Читать книгу Нулевой день - Рут Уэйр - Страница 3

– Пожалуйста, позвоните еще раз. – Я понемногу закипала, но старалась говорить спокойнее. Если вспылить, собеседник тоже вспылит. Простое правило социальной инженерии: сохраняй приятный тон, и тебе ответят тем же. И все-таки это порядком раздражало. В чем смысл стопроцентного освобождения от тюрьмы, если твой гарант даже трубку не берет? – Уверяю, он обо всем знает и сможет за меня поручиться.

– Так, давайте еще раз. – Полицейский устало провел рукой по лицу. – Вы… как его там, пентестер?

– Понимаю, странное название. Это специалист по проникновению.

Полицейский прыснул, охранник с моим рюкзаком в руках ухмыльнулся, а я распалилась больше прежнего.

– Поверьте, есть такая профессия. Я испытываю системы безопасности.

– А ваш муж – хакер?

– Нет, он… – Тут я приврала: хакер, конечно, но не в том смысле, который подразумевал полицейский. – Тоже пентестер. Как я. На нем цифровая сторона вопроса, а на мне – физическая. Компании заказывают у нас взлом своих систем, а мы потом предоставляем отчет и советуем, что можно улучшить. Вот, прочтите. – Я протянула письмо, которое Гейб дал мне утром.

Полицейский посветил на него фонарем.

– «Настоящим подтверждаю, что уполномочил Джакинту Кросс и Гэбриела Медуэя из „Кроссуэй секьюрити“ осуществить проникновение в здание и систему „Арден-альянс“ в целях испытания на безопасность», – прочел он вслух и пожал плечами, глядя на охранника напротив. – Что скажешь? Это официальный документ?

– Понятия не имею, друг. – Судя по всему, охранник умирал от скуки и хотел побыстрее вернуться к мониторам, а не стоять на ветру среди машин. – Ночную охрану нанимают по субподряду, я из «Бакстер бланд». С виду вроде все нормально, по крайней мере, логотип совпадает, но его можно из интернета скачать.

– А этот Джим Колдуэлл… – Полицейский указал на подпись в конце документа. – Он… Как там вы его назвали, ДЕБ?

– ДИБ, – терпеливо повторила я. – Директор по информационной безопасности. Мы здесь по его просьбе, а это его личный номер. Слушайте, может, позвоните своему начальнику? – спросила я у охранника. – Как я понимаю, вы не из «Арден-альянс», но Джим сказал, что все согласовано с охранным предприятием. Кто-нибудь с вашей стороны подтвердит, что я действую на законных основаниях.

– Шутите? – Охранник покосился на меня, как на сумасшедшую. – Выходной, время за полночь. Даже если бы я знал номер, все равно не стал бы ему звонить. Да он меня четвертует!

Я подавила стон. Мы специально выбрали для взлома субботу. В «Арден» в этот день остается всего несколько сотрудников – служба поддержки, минимум охраны и айтишников. По воскресеньям они вовсе закрываются, а значит, если повезет, Гейб может рыться в их системе целый выходной, пока в понедельник не вернутся айтишники и не обнаружат, чем мы занимались. Теперь наше решение казалось полной глупостью. Очевидно, Джим Колдуэлл на выходных недоступен, как и все его коллеги.

– Я перезвоню этому ДИБ, – с нескрываемой досадой пообещал полицейский. Оно и понятно, ему бы настоящих преступников ловить. – Но если не возьмет, придется вам ехать со мной в участок.

Я вздохнула. Ночка предстояла долгая.

Через два часа мы сидели в участке. Джим Колдуэлл так и не взял трубку (я решила поговорить с Гейбом и добавить в наш контракт пункт о неустойке, если такое снова повторится – второй случай за год, как-никак), и полицейский завел речь об аресте. Твою мать! Ночь в камере я бы еще пережила, бывало и хуже, но, если дело примет серьезный оборот, разоримся на адвокате.

– Можно позвонить мужу? – Как бы я ни пыталась скрыть смятение, голос чуть дрогнул, как у испуганной преступницы. – Поверьте, случилась ошибка. Вдруг он сумеет связаться с кем-то из фирмы?

– Конечно, – устало вздохнул полицейский и подвинул мне телефон. Мой рюкзак с вещами, которые он не слишком обнадеживающе назвал «компьютерным оборудованием, отмычками и инструментами для взлома», почему-то оставили на стойке у входа вместе с моим телефоном. Вроде бы не арест, но похоже.

К счастью, номер Гейба я знала наизусть и быстро нажала на липкие от множества пальцев кнопки. Гудки, гудки. Узел в животе завязался туже, я крутила кольцо, и камень с трещинкой сверкал в свете ламп. Как-то… странно. Может, Джим Колдуэлл и поставил перед сном режим «не беспокоить», все-таки не каждую ночь подобное случается, но Гейб? Он никогда не выключал телефон, пока я на задании. С другой стороны, я сказала, что до машины недалеко, и было это… Я глянула на часы над столом. Господи, почти два ночи! Может, он уснул?

– Не берет, – не сдерживаясь, простонала я и положила телефон. Полицейский смотрел на меня с пониманием. – Извините, мистер… Напомните, как вас зовут?

– Констебль Уильямс.

– Констебль Уильямс, извините, что трачу ваше время. Не знаю, как еще объяснить. Нас попросили проникнуть в здание, и ДИБ может подтвердить мои слова. Когда мы подписывали контракт, нам сказали, что номер будет доступен круглосуточно, но, очевидно, идиот, который нас нанял, об этом забыл и отключил телефон.

– Больше некому позвонить? Никто не подтвердит, что вы именно та, за кого себя выдаете?

– У вас есть мое удостоверение личности. Но если вы о человеке, который может подтвердить, что я и правда пентестер, а не сумасшедшая с баллончиком сжатого воздуха, тогда нет. По крайней мере, до начала рабочего дня. – Я обхватила голову руками. Азарт погони улетучился, я устала до слез. – Хотя…

О господи. Нет. В животе опять завязался узел.

Только не он. Уж лучше ночевать в камере.

– Да? – поторопил Уильямс, и я закусила губу.

– Неважно.

