Читать книгу Дьяболик - С. Дж. Кинкейд - Страница 9

За уроками химии последовали танцы. Их было великое множество: для всякого случая и любых гравитационных условий. Вести приходилось мне, поскольку я была крупнее и сильнее Донии, но это не важно, я запоминала движения обоих партнеров, показанные нам Сутерой ню Эмпиреан.

Как-то раз мы разучивали один из самых сложных танцев, который назывался «Лягушка и скорпион», популярный при императорском дворе. Женщина должна была двигаться быстро и резко, подобно скорпиону, а мужчина – прыгать туда-сюда, словно лягушка. После первой фигуры и практически до конца танца «лягушке» следовало поддерживать «скорпиона» на вытянутых руках. Обычно танец этот исполнялся в отсутствии силы тяжести. Но в крепости Эмпиреанов не имелось купола с нуль-гравом, поэтому мы занимались в зале с пониженной до трети от нормальной гравитацией. Я подбросила Донию в воздух, однако, поймав ее, не смогла удержать, и она выскользнула у меня из рук.

Разумеется, благодаря низкой силе тяжести ничего страшного не случилось. Сидония лишь покачнулась, схватившись за мою руку, чтобы удержаться на ногах, но для меня это стало настоящим шоком. Мои руки дрожали от напряжения. Поймав взгляд Донии, я поняла, что она тоже это заметила.

В ночи, когда меня не подвергали терапии, я стала спать дольше, – моему телу требовался отдых. Тем вечером я быстро провалилась в сон и очнулась только тогда, когда Дония потрясла меня за плечо. Это было невероятно, обычно я просыпалась от малейшего звука.

– Ты не заболела?

– Заболела? – пробормотала я.

– В последнее время ты какая-то вялая. Я ни на что не намекаю, но одежда на тебе висит мешком. Немезида, ты отощала.

– Со мной все в порядке.

– Думаю, надо позвать доктора Изаруса.

– Все, что мне сейчас требуется, это выспаться.

Однако беспокойство в глазах Донии усиливалось день ото дня.

Наконец матриарх решила, что мое тело уменьшилось до приемлемых размеров. Теперь я напоминала не тигра, а скорее некрупную рысь и вполне походила на обычную девушку: немного высоковатую, но ничего экстраординарного.

Инъекции завершились, и я могла вздохнуть с облегчением. Вскоре моя сила вернулась ко мне в куда большем объеме, чем я смела надеяться. Хотя упражняться в камерах с повышенной силой тяжести я уже не могла, но была в состоянии, по крайней мере, через них проходить. Даже теперь я оставалась намного сильнее обыкновенного человека.

– Это осложнит тебе жизнь, – заметила матриарх, глядя, как я делаю стойку на руках на подлокотнике ее дивана. – Лучше бы нам было ослабить тебя еще больше. А теперь тебе придется постоянно притворяться. Никогда впредь не делай ничего подобного.

– Вы же сами попросили меня показать, на что я способна, – напомнила я ей.

Медленно отняла ладонь от подлокотника, балансируя на одной руке. Пусть сила моя уменьшилась, но и тело стало легче, что компенсировало деградацию мышц.

– Или мне нужно было солгать о своих возможностях?

Какое-то время матриарх наблюдала, как я отжимаюсь на руках. В этот момент она показалась мне какой-то незнакомой, почти старой.

– И больше не тренируйся, – наконец проворчала она. – Даже в одиночестве. В Хризантеме глаза и уши повсюду, вся наша работа пойдет псу под хвост, если ты опять накачаешь мышцы.

Я взглянула снизу вверх. Бицепсы приятно разогрелись, но… Они предательски дрожали. Впервые в жизни.

– Я все это понимаю, госпожа. Я ведь не дура.

– Тогда прекращай эти занятия. Встань по-человечески.

Я прыжком приземлилась на пол. Руки побаливали. Я помассировала их, продолжая смотреть прямо в глаза матриарху.

– Хорошо, прекратила.

