чтобы хоть кто-то подтвердил, что она небезразлична. Ничего. Ничего не произошло. И в уговоренный сумрачный утренний час Вера, Троди и Мидо взошли на яхту.

Зажав в кулаке заветный мешочек с лорелантами, Веря гляделя, как медленно удаляется норхетский берег. И не чувствовала ничего, кроме утреннего холода – ни злости, ни сожаления, ни жалости, ни угрызений совести.

– Госпожа Вайра! Спуститесь вниз, там безопаснее, – мимо неё прошел Мидо.

Она спустилась в каюту, поеживаясь и похлопывая себя руками по плечам.

– Замерзла? На, грейся.

Троди, устроившийся на рундуке, протянул ей открытую бутыль.

– Отъезд отмечаешь? – усмехнулась Вера, садясь и принимая из рук огона сосуд.

– Не то чтобы, – поморщился тот. – Морские путешествия мне не по нутру. Оно у меня от них выворачивается. Вот и подумал – может, вино поможет?

Надежды огона не оправдались. Через несколько часов, перегнувшись через борт и исторгнув выпитое, он прохрипел, отплевываясь.

– Столько добра зря перевел.

Вера, с сочувствием глядя на страдания друга, поинтересовалась у Мидо.