Читать книгу Альбатрос над Фисоном. Роман - Руслан Нурушев - Страница 2
«Двое с заката»
I
Оглавление– Это что, уже Лахош?
– Да, Лахош. Сейчас причаливать будем.
И помощник капитана заторопился дальше. Высокий франтоватый брюнет с усиками и эспаньолкой, в фетровом котелке и с тросточкой, крутанулся на каблуках и подмигнул соседке. А та, молодая темноволосая дама в бежевой шляпке, внимательно и настороженно изучала из-под вуали приближавшийся городок.
– Ну что, дорогая, – брюнет по-щегольски небрежно повертел тросточкой, глаза его, насмешливые и дерзкие, весело заблестели, – пойдемте собираться, госпожа Ар-р-пак?
Обращение, и особенно имя, он произнес явно грассируя, покатав «р-р» на языке с подчеркнутой аффектацией, – казалось, сам раскатистый звук доставлял ему некое удовольствие. И с легким поклоном, с шутливо-преувеличенной любезностью предложил руку, затянутую в белую лайковую перчатку. Дама тряхнула головой, серые глаза ее сердито сверкнули.
– На вашем месте, господин Арпак, я бы вела себя посдержанней, – и, оглянувшись, понизила голос. – Хотя бы в интересах дела. Веселиться еще рано.
Г-н Арпак осклабился и щелкнул каблуками.
– Замечание принимается, моя дорогая, – и с усмешкой развел руками. – Хотя это только вопрос стиля: дела лучше делать легко и изящно, с улыбкой на устах. Иначе не стоит и браться. Как, впрочем, и вообще жить.
Та фыркнула.
– Эстетство когда-нибудь вас погубит. Идемте в каюту.
…Старенький однопалубный пароходик «Эн-Меркар» Орукского речного пароходства, натужно дымя, стуча и откашливаясь, осторожно причаливал к Лахошской пристани – переоборудованной барже с деревянными надстройками, крашенными в желто-зеленое. То были цвета́ Лахошской Республики, – флаг ее развевался у мостков на набережную. Набережная – это, конечно, сказано громко: Лахош хоть и отстоял независимость в бесчисленных войнах с соседями, но, по сути, так и остался захолустным городишкой. Как, впрочем, и большинство соседних городков-республик и карликовых княжеств, что во множестве возникли в Приречье, пойме и дельте Фисона, на обломках Восточной Конфедерации после Катастрофы.
Ярко светило августовское солнце, бликуя и искрясь на речной ряби. Безоблачно и безмятежно голубело небо в вышине, лишь крылья чаек резали его просторы. Сухой ветерок доносил запахи степей, окружавших Лахош, – полыни, выгорающих трав, кизяка. С полузатонувшего парома, рядом с пристанью, с дикими визгами и хохотом сигали в воду загорелые дочерна пацанята. И поднимали тучи брызг, непрерывно шумя, галдя, перекликаясь. А поодаль трое босых мужиков, закатав штаны и поскидав рубахи, толкали к реке лодку. На другом берегу, на дебаркадере, грузилась керосином посудина, гремели бочки; у горизонта, где начинались Хайварские холмы, темнели нефтяные вышки. Был обычный воскресный день.
Когда, вздрогнув, «Эн-Меркар» пришвартовался, на причал со стуком перекинули деревянные сходни. Чета Арпак с саквояжами сошла в числе последних. Торопиться особо было некуда, – судно прибыло из Орука, хоть ныне и дружественного Лахошу, но тем не менее отдельного государства, и предстоял обычный в таких случаях въездной контроль.
Поперек крытого прохода к мосткам уже натянули цепь – до окончания осмотра. Вдоль нее, по разные стороны, лениво, со скучающим видом расхаживали два ефрейтора Национальной Гвардии в желто-зеленом камуфляже и небрежно сдвинутых беретах, с карабинами за плечами. Перед ними, чуть расставив ноги и заложив руку за спину, надвинув фуражку пониже, стоял молодой лейтенант. На холеном лице его, казалось, застыла безразлично-вежливая маска, и, как кукла-автомат, он лишь равнодушно цедил: «Граждане Лахоша – направо, к таможенному. Иностранные подданные, а равно лица без подданства – в левый коридор, на миграционно-таможенный контроль. Приготовить документы и багаж к осмотру…» Г-н и г-жа Арпак повернули налево. За натянутой цепью топтались встречающие – некоторые с цветами. Топтались нетерпеливо, высматривая прибывших, недовольно косясь на гвардейцев.
