Читать книгу Лицо под вуалью - Рут Ренделл - Страница 5

После того как Дороти Сандерс отвезли домой, Бёрден собирался заехать к Айрлендам в Майрингфорде. Но он уже опоздал и не успел бы увидеть, как его сына укладывают спать, опоздал и не смог бы насладиться (как однажды выразился Вексфорд) «привлекательными особенностями, вполне обычными для детей двух или трех лет, неправильными звуками, серьезным стремлением сделать все по-своему, множеством хитрых уловок и шумным поведением». Жена ожидала Майкла позже, и в доме наверняка было полно гостей из числа родственников.

Вместо этого, минут через десять, не оповещая миссис Сандерс о своих намерениях, инспектор последовал за ней. Что-то во внешности и поведении ее сына подсказывало ему, что этот молодой человек не из числа тех, кто выходит из дома в субботу вечером. И действительно, Клиффорд сам открыл ему дверь. Лицо молодого человека было замкнутым, похожим на маску и лишенным выражения, а кроме того, слегка одутловатым. Он говорил безжизненным голосом и не выказал никакого явного удивления еще одним визитом полицейского. Бёрдену он почему-то напоминал пса, который когда-то жил у его соседа. Этот сосед необычайно гордился покорностью, полным послушанием и даже раболепием, с которым его собака реагировала на его суровое воспитание. И однажды, без предупреждения, даже без видимого изменения в поведении, пес набросился на ребенка.

Но Клиффорд, кажется, правильно все понял и провел инспектора в заднюю комнату, куда во время предыдущего посещения инспектора вместе с Вексфордом он удалился смотреть телевизор. Однако его мать открыла дверь в гостиную и пригласила их своим медленным, хриплым голосом войти, так как полицейский не может сказать ее сыну ничего такого, чего она не должна слышать.

– Я пока немного побеседую с мистером Сандерсом наедине, если не возражаете, – сказал Бёрден.

– Я возражаю. – Дороти вела себя грубо, но в ее поведении даже не было вызова – это была бескомпромиссная, откровенная грубость, и она смотрела прямо в глаза собеседника. – Нет никаких причин, по которым я не должна присутствовать. Это мой дом, и я буду нужна, чтобы правильно изложить факты.

Клиффорд при этом не покраснел и не побледнел – он даже не поморщился. Парень просто уставился прямо перед собой, словно думал о чем-то очень печальном. Давно, очень давно, Майкл понял, что нельзя позволять людям взять верх над собой. Адвокатам – да, иногда это неизбежно, но не людям без специального образования.

– В таком случае я попрошу вас поехать со мной в полицейский участок, мистер Сандерс, – заявил инспектор.

– Он не поедет. Он болен, у него простуда, – парировала женщина.

– Жаль, но вы не оставляете мне выбора. У меня здесь машина, мистер Сандерс. Не хотите надеть пальто? Ночь ненастная и сырая.

Дороти уступила: она ушла в свою комнату, из которой только что вышла, и громко хлопнула дверью, не потому что рассердилась, а с определенным расчетом. Бёрден не принимал избитую истину, что грубияны уступают, если им оказывают сопротивление, но тем не менее он давно понял, что обычно это правда. Извлечет ли Клиффорд пользу из его примера? Вероятно, нет. Для него все зашло слишком далеко, ему необходима более профессиональная помощь. И именно об этом инспектор задал ему первый вопрос, когда они уселись в мрачной столовой, где стояли только стол, твердые стулья с прямой спинкой и телевизор. На одной стене висело зеркало, на другой – большая, темная, очень плохая картина маслом, изображающая парусник в бурном море.

– Да, я хожу к Сержу Олсону. Он занимается чем-то вроде юнговского психоанализа, – рассказал молодой человек. – Вам нужен его адрес?

Бёрден кивнул и записал адрес психолога.

– Можно спросить, зачем вы ходите к… доктору Олсону, правильно? – поинтересовался он.

Клиффорд, у которого не проявлялось никаких признаков простуды, приписываемой ему матерью, смотрел на зеркало, но не на то, что в нем отражалось. Инспектор готов был поклясться, что он не видит своего собственного лица.

– Мне нужна помощь, – ответил парень.

Что-то в неподвижности его фигуры, его застывшей позе и мрачности его взгляда удержало Бёрдена от развития этой темы. Вместо этого он спросил, был ли Клиффорд у психотерапевта в четверг во второй половине дня и в котором часу ушел оттуда.