Нет. Нельзя ему звонить. Даже под страхом ареста.

– Давайте, – сдалась я. – Я все понимаю, работа есть работа. Арестуйте меня.

Полицейский со вздохом покачал головой, но не в знак возражения, а лишь устало признавая неизбежное. Моего ареста он хотел не более, чем я сама. Бумажная волокита, ненужная беготня, большая вероятность, что все разрешится несколько часов спустя, когда ДИБ, наконец, увидит череду пропущенных звонков.

С другой стороны, я и правда проникла в здание с полным рюкзаком поддельных документов, бейджиков и весьма подозрительных инструментов. На его месте я бы тоже себя арестовала.

– Мне нужно посоветоваться с коллегой. – Уильямс с неприятным скрипом задвинул стул.

Я кивнула.

Только он закрыл дверь, я откинулась на спинку стула и, запрокинув голову, стала разглядывать потолочные плитки. С виду крепкие. По крайней мере, крепче той, в «Арден-альянс». Я думала о своих решениях, о том, как ненавидела в ту минуту Джима Колдуэлла, о Гейбе, который по непонятной причине дрых вместо того, чтобы работать, а именно – взламывать центральный процессор «Арден-альянса» и рыться там, пока не поймают. Наплевать на все и уйти спать – совсем на него не похоже. Это я обычно, приехав домой, запихивала в себя еду из доставки и вырубалась: перелезать через стены, скрываться от камер и взламывать замки в постоянном напряжении очень утомительно. Когда я просыпалась на следующее утро, Гейб еще не ложился, скрючившись перед монитором, он изучал, обшаривал, испытывал границы систем безопасности различных компаний.

В каком-то смысле мы хотели, чтобы нас поймали. Испытывать системы на прочность и притворяться злоумышленниками весело, а предоставлять потом отчет службе информационной безопасности – не очень, ведь приходится рассказывать обо всех неправильных решениях, ошибках и упущенных возможностях остановить хакера. «А вот здесь у вас хорошая защита выстроена, молодцы», – вот что мы надеялись сказать, а клиенты – услышать.

К сожалению, на этот раз, пусть меня и поймали, я такого отметить не могла, главным образом потому, что случилось это по моей вине, а не благодаря особому профессионализму охраны. Я по глупости сломала панель и совсем уж сглупила, когда припарковалась прямо у здания, в которое собралась вломиться, – если бы не это, спокойно сбежала бы. Они даже не засекли меня на мониторах, не установили на противопожарных дверях сигнализацию. В приличной компании не позволят открывать противопожарные двери одну за другой после окончания рабочего дня. В отчете придется и компанию пропесочить, и расписаться в своем неумении. Вдвойне паршиво, а моя глупость определенно их отвлечет от подлинных брешей в системе безопасности, послужив веским оправданием беспомощности перед нашим, честно говоря, сыроватым планом взлома.

Я лишь надеялась, что Гейб найдет серьезный промах, после которого компания уже не отмахнется со словами: «Ну, поймали же вас в конце концов?» Незашифрованные пароли. Конфиденциальные данные клиента. Возможность получить доступ от имени администратора и устроить настоящий бардак.

Пока я об этом думала и удивлялась, почему Гейб не берет трубку, знакомый голос за спиной произнес:

– Так-так, и кто это тут у нас?

Я резко выпрямилась и обернулась, горя от злости.

Джефф Лидбеттер. Черт!

– Кросс, какими судьбами? – Он сиял точно кот, загнавший в угол мышь. – Что же ты на сей раз натворила?

– Ничего, сам прекрасно знаешь. – Я скрестила руки на груди, стараясь не показать, как меня обескуражило его появление. – Просто не могу дозвониться человеку, который нас нанял.

– Санджай мне рассказал о непонятной девушке, которая куда-то там проникает и все изучает. – Его широкие плечи затряслись от смеха. – Вряд ли таких в наших краях много, я тебя сразу вспомнил. Почему не позвонила? Я бы поручился.

«Сам знаешь почему», – мысленно ответила я, но вслух не сказала.

– Не знала, что ты на дежурстве, – последовал мой сдержанный ответ.

Джефф ухмыльнулся.

– Как говорится, нет покоя нечестивым. Хорошо выглядишь, Кросс. Не зря бегаешь-прыгаешь.

Что тут сказать? «Отвали»? Хотелось, конечно, да он и сам это видел. Впрочем, мы оба знали: такое не говорят влиятельному сотруднику полиции, особенно под угрозой ареста. Можно было ответить ему холодным недоуменным взглядом. Мне-то нечего стыдиться.

Однако Джефф успел заметить, как я беспокойно кручу на пальце кольцо. Я расслабила руки, проклиная свою дурацкую привычку, но на лице Джеффа уже играла самодовольная ухмылочка.

– Так-так. Предложение сделали, Кросс? Скоро пополнишь ряды приличных женщин?

– Уже замужем, – процедила я.

«А твое какое дело?» – чуть не добавила я, однако вовремя прикусила язык.

– Босс уже не Кросс, да? – Джефф рассмеялся от собственного остроумия.

– К твоему сведению, фамилию я менять не стала.

– Со мной такое не прокатило бы, Кросс, – ухмыльнулся он.

Ну да, Гейб не закомплексованный идиот с патриархальными замашками.

– Так она не обманула, сэр? – спросил Уильямс из-за спины Джеффа.

– Нет, не обманула, – рассмеялся он. – По крайней мере, насчет профессии, если ты об этом. Мы с ней старые знакомые, верно, Джеки?

– Да. – Я поджала губы.

– Есть что рассказать. – Джефф осмотрел меня с ног до головы, задерживая откровенно сальный взгляд на обтягивающем блейзере и брюках.

Мне тоже, только слишком поздно. Собственно, один раз я и пыталась, сразу после нашего расставания, и ничем хорошим это не кончилось.

Меня могли отвезти куда угодно – почему, ну почему этот участок?! Джефф вообще работал на другом конце города. Либо его перевели, либо он кого-то подменял.

Молчание. Я знала, чего он хочет. Чтобы я просила. Умоляла. Сказала: «Пожалуйста, Джефф. Пожалуйста, помоги!»