– Итак, Ильшу Арпак, тридцать семь лет, подданный Амарнской Демократической Республики. Миса Арпак, двадцать девять лет, подданства того же, супруга, как я понимаю. Паспорта серии…
Они находились в небольшом, скудно обставленном кабинете. За конторским столом, заваленном бумагами, восседал маленький кругленький человечек в таких же кругленьких очочках, в канареечном мундире с голубыми петлицами. Назвался он инспектором Миграционного Департамента Абоном, и очочки его строго поблескивали на свету, когда он изучал документы. У распахнутого настежь окна в потертом облезлом кресле развалился с газетой в руках субъект в штатском. Это был коренастый, плотно сбитый крепыш лет тридцати с бритым затылком. Он не представился, и хоть демонстративно громко и шуршал листами, но тем не менее, как заметила г-жа Арпак, внимательно прислушивался, бросая украдкой быстрые взгляды.
На рассохшемся, давно не крашенном подоконнике стоял графин с водой, валялись брошюры законов. На стене, над головой инспектора, висел портрет Маршала Бнишу, красавца-бородача в гвардейском мундире, бессменного со времен Революции Хранителя Республики. В углу темнел сейф с полуотворенной дверцей, за которой виднелись ящики картотек, папки дел, початая бутылка водки и два граненых стакана. Из окна доносились визги ребятни, противными голосами перекликались чайки, вдали надрывно лаяла собака. Присесть на пустующие у стены стулья, даже даме, им так и не предложили.
– Так, господин Арпак, – инспектор Абон придвинул к себе бланк, взял ручку, – место рождения?
Г-н Арпак удивленно поднял бровь.
– А что, этого нет в бумагах?
– А что, у вас в Амарне все на вопрос отвечают вопросом? – инспектор поднял взгляд, стеклышки очков грозно блеснули. – Отвечайте на поставленный вопрос! Что у вас в документах, я вижу и без вас, меня интересует ваш ответ. И вообще, вопросы здесь задаем мы, зарубите это себе на носу!
Г-н Арпак возмущенно покрутил головой, но сдержался.
– Хорошо! – и с отвращением сдернул перчатки. – Пишите: родился в поселке Раппур Амарнской Республики в шестьдесят девятом, четырнадцатого…
– Достаточно! – быстро и не совсем вежливо прервал чиновник. – Про дату рождения вас никто не спрашивал, отвечайте только на поставленные вопросы. Род занятий?
– Преподаватель, доктор философии, занимаюсь проблемами…
– Достаточно! Это ваши проблемы. Цель приезда?
– Приглашен истфаком Лахошского Университета, буду читать курс по современной космологии. Приглашения и рекомендации у вас.
– Срок пребывания?
– До конца учебного года, то есть до следующего июня.
– Где жить? Багаж? Что ввозите?
– Университет предоставляет квартиру, адрес – в приглашении. Багаж прибудет позже, на следующей неделе. С собой вот только самое необходимое, – и он кивнул на саквояжи, – ничего запрещенного.
– Это не вам судить! – оборвал его инспектор, и последовал еще с десяток вопросов, заданных всё тем же быстрым, резким тоном. Вопросов причем самых разнообразных: от причины смерти прабабушки по отцу до любимого блюда классного руководителя в гимназии. Г-ну Арпаку иной раз не оставалось ничего другого, как только недоуменно пожимать плечами.
Закончился допрос, а это скорее напоминало именно допрос, вопросами уже политическими:
– Отношение к эрдекам?
– Простите?
– К радикал-демократам. И вообще, ваши убеждения?
– А-а, отношение – отрицательное, по убеждениям – консерватор.
– Поясните!
– Любой существующий режим – благо, любое изменение – зло.
Субъект в штатском оторвался от газеты и с любопытством посмотрел на г-на Арпака, инспектор Абон хмыкнул.
– Что ж, последний вопрос: посещали когда-нибудь Насар? Имеете там родственников, друзей, знакомых?
