Читать книгу Дочь Сталина - Розмари Салливан - Страница 10

К январю 1942 года Красная Армия отбросила войска Вермахта от Москвы. Обгорелые остовы немецких танков окружали город. Гитлер существенно недооценил как волю русских к победе, так и суровость российской зимы. По приблизительной оценке погибло около миллиона человек, военных и гражданского населения, но Сталин выиграл битву за Москву. В июне Светлане и сопровождавшим ее родственникам разрешили вернуться в Москву. Прошлой осенью Зубалово сгорело почти дотла; семья переехала в сохранившееся крыло. К октябрю на старом месте был построен отвратительный новый дом, выкрашенный в защитный цвет.

Светлана не видела отца с осени, когда она приезжала на кунцевскую дачу принять участие в обеде в честь Черчилля. Британский премьер-министр прилетал в Москву на совещание по поводу действий союзников. Он принес плохие новости: союзники пока не собираются открывать второй фронт, чтобы отвлечь Гитлера от нападения на Советский Союз.

Светлана понятия не имела, почему ее пригласили на этот обед. Отец запретил ей каким-либо образом общаться с иностранцами, ее никогда не вводили в дипломатические круги. Когда Сталин представил ее Черчиллю и сказал, что она рыжеволосая, Черчилль заметил, что он тоже был рыжим, но, указывая сигарой на лысину, сказал: «И посмотрите, что теперь со мной стало!» Светлана была слишком смущена, чтобы ответить ему. Вскоре отец поцеловал ее и отпустил с обеда. Вспоминая об этом странном эпизоде позже, она решила, что отец разыграл представление перед Черчиллем, демонстрируя свою мирную домашнюю жизнь.

Светлана по-прежнему была школьницей, она училась в десятом классе. Она читала Шиллера, Гете, Горького, Чехова, стихи Маяковского и Есенина. Она любила Достоевского, хотя ее отец и запретил его книги. Постепенно она вырастала в свободно мыслящую женщину. Но, по словам ее подруги Марфы Пешковой, Сталин все сильнее не одобрял свою юную дочь. Если она надевала юбку выше колен, носила шорты или носки вместо чулок, он приходил в ярость: «Что это такое? Ты что, собираешься разгуливать голой?!» Он приказывал ей носить шаровары и платье с юбкой, полностью закрывающей ноги. Порой он доводил дочь до слез, но Светлана была упряма и планомерно вела свое сражение. Она медленно укорачивала подол своего платья, пока он не перестал покрывать колени. Она знала, что ее отец слишком занят, чтобы это заметить.

Осенью 1942 года в образцовой школе № 25 появилась новая ученица Ольга Ривкина. Для этой элитной школы у нее было необычное происхождение. Девочка родилась в бедной еврейской семье. Они занимали комнату в коммунальной квартире, в которой проживали еще две семьи. Мать обеспечивала семью, работая корреспондентом в «Правде». 1941 год был ужасен. В июне, когда правительство выпустило постановление об обязательной эвакуации из Москвы детей до трех лет, Ольга, ее мама, бабушка и маленький брат Гриша уехали в Пензу. Когда они вернулись в Москву в мае 1942 года, Ольга пропустила год в школе. В образцовой школе № 25 было специальное отделение для таких детей. Ее приняли, и девочка осталась в Москве с бабушкой.

Воспоминания Ольги о школе, в основном, грустные. Хотя учителя никогда не третировали детей из бедных семей, другие дети были осведомлены о ее неполноценности. Оглядываясь назад, Ольга говорила: «И только один человек, который имел, казалось бы, больше всех оснований кичиться… был «личностью», никак не связанной со своим положением, – это Светлана Сталина». В интервью Ольга рассказывала:

«Тогда я по-настоящему полюбила Светлану… Она была очень скромной девушкой, даже застенчивой. В ней было много обаяния и женственности. Она привлекала мое внимание, я смотрела на нее с восторгом.

Наша дружба продолжалась всю нашу жизнь. До последнего дня».

Вскоре девочки стали сидеть за одной партой. После школы они подолгу гуляли по набережной Москвы-реки, хотя иногда их прогулки прерывались. Светлана говорила: «Сегодня я не могу опаздывать. Приезжает папа, а я не видела его две недели». У Ольги осталось впечатление, что, как и большинство людей вокруг, Светлана думала о нем как «о великом Сталине, но не совсем как об отце».