Ну, этого я говорить не стала. Лучше уж ночь за решеткой.

– Так мне ее отпустить, сэр?

Какое облегчение! Я чуть не забыла о констебле Уильямсе. Джефф ничего не мог натворить в его присутствии.

С минуту Джефф молча улыбался мне, а я невольно впилась ногтями в стол. Не станет же он… правда? Не спровадит Уильямса под каким-нибудь предлогом, не будет всю ночь допрашивать меня этим неспешным мягким голосом, от которого я и теперь холодею?

Тут Джефф со смехом пожал плечами.

– Да я просто дурачусь. Свободна, – ответил он скорее мне, чем Уильямсу. – Катись. За тобой должок, не забудь.

– Не забуду, – процедила я желчно, с намеком. Потом встала, одернула жакет. – Я ничего не забываю, уж поверь.

– Даже спасибо не скажешь? – Джефф так и загораживал проход своим широким телом.

– Спасибо, – сквозь зубы бросила я.

Недолгое молчание – и Джефф с очередным смешком посторонился.

– Все, проваливай. Не нарывайся на неприятности.

И только в ночной прохладе улицы я почувствовала под мышками мокрые круги от ледяного пота.

Я до сих пор боялась Джеффа Лидбеттера. Возможно, это навсегда.

К четырем утра я вернулась на Солсбери-лейн, еле живая от напряжения, с пересохшими от недосыпа глазами после долгого блуждания по полупустым улицам южного Лондона. Сначала хотела оставить машину возле «Арден-альянс», но она стояла в закрытой зоне, а спать я собиралась часов двенадцать, не меньше. Пока проснусь, уже заблокируют колеса или, того хуже, заберут на штрафстоянку.

Я заказала такси до места, где меня схватил охранник, пересела в свою машину и медленно поехала домой с опущенными стеклами в надежде, что плохонький кофе из полицейского участка подарит хотя бы час бодрости. И только когда перед глазами предстала запутанная сеть улиц, я поняла, как ошибалась. Сначала поехала не туда – оказалась в незнакомом жилом районе и долго плутала, прежде чем вернулась на привычную дорогу. Но мое полусонное блуждание еще не самое страшное. Я вполне могла уснуть за рулем. Вот уж чего не хватало. Тем не менее благодаря прохладному ветру в лицо, кофе и яростным воплям The Runaways в стереосистеме я не сомкнула глаз и наконец-то – наконец-то! – после самой долгой и паршивой ночи в жизни припарковалась у нашего двухэтажного домика.

На пороге я, подавляя зевоту, медленно порылась в рюкзаке в поисках ключей и чуть их не уронила, когда нашла. Ловко поймала прямо над плиточным полом, но тут же сбила ногой бутылку молока. Вдалеке припадочно залаяла собака. Проклиная свою неуклюжесть, я высматривала в коридоре Гейба. Вот сейчас загорится свет, и сонный муж спустится ко мне… Но он все не появлялся. Наверное, крепко уснул.

Ключом в замок я попала со второго-третьего раза. Голова кружилась от усталости. Впрочем, как только открылась дверь, я моментально почуяла неладное.

Сначала в нос ударил запах – сразу даже не поняла какой. Просто не было привычного уютного аромата еды и стираного белья. Точнее, был, но все это перебивал другой запах. Неожиданный, чуждый, непонятный. Зловоние с душком железа, почти сладкое и похожее на… На что же?

Тут я догадалась. На запах мясной лавки на главной улице. Запах крови.

Но даже тогда я не поняла. Да и как такое понять?..

Не поняла, даже когда увидела красные пятна на полу в коридоре.

Не поняла, когда коснулась скользкой и липкой ручки.

Не поняла, когда вошла и увидела, как Гейб, навалившись на компьютерный стол, лежит в огромной луже крови.

Ведь… Ведь эта кровь – не его? В человеке не может быть столько… Наверняка отыщется объяснение – ужасное, безумное, невероятное объяснение?

– Гейб? – всхлипнула я. Он не шелохнулся. Экран монитора не горел, только лампочка системного блока мерцала в отражении темной лужи крови, натекшей со стола.

Подходить не хотелось, но выбора не было.

– Гейб! – позвала я отчаяннее, и вновь он не пошевелился. Наконец моя подошва коснулась тошнотворной скользкой жидкости. Я направилась к Гейбу, оставляя липкие следы на ковре.

Стоило мне дотронуться до его плеча, застрявшее в горле рыдание вырвалось отчаянным воем раненого зверя.

– Гейб, Гейб! Очнись! Очнись!

Он ничего не сказал, не поднял головы, ни единым жестом не показал, что меня услышал; я подперла его плечо своим, силясь приподнять.

Он был невыносимо тяжелый: четырнадцать стоунов[7] мышц и костей. Я даже не знала, получится ли его сдвинуть, но тут он завалился на спинку кресла, и мне открылось, что с ним сотворили.

Горло. Ему с чудовищной жестокостью перерезали горло, совершенно непостижимым образом: вместо хирургически точного сечения, как это обычно изображают, я увидела кровавое месиво, торчащее из рваной раны, будто кто-то или что-то вырвало ему трахею и оставило зловещий алый провал.

Мне стало дурно, я отшатнулась, прикрыв рот и едва не поскользнувшись в озерце крови. Из груди рвалось прерывистое дыхание, а подступающая волна тошноты стала невыносимой.

Гейб.

Я не могла отвести глаз от него, от головы, запрокинутой назад под столь неестественным углом, что не оставалось сомнений: он мертв, отрицать это бесполезно.

И все же! Все же лицо принадлежало Гейбу. Выдающийся с горбинкой нос, как у римского сенатора. Скулы. Изгиб рта. Колючая борода, мягкая кожа у основания шеи. Все это по-прежнему был Гейб, мужчина, которого я любила. Но смотрела я на его труп.

Ноги у меня чуть не подкосились, я на ощупь добралась до дивана и начала раскачиваться вновь и вновь, обхватив руками колени. Не сразу поняла, что издаю непонятный звук – полувой-полувсхлип, состоящий из имени Гейба.

