Читать книгу То, что нас объединяет - Роушин Мини - Страница 11

– Хватит играть с едой.

– Мне не нравится апельсин. Он кислый.

Хелен взяла с тарелки Элис дольку и сунула ее в рот.

– Сойдет. Ничего другого все равно нет. Так что жуй это или жди, пока я схожу в магазин.

– У нас есть печенье.

Хелен со вздохом затушила сигарету.

– Ладно, можешь взять одну штучку.

– Одной мало. Почему мне нельзя сразу две?

– Это не лучший завтрак для девочек. И не забудь потом почистить зубы.

Драматический стон.

– Ненавижу чистить зубы – это так скучно!

– Лечение у дантиста понравится тебе еще меньше, можешь мне поверить.

Так каждое утро. Элис спорила с ней не переставая. И это в семь лет. Что же будет, когда ей исполнится семнадцать?

Да и в школе дела шли не лучше. Элис с самого начала не проявляла интереса к учебе. Преподаватели постоянно жаловались на ее неряшливые работы и непослушание. Уже через неделю тетради Элис начинали выглядеть так, будто ими пользовались целый год. И каждый уголок внутри был разрисован фигурками кошек, слонов и лошадей.

С первого класса детишкам стали устраивать проверки на сложение-вычитание и правописание. Каждую пятницу они писали тест, который затем отправляли их родителям. Успехи Элис в этих дисциплинах были просто удручающими.

– Почему бы тебе хоть чуть-чуть не постараться? – недовольно спрашивала Хелен у дочери. – Ведь все это вам задавали на дом!

Элис в ответ только пожимала плечами, а Хелен предпочитала не настаивать. Она знала, что в плохой успеваемости дочери есть и ее вина.

Наверняка другие родители часами просиживали возле своих детишек, помогая им делать домашние задания. На Хелен это занятие наводило невыносимую скуку, так что она старалась пореже заглядывать в тетради дочери. Ее вполне устраивало, когда по правописанию та получала три балла из десяти. На математику она и вовсе махнула рукой.

От Кормака Элис унаследовала ямочку на левой щеке. У нее были такие же длинные ручки и ножки, бледная кожа и серые глаза. А вот музыкальными способностями природа ее явно обделила. Когда ей было два года, Кормак усаживался с ней перед стареньким роялем, доставшимся ему от бабушки, и Элис колотила по клавишам крохотными ладошками. С тех пор, надо сказать, мало что изменилось.

Через полтора года после смерти мужа Хелен нашла в себе силы открыть рояль и наиграть парочку известных мелодий. Элис какое-то время серьезно разглядывала мать, прежде чем вернуться к своему кукольному домику – подарку бабушки на ее день рождения. Больше интереса к музыке в ней не замечалось.

Хелен, родившая дочь через неделю после того, как ей исполнилось двадцать девять, довольно долго свыкалась с ролью матери. Неожиданно для себя она оказалась лицом к лицу с крохотным существом, которое с катастрофической регулярностью пачкало пеленки, громко пищало и отрыгивало молоко; которое предпочитало спать, когда ему вздумается; а заливаясь слезами, морщило личико так, что становилось похожим на рассерженного Уинстона Черчилля.

Меньше всего Хелен хотелось кормить дочь грудью. Вид младенцев, прильнувших к соску матери, напоминал ей разве что гигантских прожорливых пиявок. Нет, это явно было не для нее, что бы там ни утверждали молоденькие медсестры. А последние твердили, что выкармливание грудью поможет Хелен вернуть фигуру, а заодно укрепит ее связь с дочерью.

На фигуру Хелен было плевать. До беременности она никогда не весила больше пятидесяти пяти килограммов, хотя ела и пила все, что вздумается. Да и беременность ее не слишком испортила: до шестого месяца она с легкостью влезала в свои любимые джинсы. Хелен не сомневалась, что после родов с легкостью вернется в норму. Так оно, собственно, и получилось.