Я только что попробовала, каково быть слабой. И поняла, что между настоящей слабостью и сокрытием истинной силы предпочитаю второе.

Так я и поступила.

Сутере ню Эмпиреан настолько нравилось работать над косметическими эффектами, что она с жаром занялась не только внешностью Сидонии, но и моей. Теперь мы обе щеголяли аккуратно введенными под кожу перламутровыми и оттеночными пигментами, а в наших волосах появились особенные «живые» пряди, которые с помощью роботов-косметологов укладывались в ниспадающие замысловатые прически. По утрам достаточно было одной-единственной команды, чтобы взъерошенные со сна волосы сами собой уложились в прическу, какой бы сложной она ни была. Еще одна команда – и некоторые пряди начинали сиять золотом, серебром или как-то иначе, в соответствии с надеваемой одеждой. Таким образом можно было легко менять цвет волос без участия обычных роботов.

Сидония несколько вечеров подряд забавлялась с настройками программы. Ее волосы то синели, то вставали дыбом. Она заставляла их завиться тугими кудрями, чтобы в следующую секунду сотворить из них нечто совершенно уже необыкновенное с помощью одного-единственного импульса. Затем она занялась моей шевелюрой, решив в итоге, что больше всего мне идут волнистые локоны цвета черного шоколада.

Наконец Сутера ню Эмпиреан исчерпала все свои познания об обычаях императорского двора. На заключительный урок она пригласила сенатора с матриархом, чтобы с гордостью продемонстрировать им наши достижения.

– Моя грандесса, я имею честь посоветовать, чтобы сигнатурой вашей дочери Сидонии стали ее прекрасные глаза. Только я предложила бы затемнить ей кожу еще на два тона, чтобы подчеркнуть их цвет. Что скажете насчет золотисто-коричневого? А ее прямой, аккуратный носик! Он просто великолепен! Какие бы модификации Сидония ни выбрала, она должна всеми силами привлекать внимание окружающих к своим глазкам и носику.

– А что скажете относительно Немезиды? – поинтересовалась матриарх.

Сутера запнулась, застигнутая врасплох ее вопросом. Посмотрела на меня, удивленная тем, что спектакль с моим обучением продолжается до настоящего момента. До нее никак не доходило, какую игру мы затеяли.

– Полагаю, она может выбрать любые сигнатуры на свой вкус. Как у всех искусственно спроектированных гуманоидов, у нее нет явных недостатков. Хотя, на мой взгляд, это не настоящая красота, вы согласны, грандесса? – Она заглянула в лицо матриарха, ища поддержки.

Но та молча ждала, на ее лице появились признаки растущего нетерпения.

– В общем, физический облик подобных созданий должен радовать глаз, поэтому ей не на что жаловаться, кроме носа. Вот его бы я настоятельно посоветовала исправить. По крайней мере, убрать эту неприглядную горбинку.

Я потерла переносицу, пытаясь припомнить, сколько раз ломала нос в драках, прежде чем была окультурена.

– Тогда выбираем глаза и скулы, – решила матриарх после некоторого раздумья. – Что скажете, Сутера?

– Ну… можно и так. Повторяю, вы вольны выбрать любую из ее черт. – Сутера рассмеялась и поправила свою прическу. – А если изменить ей цвет кожи?

– Хм-м… Вообще-то мы никогда не подвергаем своих гуманоидных существ меланиновой терапии, для того чтобы их легко можно было отличить от членов семьи. Однако для Немезиды, пожалуй, можно сделать исключение. Ты согласен, дорогой? – она взглянула на сенатора.

– А? Конечно, все будет так, как ты пожелаешь, – впервые подал голос муж.

– Я так и не поняла, в каком качестве Немезида отправится в Хризантему, – произнесла гувернантка, – но что бы ни выбрала в итоге моя госпожа, по моему мнению, вы не ошибетесь, сделав ставку на ее глаза, а высокие скулы всегда в моде.