– Нет, – быстро мотнул головой г-н Арпак, – не посещал, не имею.
– Тогда саквояж к осмотру!
После осмотра, разумеется ничего не выявившего, наступил черед г-жи Арпак. И опрос был не менее жестким, порой словно провоцируя ответную резкость. Но дама, к удивлению инспектора, держалась достойно: на грубость не реагировала, отвечала спокойно, четко, ясно, хрипловатый голос ее звучал ровно, сдержанно; откинув вуаль, взгляда не отводила. Лишь в глазах ее, серых, холодных, что называется с льдинкой, мелькало легкое презрение, внешне, конечно, не проявляясь. Так что опрос ее прошел без заминок.
– Так, теперь вот ознакомьтесь оба. Это выжимка из Указа Хранителя «Об иностранных подданных», – инспектор протянул памятки, – с правами вашими, обязанностями. Там всё понятно изложено, даже для докторов философии. Разумеется, господин Арпак, никого лично из присутствующих я не имел в виду, успокойтесь, читайте дальше. И про комендантский час предупреждаю сразу: с двух до четырех утра запрещено выходить из дома без специального на то разрешения.
– Комендантский? – г-н Арпак оторвался от памятки. – Первый раз слышу! Это что ж, чрезвычайное положение, что ли? И давно?
– Нет, что вы, у нас всё спокойно. А что не слышали, не удивительно, у нас его тоже многие не замечают. Рань ведь собачья, кому шляться охота в такое время? А ввели его еще с осени прошлой, по просьбе народа конечно, в связи с… – чиновник запнулся, – с некоторым, так сказать, осложнением международной обстановки в Приречье.
Г-н Арпак ухмыльнулся.
– Это у вас так переворот сентябрьский в Насаре обозвали? Осложнение!
Субъект у окна вновь с любопытством повернул голову, г-жа Арпак бросила на мужа быстрый сердитый взгляд, но инспектор был настроен уже миролюбиво и лишь развел руками:
– Не знаю, господин Хранитель мне не отчитывается, это официальная формулировка. Да и, в конце концов, скажите: что вы делаете с двух до четырех утра?
– Я? – г-н Арпак пожал плечами. – В общем-то, как и все, наверно, нормальные люди, сплю сном праведника.
– Вот и спите дальше! – инспектор даже развеселился. – Больше спишь, меньше грешишь! Так ведь, госпожа Арпак? Прочитали? Распишитесь вот здесь, что с законами Лахошской Республики ознакомлены. И вы, господин Арпак. И помните: знание закона также не освобождает от ответственности!
Убрав журнал, инспектор быстро шлепнул штампы в паспорта и с некоторой торжественностью вручил их супругам Арпак. Лицо его излучало теперь лишь неподдельную радость, словно мечтал об этом с момента, как они переступили порог кабинета.
– Ну что ж, дамы и господа, смею поздравить с окончательным прибытием в Лахош! – он весело потер руки. – Добро пожаловать на нашу гостеприимную землю! Как выразился в своей последней речи наш дорогой Маршал, гостям-друзьям мы рады, а недругам – всегда дадим отпор! Адрес посольства Амарнского знаете? Хорошо, не забудьте, кроме того, у квартального своего отметиться, адрес у любого дворника можете спросить. Не смею больше задерживать, всего хорошего! Паспорта с визой покажете на посту, вас пропустят.
Когда они, подхватив саквояжи, двинулись к выходу, г-на Арпака уже в дверях окликнул субъект в штатском, с некой поддевкой в голосе поинтересовавшись:
– А как драгоценное здоровье Демократора Амарны?
Г-н Арпак быстро обернулся и пристально взглянул тому в глаза, а затем небрежно приподнял котелок и ответил в тон – насмешливо и немного резко:
– Спасибо, не хуже, чем у Хранителя Республики. Всего доброго, господа!
Когда они вышли, г-жа Арпак торопливо опустила вуаль и, не поворачивая головы, почти не разжимая губ, тихим злым голосом зашептала-зашипела:
– Господин Арпак, объясните, пожалуйста, зачем вы постоянно к ним цепляетесь? Зачем эти шпильки, стычки? Вы с кем сюда приехали бороться?! С этим инспекторишкой? С тем типом из охранки у окна? Зачем постоянно нарываетесь, привлекаете внимание? Хотите провалить дело? Да, вас назначили старшим, но не забывайте, я тоже участвую. И у меня совершенно нет желания примерить местную пеньку на свою шею! Как товарищ по партии, я имею право высказать вам всё!