Что касается связи… Хелен всмотрелась в крохотное личико дочери, которая в кои-то веки мирно спала, не требуя еды или внимания. Она пробежалась пальцем по ее нежной щечке, подержала в руке миниатюрную ножку. Пожалуй, в ней и правда жили какие-то чувства к этому забавному существу. Не та безумная материнская любовь, которую проповедуют голливудские мелодрамы, а что-то гораздо более спокойное. Оставалось лишь надеяться, что связь эта со временем только укрепится.

В принципе, все так и вышло. Они с Кормаком шаг за шагом постигали родительскую науку. И у них, как у всех молодых родителей, были свои успехи и свои неудачи. Элис тоже потихоньку развивалась. В должное время она научилась переворачиваться на животик. Потом она стала садиться. Потом поползла и, наконец, пошла.

Сначала она научилась выговаривать мама и папа. Затем настал черед других слов, а потом из этих слов она стала складывать некое подобие фраз.

Разумеется, не все ее поступки приводили родителей в восторг. Как-то раз, к примеру, она стащила косметичку Хелен и высыпала ее содержимое в унитаз. Или взять тот случай, когда она разрисовала розовым карандашом белые обои в своей комнате. А однажды вылила банку меда в любимые тапки Кормака.

В отличие от Хелен, тот всегда готов был простить Элис: она же еще малышка, ну что она понимает? Кормак в большинстве случаев ограничивался мягким упреком, а вот Хелен, глядя на шалости дочери, не испытывала никакой любви. Ей хотелось только одного – отшлепать. Должно быть тот, кто создавал ее, забыл вложить такую важную вещь, как материнский ген.

С другой стороны, недостаток тепла по отношению к дочери мог объясняться той атмосферой эмоциональной скудости, в которой выросла сама Хелен. Если учесть, как мало внимания уделяли ей родители, становилась понятной ее сдержанность в отношении дочери. По крайней мере у Элис был любящий отец, и он с лихвой восполнял этот недостаток тепла и заботы.

Но затем у Кормака обнаружили рак. Не прошло и года, как он умер, а Хелен, которую срочно вызвали к постели Элис, не успела даже попрощаться с ним. Она приложила все силы, чтобы побороть возникшую неприязнь: раз за разом повторяла себе, что в случившемся нет вины дочери; что трехлетний ребенок не отвечает за свои поступки. Так или иначе, ей удалось сгладить горечь и недовольство, сохранив те слабые узы, которые соединяли ее с дочерью.

И вот теперь, три года спустя, ситуация улучшилась. Не то чтобы слишком, но все-таки. Хелен по-прежнему страдала: преждевременная смерть Кормака оставила в ее душе незаживающую рану. Тем не менее боль слегка утихла, и Хелен научилась жить с этим ощущением потери. С Элис они тоже более-менее ладили, поскольку ничего другого им просто не оставалось.

Выбор профессии тоже оправдал себя – по крайней мере в финансовом отношении. В качестве журналистки – журналистки! – Хелен зарабатывала достаточно, чтобы обеспечить себя и Элис едой и одеждой. Она писала статьи о повседневных событиях, делала обзоры фильмов и книг. В прошлом году она даже взяла интервью у Томми и Джимми Суорбриггов, незадолго до их неудачной попытки выиграть для Ирландии «Евровидение». Брин по-прежнему оставался главным ее работодателем, но время от времени она отправляла статьи и в другие издания.

Отношения с родителями тоже были вполне приемлемыми, хоть и сдержанными. Словом, жизнь начала понемногу выправляться.

Заслышав легкий шорох, донесшийся из-за двери, Хелен вышла в коридор и обнаружила на полу россыпь конвертов. Правда, лишь один из них выглядел так, будто в нем мог находиться чек. Когда она вернулась на кухню, Элис сидела с плотно набитым ртом, а на тарелке перед ней лежало нетронутое печенье.

– Все-таки взяла два? – поинтересовалась Хелен.

