Читать книгу То ли свет, то ли тьма - Рустем Юнусов - Страница 4

Сегодня ко мне на цикл по пульмонологии приходит группа. Идя по длинному коридору, еще издали вижу студентов. В белых халатах, они стоят у окна, напротив учебной комнаты, и о чем-то разговаривают. Подхожу, здороваюсь.

– Вы на пульмонологию?

– Да, – громко отвечает за всех один из студентов.

Он ростом не менее двух метров. Разговаривая с ним, задираешь голову. Сложен студент нескладно, но физически силен. Это видно по его рукам и грудной клетке. Студенты его кличут Баскетболист, но он из-за лени не занимается спортом. Большая голова, мясистое лицо, глаза навыкате – глядя на этого студента, не скажешь, что он учится на врача. Да и трудно его представить рядом с больным. «Тебя бы на бревна или на мешки, а ты, занимая чужое место в университете, трешь штаны», – думаю я, глядя на него, и открываю ключом дверь в учебную комнату.

Студенты, перебрасываясь отдельными фразами, проходят за мной и рассаживаются.

Раньше, лет двадцать назад, у нас студенческие группы состояли из восьми-десяти студентов. Считается, что если в группе большее количество студентов, то их клиническим дисциплинам трудно обучать. Не зря же в европейских странах и США количество студентов в группе значительно меньше, чем у нас. Сейчас же, в целях экономии средств и получения прибыли, в группе, как правило, пятнадцать студентов. Тут уж не до индивидуальной работы у постели больных – занимаемся скопом.

Раз, два, три, пробегаю я глазами по лицам студентов. Всего девять человек.

– Где остальные? – обращаюсь я к студентам.

– Сидят в пробках. Сами знаете, как ходит транспорт, – отвечает Баскетболист. За словом он в карман не лезет.

«Если группу сразу не взять в руки, то опозданиям не будет конца в течение всего цикла», – думаю я и как бы между прочим говорю:

– Советую на занятия приходить без опозданий. Кто опоздает, в качестве отработки будет делать дифференциально-диагностическую таблицу.

Студенты притихли, со значением переглянулись, но мне ничего не говорят.

Я достаю ведомость успеваемости и прошу старосту группы вписать в нее фамилии студентов. Она пишет, а я раскладываю на столе рентгеновские снимки в той последовательности, в какой я буду демонстрировать их на занятии и одновременно приглядываюсь к студентам.

Группа не ахти: ни одного умного, с тонкими чертами, интеллигентного лица. Уйдут эти студенты с цикла и не оставят в памяти следа. Заниматься с такой группой, когда нет отклика на твои слова, очень тяжело. По списку семь девочек, восемь ребят. Рядом с Баскетболистом сидит его друг Петров. Ему двадцать три, но выглядит он лет на десять старше. У него испитое, поношенное лицо, словно у мужика, который думает только об одном: как бы сообразить в подворотне. Для него ходить на занятия все равно что отрабатывать срок.

И студенты присматриваются ко мне, прикидывают, легко ли им будет сдать по пульмонологии зачет. Для них так и останется загадкой, что я за человек.

Обычно преподаватели, знакомясь с группой, в ряду прочего интересуются городские они или приехали из районов, не медики ли у них родители, а мне кажется, что я уже все знаю про сидящих передо мною студентов. Что городской, что из района – во всех отношениях теперь разницы нет.

Наконец я делаю перекличку. Кто поднимает руку, кто с места подает голос. У нас студенты на шестом курсе при ответах не встают. Когда-то было иначе. Отмечаю отсутствующих студентов и говорю:

– Тема сегодняшнего занятия: тромбоэмболия сосудов легочной артерии. Прошу достать тетради и ручки.

То, что я на своих занятиях заставляю студентов записывать как на лекции – это, по мнению лоботрясов, недемократично, но иначе нельзя. Помню, кода я тридцать лет назад поступал работать на кафедру ассистентом, заведующий кафедрой профессор Богоявленский, поднося толстый указательный палец правой руки к моему большому носу, давая мне педагогические наставления, убедительно говорил: «Студент наш по природе своей лентяй, запомни это, особенно ребята. Поэтому главная твоя задача заставить его работать».