– Я обычно хожу к нему в это время, с пяти до шести, – ответил Сандерс. – Мама сказала мне – вы знали, что я был на автостоянке. То есть что я поставил там машину.

– Да. Почему вы не сказали нам об этом с самого начала?

Молодой человек перевел взгляд не на лицо Бёрдена, а на середину его грудной клетки. И когда он ответил, полицейский узнал эти выражения, эту манеру речи: люди, проходящие лечение, какими бы заторможенными, сдержанными и встревоженными они ни были, неизбежно подхватывают эту манеру. Он уже слышал такое раньше.

– Я почувствовал угрозу, – сказал Клиффорд.

– Что вам угрожало?

– Я бы хотел сейчас поговорить с Сержем. Если б меня хоть как-то предупредили, я бы постарался назначить с ним встречу и обсудить это с ним.

– Боюсь, вам придется удовольствоваться мной, мистер Сандерс.

На секунду Бёрден испугался, что сейчас столкнется с полным молчанием, против которого даже опытный детектив почти бессилен. Теперь с той стороны, где находилась миссис Сандерс, доносились какие-то звуки. Она была на кухне, ходила по ней, издавала ненужный шум, со стуком ставила посуду и хлопала дверцами буфета, вместо того чтобы закрыть их тихо. Чем бы хозяйка дома там ни занималась, она хотела помешать их беседе. Майкл поморщился, когда что-то разбилось: она выронила какой-то предмет на каменный пол. А затем он услышал другой звук – инспектор к тому моменту поднялся на ноги и стоял у окна, – и это был очень далекий грохот взрыва. Он замер неподвижно, приложив ухо к стеклу, и прислушивался к затихающему эху, но перестал думать об этом, когда Клиффорд заговорил:

– Я попытаюсь рассказать вам, что произошло. Мне следовало рассказать вам раньше, но я чувствовал угрозу. Я и сейчас ее чувствую, но будет еще хуже, если я вам не расскажу. Я ушел от Сержа и поехал на автостоянку, чтобы забрать мать. Я увидел, что там лежит мертвый человек, еще до того, как поставил машину. Я пошел посмотреть на него, то есть после того, как поставил машину, – потому что я собирался вызвать полицию. Было понятно, что этого человека убили. Я с самого начала это понял.

– В котором часу это было?

Парень пожал плечами.

– О… вечером. В начале вечера. Мама хотела, чтобы я приехал туда в четверть седьмого. Думаю, это произошло раньше – должно было произойти раньше, потому что ее там не было, а она никогда не опаздывает.

– Почему вы не вызвали полицию, мистер Сандерс?

Молодой человек посмотрел на картину на стене, а потом – на темное, блестящее окно. Бёрден видел его отражение в стекле – бесстрастное, можно сказать, лишенное любых чувств.

– Я подумал, что это моя мать, – ответил его собеседник.

Майкл оторвал взгляд от отражения в темном стекле.

– Что?

Терпеливо, тяжело, почти полным грусти голосом, Клиффорд повторил сказанное:

– Я подумал, что это моя мать.

А она подумала, что это ее сын. Что не так с ними обоими, если каждый из них ожидал найти другого мертвым?

– Вы подумали, что миссис Робсон – это ваша мать? – Между этими двумя женщинами было некоторое сходство, с удивлением подумал Бёрден, то есть чужому человеку оно могло почудиться. Обе были пожилыми, худыми и седыми, на них была одежда почти одинакового цвета… Но чтобы сын одной из них мог их перепутать?..

– Я понял, что это в действительности не моя мать, – рассказывал тем временем этот сын. – Ну, после первого потрясения – понял. Не могу объяснить, что я чувствовал. Я мог бы рассказать Сержу, но вы, мне кажется, не поймете. Сначала я думал, что это моя мать, потом понял, что это не она, а потом подумал, что кто-то это делает, чтобы меня… шокировать. Я подумал, они положили это туда, чтобы меня достать… Нет, не совсем так… Я же говорю, что не могу объяснить. Могу только сказать, что это заставило меня запаниковать. Я решил, что это какой-то ужасный розыгрыш, которым меня преследуют, но понимал, что этого не может быть. Я понимал и то и другое одновременно. Я был совершенно сбит с толку… Вы не понимаете, правда?

– Я бы не сказал, что понимаю, мистер Сандерс. Но продолжайте.