Продуктов в стране не хватало из-за войны, поэтому большинство людей, в том числе и семья Ольги, часто голодали. Ольга вспоминала, как, придя домой из школы, она съедала миску супа и садилась делать уроки со стаканом какавеллы (напиток из шелухи зерен какао-бобов). Когда на вечер не было никакой еды, бабушка говорила девочке ложиться спать пораньше, пока она еще не проголодалась, иначе потом не сможет уснуть. Ольга писала: «Светлана, конечно, не могла представить всего этого. В то время она была искусственно изолирована от обычной жизни… Она никогда ничего не покупала и едва ли знала, что деньги с каждым днем все больше обесцениваются».

В школе Светлана никогда не преподносила себя как дочь Сталина. Она жаловалась, что другие школьники часто смотрят на нее как на хорошо осведомленного человека, считают, что у нее есть доступ к секретной информации. Она уверяла Ольгу: «Я не знаю ничего, и меня это совсем не заботит». Светлана терпеть не могла, когда учителя заставляли ее составлять список объектов, названных в честь ее отца: гора около Перми, город Сталинград на Волге, автомобильный завод ЗИС (завод имени Сталина). Ольга вспоминала: «Бедная Светлана, она так хотела быть такой же, как все. Помню, однажды она наступила на ногу какому-то молодому человеку, и он назвал ее рыжей коровой – так она сразу расплылась в улыбке».

Тем не менее, о ее статусе постоянно напоминал ее личный охранник Михаил Климов, который был со Светланой и в эвакуации в Куйбышеве. У большинства детей в их элитной школе были охранники, например, у детей Молотова их было трое. В школе для охраны была отведена специальная комната позади гардероба, где они проводили время, пока дети были на уроках. Ольга и Светлана обе играли на пианино и часто ходили в консерваторию послушать своих любимых композиторов: Баха, Моцарта, Чайковского и Прокофьева. Климов покупал им билеты. Если в программе был скрипичный концерт, он начинал жаловаться: «Опять будем слушать это пиление!», садился позади девочек и временами вздрагивал от отвращения. Светлана заявляла, что постепенно Климов даже начал ей нравиться, но было не очень приятно, что кто-то все время следует за тобой как тень.

Обе девочки любили читать. У Светланы была «Антология русской поэзии XX века», изданная в 1925 году. Вместе они читали запрещенные стихи Ахматовой, Гумилева, Есенина. Еще когда они были в десятом классе, Ольга дала Светлане блокнот, исписанный своими стихами. Она чувствовала, что Светлана во многом на нее похожа: у нее тоже было счастливое детство, вдребезги разбитое несчастьем; она тоже была глубоко привязана к ныне отсутствующей матери. В ответ Светлана написала стихотворение для Ольги.

Хотя это стихотворение и адресовано Ольге, оно, скорее, является элегией к Наде, умершей десять лет назад. В нем говорится об ужасном одиночестве Светланы. Ничто не могло излечить боль потери. Ольга постепенно начинала понимать, что Светлана «ведь сирота».

После своего возвращения в Москву, Светлана проводила много времени на даче в Зубалово. Ее отец, занятый войной, пребывал, в основном, в своем бункере вместе с другими членами Политбюро. Ее брат Василий тоже жил в Зубалово вместе со своей женой Галиной. Ему был двадцать один год, он закончил Военно-воздушную академию имени Жуковского и липецкие курсы усовершенствования командиров авиационных эскадрилий. В октябре 1941 года он был капитаном. В феврале 1942 года уже получил звание полковника.

Его друг Степан Микоян, который был ранен и лежал в куйбышевском госпитале, очень удивился, когда Василий пришел навестить его в форме полковника. Как Василий позднее объяснил Степану, отец запретил ему участвовать в вылетах. Слишком много сыновей партийной элиты уже погибло: брат Степана, сын Хрущева, герой войны Тимур Фрунзе. Василий служил при Главном Штабе ВВС РККА в Москве, в летной инспекции ВВС, которая находилась на улице Пирогова. Он принял участие всего в одной или двух боевых операциях. Хотя Сталин часто бывал с Василием строг и даже груб, он, по-видимому, все-таки любил сына.