«Неправда», – думала я. Не может такого быть. Не может, и все. Только не с Гейбом – добрым, веселым, крепким Гейбом, чьи большие сильные руки с одинаковой ловкостью способны и отвинтить тугую крышку, и наложить шину на крыло дрозда. Моим Гейбом, который мог все исправить, все починить, прижать к себе так крепко, что самый ужасный день становился терпимее.

Однако этого исправить не мог даже он.

Не знаю, сколько я просидела, не отрывая глаз от тела Гейба, пока лампочки системного блока мигали в отражении темной лужи крови. Десять минут? Двадцать?.. Меня безудержно трясло.

И все-таки я взяла себя в руки. Понимала, что нужно сделать, причем сразу, как только вошла в гостиную.

Дрожащими непослушными пальцами я нащупала в рюкзаке телефон. Я его не потеряла, точно не потеряла, «убер» же заказывала. Все равно он нашелся не сразу, да и экран не реагировал на прикосновения.

Кое-как вдоль стены я добралась до нашей кухоньки, где лежал зарядник. Лишь с третьей попытки вставила кабель в разъем – до того дрожали руки. Металл стукался о металл, на экране оставались кровавые отпечатки, а я пыталась еще и еще. Наконец получилось.

Телефон запускался мучительно долго. От меняющихся анимаций и логотипов рябило в глазах.

Дальше экран блокировки. Я набрала пароль и нажала на иконку трубки. Набрала экстренную помощь. И стала ждать.

Я думала, не смогу произнести ни слова. Но когда оператор взяла трубку, я заговорила удивительно ровным голосом.

– Полицию, – коротко произнесла я в ответ на все вопросы оператора. Сглотнула. Держи себя в руках. Держи себя в руках!.. Время и так упущено. – Пожалуйста, побыстрее. Мой муж… Его убили.

Следующие несколько часов сменяли друг друга, словно красочные кошмары. Сначала вой сирен, все ближе и ближе. Потом пульсирующий свет мигалок, придающий всему диковинный синий оттенок. Стук в дверь – и вот врываются полицейские. Они задавали вопросы, которые мне даже в голову не приходили. Установлена ли сигнализация? Мог ли посторонний до сих пор прятаться в доме? Были ли у Гейба враги?

Странно, конечно, но я об этом и не подумала. При мысли, что кто-то прятался наверху, пока я стояла над телом Гейба, меня вновь затрясло от холода. Впрочем, кто бы это ни был, он давно скрылся.

Что же до остального – конечно, Гейб не имел никаких врагов! Что за нелепость? Его все любили: друзья, клиенты, родные. Господи! Я вдруг представила, как сообщаю эту новость его родителям, и ужас случившегося накатил вновь, грозя захлестнуть с головой.

Меня проводили наверх, и добрая женщина-полицейский помогла переодеться из заскорузлых от крови вещей в чистые сухие брюки, а затем повела, беспомощно дрожащую, к полицейской машине.

Когда мы шли через холл (мой холл!), я обернулась и увидела криминалистов в белых комбинезонах. Они застелили пол и включили яркие лампы, заливающие все ужасным белым светом.

Комната закружилась перед глазами. Я отвела взгляд. Вдыхала и выдыхала. Сосредоточенно переставляла ноги, пока мы не добрались до полицейской машины.

Не знаю, сколько времени провела на заднем сиденье. Я дрожала, несмотря на протянутый кем-то плед и жаркий воздух от печки. В конце концов полицейский вышел и жестом подозвал коллегу, сидящую рядом со мной. Они тихо переговаривались снаружи, затем она села обратно, на сей раз в водительское кресло, и повернулась ко мне.

– Джеки, мы предлагаем проехать с нами в участок, не возражаете? Это ненадолго, только проясним кое-что, пока воспоминания свежие.

Я молча кивнула. На самом деле еще как возражала. Вот уж чего не хотелось, так это проживать кошмар вновь и вновь. Лучше бы заползти в темный уголок и кричать в ночь. Растолкать полицейских в холле, прижать к себе тело Гейба и всех послать подальше – пусть оставят нас в покое!

А еще напиться до беспамятства.

Но пришлось согласиться, прежде всего ради Гейба. Они были правы. Есть определенный промежуток, когда преступника выследить проще, а я упустила драгоценные минуты, а может, и часы, пока сидела в оцепенении.

Второй полицейский, намного ее моложе, сел рядом и тоже повернулся ко мне.

– Здравствуйте, Джеки. Я детектив Майлз. Спасибо, что решили поехать с нами. Мы постараемся побыстрее, но не хотим ничего упустить. Вам что-нибудь нужно?

Я покачала головой. Вообще-то, нужно. Гейб. Только он. На остальное плевать.

– Давайте еще раз обговорим время, – сказала женщина напротив. Голос у нее был мягкий, даже ласковый, а вот от слов хотелось плакать, кричать, сделать хоть что-нибудь.

Я безумно устала. Не спала больше суток, всю ночь пряталась от охранников, лезла на потолки, а дома меня ждало самое страшное зрелище в жизни. В глазах мутнело от изнеможения. А главное, я оцепенела и отупела от горя, в которое даже верилось с трудом, не говоря уж о том, чтобы его полностью осознать.

Теперь я сидела с детективом Майлзом, тем молодым полицейским из машины, и его напарницей, старшим детективом Малик. Она смотрела на меня со смесью жалости и терпеливости.

– Не могу, – прошептала я. – Больше не могу. Хватит.

– Понимаю. Вижу, как вам трудно. Вы нам очень помогли, рассказав о знакомых Гейба и прочем, а теперь мы лишь хотим в точности восстановить последовательность событий – и отпустим вас.

Я мечтала спрятать лицо в ладонях, закрыться от всего. Но я послушалась. Ради Гейба.

Глубоко вздохнула и приготовилась к последнему рассказу.

– Я вышла из участка в… – Какое там время я называла? События ночи понемногу меркли. – Извините, я очень устала. Кажется, около двух. Или нет, позже. В допросной посмотрела на часы, было два. – Я потерла глаза, в голове мутилось. – Заказала «убер» до «Арден-альянс», машина стояла там. Если нужен точный час, проверьте в приложении, во сколько меня забрали. Потом я пересела в свою машину и поехала домой.

– Все это время телефон был выключен?