Элис покачала головой, спешно что-то прожевывая.

– Тогда что ты ешь?

– Апельсин, – выдохнула та, рассыпая крошки.

Хелен открыла первый конверт.

– Не умеешь врать, не берись.

В конверте лежало напоминание от телефонной компании, которая грозила отключить ее за долги. Может, списать это на рабочие расходы и отправить на оплату Брину?

Что ни говори, в сотрудничестве с ним были свои плюсы – если не считать, конечно, рождественских вечеринок, на которые Хелен больше не ходила. Редко какая беседа с Брином не выводила ее из себя, и она до сих пор поражалась тому, как это Кэтрин умудряется на протяжении стольких лет сохранять свой пост помощника редактора. Нет уж, лучше она сама оплатит телефонный счет, иначе очередной разговор с боссом вновь доведет ее до белого каления.

Во втором конверте, к счастью, лежал чек. От ее самого нелюбимого редактора. Разговаривая, тот никогда не смотрел Хелен в лицо, а все время пялился на ее грудь. Но чек есть чек. Сложив, Хелен сунула его в лифчик. В любом случае долго он там не пробудет: в холодильнике было шаром покати, не считая трех кислых апельсинов, баночки с грейпфрутовыми дольками, полпачки творога и початой бутылки виски.

– А что на ужин? – спросила Элис.

– Рыбные палочки.

– Угу.

«Угу» означало «хорошо». Кусочки рыбьей тушки, покрытые какой-то оранжевой мукой. А что взамен? Готовить самой? Ну уж нет! Хелен не собиралась тратить свое время на это пустое занятие. Элис вряд ли оценила бы ее усилия, а самой Хелен было без разницы, что она ела (и ела ли вообще). Она хорошо знала свои сильные стороны и понимала, что умение готовить не входит в их число.

Кормак, тот готовить умел. Не слишком хорошо, но все же лучше, чем Хелен. Когда у них водились деньги, он кормил ее бараньими отбивными. В обычные дни жарил на гриле рыбу и стейки.

– Ты же музыкант, – говорила Хелен. – Готовка – не твоя стихия.

– Что может быть лучше домашней еды? – возражал Кормак. – Чтобы удачно выступить, мне нужно набраться сил.

Но этих сил оказалось маловато, чтобы победить рак, когда тот выхватил его из толпы.

– У нас нет молока, – объявила Элис, заглядывая в холодильник.

– Куплю попозже. Выпей пока воды.

– Угу.

По радио зазвучала музыка Thin Lizzy. Хелен рассеянно кивала в такт мелодии, хотя Фил Лайнотт и не дотягивал, на ее взгляд, до Рори Галлахера. Третий конверт был адресован жильцу. Ее приглашали на благотворительный вечер, посвященный местному спортивному клубу. Развлекательная музыка! – кричала яркая открытка. Бесплатные закуски! Танцы! Все для вашего удовольствия! Поддержим свой клуб!

Скомкав приглашение, Хелен швырнула его в сторону мусорной корзины. Пожелай она даже набить себе живот дешевой закуской и поплясать с местной молодежью, ее и то оттолкнул бы разухабистый тон и переизбыток восклицательных знаков. Крикунов, как называл их Брин, следовало избегать любой ценой. И в этом она была полностью с ним согласна.

На четвертом конверте ей бросилось в глаза имя: Сара Флэннери. Оно было написано от руки, фиолетовыми чернилами. Адрес – маленький городок милях в сорока от Дублина.

Сара Флэннери. Кто бы это мог быть?

Конверт был отправлен на адрес ее газеты, для передачи Хелен О’Дауд. Кто-то – должно быть, Кэтрин – зачеркнул О’Дауд и приписал поверх Фицпатрик. Она же проставила рядом домашний адрес Хелен.