Это было давно, а теперь, тем паче актуальность этих рекомендаций возросла.

В самом начале перестройки у нас в университете пошли веяния, что студенту нужно дать свободу, что он сам должен решать, ходить ему на лекции или не ходить. И это привело к тому, что через некоторое время проректор по учебной работе на рабочем совещании учебных ассистентов и доцентов сказал: «Про свободное посещение лекций забудьте, иначе наши лекторы будут в скором времени читать лекции не полному залу, а одному-двум студентам».

Не успел я приступить к разбору темы, в дверь стук. Она открылась, показалась лохматая голова и произнесла:

– Свою группу потерял, насилу нашел. Войти можно?

– А почему опоздали? – спрашиваю я студента.

– Я давно пришел.

– Все студенты, где находится пульмонологическое отделение, знают, а вы заблудились. Вы что, первый раз в клинике?

Студент открывает дверь, переступает через порог, переминается с ноги на ногу, хлопает глазами, шмыгает носом, передергивает правым плечом и говорит:

– Сказать по правде, проспал.

– Вот с этого и нужно было начинать. То, что сказали правду, уже хорошо, садитесь. Имейте только в виду: два опоздания приравнивается к пропущенному занятию, а как его отрабатывать я уже сказал, поинтересуйтесь у товарищей.

Поднимается рука. Голубоглазая, худенькая, с прыщиками на бледном личике студентка спрашивает:

– Скажите, а как отрабатывать пропущенное занятие по уважительной причине?

– Все зависит от обстоятельств. Если пропуск по болезни, то можно ограничиться рефератом или конспектом на заданную тему. Обычно хорошим студентам я иду навстречу.

– Скажите, мы начинаем занятие со скольки и до скольки? – спрашивает студент Петров, для него это важнее всего.

– По расписанию мы должны заниматься с половины девятого до часу. Затем у вас перерыв, а в два десять лекция.

– За час мы пообедать и переехать в другое здание, которое на другом конце города, не успеем, на лекцию опоздаем. Может быть, вы будете отпускать нас пораньше? – говорит Баскетболист. В его славах есть резон, хотя я не думаю, что после практического занятия он и Петров пойдут на лекцию.

– Главное для нас разобрать тему. Вы должны использовать практическое занятие с максимальной пользой для себя, – дипломатично говорю я, делаю паузу и продолжаю: – Тромбоэмболия сосудов легочной артерии практически значимая тема вне зависимости от того, будете вы терапевтом, хирургом или врачом другой специальности. Каждому из вас придется столкнуться, если вы останетесь в медицине, с ТЭЛА. Кроме того, это заболевание у нас представлено и в тестах, на которые вам придется отвечать перед госэкзаменами, и в билетах, и в ситуационных задачах на госэкзамене.

Студенты держат ручки, но еще не включились в работу. Кто-то из них посматривает на меня, кто-то уткнулся в тетрадку. Обычно толковый студент по тому, как и о чем, говорит преподаватель, определяет его интеллектуальный уровень, но в группе, сидящей передо мною, нет таковых. Хороший для них преподаватель тот, которому легко сдать зачет.

– Если же говорить о частоте возникновения ТЭЛА, – продолжаю я, – то вследствие особенностей нашего здравоохранения точные данные об этом отсутствуют. Следует также в этой связи сказать, что своевременно у нас тромбоэмболия мелких ветвей легочной артерии диагностируется всего лишь в четверти случаев. По статистике США там ежегодно от ТЭЛА погибает около ста тысяч человек. – Я делаю паузу и с ударением на каждом слове произношу: – Предрасполагающие факторы.

Студенты, понимая, что краткое вступление к теме закончено, начинают писать, только студент Петров и Баскетболист, сидя в дальнем углу, мешая мне вести занятие, прячась за спины сидящих впереди них студентов, о чем-то между собой переговариваются.

«Плесень по углам», – думаю я и, обращаясь к ним, спрашиваю:

– Вы почему не конспектируете, переговариваетесь?

– Обсуждаем, – тупо глядя перед собой, отвечает Баскетболист.

– Что обсуждаете?

– Тромбоэмболию.