– Не выключен, разрядился. Не знаю, во сколько. «Убер» я вызвать смогла, значит, еще работал, когда вышла из участка, а потом отключился.

– По навигатору ехали?

Я покачала головой.

– У нас его нет, машина слишком старая. Не сочтите за грубость, но к чему это? При чем тут навигатор и смерть Гейба?

– Для полной ясности. – Голос Майлза вроде бы успокаивал, детектив проявлял сочувствие как мог, но я почему-то ощетинилась.

– Я ведь все уже рассказала! Прямо… кафкианский кошмар! Мой муж умер, а вы меня расспрашиваете о батарейке в телефоне?

– Когда вы приехали домой? – спросила Малик, будто не слышала моего выпада. Ее добрый голос стал деловитее, она поняла, что я не желаю сочувствия.

– Около четырех, увидела на приборной панели, когда свернула в сторону дома. Припарковалась, отворила дверь, нашла… – Я закрыла глаза при мысли об этом ужасе. Тотчас вспомнилось изуродованное горло Гейба, и я в страхе открыла глаза. – Ну, сами видели.

– Ни отпечатков, ни следов борьбы?

– Нет. – Я покачала головой. – Все отпечатки ног мои. Ничего, ни следа – только кровь на ручке двери в гостиную. Это помню. Ее в первую очередь увидела и поняла: что-то не так.

– А как сидел Гейб, когда вы его нашли?

– Как бы склонился над компьютером. – Вернулось оцепенение, меня вновь охватила дрожь, только на сей раз не лихорадочная, а мелкая и неотступная, и тепло допросной вкупе с чашкой горячего кофе в руках совсем не помогали. – Если бы не кровь, подумала бы, что уснул. Он… – Я сглотнула, не в силах об этом думать. – На нем были наушники с шумоподавлением. Убийца… убийца, скорее всего, подкрался со спины и…

Договорить я не смогла. Горло сжалось, и я покачала головой.

– Что вы сделали потом? – спросил детектив Майлз.

– Попробовала его поднять. Подумала… даже не знаю. Что он упал в обморок, ударился головой. Сложно объяснить. Я его как бы толкнула на спинку, получилось с трудом, он был очень тяжелый… Тут он откинулся назад под собственным весом, и я увидела… его… Горло, оно… – Я глубоко задышала, едва держа себя в руках.

Малик с Майлз долго наблюдали за мной. Малик протянула мне коробку с салфетками.

– Извините. Понимаю, как вам тяжело. Что вы сделали потом? Было около четырех, верно?

– К-кажется. – Я сморгнула пелену с глаз. – Может, позже. Честно, не знаю. Я вроде бы впала в шок. Свернулась на диване и… немного сошла с ума. Не могла понять, что случилось…

Руки затряслись с новой силой, я чуть не уронила кофе. Все равно его не пила. Поставила кружку на стол и сжала руками колени, подавляя дрожь. Как им объяснить, что моя нервная система отказалась обрабатывать последовательность событий? Помню, как Гейб поздними вечерами писал код и ругался каждый раз, когда программа давала сбой – «ошибка: необработанное исключение». Вот так и со мной. Возник синий экран, и все. Если бы я только могла показать Майлзу и Малик сообщение об ошибке!

– Я… просто отключилась, – прошептала я. – Не в том смысле, что потеряла сознание. Ничего не делала, даже не шевелилась. Знаю, глупо. Надо было сразу звонить. А я… не могла. Совсем растерялась.

Непролитые слезы комом стояли в горле. Я не плакала с тех пор, как нашла тело Гейба – если сейчас начну, уже не остановлюсь.

– Простите, – с дрожью в голосе сказала я, глядя на обоих. – Простите. Если бы я могла вернуться и позвонить вам, я бы все исправила, но прошлого не изменишь. Я поделилась всем, что знаю. Мой муж умер! – провыла я последнее слово.

Не понимаю, зачем так сказала. Они всего лишь выполняли свою работу, я не просила о снисхождении из-за Гейба. Просто не сдержалась. Может, если проговорить вслух, поверить легче…

Хотелось плакать. Выплеснуть все: и невыносимое горе, и усталость. А я не могла. Почему? Внутри что-то сломалось.

Наверное, полицейские прочли отчаяние на моем лице: Майлз обменялся с Малик взглядом, а та пожала плечами и кивнула.

– Опрос Джакинты Кросс окончен в… восемь утра пятого февраля, воскресенье. – Она выключила диктофон и наклонилась ко мне. – Спасибо, Джеки. Вам пришлось нелегко, но вы нам очень помогли. Мы пока оставим ваш мобильный у себя, хорошо? Если нужно позвонить, воспользуйтесь нашим.

– Могу идти? – прохрипела я.

Малик сочувственно покачала головой.

– Извините, на место преступления нельзя. Вам есть где остановиться?

Закрыв глаза, я мысленно пробежала по списку людей, которым можно позвонить. В мозгу произошло короткое замыкание. То и дело вспыхивала мысль, но возвращалась все к тому же: вот Гейб склонился над компьютером. Вот его запрокинутая голова, а из шеи торчит трахея, как в «Чужом». Гейб, Гейб.

– У сестры, – наконец произнесла я. – Могу остановиться у нее. Она живет на севере Лондона. Позвоните ей?

– Конечно. Как ее зовут?

– Хелена. Хелена Уик. Ноль-семь-четыре-два-два… – Черт. Какой там номер? Я его выучила несколько лет назад на случай неприятностей, когда начала проводить испытания, а Гейба еще не знала. Но я так устала, что даже собственного имени не помнила, чего уж говорить о номерах. – Ноль-семь-четыре-два-два… – Я попыталась снова и скороговоркой выпалила оставшиеся цифры. – Вроде правильно. Давно не набирала по памяти.

– Ничего, – успокоил Майлз. – Я все сделаю.

Он отошел и вскоре вернулся:

– Она ждет. Мы вас подбросим на патрульной машине.