– Я сказал, что запаниковал. Моя Тень полностью завладела мною. Я должен был выбраться оттуда, но не мог просто оставить это лежать там вот так. Другие люди увидят, как я увидел. – Теперь лицо Клиффорда залилось темной краской, и он крепко сжал кулаки. – У меня была старая штора в багажнике, которой я накрывал лобовое стекло в холодную погоду. Я накрыл ее этой шторой. – Он вдруг закрыл глаза – плотно сжал веки, будто хотел лишиться зрения, ослепить себя. – Тело не было накрыто, когда я его нашел, тогда не было. Я его накрыл, а потом ушел, убежал. Я бросил машину и выбежал из автостоянки. Кто-то был в лифте, поэтому я побежал по лестнице. Я направился домой, выбежал на улицу сзади, а потом побежал домой.

– Вам тогда не пришло в голову, что следовало бы позвонить в полицию?

Парень открыл глаза и выдохнул воздух. Бёрден повторил свой вопрос, и Клиффорд ответил уже с некоторым отчаянием в голосе:

– Какое это имело значение? Кто-нибудь им позвонит, я это понимал. Необязательно я.

– Вы вышли через ворота для пешеходов, полагаю. – Инспектор вспомнил показания Арчи Гривза о том «бегущем мальчике», которого он принял за испуганного воришку. И еще вспомнил, что сказал тогда Вексфорд насчет топота ног по ступенькам лестницы на автостоянке. В том лифте спускался сам Вексфорд.

– Вы бежали до самого дома? – спросил Майкл. – Это почти три мили.

– Конечно.

В голосе Сандерса зазвучало презрение, и Бёрден оставил эту тему.

– Вы были знакомы с миссис Робсон?

На лице Клиффорда опять появилось отсутствующее выражение, и цвет его стал прежним – землисто-бледным. Парень ни разу не улыбнулся – трудно было даже представить себе, какой может быть его улыбка.

– Кто такая миссис Робсон? – спросил он.

– Бросьте, мистер Сандерс. Вам это хорошо известно. Миссис Робсон – это та женщина, которую убили.

– Я вам уже сказал, что думал – это моя мать.

– Да, но когда вы поняли, что это не она?

Молодой человек в первый раз посмотрел Бёрдену в глаза.

– Я больше не думал. – Это был поразительный ответ. – Я вам же сказал – я не думал, я запаниковал.

– Что вы только что имели в виду, когда упомянули вашу «тень»? – задал инспектор еще один вопрос.

Неужели Клиффорд Сандерс посмотрел на него с жалостью?

– Это отрицательная сторона личности, не так ли? Сумма наших нехороших качеств, которые мы хотим скрыть.

Совсем не удовлетворенный тем, что он узнал, и считая все поведение этого человека и большинство его высказываний непонятными и даже угрожающими, Бёрден решил, тем не менее, отложить дальнейший разговор до следующего дня. Однако именно в тот момент в нем зародилась решимость, и он твердо вознамерился добраться до дна больного сознания Клиффорда и до тех мотивов, источником которых оно было. Поведение юноши было крайне подозрительным, и даже более того – неискренним. Этот человек пытался поставить его, Майкла, в глупое положение; он считал, что его интеллект превосходит интеллект полицейского. Бёрдену было знакомо такое отношение и та реакция, которую оно у него вызывало – Вексфорд называл ее «занозой в плече», – но его невозможно было убедить, что оно неоправданно.

Поговорив с Клиффордом, инспектор побеседовал в гостиной с суровой и мрачной Дороти Сандерс, но все его попытки узнать, была ли знакома миссис Робсон с их семьей, ни к чему не привели. Сын Дороти принес корзину с углем, развел огонь, который почти не поднял температуру в комнате, вышел и вернулся с пахнущими мылом руками. И мать, и сын утверждали, что миссис Робсон им неизвестна, но у Бёрдена возникло странное ощущение, что Дороти действительно не знала ее, а вот Клиффорд лгал или, по крайней мере, избегал правды по какой-то своей, неясной причине. С другой стороны, этот парень мог убить и без мотива – или без такого мотива, который был бы понятен разумному человеку. Например, что, если все было иначе: он увидел не мертвое тело, подумав, что это его мать, а встретил живую женщину, которая напомнила ему Дороти в ее худших проявлениях, и по этой причине убил ее?