Кто-нибудь из тех, кого она задела своими статьями. Хелен успела убедиться в том, что в мире полно чувствительных душ, которые при малейшей возможности хватались за ручку и начинали писать опровержения. Как-то раз она получила письмо от женщины, которая негодовала по поводу одной фразы в ее статье. Хелен назвала «забавной» небывалую популярность песни «Money, Money, Money» на фоне той глубочайшей рецессии, в которой оказалась Ирландия. В рецессии нет ничего забавного, возмущалась ее респондентка. Мой муж потерял работу восемь месяцев назад, и ему явно не до веселья. Интересно, посмеялись бы члены группы ABBA, попроси я их оплатить наши счета?

В другой раз, когда Хелен осмелилась заявить, что Ирландию возглавляет человек, которому место не столько в правительстве, сколько на стадионе, в рядах болельщиков, на газету обрушился целый поток писем. Их авторы утверждали, что Джек Линч – лучший премьер-министр, какого только знала страна, и настаивали на том, чтобы Хелен извинилась. Письма эти по странному совпадению пришли в основном из графства Корк, откуда был родом нынешний премьер-министр.

Брин рассказал ей о случившемся с редким для него воодушевлением. Должно быть, его забавлял тот факт, что Хелен попала в неприятное положение.

– Может, мне стоит написать опровержение? – поинтересовалась она.

– Опровержение? – фыркнул Брин. – С какой стати? Благодаря твоей статье номер разлетелся в считанные часы.

– Но тогда…

– Я звоню не для этого. Мне нужна тысяча слов относительно того, что дали результаты вскрытия Стивена Бико. Не позднее завтрашнего полудня. Лидер движения за права чернокожих умер от обширного кровоизлияния в мозг, вызванного многочисленными ударами по голове – причем в то время, когда он находился в тюремной камере. Несмотря на расследование, полицейские отделались легким испугом. Распиши все в красках – мне нужен взрыв праведного негодования.

Брин, надо отдать ему должное, был не из пугливых, что не могло не восхищать Хелен.

– Сколько времени? – спросила Элис.

Хелен бросила взгляд на часы.

– Черт! – вырвалось у нее. Выронив конверт, она вскочила со стула.

– Надевай пальто.

– Я не хочу…

– Живей! – она пихнула в раковину грязную посуду и быстро зашарила в поисках ключей от машины. Ключи нашлись на столике, под розово-красным полосатым носком.

– Я забыла почистить зубы, – объявила Элис, усаживаясь в машину. Маленькая хитрюга. Дождалась момента, когда возвращаться домой уже не было времени.

– Скоро они у тебя выпадут, – сообщила Хелен, выезжая на дорогу. – Тебе придется сделать вставную челюсть, и все будут смеяться над тобой.

Элис с полным равнодушием отвернулась к окну.

– Не выпадут. Патрисия О’Нил каждый день приносит в школу булочки с лимонным повидлом, и ни один зуб у нее еще не выпал.

Хелен проехала мимо соседнего дома, приветливо помахав Мэлоуну, который бродил по своему крохотному, безупречно ухоженному садику. Тот, как обычно, взглянул на нее с недовольной физиономией. Если в один прекрасный день он улыбнется в ответ, Хелен рискует онеметь от изумления.

Директор школы стояла у дверей, не сводя взгляда с дороги. Засела в засаде. Как только Хелен притормозила, женщина заспешила к машине – так быстро, как только позволяло ее длинное черное одеяние.

– Миссис Фицпатрик, мне нужно поговорить с вами…

– Прошу прощения, сестра, но я опаздываю на встречу, – Хелен почти выпихнула Элис из машины. – Как-нибудь в другой раз, извините.

Ну что с того, что Элис время от времени опаздывает на занятия? В конце концов, она только в первом классе!

Дома она вымыла тарелки из-под завтрака и поставила их сушиться. Затем быстренько сварила свежий кофе, напрочь забыв, что у них нет молока. С досады выругавшись, Хелен хлопнула дверцей холодильника.

