Читать книгу Инфляция и государство. 2-е изд. - С. Г. Асфатуллин - Страница 5

«… нельзя ни на минуту забывать о непомерно высокой социальной, да и экономической цене реформ, ибо есть прямая связь в том, что потеря за 4 года половины объема промышленного производства пока идет рука об руку со снижением уровня жизни россиян на одну треть»⁴⁰ (1996 год, 29 февраля, расширенное заседание Правительства РФ, В. С. Черномырдин, Председатель Правительства РФ).

Валовая продукция сельского хозяйства в 1995 году – 276 трлн. руб. – уменьшилась по сравнению с предыдущим годом еще на 8% (в 1994 г. снизилась на 12%) ⁴². На диаграмме 2.1 видно, как быстро и глубоко мы падаем. Дело дошло до создания Правительственной комиссии по продовольственной безопасности. Даже в цифрах за 1994, 1995 гг. разнобой – в 3-х источниках 3 разные цифры валового продукта с/х.

По производству мяса страна откатилась на уровень 1978 г., молока и яиц —1980 г., шерсти – 1958 г. Фондовооруженность сельского хозяйства снизилась за 1991 – 1994 гг. на 36%, а производительность труда – на 20%.

Согласно имеющимся оценкам, производственные мощности в обрабатывающей промышленности загружены лишь на 30 – 35%, а на некоторых предприятиях – на 5 – 15%. О тяжелом финансовом положении предприятий свидетельствует то обстоятельство, что под установленный правительством критерий банкротства по уровню текущей ликвидности подпадает не менее 70% общего их количества.

Уменьшение объемов капитальных вложений в 1995 году по сравнению с 1994 годом характерно практически для всех регионов Российской Федерации. Более чем на 30% сократились объемы инвестиций в республиках Адыгея, Тува, Северная Осетия-Алания, Калмыкия; в Ивановской, Калужской, Костромской, Новосибирской, Камчатской, Калининградской областях. Увеличились – в Москве, Ставропольском крае, Волгоградской, Тюменской областях⁴².

К еще более удручающим результатам приводит сопоставление нынешних основных экономических показателей с уровнем начала текущего десятилетия. Величина ВВП составляет менее 50% от этого уровня. Спад промышленного производства в целом превысил 50%, а в машиностроении – 60%. Он оказался больше по своим масштабам, чем в самые тяжелые годы второй мировой войны⁴⁸ (!).

Объем капиталовложений уменьшился за это время в 4 раза, в результате чего износ основных производственных фондов оценивался еще на конец 1993 г. в 56%. По сути дела, происходит разрушение промышленного и научно-технического потенциала, которое грозит стать необратимым. Необходимо осознать, что разрушая военно- промышленный комплекс, мы разрушаем еще и науку. Идет огромный отток высококвалифицированных кадров, что создает социальную напряженность и может лишить нас будущего. Россия теряет свои позиции в мировой экономике. По итогам 1993 г. физический объем ВВП составил 13,6% от ВВП США, в то время как в 1990 году этот показатель был равен 23%⁴⁸. Налицо тенденция к увеличению разрыва между уровнями экономического развития России и передовых стран Запада. Превышение поступлений над платежами во внешнеторговом обороте сохраняется в последние годы в подавляющей степени благодаря экспорту энергоносителей, продуктов первичного передела, минерального сырья. Доля этих товаров в общем объеме экспорта в страны зарубежья возросла с 55% в 1990 г. до 78% в 1992 г. и до 85,8% в 1996 г.⁴⁹. В 1994 г. российский экспорт на 4/5 состоял из сырья и материалов, а доля энергоносителей в нем составляла 45%. Оборотной стороной расширения экспорта энергоносителей и сырья из России является сокращение вывоза машин, оборудования и транспортных средств. Доля последних в объеме экспорта в дальнее зарубежье уменьшилась с 18% в 1990 г. до 9% в 1992 г. и до 7,7% в 1996 г.⁴⁹.

В результате олигархического акционирования важнейшей для страны нефтяной отрасли и слабого контроля государства хотя бы за своим пакетом акций потеряна вертикаль управляемости отраслью. Наука и геологоразведка в загоне, а каждое нефтедобывающее управление, каждый нефтеперерабатывающий завод торгует на внешнем рынке, заботясь только о своих рабочих и живя только сиюминутными интересами. А «медведям» на биржах мира, а главное их хозяевам, только этого и надо – нашей раздробленности и отсутствия партнерства со странами ОПЭК.

В результате, вследствие понижения мировых цен на нефть, нефтепродукты и газ в конце 1993 г. и начале 1994 г. рост вывоза энергоносителей в 1994 г. по физическому объему (11,7%) в 2,5 раза опережал увеличение в стоимостном эквиваленте (4,6%). По оценке МВЭС, только с января по сентябрь 1994 г. Россия из-за ухудшения условий торговли недополучила около 2,5 млрд. долл.⁴⁹. С 1992 года по 1995 год цена на нефть упала со 129 до 90 долл. за тонну⁵⁰. Положение еще более усугубилось из-за отмены Правительством по требованию МВФ последних барьеров. Это надо же такое допустить: все в мире дорожает, а самые бесценные и невозобновляемые ресурсы Земли вдруг подешевели на 30% (!). Масштабы «проедания» нефтедолларов, за которое в свое время упрекали руководство СССР, в настоящее время еще более возросли (!). По данным Минфина, совокупный внешний долг России, включающий задолженность бывшего СССР и кредиты, полученные с начала 1992 г. самой Россией, составлял по состоянию на начало 1994 г. 112,8 млрд. долл.⁵¹. По словам Е. Ясина, в 1995 г. уровень этого долга возрастет до 130 млрд. долл.⁵². Это 36% фактического объема ВВП в 1995 г. Понятно, что обслуживание подобного долга стало для страны попросту непосильным бременем. Наконец, финансирование со стороны Запада, в конечном счете, ограничивает возможности осуществления страной независимой внешней политики, отстаивания ею своих важных геополитических интересов. Не зря Советом Безопасности пороговое значение внешнего долга было установлено в 25% ВВП^52а.