Затем Сутера перешла к проверке наших знаний, засыпав нас вопросами. Я легко ответила на все, тогда как Сидония нервничала под ястребиным взором своей матери и несколько раз запнулась. Перед нами замелькали голографические портреты членов императорской семьи. Дония перепутала Цинию Домитриан с Дивинией. Я же узнала всех, а только это и имело значение.

– Великолепно! – зааплодировала матриарх. – Браво, Сутера! Они хорошо подготовлены.

– Да-да, очень хорошо, – поддержал жену сенатор.

Взгляд матриарха так и впился в меня, на ее губах застыла безжалостная улыбка. Я – ее анаконда.

Гувернантка, просияв от похвалы хозяйки, вычурной придворной походкой приблизилась к грандессе и упала на колени с руками к сердцу. Приложила к своей щеке сначала пальцы матриарха, затем – сенатора.

– Я была счастлива услужить еще одному поколению вашего рода. Надеюсь в один прекрасный день увидеть дитя Сидонии, когда она вернется со звезд.

– Мы все будем уповать на лучшее, – губы матриарха растянулись в улыбке.

Едва только Сутера ушла, Дония спросила:

– Зачем все это было нужно?

Сенатор с матриархом переглянулись.

– Я же чувствую, что-то готовится! – Сидония повысила голос. – Вы собираетесь выдать меня замуж, да? Но… Я ведь несколько раз ошиблась на экзамене. Я ошиблась, а вы, матушка, даже не отругали меня! Что происходит? – Из глаз Сидонии полились слезы. – О, нет! Отец! Вы в беде? Меня готовят вам на замену?

– Нет-нет, милая, – ответил сенатор. – Со мной все в полном порядке.

– Не верю! Что…

– Да скажи же ей правду! – рявкнула матриарх.

Сенатор вздохнул, на его лице проявились морщины: он, похоже, не обновлял свою фальшь-молодость с того самого дня, как Сидонию вызвали в Хризантему.

– Хорошо. Видишь ли, я впал в немилость, но опасность грозит не мне…

– Она грозит тебе, Сидония, – закончила за него матриарх.

– Мне?! – Дония в ужасе отшатнулась и бросила на меня беспомощный взгляд.

– Не бойся. – Я шагнула к ней.

– Мама, я в опасности? – Сидония расплакалась.

– Тебя вызывают в Хризантему пред очи нашего императора, – пояснила матриарх. – Чтобы ты ответила за все глупости, совершенные твоим отцом. Но мы тебя не выдадим.

Кем-кем, а дурой Сидония не была. Она тут же связала все воедино: изменения в моей внешности, наши совместные уроки и, наконец, вызов в Хризантему.

– Нет, – выдохнула она.

Сенатор подошел к дочери и похлопал ее по плечу.

– Твоя мать разработала план, как уберечь тебя от гнева императора. Мы никуда не отправим тебя, солнышко, не подвергнем такому смертельному риску. Вместо тебя к императору отправится дьяболик.

– Нет, – повторила Дония, замотав головой, и кинулась мне на шею. – Ни за что!

– Все будет так, как скажу я, – заговорила матриарх. – Неужели ты не соображаешь, Сидония, что дьяболики нужны именно для этого? Мы купили Немезиду для защиты нашей дочери, нашей наследницы. И теперь она готова помочь нам тебя спасти.

– Все именно так, – заверила я Сидонию.

– Получается… Немезида станет заложницей у императора? – спросила она, сжав мои пальцы.

– Мы надеемся, что она станет воспитанницей при дворе. Думаем, никто ей там не причинит вреда.

– А если император вызывает меня затем, чтобы казнить? – зарыдала Сидония, глядя на меня. – Что тогда?

– В таком случае ты останешься живой и невредимой, – просто ответила я.

– Сидония, будь умницей, – продолжал увещевать дочь сенатор. – Немезида – не наша наследница, она – наше имущество.

– Нет. Нет, нет и нет! – испуганный взгляд Донии метался от матери ко мне. – Я не позволю! Даже если сначала тебе удастся ввести их в заблуждение, наверняка потом кто-нибудь догадается, кем ты являешься на самом деле.

