Читать книгу Билет в одну сторону. Том 2. Книга 2 - Руслан Лимаренко - Страница 14

***

Осенний дождь нещадно бил по щекам. Прохладный ветер заставлял бежать мурашки по коже. Запахнув пальто от ветра, Волхов, по кличке Седой, сел в ожидавший его у подъезда черный джип. В машине уже сидело трое.

Самый молчаливый и огромный из всех, с короткой стрижкой, с черными, как ночь, зрачками, Витя, по кличке Бегемот, уверенно вел машину, зорко поглядывая в зеркало заднего вида. Его побаивались все, кроме самого Седого, который уже многое повидал в жизни. Огромные руки Бегемота мешали ему входить в дверь или влезать в машину. Только в джип он мог садиться без проблем и неудобств.

Ненормально худой, высокого роста, вечно носивший кепку-блин, как у грузин, с выпученными глазами, работник милиции по кличке Гад тоже входил в состав банды. Онто и сливал братве всю информацию о делах ГУВД и местного РУВД. Очень опасный и скользкий тип, способный на многое по первому приказу Седого либо по собственной подлости. Поэтому он никогда не обижался, если его кто-нибудь называл Гадом, ему это даже нравилось.

Очень выделялся среди них рослый детина по имени Миша, добродушный нрав которого всех сбивал с толку. Мишу все любили, он со всеми находил компромисс, уважала его и местная милиция. Клички поэтому у Миши не было. Он никогда и никому в помощи не отказывал. Уважал его за это и Седой, а потому сделал его своей правой рукой по всем делам.

Это была верхушка местного лохотрона городского рынка – Апраксина двора, с которой считались все или почти все.

Ехали молча. В динамике автомагнитолы слышался треск рабочей волны.

– Наверное, выходной, – сказал Бегемот, включив компакт-диск.

В салоне зазвучала акустическая гитара с одним исполнителем:

Жесткий речитатив действовал молниеносно, уводя за смыслом песни. Седой отвлекся от своих дум, слушая её. Песня навевала какую-то силу, жажду движения с целью все изменить.

– Кто поет-то? – спросил Седой.

– Да сам не знаю, – ответил Бегемот, – вот взял у сеструхи своей послушать. Говорит, реальная тема.

– А коробка от диска где?

– В бардачке.

Седой достал из бардачка машины коробку компакт-диска. На первой обложке был нарисован Питер. Вернее, Седой догадался, что это Питер: вдоль набережной Невы с одной стороны Петропавловская крепость, Эрмитаж с другой, а чуть дальше – питерские Кресты, обвитые колючей проволокой. А над всем этим сияло большое желтое солнце. И надпись на обложке: «Заклеен рот, глаза мои кричат…» – название диска. Имя автора сбоку – Руслан Лимаренко – было ему незнакомо.

Неожиданно заиграла мелодия сотового телефона.

– Черт, – выругался Седой, – не дали песню дослушать. Кто это? – тихо спросил он в трубку.

– Это Седой? – спросили на другом конце провода.

– Я! – утвердительно, ответил Седой.

– Это Петя звонит. Тут тема одна появилась. Опер Тихомиров предлагает…

– Не по телефону, – резко перебил Седой, – подъезжай на Мойку, там и поговорим.

– Что, снова рамс какой-то сует тебе этот пройдоха? – спросил шефа Гад.

– Да, наверное, я не дал ему договорить.

– И правильно, он лох полный. Рамсы попутал в прошлый раз, когда по всему городу раззвонил, что у Эдика кайф будет. Вот Эдика с Брысем и пришил кто-то у них на хате тогда. Да и как все классически сделали – у нас ни в отделе, ни в прокуратуре никто так и не понял, кто их завалил. Так это дело глухарем на следователе Кузнецове и повисло. Хреново ему теперь будет, ибо проверка МВД-шная с генпрокуратурой из Москвы у нас скоро.

– Проверка? – спросил Седой.

– Да, ожидаем.

– Так это же для нас может выйти боком: начнут дела старые поднимать, отказные материалы проверять, как да на каком основании отказывали мы в возбуждении уголовных дел по обманутым нами в лохотроне гражданам. Может такое быть?

– Вполне, – ответил Гад.

– Поэтому нам надо сейчас сидеть тихо, не рамсить, чтоб шума никакого нигде не было.

– Только удастся ли? – спросил доселе молчавший Миша. – Нам же надо дела покойного прибрать к рукам, пока другие его бизнес не прибрали, а это без рамсы не получится.

– Посмотрим, – тихо ответил Седой, почесав лоб и сдвинув кепку на затылок.