Покинув их дом, Бёрден проехал дальше по узкой дороге, которая, как он теперь вспомнил, называлась Ясеневой аллеей, хотя это нигде не было написано. Дом Сандерсов, вероятно, назывался «Ясеневой фермой». Но когда эти мысли промелькнули в голове полицейского и когда он подумал, что у этой семейки, по-видимому, нет соседей, он подъехал к бунгало, стоящему чуть поодаль от дороги, и на ржавой вывеске, прикрепленной к воротам из кованого железа, увидел название «Ясеневая ферма». Это он разглядел при свете своих фар. Сам жилой дом тонул в темноте, но когда Майкл остановился, не выключая двигателя и не приглушив фары, в доме зажегся свет и в окне появился мужчина.

Бёрден дал задний ход и начал разворачивать машину – длительный процесс в этом узком проходе. Снова развернувшись в сторону Кингсмаркхэма, он бросил взгляд направо и, вздрогнув – скорее от неожиданности, чем от страха, – увидел, что тот человек вышел из дома и стоит на крыльце, глядя на его машину, а рукой сжимает ошейник устрашающего на вид ретривера. К этому моменту весь дом с двумя амбарами и высокой силосной башней за ним – явно нынешнее жилье фермера – сверкал огнями. Майкл тронулся с места. Он бы не удивился, услышав за своей спиной выстрел из обреза или увидев, как пес яростно гонится за машиной. Но ничего не случилось: вокруг была темнота и тишина, которую нарушали лишь крики сов.

* * *

Новость о Вексфорде настигла Бёрдена до ужаса странным образом. Из-за своей спешки и въедливости, как он потом осознал, инспектор вел себя как какой-то молодой, амбициозный фараон, вместо того чтобы наслаждаться своим выходным днем. Конечно, дело было в том, что в этот день он вряд ли отдохнул бы вместе с требовательной матерью Дженни, ее тетушками и самой Дженни, бегающей верх и вниз по лестнице. Даже если б инспектор заглянул в воскресную газету перед тем, как уехал из Майрингфорда, он прочел бы только комментарии о последних драматических событиях в посольстве Израиля: там бы ничего не было сказано о бомбе в машине его коллеги. Взрыв произошел слишком поздно вечером. А поскольку в доме было полно гостей, никто не смотрел телевизор в субботу вечером.

Перед выездом Майкл позвонил Ральфу Робсону, но ему ответила Лесли Арбел, которая согласилась принять его, хотя и сказала, что ей непонятно, зачем, так как они с дядей не могут сказать ему абсолютно ничего нового. Поднимаясь по дороге к Хайлендз, инспектор говорил себе, что ему предстоит бессмысленный разговор и что совершенно очевидно, что ему надо было подождать следующего дня и проконсультироваться с отделом социального обслуживания при городском совете Кингсмаркхэма. Возможно, они не хранят сведений о тех, на кого в прошлом работали их помощницы по дому, но могут с большей вероятностью, чем Ральф Робсон, подсказать что-то и выдвинуть какие-нибудь предположения.

По причине плохого самочувствия, на котором настаивала племянница, вдовец до сих пор оставался в домашнем халате. Даже за такое короткое время он заметно постарел, стал еще больше хромать и еще сильнее сгорбился. Он сидел у газового камина с маленьким круглым подносом на коленях, затейливо расписанным дикими птицами невероятной расцветки. На подносе стояли чашка чая и тарелка с глазированным печеньем. Едва девушка проводила Бёрдена в комнату – сегодня утром она была одета в нечто вроде розового шелкового брючного костюма, состоящего из топа типа саронга и шальвар, и розовые туфли на высоких каблуках, – когда раздался звонок в дверь, и явилась еще одна гостья. Лесли Арбел без колебаний впустила ее в дом, хотя, наверное, понимала, что Бёрден хотел поговорить с ее дядей наедине. Это пришла соседка из дома напротив, которую они с Вексфордом видели из окна. Ее звали миссис Яго, если Майкл правильно расслышал, как Робсон пробурчал это имя.

Причина ее визита была обычной для времени траура. Соседка пришла узнать, не может ли она чем-нибудь помочь, например, сходить за покупками, добавив, что может сделать это на следующий день, когда Лесли уедет. Бёрдена она не очень заинтересовала: он лишь заметил, что это была крупная, полная женщина, слишком пухлая, темноволосая и румяная, и говорила она с сильным акцентом, который навел его на мысль о Центральной Европе. По крайней мере, у нее хватило такта или здравого смысла понять, что полицейскому нужно остаться с хозяевами наедине, и она ушла, как только Ральф сказал, что примет ее предложение, и спросил, не затруднит ли ее зайти снова завтра утром.