Василий окружил себе приятелями-летчиками и обращался с ними как с придворными. Ему нравилось приезжать в «Арагви», его любимый грузинский ресторан, где подавали изысканные блюда даже когда бушевала война и Москву все еще бомбили. Никто ни за что не платил. У одного из них просто было достаточно власти, чтобы обедать бесплатно. Оркестр играл все новые популярные песни, и советская элита хлебала водку под музыку.

Той осенью жизнь в Зубалово превратилась в бесконечную вечеринку. Василий приглашал летчиков, актеров, режиссеров, операторов, артистов балета, писателей и знаменитых спортсменов. По мнению Степана Микояна, он делал это, бессознательно подражая своему отцу, который собирал на своей кунцевской даче избранных членов Политбюро и устраивал застолья, которые продолжались до четырех-пяти часов утра. Большинство людей, собиравшихся в Зубалово, были как-то связаны с войной: летчики совершали боевые вылеты, операторы снимали кинохронику на фронте, часто сидя в окопах или закрепив камеру на броне танка, писатели работали как военные корреспонденты. На этих вечеринках царила хемингуэйевская экспансивность. Все смотрели фильмы в маленьком кинотеатре на даче, все слушали американский джаз, пластинки с которым постоянно менялись на патефоне. Были длинные пьяные ночи, когда все танцевали фокстрот. Для многих возможная близость смерти наполняла каждое мгновение жизни такой полнотой, какая была неведома в мирной жизни.

Василий настаивал, чтобы его сестра принимала участие в этих вечеринках. Светлана почти всегда наблюдала за этими вакханалиями со стороны. По словам ее подруг, которые бывали в Зубалово, таких, как Марфа Пешкова, она превращалась в привлекательную молодую женщину, хотя и казалась сосредоточенной на своих собственных заботах. Иногда гости и Василий совсем распоясывались. Однажды он был так пьян, что начал требовать от своей беременной жены, чтобы она рассказывала анекдоты. Когда та отказалась, Василий ударил ее. К счастью, она упала на спину на диван. Разъяренная Светлана вытолкала своего брата из дома вместе с его пьяными гостями. Но вечеринки все равно продолжались.

Светлана считала, что ее никто не замечает, но она привлекла внимание Алексея Яковлевича Каплера. Тридцатидевятилетний еврей Каплер был одним из самых знаменитых сценаристов в СССР. Он был автором сценария киноэпопей «Ленин в Октябре» и «Ленин в 1918», и в 1941 году получил престижную Сталинскую премию. Каплер как будто бы работал с Василием над фильмом о советских летчиках, хотя все вечера они проводили за выпивкой, и фильм так и не был снят. Каплер входил во внутренний круг главы государства – лучший друг дикого и необузданного сына диктатора. А это было не так просто. Он явно был человеком, который любил риск. Хотя Каплер был женат, они с женой жили отдельно, он был сам по себе.

Однажды вечером все, кто был в Зубалово, были приглашены на премьерный показ фильма на Гнездиловскую улицу, и Светлана обнаружила себя увлеченно беседующей с Каплером о кино. Те годы, когда она смотрела все фильмы в Кремле вместе с отцом, не прошли даром. Каплер был заинтригован. Описывая свои впечатления от этой встречи журналистам много лет спустя, он сказал, что был удивлен. Светлана ничуть не походила на других девушек в окружении Василия. Он такого не ожидал. Его тронули «ее любезность и ум… то, как она говорила с окружающими и то, как она критиковала разные стороны советской жизни». Ее суждения были «дерзкими, а вела она себя просто». Она не одевалась в роскошные наряды, как другие женщины, которые хотели привлечь к себе внимание. Она носила «практичную, хорошо сшитую одежду».