Мэлоун – придется идти на поклон к старикашке. Вряд ли он откажет ей в такой малости. Хелен просто необходим кофе с молоком, если она хочет выдать к завтрашнему дню тысячу слов по Джо Долану.

– Парень планирует в этом году отправиться в турне по России, – сообщил ей днем раньше Брин. – Мне нужна статья – что-то вроде «От Маллингара до Москвы».

Хелен не сдержала стона.

– Джо Долан? Только не это.

– Давай без разговоров, – заявил Брин тоном, не терпящим возражений.

Джо Долан исполнял тот вид песен, которые Хелен на дух не переносила. И вот теперь ей предстоит рассыпаться в похвалах этому потенциальному Пресли с задворков Ирландии, который решил осчастливить своим творчеством российских слушателей. Что делать? Не могла же она так просто взять и отказаться от чека. В результате она заказала себе парочку журналов в фан-клубе Долана, и в скором времени костяк статьи был готов. При желании она выдаст тысячу слов на любую тему, лишь бы вовремя платили.

К счастью, в запасе у Хелен имелась парочка куда более интересных идей, над которыми стоило поработать. Она собиралась написать статью про Йоркширского Потрошителя, последнюю жертву которого – восемнадцатилетнюю девчонку – обнаружили полтора месяца назад. Еще она хотела взять интервью у матерей тех ирландских солдат, которых отправляли воевать в Ливан. Брину эта идея наверняка придется по душе.

А еще, если удастся организовать встречу, она побеседует с Имоном Когленом, перед тем как он отправится выступать на чемпионате Европы. Словом, работы у нее – край непочатый, и это не считая книг и фильмов, на которые нужно написать рецензии.

Хелен шагнула за порог и увидела Мэлоуна, который подстригал живую изгородь, разделявшую их дома. Этот маленький человечек держал свою лужайку в безупречном порядке: на зеленом пятачке ни ромашки, ни одуванчика. Лишь неподалеку от ворот росли два аккуратных кустика. Что и говорить, разительный контраст по сравнению с ее двориком, сплошь засыпанным мелкой галькой.

– Молоко? – недовольная гримаса на его лице стала еще заметнее.

Хелен едва удержалась, чтобы не сказать: Да, такое белое вещество, которое дают коровы.

– У меня закончилось молоко, – проговорила она, стараясь изъясняться как можно любезнее. – А я как раз сварила кофе. Буду очень признательна, если вы дадите мне капельку молока.

Мэлоун разглядывал ее с прежней подозрительностью.

– Не знаю, есть ли у меня молоко, – ответил он наконец. – Я редко его пью.

– Мне совсем чуть-чуть, – настаивала Хелен. Пошевеливайся, не заставляй меня ждать.

Развернувшись, Мэлоун зашагал к дому. Последнее, чего ему хотелось – хоть в чем-то помогать Хелен. Он постоянно стучал в разделявшую их стену, когда Хелен включала музыку погромче, даже если делала она это в разгар дня. В последнее время она наловчилась стучать в ответ, что явно не улучшало настроения соседа. Рано или поздно она сведет его в могилу: врубит во всю мочь Black Sabbath и будет слушать до тех пор, пока старикашку не хватит удар.

Хелен застыла в ожидании по свою сторону изгороди. В доме Мэлоуна никогда не открывали окон – наверняка он весь провонял его старым облезлым котом. Если так подумать, молоко тоже должно вонять котом. Нет, надо было ехать в магазин. Ну что он там, застрял, что ли?

Наконец Мэлоун вышел из дома. В руках у него была бело-голубая чашка, на дне которой плескалось немного молока. На пару чашек кофе – и только.

– Большое вам спасибо.

– Чашку верните назад.

Как будто ей нужна была его жалкая чашка!

– Разумеется, – сухо ответила Хелен. – У меня дома хватает посуды.

– И не гремите так музыкой, – добавил он ей вслед.