– Каким образом? – Я демонстративно оглядела себя. Теперь во мне не было ничего, что наводило бы на мысли о дьяболике.

– Никто не сможет заподозрить, кто она такая, – возразила матриарх. – Им и в голову не придет, что кто-то посмел оставить в живых своего дьяболика, не говоря уже о том, чтобы отправить его ко двору вместо собственной дочери. Немезида достаточно умна, она справится. Идеальный план.

– Это если она там не умрет! – закричала Дония, вцепившись мне в руку. – Ты этого не сделаешь, Немезида! Я запрещаю! Я не позволю тебе рисковать собственной жизнью вместо меня! Мама…

Она повернулась к матери, но наткнулась на холодный и твердый, словно железо, взгляд матриарха, в то время как на лице сенатора застыло безмятежное равнодушие.

– Нет! Этого не будет никогда! – Дония повернулась и выбежала из комнаты.

Дав ей время осмыслить услышанное, я отыскала ее в саду, рядом с тигриным вольером. Большие кошки собрались у ограждения, требуя ласки, но она смотрела на зверей и не видела их.

– Как ты могла? – прошептала она, заслышав мои шаги. – Как ты могла плести заговоры вместе с ними за моей спиной?

– Это было несложно, – прямо ответила я. – Лгать очень просто. Это, кстати, еще одна причина, по которой я гожусь для Хризантемы лучше тебя.

– А если тебя убьют? Что я буду делать без тебя?

– Если я умру, то умру за тебя. Ты же будешь делать то, что нужно нам всем: ты будешь жить.

– Ненавижу тебя! Не-на-ви-жу!

Дония бросилась на меня и принялась колотить кулачками по моим плечам. Я даже опешила от такой бурной ее реакции, испугавшись, как бы она себе не повредила пальчики.

Обитавшие в саду животные забеспокоились, зашуршали в траве и кустах, убираясь подальше от поднятого нами шума. Отшатнувшись от меня, зареванная Сидония с криком бросилась к двери, где и столкнулась с Сутерой ню Эмпиреан, в последний раз обходившей крепость, прежде чем вернуться к своему планетарному существованию.

Дония рухнула ей на руки. Гувернантка машинально погладила девушку по спине, потом спохватилась:

– Нет-нет, я не должна потворствовать подобному. Что я твердила вам о недопустимости публичного выражения эмоций? Когда вы прибудете ко двору…

– Ни к какому двору я не прибуду! – завопила Дония. – Мать посылает вместо меня Немезиду! Вот почему мы с ней занимались вместе.

Дыхание у меня перехватило.

– Что? – изумилась Сутера.

Я подскочила к ним, пытаясь взглядом предупредить Сидонию, но та, похоже, даже не понимала, с кем и о чем говорит.

– Все вы одинаковые, – словно безумная, кричала она. – Думаете, что она – это просто имущество. Немезиду отправят ко двору, чтобы она рисковала своей жизнью вместо меня, так, будто ее собственная жизнь ничего не стоит!

– Государственная измена! – выдохнула Сутера.

Слова похоронным звоном зазвучали у меня в голове, и колокол этот звонил не по мне. Сидония проговорилась. Следовало срочно исправлять ситуацию.

– Дония!

Наконец-то мой голос, низкий и угрожающий, пробился к ее разуму. Она замерла, размазывая слезы по щекам и дрожа всем телом.

– Дония, мы с тобой потом поговорим. Но сперва, Сутера, мне нужно кое-что вам объяснить. – Я схватила гувернантку за руку и поволокла за собой. – Видите ли, тут все очень запуталось…

– Немезида, нет! – Сидония, до этого стоявшая как вкопанная, похоже, сообразила, что сейчас произойдет.

Я оглянулась на нее. Мне вовсе не хотелось, чтобы это произошло на ее глазах, но если так… Что же, пусть смотрит.

Сутера уставилась на меня ничего не понимающим, глуповатым взглядом, собираясь, по-видимому, что-то спросить. Задать свой вопрос она не успела. Я свернула ей шею.