Седьмого ноября в Зубалово была вечеринка в честь годовщины Октябрьской революции. Среди гостей были знаменитости, в том числе писатель Константин Симонов, которым Светлана восхищалась, и кинодокументалист Роман Кармен. Она очень удивилась, когда Каплер пригласил ее танцевать. Светлана чувствовала себя неуклюжей и неповоротливой, она была слишком молода. Он спросил ее, почему она грустит и что это за милая брошка у нее на платье. «Может быть, это подарок?» – поинтересовался он. Светлана объяснила, что брошка принадлежала ее матери, и сегодня как раз десятая годовщина ее смерти, хотя об этом никто и не вспоминал, и никого это не волновало. Пока он кружил ее, Светлана рассказывала о своей жизни. Она говорила о своем детстве, о своих потерях, но едва упомянула об отце. Каплер понял, что «что-то их разъединяет».

* * *

Обаятельный, дерзкий, умный, опытный Каплер был неотразим для шестнадцатилетней романтичной девочки. И, кажется, он не меньше был очарован ею. Первым фильмом, который они посмотрели вместе, была «Королева Кристина» (1933) с Гретой Гарбо и Джоном Гилбертом. Этот фильм рассказывал о королеве Швеции, жившей в семнадцатом веке. Фильм искажал и до абсурдности идеализировал жизнь этой королевы. Нетрудно представить, какое впечатление этот фильм произвел на юную впечатлительную Светлану, да еще в момент, когда война разорила Москву.

«Военные трофеи, слава… что скрывается за этими двумя большими словами? Смерть и разрушение. Я бы хотела, чтобы люди развивали мирные искусства», – говорила королева Кристина с экрана. Фильм рассказывал о «большой любви, великолепной любви, золотой мечте». Королева влюбилась в Антонио, посланника испанского короля. «Я выросла в тени великого человека! – кричала Гарбо. – Я хочу избежать моей судьбы!» «Всегда есть свобода внутри человека, которую никакое государство не может отнять», – так, по словам Каплера, они поняли этот фильм. Она была бунтующей королевской дочерью, желающей прожить свою собственную жизнь; он – бедным доном Антонио, любовником, стремящимся возвыситься над своим положением.

Каплер приносил Светлане запрещенные книги, в том числе, роман «По ком звонит колокол» Хемингуэя. Он дал ей русский перевод, который тайно передавали среди друзей. Книга была официально запрещена. Созданный Хемингуэем портрет кровожадного комиссара-коммуниста, который возглавлял чистку троцкистов во время гражданской войны в Испании, разоблачал слишком многих.

Пара искала предлоги для встреч, которые, конечно, скрывались от отца Светланы. Сорокалетний мужчина ждал школьницу в маленьком подъезде напротив ее школы. Они гуляли по лесу, где он держал ее руку в кармане своего пальто, или по темным из-за затемнения московским улицам. Они ходили в нетопленную Третьяковскую галерею и часами бродили по пустынным залам. Они бывали на закрытых просмотрах в Доме киноактера или в министерстве кинематографии на Гнездиловской улице. Светлана смотрела мюзиклы с Джинджер Роджерс и Фредом Астером, «Молодого Линкольна» и «Белоснежку и семерых гномов». Они встречались в Большом театре и были счастливы, если им удавалось побродить по фойе во время представления.

Повсюду их сопровождал Михаил Климов, охранник Светланы. Каплеру даже нравился их постоянный компаньон, которого он иногда угощал сигаретой. Светлана чувствовала, что Климов добрый и даже жалеет ее из-за несуразной жизни. Вероятно, они были уверены, что он их не предаст. Но на самом деле Климов был в ужасе, наблюдая, как растет и крепнет эта связь. Он знал, что Сталин прослушивал телефонные разговоры своей дочери, вскрывал ее корреспонденцию, а агенты НКВД передавали ежедневный доклад о том, что она делала.

Но что такого они могли сделать? С постоянно маячащим за спиной охранником они не могли стать любовниками, и это придало особую романтику их отношениям. Она считала его самым «умным, добрым и интеллигентным человеком на свете». Для него она была прекрасной Лолитой, ребенком, перед которым он откроет целый мир. Она была так ужасающе одинока, «подавлена окружающей ее атмосферой». «Я был нужен Свете», – говорил Каплер.

Влюбленные беспечно наслаждались своими маленькими хитростями. Друзья Каплера прозвали его Люсей, и Светлана пользовалась этим именем, когда ходила к бабушке, чтобы позвонить Каплеру. Ольга была уверена, что она разговаривает с подругой.