Я кивнула. Меня захлестнула невыносимая усталость. Опрос, может, и кончился, но звонок Хелене прояснил нечто в общем-то очевидное: кошмар только начался. Мне придется все объяснить ей. А затем ее мужу Роланду. А они расскажут близняшкам, хотя четырехлетним девочкам об этом знать ни к чему. Я и сама толком не поняла – куда уж им понять, что дядя Гейб больше не придет в гости? Ведь его больше нет.

А после Хел настанет черед родителей Гейба, наших друзей, банка, интернет-провайдера и… и… и…

Я вспомнила, как все было после смерти родителей. Сколько всего пришлось улаживать, Хелена даже таблицы составила. Уведомить ипотечный банк. Страховую. Отключить оплату телевизора. Написать врачу. И так месяц за месяцем.

Второй раз я не выдержу. Насколько мне известно, Гейб даже завещания не оставил. Да и зачем оно, в тридцать лет и при отменном здоровье?

– Джеки? – донесся вдруг голос Малик. Видимо, она звала меня уже какое-то время.

– Извините, – пробормотала я пересохшими губами. – Я… не услышала. Что вы сказали?

– Можем ехать, – мягко объяснила она. – Если готовы. Хорошо?

– Хорошо.

Неправда. Хорошее кончилось. Навсегда.

Хел уже стояла на пороге, когда патрульная машина подъехала к ее симпатичному белому домику на две семьи. При виде нас потемневшее от тревоги лицо сестры чуть просветлело.

– Джеки. – Она побежала навстречу по дорожке с шахматным узором, и я упала в объятия Хел, вдыхая родной запах ее волос. – Господи, Джеки! – надломленным голосом повторила она. – Как же так, как же так?..

– Мы оставим Джеки у вас, миссис Уик, – сочувственно сказала Малик. – По какому номеру с ней связаться? К сожалению, пока не можем отдать ее телефон.

– Да, – рассеянно пробормотала Хел. – Да, конечно. Наверное, по моему?.. Вы его знаете?

– Знаем. У вас есть домашний?

– Да. – Она суетливо махнула кому-то в доме. Скорее всего, Роланду. – Рол, дай им визитку.

– Конечно. – Его шаги затихли в глубине коридора и вновь послышались вблизи.

– Спасибо, Хел. – Я отодвинулась от сестры, но она так и не отпустила моей руки. – Извини, представляю, как…

– Наплевать, – обрубила она и стиснула мою руку, до боли прижимая кольцо к фаланге. – Не глупи, Джеки, тебе не за что извиняться.

Хел отдала протянутые Роландом визитки детективу.

– Пожалуйста. Внизу мой рабочий номер, я журналистка, пишу из дома. Звоните на него или на мобильный. А это моего мужа. – Она показала на другую визитку. – Он юрист.

– Отлично, спасибо. Джеки, а вам спасибо за терпение. Понимаю, какой вы пережили кошмар. Мы скоро с вами свяжемся и направим к вам координатора по работе с семьями, она помогает пострадавшим. Надеюсь, она ответит на все вопросы. Думаю, с ней можно будет поговорить в понедельник. Я могу еще чем-то помочь?

Я покачала головой. Хотелось лишь свернуться калачиком на белой кровати в гостевой Хел и плакать, пока не усну. Только слез все не было.

Когда я проснулась, на улице уже горели фонари, и свет просачивался под шторы, наверное, Хелена задернула перед уходом. Морщась, я с трудом привстала.

Комнату на мансарде я узнала сразу, она все равно что собственная спальня, а вот как я там оказалась, никак не могла понять. Сидела с болью в голове и слабостью в теле и гадала, почему я у Хелены и отчего на душе такая тяжесть. Часы у кровати показывали без пятнадцати семь вечера; я растерянно потерла глаза. Получается, фонари только зажглись, и на дворе было не утро, а вечер. День вверх дном, весь порядок нарушен.

Тут все вспомнилось. Да не просто вспомнилось, а снесло меня одним ударом так, что я сложилась пополам.

Гейб умер. Гейб умер!

Я долго лежала, поджав колени к груди и обхватив голову руками – может, хоть так втисну туда правду. Неужели мне это предстоит каждое утро? Просыпаешься, тянешься к теплу Гейба, и всякий раз заново теряешь?

Помню, как вел себя дедушка, когда умерли родители. Как рассеянно оглядывался, спрашивал нашу маму, а Хел мягко объясняла:

– Дедушка, мамы больше нет, забыл? Они с папой умерли два года назад.

Потом три. Потом четыре.

И каждый раз лицо дедушки искажалось от боли, а глаза вдруг наполнялись слезами. С годами потрясение померкло, будто в глубинах разума сидела догадка, несмотря на его болезнь Альцгеймера, зато горе… Оно ничуть не притупилось.

Когда с памятью у него стало хуже и деменция окончательно разрушила мозг, мы попросту перестали говорить правду.

– Они едут домой, дедушка.

Или:

– Не знаю, дедушка. Ты мне скажи, где мама.

– Наверное, заваривает чай! – спокойно отвечал он. – Хотите?

Может, и меня это ждало. Хел приносит чашку кофе… «Только что говорила с Гейбом. Обещал перезвонить». Как ни странно, я вполне представляла такое будущее. Закрывала глаза и видела, как он сгорбился за компьютером и увлеченно печатает непонятный фрагмент кода. Успокаивала мысль, что он жив, просто далеко-далеко от меня. Но это ненастоящий покой, и сколько ни старайся себя обмануть, лишь зароешь боль поглубже, пока однажды она не вырвется сплошным потоком.

Наконец я силой выгнала себя из-под одеяла и теперь покачивалась на нетвердых ногах. От меня несло. В основном по`том. Сначала убегала от охраны в «Арден-альянс», после этого провела утро в духоте допросной с двумя полицейскими, затем проспала день в той же одежде под зимним одеялом. Я пахла адреналином и страхом – запах, знакомый по многочисленным опасным авантюрам, но все они меркли в сравнении со вчерашним кошмаром.

Кто-то убил Гейба. Зачем? Чем мог добрый, юморной, любящий Гейб так кого-то разозлить? Или его с кем-то спутали? Хотя как? Дошли до убийства, так и не обнаружив ошибки? Сомнительно. Впрочем, все версии безумны.