Г-н Арпак выглядел смущенным, он примирительно взял за руку.
– Всё, Миса, замечание принимается, был неправ, – и вздохнул. – Просто достает иногда чиновное хамство и самодурство. Но я не оправдываюсь, ты, конечно, права: дело прежде всего. Кстати, не пора ли нам перейти на «ты»? Всё-таки нам еще долго работать вместе. Да и не забывай, официально мы ведь супруги уже лет десять. Хорошо? И обращайся ко мне, пожалуйста, без «господина», и лучше по имени.
У мостков их встречал невысокий полненький, весьма жизнерадостный и подвижный господин средних лет в широкополой панаме и с букетом гвоздик.
– С прибытием, господин Арпак! – его лоснившееся от пота лицо расплылось в широкой улыбке, он с силой потряс небрежно протянутую руку. – Рад видеть вас в добром здравии! А это вашей очаровательной спутнице!
Церемонно шаркнув ножкой, он вручил букет г-же Арпак.
– Познакомься, Миса, это господин Эмердис, – г-н Арпак представил встречавшего, – глава местной Ассоциации «Просвещение», это они нам приглашение организовали. И просто мой хороший знакомый, еще студенческих лет, прошу любить и жаловать. А это, господин Эмердис, госпожа Арпак. Можно просто Миса, моя супруга, – он чуть запнулся и, оглянувшись, тихо добавил, – по крайней мере для всех в Лахоше.
– Разумеется, разумеется! – Эмердис всплеснул руками и, сделав понимающее лицо, заговорщически подмигнул Мисе. Та слегка поморщилась от такой фамильярности, но Эмердис словно ничего не заметил. – Очень приятно, госпожа Арпак, или Миса если позволите. Разрешите ваш саквояж? Меня тоже можете звать только по имени – Патиф. Мы здесь все запросто, без церемоний, по-товарищески так сказать. Ну, пойдемте, покажу вам квартиру вашу, деканат это поручил мне. Это здесь недалеко совсем, на Сапожной, минут десять. У нас в Лахоше, в общем-то, всё рядом, городок, сами видите, небольшой.
Лахош и впрямь не поражал воображения. В обе стороны от пристани, вдоль холмистого, местами обрывистого берега тянулись ряды сельских домов, большинство – деревянные. Покатые крыши с серым шифером, окна с крашеными ставнями, перед ними – маленькие палисадники, у калиток – скамейки. За заборами, во дворах-садах, склонялись под тяжестью зреющих плодов яблони, груши, айва. Вдоль самой набережной, у кромки воды, сохли десятки лодок, а по бокам не мощеной, но хорошо укатанной дороги высились две шеренги долговязых тополей – видимо, с претензией именоваться аллеей. Улочки, что вели в центр Лахоша, такие же немощеные и пыльные, были засажены вязами, кленами, акациями. Зелени в городке хватало, хоть и не отличавшейся особой ухоженностью.
Наступал вечер, теплый летний вечер. Солнце незаметно склонялось к холмам, что ограждали Лахош с запада и юга. С Фисона повеяло прохладой и тиной. Было слышно, как старательно пыхтит вверх по течению «Эн-Меркар», возвращаясь в Орук. А двое прибывших шли по неширокой кривой улочке. Г-н Арпак, небрежно помахивая тросточкой, негромко беседовал с семенившим рядом Эмердисом и время от времени бросал по сторонам скучающе-рассеянные взгляды. Миса же внимательно, с некоторой даже настороженностью оглядывала из-под вуали всё вокруг, изучая, запоминая дорогу, расположенье и названия улиц. На углу, у забора, щипала траву пятнисто-рыжая телка с бубенцом. Под ближайшим вязом в куче песка возилась малышня. Из дворов, кряхтя и ворча, потянулись бабушки-старушки – на скамеечках посидеть, воздухом вечерним подышать, косточки родным перемыть. Встречались немногочисленные прохожие.