Вскоре Каплер получил задание рассказать о партизанской войне в Белоруссии – это был один из самых опасных партизанских фронтов. Потом уехал в Сталинград писать о Сталинградской битве для газеты «Правда». 14 декабря (В «Двадцати письмах к другу» С. Аллилуева указывает другую дату – конец ноября – Прим. пер.) в ней вышла его статья «Письма лейтенанта Л. Из Сталинграда – письмо первое», подписанная «Специальный корреспондент А. Каплер». В статье в форме письма некоего лейтенанта к своей любимой, рассказывалось обо всем, что происходило тогда в Сталинграде:

Любимая, кто знает, получишь ли ты когда-нибудь это письмо? Его ждет очень непростой путь. Но все-таки надеюсь, что письмо доберется до тебя, что оно пронесет под вражеским огнем через Волгу, через степи, через вьюги и бураны в нашу прекрасную Москву мою нежность к тебе, моя дорогая.

Сегодня идет снег. В Сталинграде зима. Небо стало низким, как потолок в какой-нибудь избе. Такая серая холодная погода особенно мучительна в такие дни. Каждый думает о своих любимых. Как ты поживаешь? Ты помнишь Замоскворечье? Наши встречи в Третьяковской галерее? Как после закрытия охранник выгонял нас, звоня в звонок, а мы не могли вспомнить, около какой картины просидели целый день, потому что смотрели только друг другу в глаза? До тех пор я ничего не знал о той картине, кроме того, как прекрасно сидеть напротив нее, и я хочу поблагодарить художника за это…

Далее Каплер описывает своей возлюбленной войну. Статья читалась как сценарий фильма о героической праведной войне, в которой любовь, страдание, дружба, смерть ощущаются в миллион раз сильнее, чем в обычной жизни. Несмотря на то, что их отношения были только романтическими, в статье, как будто в фильме, оживают настоящие любовники. Каплер заканчивает ее на высокой и печальной ноте:

Уже почти вечер. Сейчас в Москве, наверное, идет снег. Из твоего окна видна зубчатая стена Кремля и небо над ней – московское небо. Твой Л.

Можно представить ярость Сталина, когда он прочитал эту статью и узнал в ее героине Светлану. Позже Каплер утверждал, что он вовсе не собирался отсылать этот текст в газету: «подвели друзья». Тем не менее, он решился написать любовное письмо дочери диктатора – неосторожность, которую просто невозможно себе представить! Марфа Пешкова вспоминала, как Светлана принесла газету в школу. Хотя она и понимала, в какой опасности теперь находится Каплер, она была глубоко тронута его словами.

Каплер возвратился из Сталинграда под Новый, 1943-й год. Они встретились, и Светлана попросила его больше не видеться и даже не звонить друг другу. Влюбленные не общались до конца января, потом не выдержали. Они разработали код: кто-то из них звонил и два раза глубоко вздыхал в трубку. Это значило: «Я здесь. Я о тебе вспоминаю».

В начале февраля Каплеру позвонил полковник Румянцев, ближайший помощник и правая рука генерала Власика, второй человек в охране Сталина. Он сказал, что им все было известно и предложил Каплеру немедленно уехать из Москвы. Каплер послал его к черту.

Весь февраль Светлана и Каплер снова ходили по театрам, по ночной Москве, гуляли в лесу, а сзади плелся охранник. В конце февраля состоялось их последнее свидание. Они пришли на квартиру Василия, где иногда собирались его друзья-летчики, неподалеку от Курского вокзала, молча целовались в пустой комнате, стараясь, чтобы их не было слышно. А в другой комнате сидел Михаил Климов и мучительно вслушивался. Восторг от прикосновений, горе скорого расставания, их прощание были мучительны для Светланы. Это было 28 февраля, в день ее рождения. Ей исполнилось семнадцать лет.

Каплер собирался уехать в Ташкент снимать фильм по своему сценарию «Она сражалась за Родину». Второго марта он поехал на собрание по поводу производства фильма. Когда он выходил из машины, к нему подошел мужчина, предъявил документы и приказал сесть обратно в машину. Мужчина сел на пассажирское сиденье, и когда Каплер спросил, куда им ехать, ответил:

– На Лубянку.