– Обсуждать будем вместе на зачете, а сейчас, раз вы учитесь, будьте добры, работайте, – говорю я голосом не допускающем возражения. Если таких студентов сразу не приструнить, не успеешь оглянуться, как они уже сядут тебе на шею.

– Хорошо, – покорно говорит Петров и смотрит на меня мутными глазами.

«С этими студентами в плане дисциплины у меня не будет проблем, но зачет они мне не сдадут», – думаю я и продолжаю вести тему. При этом я не только объясняю, но и спрашиваю студентов по списку вниз и снизу вверх. Спрашивая, завожусь и завожу студентов.

Это начинающий, неопытный, самоуверенный, но не владеющий материалом преподаватель на занятии зажат и не знает порой, как занять время, как интересно раскрыть тему, о чем студента спросить. Он, как правило, подстраивается под студента, а в конце цикла, чтобы все были довольны, ставит, в том числе и двоечникам, зачет. Про таких преподавателей большинство студентов говорит «Хорошая баба» или же: «Хороший мужик». У нас на кафедре большинство преподавателей таких.

Я же, хоть и нескромно об этом говорить, калач тертый: до университета работал в участковой больнице главным врачом, затем консультировал разнопрофильные отделения как в городской больнице, так и в РКБ, знаю материал не по книжке и давно уже изучил психологию студента вдоль и поперек.

– Чем по электрокардиограмме отличается ТЭЛА от инфаркта миокарда? – объясняя материал, спрашиваю я группу и ставлю ее в тупик.

А между тем студенты изучают ЭКГ при инфаркте на третьем, четвертом и пятом курсах, не раз сдавали зачеты и экзамены, но стоит копнуть, и тут же убеждаешься, что твердых знаний у студентов на выпускном курсе нет.

– Ну, хорошо, давайте вспоминать, – говорю я. – Какую глубину и ширину имеет в норме на электрокардиограмме зубец Q?

Некоторые студенты, пошарив в своей голове, начинают листать учебник, некоторые, рассеянно глядя перед собой, вспоминают, что им говорили на пятом курсе, а Петров и Баскетболист продолжают смотреть под стол. Вид у них такой, словно они едут долгой дорогой в общественном транспорте. Мозг у них спит. Каждый в правой руке держит ручку, делая вид, что что-то во время занятий записывает в тетрадку.

– Николаев, начнем с вас, – называю я фамилию Баскетболиста, но студент не реагирует.

– Николаев! – громко повторяю я.

– Тебя, – говорит на ухо Баскетболисту сидящий рядом студент.

Николаев выходит из забытья и смотрит на меня.

– Чо?

Я повторяю вопрос про зубец Q. Николаев прислушивается, ожидая подсказки, при этом его уши еле заметно шевелятся, но никто не подсказывает.

– Высота один, – наобум отвечает он.

– Что один?

– Ну, это…

– Сантиметр, – говорит громко Петров.

– Неправильно. Вы что, никогда не видели электрокардиограммы?

– Зубец Q по глубине не должен быть более одной четвертой рубца R, – заглянув в учебник, уверенно говорит чернобровая, с короткой челкой студентка.

– А зубец Q, он типичен для чего?

– Для инфаркта миокарда, – отвечают сразу несколько студентов.

Так шаг за шагом в течение часа мы разбираем с грехом пополам клинические проявления тромбоэмболии легочной артерии.

Некоторые студенты уже посматривают на часы. Внимание у них притупилось, они устали, а все потому, что ум у них при ограниченных способностях детренирован, и я говорю:

– Делаем на двадцать минут перерыв.

– Слава богу! – с облегчением вздыхая, с чувством произносит Баскетболист. Это веселит группу. Лица студентов оживляются. Они быстро покидают учебную комнату и легкими походками направляются на второй этаж. Там в Республиканской клинической больнице располагается кафе-бар. То ли дело для них: присутствовать на занятии, уткнувшись в тетрадку, конспектировать, отвечать на вопросы или же сидеть за чашечкой кофе и вести под музыку не о медицине разговор.

Чаепитие у них затягивается более чем на двадцать минут, и они всей группой опаздывают на занятие.