Как и во всяком небольшом городке, появление новых лиц, конечно, не могло остаться не замеченным. На чету Арпак взирали кто с явным любопытством, кто с напускным равнодушием, а кто-то косился – угрюмо, с непонятной враждебностью.
Ближе к центру улочки стали прямее, шире, оживленней. Появились мощеные мостовые с гуляющей праздной публикой, двух- и трехэтажные каменные дома с магазинами и лавками на первых этажах под незатейливыми желто-зелеными вывесками.
Автомобили встречались редко. Уцелевшие после Катастрофы давно проржавели и пришли в негодность, а новые умели делать только в Насаре (да и то не в промышленных, а в штучных масштабах). И стоили они немалые суммы. Поэтому «катались на авто», в основном, или чиновники-сановники, или заводчики-миллионщики. Впрочем, после сентябрьского переворота в Насаре, когда захватившие власть радикал-демократы заговорили о «демократизации Приречья» и признали Лахош «деспотией», а Маршал в отместку лишил насарских промышленников концессий на добычу хайварской нефти и национализировал их вышки, о новых автомобилях можно было забыть. Как и о насарских бензине, керосине, солярке (силами заводчика Эбиза, соорудившего в Хайваре перегонные кубы, простейшую нефтепереработку, конечно, худо-бедно наладили, но топлива все равно не хватало – большая часть уходила на блок-станции и освещение). Правда, и расстояния в городке – небольшие, и до любого места проще было добраться пешком.
За старым разросшимся парком высились колокольня и золотистый купол Лахошского кафедрального собора, но до него гости не дошли.
– Вот мы и пришли, – Эмердис толкнул зеленую калитку. – Проходите, можете пока двор осмотреть. В саду беседка есть, чай там приятно вечерами пить. Сейчас дом сам открою.
Это был старый купеческий особняк – крепкий, добротной постройки, на кирпичном цоколе, крашенном желтой краской, с резными наличниками, крытым деревянным крыльцом и тяжелой дубовой дверью, обитой жестью. Утоптанная дорожка вела вглубь двора, где под широко раскинувшейся яблоней виднелась летняя беседка. А вокруг – помидорные и цветочные грядки, впрочем сильно запущенные. У дощатого забора густо разрослась малина.
– Дом, конечно, не новый, – Эмердис поставил саквояж на крыльцо и завозился с ключами, – еще прежних, княжеских времен. Здесь раньше купец Иаби жил, потом конфисковали во время Революции. И приют был, и интернат, потом вот Университету отдали. Собираются пансионат для преподавателей молодых сделать, кто без жилья своего. А то многие в общежитии студенческом ютятся, со студентами вместе, комнат не хватает, общежитие-то маленькое. Но пока как гостиницу используют. Адрес на всякий случай запомните: улица Сапожная, семнадцать. Это если вдруг заблудитесь где-нибудь на первых порах. А впрочем, у нас заблудиться мудрено. Прошу!
Отперев замок, он не без труда, но торжественно и церемонно распахнул дверь, пропуская гостей.
– Чувствуйте себя как дома! Надеюсь, вам понравится, – и засуетился. – Вот это у нас передняя, там – гостиная и кабинет, столовая и спальни – дальше.
Квартира Мисе понравилась. Комнаты небольшие, но уютные, чистые, аккуратно прибранные. Обои спокойных – салатных, бежевых – тонов, на окнах – ситцевые, пестрых расцветок занавески. Мебель старенькая, но вполне приличная, крашеные деревянные полы, коврики под ногами, горшки с зеленью, пара дешевых репродукций на стенах – всё было просто, безыскусно, без претензий на роскошь или изящество и потому не вызывало раздражения или отторжения.
Показав квартиру, попутно делясь местными новостями и сплетнями, причем многословно и с деталями, выразительно и живо жестикулируя, Эмердис засобирался.
– Располагайтесь поудобней, отдыхайте, не буду мешать. А вот к девяти вечера ждем на ужин к декану, профессору Ируму. Разумеется, зайду за вами сам, познакомитесь с членами Ассоциации, – и, многозначительно взглянув на гостей, заговорщически подмигнул. – Общество наше увидите. Форма одежда – свободная, мы здесь все запросто, по-демократически, без церемоний. Кухню нашу отведаете. Да, по поводу кухни, уборки, – спохватился Эмердис. – Можно задешево договориться с соседкой любой, чтоб убиралась, готовила.