Едва закрылась входная дверь, и Арбел прошла мимо зеркала, бросив в него непременный взгляд, как Робсон заговорил:

– Пора им что-то для нас сделать. Теперь их очередь, всех их. Если вспомнить, что моя жена делала для всех на этой проклятой улице – она не щадила себя, ей ничего не было трудно сделать. Стоило ей только услышать, что кто-то плохо себя чувствует, как она бежала туда узнать, чем может помочь. Особенно старикам. По-моему, она одна делала больше добрых дел, чем все эти люди из так называемого социального обслуживания. Разве я не прав, Лесли?

– Она делала гораздо больше добрых дел, чем моя «добрая тетушка» из журнала, – подтвердила его племянница. – Ну, она и сама была кем-то вроде такой тетушки, правда? Я всегда так ее называла – в шутку, конечно.

Озадаченный Бёрден переспросил:

– Ваша добрая тетушка?

– Люди делились с ней своими бедами, – ответил вместо девушки Робсон, кивнув на девушку. – Она работает, – продолжал он с гордостью, – помощницей «доброй тетушки» в журнале. В журнале «Ким». Эта страница посвящена проблемам – знаете, все эти письма от читателей об их бедах, на которые отвечает «добрая тетушка» и дает им советы. Лесли – ее ассистентка.

– Секретарша, дядя, – поправила Арбел.

– Ты больше, чем чертова секретарша, насколько я знаю. Ты вроде правой руки. Я думал, что вы все это знаете, – вновь повернулся старик к Бёрдену.

– Нет, – покачал тот головой. – Нет, я не знал. Ваша тетя – я имею в виду вашу настоящую тетю, миссис Робсон, – как я понял, она работала помощницей по дому от муниципального совета. Вы не вспомните имена некоторых людей, на которых она работала?

Он адресовал этот вопрос в равной степени и Ральфу, и его племяннице, и хозяин дома сразу же запротестовал:

– Помощницы по дому не работают на кого-то. У них нет работодателей, у них есть клиенты. Они скорее социальные работники.

Сделав над собой усилие, Бёрден терпеливо с этим согласился. Ему пришлось выслушать Робсона, который описывал, как его жена выполняла свои обязанности социального работника в домах, похоже, всех престарелых, больных и неимущих жителей Кингсмаркхэма. Их имен, тем не менее, он вспомнить не мог. Вдовец перечислил те услуги, которые его жена оказывала бесплатно соседям, и это напомнило ему о магазинах, и следом – о двух пакетах с продуктами, которые оставили у себя полицейские. С некоторой язвительностью в голосе он произнес:

– Полагаю, вы скажете, что у вас после неприятностей вчерашней ночи и так достаточно хлопот, чтобы думать о таких мелочах.

– Неприятностей вчерашней ночи? – переспросил Майкл.

– Бомбы в машине. Одного из ваших парней взорвали, не так ли?

Лесли Арбел прибавила:

– Того, который был здесь вместе с вами, – по крайней мере, так я поняла из телевизионных новостей. Уверена, что они назвали его имя.

Привычка не показывать свои чувства бывает полезной. И шок действительно ошеломляет. Бёрден теперь вспомнил тот глухой взрыв вдалеке, который он слышал вчера вечером, когда стоял возле французских окон в столовой Сандерсов. Какое-то чувство гордости, понимание, что это было бы неправильно и он потом пожалел бы об этом, удержало его от дальнейших расспросов Робсона и его племянницы. Но шок поверг его в ступор: он почти автоматически встал, произнеся обычные фразы, ответы на которые потом никак не мог вспомнить. Инспектор также сознавал – и это он запомнил, – что дядя с племянницей смотрят на него с любопытством и с легким – возможно, лишь воображаемым – злорадством.

Ральф что-то еще говорил о своих покупках, что-то насчет того, что они ему нужны до того, как он даст соседке, миссис Яго, список новых покупок, а затем Бёрдену удалось удрать. Он сдерживался, чтобы не броситься бегом к машине до тех пор, пока дверь не захлопнется за розовым шелком и высокими каблуками Лесли Арбел. После этого он побежал.