– Здоров, Седой.

– А, это ты? Ну, здоров, здоров, Тихомиров. По делу или просто так к нам ты зашел? – спросил Седой, поднимаясь вверх по лестнице в свой офис. – Что у тебя там за тема? Пойдем, расскажешь.

– А тема интересная, – начал Тихомиров,

– я вот слышал от своего знакомого мента из Москвы о новой схеме лохотрона. Так вот, я предлагаю вам организовать лохотрон на нашем рынке.

– Так ты что это, Тихомиров, – вмешался в разговор Миша, – нам ОПГ пришить хочешь?

– Что за ОПГ? – удивился Тихомиров.

– Ну не прикидывайся дураком-то, сам, что ли, не знаешь? Ну, напомню тебе, ладно уж, – говорил Миша, хитро посмотрев на Тихомирова, – ОПГ называется организованная преступная группировка.

– Так это я и сам знаю, – сказал Тихомиров,

– только я не это хотел сказать.

– Говори давай дальше, – сказал Седой.

– Так вот, мой знакомый в Москве из…

– …из? – заметил Миша и серьезно посмотрел на Тихомирова.

– Неважно откуда, – продолжил Тихомиров, – так вот, он подсказал мне, чтобы я поговорил с вами… – на этих словах Тихомиров замолчал, так как понял, что сболтнул лишнего. По офису зазвенела тишина. Все молчали, ожидая, что скажет дальше Тихомиров. Придя немного в себя, Тихомиров продолжил:

– Есть такая схема, которая делает легальной игру в лохотрон в документальном плане. Мой знакомый…

– Из??? – сказал Миша, многозначительно посмотрев на Тихомирова.

– …недавно открыл мне один секрет по игорному бизнесу, – не слыша вставки Миши, продолжал Тихомиров, – так вот, в Москве умные люди придумали схему…

– Тихомиров, ты меня выводишь из себя, – сказал Седой, – короче говори.

– Говори быстро, – прошипел Гад, выпучив глаза, замахнувшись кулаком в сторону Тихомирова.

– Есть документы, по которым люди «на станках», то есть те самые кидальщики, могут работать легально. Они становятся сотрудниками фирмы, которая имеет лицензию на игорный бизнес. То есть это позволяет людям легально стоять и проводить игру. Их не вправе забирать сотрудники милиции за административное правонарушение – организацию азартных игр.

– Потому что есть лицензия? – спросил Миша.

– А лицензия на что? – спросил Седой.

– Ну, это всегда законная лицензия, например на букмекерскую деятельность, только именно ее и показывают глупым лохам. Я тут подумал, что надо бы вам тоже что-то такое придумать, вроде такого.

– То есть чтобы наша игра стала законной?

– Да она и будет законной, ибо я тут проконсультировался с одним знающим человеком. Так вот, я объяснил, что суть нашей игры в том, что игроки делают просто ставки в деньгах за халявный приз, и у кого денег больше, тот и выиграл, а следовательно, забирает приз и все деньги. Здесь нет никакого обмана, если человек предупрежден о правилах такой игры.

– И что ты предлагаешь – мы будем предупреждать лохов об этом? – спросил Гад.

– Именно. И кроме того, мы сделаем письменные соглашения на игру, где все это прямо так и распишем, и люди будут писать собственноручно, мол, с правилами согласен, претензий не имею и указывать свои паспортные данные. А тогда – это уже не мошенничество, и когда лох прибежит к нам в ментовку, мы вызовем вас, вы принесете все свои документы, лицензию, правила игры и это соглашение, а мы посмотрим и скажем потерпевшему: «Какой же это обман? Идите в суд и там оспаривайте. Это не уголовное преступление». Вот так примерно мы сможем рамсить. Ну как?

– сказал Тихомиров и победоносно посмотрел вокруг.

– Ну ты крут… – произнес Гад. – Признайся, сам, что ли, придумал?

– Сам, – признался, Тихомиров.

– Ну, тогда это все круто выглядит, и перед законом мы будем чисты, откроем фирму, получим лицензию, налоги будем платить, а когда на фирме много будет таких потерпевших, мы будем старую фирму продавать и открывать новую, – сказал Седой.

– Вот лох и увидит, что есть лицензия, и сделает вывод, что все вроде бы законно, и успокоится. Мы его и разведем тогда? – спросил Миша.

– Да, все так, именно такая схема и делает участие в этой игре по этим правилам законным. Единственное, в чем можно доказать состав мошенничества – это если есть доказательства, подтверждающие порочность игры, – ответил Тихомиров.