– Нет! – несколько торопливо и резко прервала Миса. – Никого нанимать не нужно. Я – не барышня-белоручка, сама справлюсь.
Эмердис слегка удивленно посмотрел на нее.
– Ну, как хотите, – он недоуменно развел руками. – Я, конечно, понимаю, конспирация и всё такое…
Миса вспыхнула.
– Господин Эмердис! Вам не кажется, что вы слишком много говорите? И произносите массу совершенно ненужных, излишних слов!
Эмердис смешался и сконфуженно сдернул с головы панаму.
– Виноват, госпожа Арпак, виноват, больше не повторится! Больше ни одного лишнего слова! – прижав панаму к груди, он попятился. – Виноват, но теперь я – могила! – и уже в дверях, вновь нахлобучив панаму, как ни в чем не бывало поинтересовался. – Ну так что, я зайду к девяти?
– Ты уверен, что на него можно положиться? – спросила Миса, когда за Эмердисом закрылась дверь.
Г-н Арпак пожал плечами.
– Он, конечно, болтлив немного, но человек верный. Его же проверяли товарищи наши, когда связь со здешними налаживали. А поболтать он всегда любил, это я знаю, я же рассказывал, что курс один вместе отучились – по программе обмена. Сочувствует он нам давно, в этом могу заверить лично, в кругах наших еще с тех лет вращаться начал, так что стаж у него большой. Да и здесь потом, по отзывам наших, показал себя очень неплохо. Сам, без поддержки, Ассоциацию эту создал, и многих под ее крышей собрал, декана вон даже истфака завлек. Сегодня, кстати, посмотрим, что это за кадр. Так что, по-моему, зря беспокоишься. Он не без недостатков, конечно, но политически ориентирован верно и пользу принести может. К тому же не забывай, мы и так не собираемся вводить его в курс дела, об этом и речи быть не может. Для него мы здесь только пропагандисты, послы-советники, как лучше эрдекское движение организовать. Он ведь свою Ассоциацию ячейкой нашей РДП считает, и пусть считает – на здоровье! – разубеждать не надо. Всё, что хотели получить от него, – чтоб приглашение пробил для въезда легального и с жильем вопрос решил, – всё получили: въехали как законопослушные, крыша над головой, вот она, нате, на сочувствующих через него выйти можно, связи его задействуем. Так что человек он небесполезный. Я не строю иллюзий, для главной цели он, конечно, непригоден, не тот материал, но отталкивать его, по-моему, рано.
Миса упрямо поджала губы.
– Всё равно мне он не нравится, – и тряхнула головой. – И я против привлечения через него, из этой его Ассоциации. Подумай сам, городок здесь небольшой, живет давно, наверняка охранка местная уже в курсе, что это за Ассоциация такая. Надо, наоборот, подальше от него, и людей подбирать самим. К тому же уверена, что людей нужных в Ассоциации его не найдем. Судя по главе, наверняка, это клуб любителей поболтать об идеалах демократии, сборище фанфаронов, – легкая презрительная улыбка скользнула по ее губам. – Я не люблю таких людей, Арпак, пусть они и искренне верны радикал-демократии: кто не работал в подполье, за кем никогда не охотились, тем многого не понять. Они думают иначе, и могут просто проболтаться, между делом, не со зла, я сталкивалась с такими. Для дела они непригодны.
– Хорошо, я не возражаю, – г-н Арпак небрежно швырнул котелок на стол и плюхнулся в кресло, закинув ногу на ногу. – Наверно, ты права. На ужин, так и быть, сходим, визит вежливости отдадим, всё-таки декан приглашает, начальник мой, нам работать с ним, пригодится. Да и вообще мы же вроде законопослушные граждане Амарны, люди светские, отказываться нам не резон. Ну а завтра начнем сами, Эмердиса к черту, в Университет только схожу, расписание узнаю, обязанностями своими манкировать тоже не след, – он зевнул, обнажив крепкие белые зубы, а потом неожиданно, словно вспомнив что-то, рассмеялся. – Надо же, смерть прабабки их заинтересовала! Дурдом! Я бабку-то в живых не застал. А ты, кстати, Мис, со своими-то хоть видишься?