– Но по какой причине? Меня в чем-то обвиняют? Есть ли у вас ордер на мой арест?

Мужчина ничего не ответил. Каплер увидел, что за их машиной едет черный «паккард», на заднем сидении которого он увидел генерала Власика, командира личной охраны Сталина. Каплер понял, что обречен. Они приехали на Лубянскую площадь, где статуя Феликса Дзержинского, основателя ЧК, стояла напротив проклятой тюрьмы. Тяжелые ворота Лубянки с лязгом открылись. Массивное необарочное здание давно ассоциировалось с террором НКВД. При царе в нем размещалась страховая компания. С тех времен сохранились впечатляющий мраморный вход и деревянные паркетные полы. Внизу, в лабиринте подвалов, находились камеры, где держали арестованных, и камеры пыток, которые часто использовались с конца тридцатых годов.

Каплер понял, что его дело имеет особую важность, когда прибыл сам заместитель министра внутренних дел Кабулов. Никто даже не упомянул имени Светланы. Имя Сталина тоже нигде не всплывало. Каплера обвиняли в контактах с иностранцами – это было неопровержимо, он знал всех иностранных корреспондентов в Москве – и в шпионаже в пользу Англии.

Кабулов монотонно произнес: «Алексей Яковлевич Каплер, на основании статьи 58 уголовного кодекса СССР вы находитесь под арестом за антисоветскую и контрреволюционную агитацию». Никакого следствия не требовалось. Никакой защиты не предоставлялось. Тем не менее, вместо обычных десяти лет, положенных по этой статье, Каплер был приговорен всего к пяти годам лишения свободы.

Все имущество Каплера было конфисковано, был составлен перечень, который он подписал собственноручно. Ему не позволили иметь свидания и переписку ни с женой, Татьяной Златогоровой, ни, разумеется, со Светланой. Но Каплер был слишком известен, чтобы исчезнуть просто так. Война притупила страх и развязала многие языки, особенно, в армии и на фронте, и его арест стал большим скандалом. Но ни его киноэпопеи, ни письма самых смелых друзей не помогли. Все знали, что причиной его ареста была связь с дочерью вождя.

Вспоминая прошлое, Каплер говорил, что знал, что его отношения со Светланой неизбежно плохо кончатся, но был до странности очарован ими. Когда его спрашивали, почему он не последовал совету полковника Румянцева, Каплер отвечал: «Не знаю. Это был вопрос самоуважения». Его прежде всего привлекала в Светлане, как он говорил, «свобода внутри нее», ее «дерзкие суждения». Для него это было «невинное волшебство», а не обольщение. Он знал о ее отчаянии, он чувствовал, что понимает ее.

Сын Василия режиссер-постановщик Александр Бурдонский позднее отмечал, что Каплер был умным и очаровательным человеком:

Да, он был влюблен в Светлану – когда юная девушка смотрит на тебя преданными глазами, любой потеряет голову, – но он не ожидал, что все так кончится. Он был рисковым человеком. После освобождения ему запретили возвращаться в Москву. Он все равно вернулся. Его вытолкали в шею. Поймите, это было дело века, оно выходило за общепринятые рамки. Эйзенштейн мечтал снять о нем фильм. Он даже написал сценарий, перенеся действие в другую страну. Он видел, как Каплер страдал и соединял себя с Каплером, потому что тоже был влюблен в Светлану. Все это действительно могло возбуждать человека определенного склада. Даже если над ним была угроза вроде Сталина.

3-го марта утром, когда Светлана собиралась в школу, неожиданно домой приехал Сталин. Ее няня, Александра Андреевна, тоже находилась в комнате. Задыхаясь от гнева, он сказал:

– Мне все известно. Твои телефонные разговоры – у меня в кармане. Твой Каплер – английский шпион, он арестован…

И потребовал отдать все письма этого «писателя». Слово «писатель» он выговорил с особым презрением. Потрясенная, Светлана отдала все: письма, фотографии, записные книжки и даже черновой вариант сценария о Шостаковиче. Она заявила отцу, что любит Каплера.

– Посмотрите-ка на нее, она его любит! – выкрикнул он в сторону няни, уже не в силах сдерживаться.