Комната понемногу перестала вращаться, и я решила гнать вопросы прочь. Все равно не нашла ответов – полночи и все утро перебирала варианты и у себя в голове, и вместе с полицией. Еще я вдруг поняла, что страшно проголодалась, чуть ли не до обморока. Больше суток ничего не ела и не пила, кроме кофе. Снизу доносился аппетитный аромат – вроде бы сосисок. Я даже опешила: как можно есть, пока Гейб лежит в морге, мертвый, покинувший меня навсегда? Да разве важна такая будничная чушь?

Оказалось, важна, и есть правда хотелось. От запаха сосисок рот наполнился слюной, а голова закружилась от голода. Наверное, Гейб меня понял бы. «Не забудь поесть, – советовал он перед заданием. – На пустой желудок думается хуже». А подумать предстояло о многом.

Хел оставила на кровати полотенца и сменную одежду – похоже, свою. Я все это взяла с собой в душ и положила на унитаз, прежде чем зайти в кабинку.

Вода шла горячая, мощным напором, не чета слабому давлению дома. Я подняла лицо к потоку и закрыла глаза, слушая громкое шипение, и на миг мне захотелось остаться здесь, вдали от мира, с водой в ушах, ничего не видя, ничего не чувствуя, кроме острых как иглы струй на лице.

Но я не могла. Поэтому вымыла волосы, вытерлась и оделась, готовясь ко встрече с миром, где нет Гейба.

– Джеки…

Роланд заметил, как я вошла на кухню: мокрые волосы зачесаны за уши, в животе урчит. Выдавила кривую улыбку, и Роланд распахнул объятия. У меня сжалось горло. Даже шагая к нему, я качала головой. Нет, нет, нет. Пожалуйста, Роланд, не жалей меня.

А он жалел, и от его объятий мне стало еще тягостнее. Он не был Гейбом: дюймов на шесть ниже, на стоун-другой легче, не отрастил бороды, не исходило от него родное тепло и уютный запах. И все же он был мужчиной, проявил доброту, пытался меня утешить, а я так невыносимо, мучительно этого хотела – только не от него.

Роланд отпустил, когда я отстранилась, но на его лице читалась грусть.

– Пожалуйста, не надо излишней доброты, Рол. И так… еле держусь, – с трудом подобрала я слова. – Нельзя расклеиваться. Иначе не остановлюсь…

– Понял. – В глазах Роланда горело болезненное сострадание, однако он расправил плечи, скривил губы в улыбке. – Начинаем операцию «Английская сдержанность»!

Хел стояла у плиты спиной ко мне, но, конечно, видела наш маленький обмен приветствиями и знала: мне нужно не сочувствие, а без слез дотерпеть до ночи, – а значит, надо вести себя более-менее как обычно.

– Сколько тебе сосисок? – коротко бросила она через плечо, за что я была ей очень благодарна. – Веганских.

– А сколько их всего?

– Двенадцать. Девочки спят, поэтому все нам.

– Тогда делим все на троих, мне четыре. – Горло сдавило от стараний нормально говорить, зато голос на удивление не сорвался. – Спасибо, Хел. Умираю от голода.

– Пюре? Соус?

– Всего и побольше.

Хел разложила сосиски и пюре с луковым соусом по тарелкам, а Роланд убрал со стола, и место детских кружек-непроливаек заняли бокалы и приборы. Вскоре мы приступили к ужину, и я жадно пила вино. Стало так хорошо, даже страшно. Я сидела с закрытыми глазами, пока по телу разливалось отупляющее тепло, и думала… ведь можно остаться здесь: в уютном мире винных паров, где утрата Гейба не так остра. До того я не понимала алкоголизма и наркомании, даже в худшую пору жизни, например, в семнадцать, когда грузовик расплющил машину родителей, или несколькими годами позже, после тяжелого расставания с Джеффом. Даже в полном отчаянии я не стремилась к бесчувствию. А теперь схватилась бы за любую возможность избавиться от боли. Если бы могла уползти в гостевую Хел и никогда не выходить, так и сделала бы. Ведь в жизни ничего не осталось, кроме жгучей боли.

– Джеки? – услышала я словно издалека. – Джеки, все нормально?

Я неохотно открыла глаза и увидела встревоженное лицо Роланда.

– Да, извини. Нормально.

В доказательство я отрезала кусок сосиски и прилежно прожевала. И она оказалась… вкусной. Да, Гейб умер, и без него рухнул весь мой мир, а сосиска все равно была вкусная. Я жевала, глотала, проталкивала еду через болезненный комок непролитых слез, будто бы навечно застрявший в горле.

– Еще? – спросил Роланд, уже подливая.

– Нет, спасибо, Рол, – неохотно отказалась я. – Не хочу… Возможно, завтра придется опять говорить с полицией.

– Правильно. – Хел сжала мою руку. – Еще похмелья тебе не хватало. Во сколько едешь?

– Не знаю. Ничего определенного не сказали, они… – Я искала нужное описание тому неловкому разговору. – Не совсем поняли последовательность событий. Несколько раз уточняли. Объяснили, что свяжутся со мной, если возникнут еще вопросы.

– Последовательность событий? – Хел нахмурилась и положила нож. – Каких событий?

– Не знаю. Начали с дороги домой: спросили, почему так долго ехала из «Арден-альянс», и почему телефон был отключен. Но в основном цеплялись к тому, что я не сразу позвонила, когда нашла Гейба. Видимо, решили, что это подозрительно.

– А во сколько ты позвонила? – Роланд с Хел обменялись взглядами.

– Трудно сказать, – призналась я. – Где-то через полчаса или даже больше. Знаю-знаю, очень сглупила, просто я… впала в ступор, наверное. Поверьте, он к тому времени точно умер. Кровь была холодная, липкая. Его все равно не спасли бы.

В памяти всплыл запах мясной лавки, кровавое месиво из сухожилий и плоти – я стиснула челюсти и вцепилась в приборы, чтобы унять дрожь.

– Тебе предложили адвоката? – вырвал меня из воспоминаний Роланд.

– Нет, – удивилась я. – То есть да, но я отказалась. А что?

– Понимаешь… – Они с Хел вновь обменялись тревожными взглядами. – Может, во мне юрист говорит, но нехорошо все это… И про последовательность, как ты сказала, и про телефон… Подозрительно.