– Что ты имеешь в виду?

– А то, что если зафиксирован сам обман, когда деньги лоха ходят по кругу, и это заснято на видеокамеру, то есть имеется санкция на эту съемку и так далее; либо деньги помечены особым составом, и на них имеются отпечатки пальцев всех лохотронщиков и тех, кто просто стоял рядом со станком. Ну, это вряд ли получится, потому что мы всегда вас предупредим об этом заранее.

– И в чем именно твои предложения? – сухо спросил Седой.

– А в том, что вы будете делиться с нашим отделом, то есть с каждым, кто будет курировать эту территорию и рассматривать жалобы лохов; будете платить, возможно, и выше. Я со всеми договорюсь.

– Мы подумаем, – сухо ответил Седой, – а теперь иди.

Тихомиров, недоумевая, послушно пошел к выходу.

– Ну, так вы мне позвоните? – спросил жалобно он.

– Тебе позвонят, – строго сказал Седой.

– Ну, что скажете? – задумчиво спросил Седой, почесывая макушку.

– Я думаю, надо попробовать, – ответил Миша, – взять эту тему себе, пока Жирный ее другим не предложил. Ведь наш лохотрон далеко не имеет под собой даже близко какойнибудь законной основы. Все уговоры происходят устно, а здесь и лицензия, и соглашения об участии в игре. Действительно, пока на камеру не снимешь, как деньги лоха ходят по кругу, никак не доказать мошенничества. А чтоб на камеру снять, санкция нужна, а пока прокурор даст санкцию, нам уже сами менты позвонят и скажут, где и когда будут снимать. Так что можно спокойно рамсить по этой теме. Ведь тема эта – ясно денежная.

– Столько бабла можно иметь.

– Да, денежная, – согласился Седой, – но только надо учесть и продажность ментов. Начнут с маленьких денег, а потом могут и обнаглеть, как бы мы вообще за зарплату потом не работали или в местах не столь отдаленных не находились.

– Да я все это уже проходил, Седой, когда по первому делу срок мотал. В нашем деле каждый принимает условия опасной игры, делая свой выбор. А уж потом, как в песне поется:

– Хорошие слова, ничего не скажешь. В общем, я тебя понял, ты хочешь сам начать эту тему?

– Да, верно, – ответил Миша.

– Ну, тогда кто остается со мной? – спросил Седой, окинув всех присутствующих взглядом.

Ответом ему была тишина. Лишь в глубине своего сознания Миша услышал: «Ты сделал правильный выбор. Я помогу тебе во всем».

– Я делаю правильный выбор, – сказал он после продолжительного молчания, – мне сам Бог говорит об этом, я чувствую сердцем.

– Так уж и впрямь Бог? Ты уверен?

– Ну что ж, каждый свой выбор делает сам. Тогда, Миша, забирай себе рынок и рамси там, а я буду контролировать все остальные территории, которые контролировал Рубаковский. А остальные как?

– Я останусь с Мишаном, – ответил Гад, – я все же мент и буду при деле на рынке на подведомственной мне территории.

– Ну а ты, Бегемот?

– А что я? – вымолвил неохотно Витя. – Мне все по фигу, я как рулил за баранкой, так и буду рулить. Я вообще не люблю много думать, рамсить мне уже не с кем на рынке, там будут другие дела. Не, я остаюсь с тобой, шеф, – ответил Бегемот, посмотрев на Седого.

– Ну, вот и хорошо, все сладили, – подытожил Седой.

Миша не понимал, почему Седой ничего не сказал о бизнесе по лотерее, который Рубаковский организовал в самом начале становления своего бандитского бизнеса? Лохотрон Седой отдал в распоряжение Миши, а сам вроде как остался без ничего? Почему Седой так поступил – Миша не находил ответа. Только намного позже он понял весь настоящий раздел.

Пролог. 13 октября

Двумя месяцами ранее.

– Я знаю, что ты хочешь мне сказать. Знаю! Не говори ничего! – сделав предупредительный жест рукой, говорила Лиза, – я знаю, что сегодня тринадцатое октября. Я знаю, пришло отмеренное тобой или чем-то, может быть кемто – время.

– Да, – тихо произнес он.

– Ну почему? Почему? Почему? – дрожа и побелев от волнения, повторяла она. – Ты же так много любви отдал мне, чтобы отогреть меня. Ты сделал меня слабой.

– Я сделал тебя настоящей, я сделал тебя другой, – возразил он.

– Нет. Ты заставил меня понять, что, что бы в жизни плохого с человеком ни случалось и как бы он ни разочаровывался в жизни, самое главное – он никогда не должен поддаваться отчаянию и совершать ошибки.