И первый раз в жизни ударил дочь по лицу.

– Подумайте, няня, до чего она дошла! Идет такая война, а она занята блядством!

– Нет, нет, нет! Я знаю ее, она не такая! – пыталась заступиться няня.

– Ты бы посмотрела на себя! – не унимался отец, обращаясь к Светлане. – Кому ты нужна?! У него кругом бабы, дура!

Ирония состояла в том, что Сталин сам влюбился в Надю, когда ему было тридцать девять, а ей шестнадцать. Но этот момент он упустил.

Светлана была в таком шоке, что фразу о том, что «Каплер – английский шпион» не осознала сразу. Но, когда поняла, пришла в ужас. Она знала, что это означает. Когда она вернулась из школы, отец сидел в столовой и рвал письма Каплера.

«Писатель! – бормотал он. – Не умеет толком писать по-русски! Уж не могла себе русского найти!» Светлана была уверена, что «то, что Каплер – еврей раздражало его… больше всего». Она больше не пыталась связаться с Каплером. Теперь она не могла даже поговорить с друзьями, чтобы об этом немедленно не доложили Сталину, а судьба Каплера была куда страшнее. Теперь она понимала, что ее отец и БЫЛ государством.

Год Каплера держали в одиночной камере Лубянской тюрьмы, потом перевели в Воркуту, в Сибирь. Итальянскому журналисту Энцо Биаджи он рассказывал, как ехал в «черном воронке» вместе с другими «уклонистами, террористами, троцкистами и бывшими социал-демократами». Воркута являлась крупным центром добычи угля в республике Коми. Там же находился так называемый Воркутлаг, один из крупнейших исправительно-трудовых лагерей. Воркутлаг имел славу места, где с заключенными обращаются с особой жестокостью и эксплуатируют их труд.

Но Каплеру очень повезло. Начальник лагеря Михаил Мальцев, которому предписывалось превратить Воркуту в образцовый город, выбрал его как самого известного заключенного в лагере, чтобы делать фотографии города и лагеря. Так Каплер стал зазонником, то есть, заключенным, который имел право жить и работать вне зоны. Вскоре он стал работать в Воркутинском музыкально-драматическом театре, где весь коллектив состоял из заключенных. Там он встретил актрису Валентину Токарскую, с которой они стали любовниками. В истории советского ГУЛАГа часто случались такие невероятные отступления от правил, которые спасали людям жизнь.

Отбыв пятилетний срок, Каплер освободился. Ему было запрещено не только жить в Москве, но и вообще появляться в столице. Каплер собирался поехать в Киев к родителям, но по пути заехать в Москву в надежде встретиться с женой. Он оставался в столице всего два дня и даже не пытался встретиться со Светланой. Когда Каплер садился в поезд до Киева, его окружила группа переодетых милиционеров. Они сняли его с поезда на следующей станции. Он был приговорен к еще пяти годам тюремного заключения, на этот раз его отправили в исправительно-трудовой лагерь в Инту, который тоже находился в печорском угледобывающем бассейне. Условия там были ужасные. Свидания Каплеру разрешили только с его любовницей Токарской, она же помогла ему выжить своими продуктовыми посылками.

Двоюродный брат Светланы Владимир Аллилуев вспоминал суматоху, разразившуюся в Зубалово сразу после ареста Каплера: «Всех сразу вытолкали оттуда. Всем достаточно чувствительно дали по мозгам». Светлану Сталин выгнал с дачи за «моральную развращенность». Василий отсидел десять дней в армейской тюрьме за испорченность. Бабушку Ольгу и дедушку Сергея отправили в министерский санаторий за то, что не уследили за внучкой. Домоправительница лейтенант Саша Никашидзе, которая следила за влюбленными и читала письма Каплера, была уволена. Зубалово закрыли.

Когда Каплера отправили в Сибирь, Светлана знала, что это сделано по приказу ее отца. «Это был такой очевидный и бессмысленный деспотизм, что я долгое время не могла оправиться от этого удара». Но арест Каплера и то, что она узнала о самоубийстве матери «развеяли мыльные пузыри иллюзий. Мои глаза открылись, я больше не могла оставаться слепой».