– То есть? – растерялась я. – Думаешь… Неужели они меня подозревают?! Да зачем мне… – Горло опять сжалось, и я с трудом сглотнула. – За каким чертом мне…

Хел отпила вина и осторожно поставила бокал.

– Потому что с твоих слов… Убийство заказное.

– Заказное? – совсем опешила я. – Ты серьезно? Да почему? – Вот уж какого вывода я не ожидала.

– Почему заказное? Во-первых, способ. – Она осторожно подбирала слова, но перед глазами все равно появился страшный образ: из шеи выступает кровавое горло, будто кто-то вонзил нож прямо за яремной веной и вырвал ее, попутно перерезая артерии и сухожилия. – Так работают профессионалы. Мне доводилось писать о заказных убийствах, они… довольно своеобразные.

– Не о том речь, – процедила я сквозь стиснутые зубы, прогоняя незваные воспоминания. – Почему решили убить Гейба? Ограбление пошло не по плану – в это я еще поверю, но заказное убийство? Чепуха!

– Ну, в этом и вопрос, правда? Зачем убивать Гейба, замечательного человека без темного прошлого, врагов или тайн? Только, Джеки, это на ограбление совсем не похоже. Не похоже, и все тут. Кто-то проник в дом, перерезал ему горло и ушел, не оставив следов. Грабители тут ни при чем.

Я с минуту переваривала слова сестры. И как это я сама не додумалась? Что там спрашивала полиция? Знакомые, финансы, играл ли Гейб в азартные игры, занимался ли чем-то противозаконным, нажил ли врагов… Нет, нет и еще раз нет. Хотя…

– Ну, прошлое у него было, – выдавила я неохотно, точно своим признанием предавала Гейба, хотя он этого не скрывал. Если заходила речь, рассказывал без утайки. Даже проводил беседы со школьниками и вообще молодежью. Секретом это не назовешь, и все же Гейб случившимся не гордился. И потом, я никогда этим не делилась с Роландом и Хеленой. – Вроде как. Только вряд ли здесь есть связь.

– Что? – Роланд нахмурился. – Какое прошлое?

– В семнадцать его привлекли за хакерство. Отправили в… даже не помню, в какую-то колонию для несовершеннолетних, наверное. На несколько лет запретили пользоваться компьютером. Очень давно, почти пятнадцать лет назад. Вряд ли ему это сейчас отозвалось.

Хел молча прикусила губу.

– Да, вряд ли. – Она покачала головой. – Потому и волнуюсь.

– Ты о чем? – Ее тревога передалась мне, пробудив зловещее предчувствие, а оно уже обратилось в досаду. – Чего ты ходишь кругами, Хел? Выкладывай, как есть.

– Слушай… – Хел вновь поставила бокал, на этот раз со стуком. – Убийц нанимают два типа людей. Участники преступных группировок и супруги. А раз Гейб с преступниками не связан…

От удивления у меня отвисла челюсть. Я долго не находила слов, а когда наконец удалось, голос дрожал от злости.

– Ты на что намекаешь, Хел?!

– Тише, девочек разбудишь. Не глупи. Конечно, я не имела в виду, что ты заказала Гейба, это чушь. Даже в мыслях не было. Только посуди сама: алиби у тебя нет. Телефон выключен. Следов взлома нет. Либо Гейб пустил домой незнакомца, что вряд ли, либо ему дали ключ. К тому же ты вызвала полицию через полчаса…

– Я же сказала…

– Знаю, Джеки, – перебила Хел твердо, точно не хотела давать волю чувствам. – Я тебя прекрасно понимаю, а вот полиция, боюсь, нет. Если захотят снова с тобой поговорить, попроси адвоката.

Я молча обдумывала слова Хел. Пожалуй, и впрямь подозрительно, она права. Неужели кто-то считает, что я убила Гейба? У меня даже мотива нет!

– Что думаешь? – спросила я Роланда. – Ты ведь юрист. Хел права, нужно взять адвоката? Разве я не сделаю себе хуже? Будто мне есть, что скрывать.

– Прости, она права. Уголовными делами я не занимаюсь, но уверен, коллеги не стали бы спорить. Могу кого-нибудь посоветовать, если хочешь.

– Не нужен мне адвокат! – Слезы вновь защипали глаза. Я злилась на Хелену и Роланда без причины, ведь они пытались помочь. Винить их было не в чем, но я хотела на ком-то сорваться, кого-то обидеть. Если не их, то себя. – Чушь!

К горлу подступали удушающие рыдания. Я вскочила, отодвинув тарелку. Не нашла в себе сил притворяться, терзаемая гневом и яростью.

– Знаю. – Хел тоже встала. – Знаю, Джеки. И правда, чушь, ужасная несправедливость. И врагу не пожелаешь, тем более вам с Гейбом. – Голос сестры дрогнул, но она взяла себя в руки. – Понимаешь… У меня есть только ты, Джеки. Я не хочу ни малейшего риска. Я за тебя очень, очень волнуюсь. Поэтому, если еще раз пригласят в участок, позвони адвокату. Хорошо?

Ярость сдулась как воздушный шар, оставив после себя лишь усталость на грани отчаяния. Плечи поникли.

– Хорошо.

Наверное, дело в невольной высокопарности слов Хел: «У меня есть только ты, Джеки». Это ведь неправда. У нее есть Роланд, дочки, работа… Да, из семьи остались лишь мы двое: родители и бабушки с дедушками умерли, другой родни не было. Но Хел создала свою семью, и ее ждало прекрасное будущее. И до вчерашнего дня у меня оно тоже было.

А теперь всему конец. Гейб умер, и будущее у нас отняли.

– Ладно. Если пригласят, попрошу адвоката, обещаю.

– Спасибо. – Хел сжала меня в объятиях. – Спасибо, Джеки. Прости, что изображаю наседку, но ты ведь моя младшая сестренка. Я тебя люблю.

Я закрыла глаза и прислонилась лбом к ее плечу.

«Я тоже тебя люблю», – хотела сказать я, но не смогла. Только стояла, прижимаясь к Хел, и старалась не думать обо всем, что потеряла.