– За которые придется платить, – добавил он, – и иногда платить по-крупному.

– …но это понимание ослабило мою стенку, защищавшую меня от злостно-равнодушного цинизма, – продолжила Лиза, не слыша его слов, – непонимания, хитрости и лжи, царящих в нашем мире. И теперь ты еще и бросаешь меня, будучи уверен, что ты прав – сделал мне добро. Но как ты не понимаешь, – громко, вымученным голосом произнесла она, положив измученную мыслями голову на руки, – что добро, доведенное до абсурда, есть зло?! Поэтому ты не добро делаешь, ты зло сеешь, отогревая озлобившихся людей, а затем бросая их ради какой-то там ведомой одному только тебе необходимой цели.

Обессилев, Лиза опустилась на диван, вытирая рукой испарину со лба.

– Ну, что ты молчишь? – с болью, отчаяньем и мольбой спросила она.

Молчание его затянулось, но он все же ответил:

– Я не могу остаться с тобой, прости. Я должен идти, – непоколебимо сказал Макс, – что бы ни случилось, знай: самое главное – это то, что ты теперь смотришь по-иному на жизнь, что ты сбросила с себя маску невежества, равнодушия и цинизма, которая прятала и разъедала твою слабую душу. Ты жила в маленьком красочном мире, отдаляя способность жить и оставаться полноценным человеком в реальной действительности с присущими интеллекту переживаниями, чувствами объективного мира. То, что реально – истина добра, то, что придумано – ложь зла! Вот это есть моя философия, моя идеология, мой вкус жизни!

– Твой вкус жизни, – то ли спросила, то ли сказала вслух Лиза. – А ты не думаешь, что ты просто эгоист? Тебе не приходила в голову такая мысль? Что ты жестокий циничный фанат и эгоист с маской добра на лице?! Я тебя держать не стану, и раскисать без тебя тоже, да и… возвращаться к прошлой жизни тоже, все-таки ты помог мне понять многое и главное – саму себя. Поэтому, – Лиза оперлась на стену в коридоре, ее губы скривила гримаса боли и отчаянья, и давно сдерживаемые ею слезы вырвались наружу, – я отпускаю тебя. Уходи!!! – пронзительно закричала она, распахнув ему входную дверь.

А накануне, 12 октября, Лиза, присев на край дивана, почувствовала внутри себя странное беспокойство, которое все росло и росло. Белым ситцевым платьем, которое она собиралась надеть для Макса завтра, Лиза хотела произвести на него хорошее впечатление, потому что она наденет его именно 13 октября. Макс тоже почему-то с легким волнением ждал этой даты, и, как замечала Лиза, он также испытывал тревогу, но всячески старался скрыть это от нее. А почему Макс именно в этот день попросил надеть именно это простенькое белое платье, Лиза не знала, и он ей не хотел говорить. Он даже самому себе боялся признаться в своем тайном желании, которое у него возникло после того, как он случайно познакомился в ночном клубе с одной девушкой. Макс даже не мог вспомнить ее имя, не помнил ее лица, но зато он запомнил ее глаза – широкие, большие, синие. Он прямо утонул в их синеве. Макс тогда сильно напился и продолжал после этого случая еще долго пить, но лицо, лицо этой девушки постоянно возникало в его памяти и улыбалось ему. Он сам не понимал, что с ним произошло. Но больше всего он боялся признаться самому себе в том, что вся жизнь его теперь пошла к черту. И он готов был ее ломать, теряя все, все, что у него было: семью, жену, друзей, работу, одним словом – все! Но это его не пугало. Синева ее глаз стоила всего того, что у него было, и она же не давала ему покоя в последнее время. И Макс грустил, уставившись в темное ночное окно, пугая себя своим отражением в нем и своими тайными мыслями.

Каждый раз, когда Макс приходил в состояние глубокой меланхолии, уставившись вечерами в темное комнатное окно, Лиза тихонько подкрадывалась к нему и, нежно обнимая его сзади за шею, тихонько шептала на ушко. Так было и в этот вечер.

– О чем мой миленький задумался? – спросила его Лиза, обняв за шею.

– Завтра будет 13 октября, – с грустью ответил Макс.

– …и что?

– Ничего….

– Хорошего или плохого?

– Не знаю, – уходил от ответа он, – но чувствую, изменить ничего нельзя.

Такой ответ пугал Лизу, ей становилось страшно, и мурашки нещадно бежали по телу, прокладывая дорогу тревожной неизвестности.