Она предпочла промолчать. Повезло же ей поселиться рядом с таким занудой! Он из тех, кто лает, но не кусает, любил повторять Кормак. Будь к нему поснисходительнее. Но Хелен, по возможности, предпочитала держаться подальше от Мэлоуна.

Вернувшись к себе на кухню, она включила новости. В Белфасте застрелены британский солдат и какая-то женщина. В Швейцарии похитили из могилы гроб с телом Чарли Чаплина. Новая драма «Шип», запущенная недавно по ирландскому телевидению, с треском закрылась после шести серий – из-за того, что авторы осмелились показать обнаженную актрису, которая играла по сюжету натурщицу. Есть над чем поработать, когда она разберется, наконец, с Доланом.

Хелен уже усаживалась за стол с кружкой кофе, когда взгляд ее упал на письмо, которое она не успела открыть до отъезда в школу. Из конверта выпал листок, украшенный изображением вазы с букетом ромашек. Может, хоть на этот раз обойдется без критики, и автор ограничится парочкой позитивных замечаний.

Письмо было написано теми же фиолетовыми чернилами, что и адрес на конверте. Почерк округлый, с завитушками.

Дорогая мисс О’Дауд,

я хотела бы высказать свое негодование по поводу той рецензии на роман «Убить не со зла», которая появилась в сегодняшней газете. Вы безо всякой жалости обрушились на автора книги, которую я, признаться не читала, однако считаю, что Вам следовало бы воздержаться от наиболее колких замечаний (тем более что это дебют). Только представьте, сколько сил вложил автор в свой роман! Особенно неуместной представляется Ваша фраза насчет ведения дневника. Думаю, Вы не обидитесь, если я скажу, что в будущем Вам стоит тщательнее выбирать слова. Надеюсь, Вы не против конструктивной критики.

Искреннее Ваша,

Сара Флэннери (миссис).

Хелен подлила в кофе молока, которое с таким трудом удалось выцарапать у соседа. Письмо это позабавило ее, но одновременно и вызвало раздражение. Такое чувство, будто Поллианна[3], живая и здоровая, обитала в каких-то сорока милях от Хелен, и ее страшно тревожило, как бы бедняжка автор не расстроился из-за такой ужасной рецензии. Наверняка у Сары Флэннери (миссис) полно свободного времени, и она с охотой тратит его на добрые советы окружающим.

Достаточно наивна, чтобы признать, что даже не читала эту чертову книгу. Только представьте, сколько сил вложил автор в свой роман! Да откуда ей знать, сколько сил он туда вложил? Прочитай она хотя бы первую пару страниц, ей бы тут же стало ясно, что этот человек не перетрудил себя работой. Но нет, она была слишком занята – писала разгневанное послание этой ужасной рецензентке.

Надеюсь, Вы не против конструктивной критики. И что же в ней, позвольте узнать, такого конструктивного? Еще одно клише, смысла которого эта женщина просто не понимает. Вот уж, правда, смешная особа.

Она так и видела Сару Флэннери в ее уютном сельском домике, вокруг которого рассажены кусты роз. Замужем за мистером Флэннери – здоровяком с квадратной челюстью, который обращается со своей женушкой, как с королевой.

Эта идеальная домохозяйка каждое утро преданно провожает мужа на работу. Затем, надев кружевной фартучек, готовит ужин ему и двум их ребятишкам – мальчику и девочке, этим идеальным созданиям, которые всегда приносят из школы только высшие баллы.

Пожалуй, стоило бы послать ей пресловутый роман – пусть почитает ту халтуру, которую она так яростно отстаивает. Хелен вытряхнула из пачки сигарету. А почему бы и нет? В следующий раз она как следует подумает, прежде чем писать свои глупые письма.

Сунув сигарету в рот, Хелен пошарила в поисках спичек. Печатная машинка стояла наготове, поджидая, когда Хелен выбьет на ней положенную тысячу слов по Джо Долану. Сроки поджимали, но она не спешила.

Пусть Брин понервничает – он это заслужил.