Дореформенная экономика, несомненно, была противоречивой. С одной стороны, она несла груз накопившихся структурных деформаций, выражавшихся, в частности, в гипертрофированном оборонном секторе, и явно ущербном секторе потребительском. С другой стороны, была развитая система воспроизводства социальной сферы (образование, бесплатное лечение, жилье, трудоустройство), а также отвечавшая современным требованиям единая энергетическая система и заделы новейших и уникальных технологий. Достаточно состоятельными на общемировом фоне являлись такие определяющие технический прогресс отрасли, как электротехническая индустрия, приборостроение, тяжелое машиностроение, станкостроение, химическая и авиационная промышленность. Не стоит забывать и то, что, при чуть более 5% удельном весе в населении Земли, СССР в 1989 г. обеспечивал 11% мирового производства зерна, 15% хлопка, 27% картофеля, 37% сахарной свеклы; на душу населения производилось больше, нежели в США, яиц, картофеля, молока⁵³.

Даже в последнем, предреформенном году, несмотря на разрушительное действие провозглашенного в 1990 году «российского суверенитета», среднедушевое потребление мяса, молока, молокопродуктов и сахара оставалось на уровне развитых стран. Производимый в 1985 – 1987 гг. в СССР ВВП, 3/4 коего приходилось на Россию, превышал половину американского⁵³. И это открывало накануне реформ возможность проведения масштабного структурного маневра, в принципе достаточного для быстрого наращивания (за счет высвобождения ресурсов при грамотном сокращении оборонного сектора) потребительского и инвестиционного секторов.

Как же сказалась на экономике РФ и ее структуре проводимая с 1992 г. реформа?

Главные цифры:

– 50-процентное падение валового внутреннего продукта;

– снижение доли страны в мировом промышленном производстве с 14 – 15% до 6 – 7%⁵³.

Неподготовленное и проведенное в традициях волюнтаристской кампанейщины, резкое (не менее, чем на 60%) сокращение финансирования оборонного комплекса поставило на грань краха ряд сопряженных отраслей и обернулось утратой заделов по новейшим технологиям и перспективным техническим проектам; ожидавшегося перераспределения ресурсов из «оборонки» в гражданские отрасли не произошло.

Особенно пострадало производство наиболее прогрессивных видов индустриальной продукции, к катастрофе приведены легкая и текстильная промышленность; совсем плохи дела в пищевой промышленности. Выпуск средств связи, изделий электронной и электротехнической индустрии, станков, многих предметов личного потребления сократился по сравнению с 1990 годом на 60 – 70% и продолжает падать. В сельском хозяйстве, согласно данным Минэкономики РФ, объем валовой продукции сократился в 1991 – 1995 гг. по сравнению с предыдущим пятилетием на 25%, выпуск продукции пищевой и перерабатывающей промышленности – на 60%.

В основных направлениях денежно-кредитной политики на 1996 г. эти цифры несколько другие: «… в 1992 г. валовая продукция с/х сократилась по сравнению с предыдущим периодом на 9%, в 1993 г. – на 4%, в 1994 г. – на 9%, за 9 мес. 1995 г. – на 8%, к концу 1995г. сократилась на 10 – 12%) ⁵⁵. (То есть за 4 года сумма равна 32—34%).

В растениеводстве собран самый низкий за последние 30 лет урожай зерновых культур. Производство мяса оценивается в 1995 г. в 9,3 млн. тонн, т.е. со снижением по сравнению с 1994 г. на 14%, молока на 12%, яиц на 9%.

Уровень рентабельности с/х производства с учетом государственных дотаций и компенсаций составил в 1994 г. лишь 1,4% против 60% в 1993 г. и 89% в 1992 г. Если же эти дотации и компенсации не учитывать, то окажется, что реализация с/х продукции в 1994 г. была убыточной (уровень убыточности составлял 12%, в т. ч. по продукции животноводства – 27%). Еще более сложным стало финансовое положение хозяйств в 1995 г. Доля убыточных с/х предприятий возросла с 5% в 1992 г. до 57% в 1994 г. ⁵⁶, т. е. финансовый кризис приобрел массовый, всеобщий характер. Его невозможно объяснить просчетами в финансовом планировании и управлении в отдельных, «нетипичных» хозяйствах, возглавляемых неумелыми руководителями.

Идет истощение естественных факторов и других элементов ресурсного потенциала, требующих для своего восстановления нескольких десятков лет. В результате в этой сфере деятельности кризис может приобрести более жесткие формы, стать более затяжным, а то и практически необратимым.

Подавляющее большинство хозяйств не имеет возможности приобретать необходимое количество минеральных удобрений для восстановления естественного и повышения экономического плодородия почв, химических средств защиты растений (потеря 15 – 30% урожая), нефтепродуктов и сельхозтехники. Внесение минеральных удобрений на 1 га посевной площади снизилось с 88 кг в 1990 г. до 24 кг в 1994 г. и 10 кг в 1995 г. Обеспеченность хозяйств основными видами с/х техники составляет теперь всего 40 – 70% от потребности⁵⁶.

Отечественная экономика все более утрачивает функции жизнеобеспечения страны. Тому подтверждение – пресловутая «закольцованная» схема: экспорт сырья – получение валюты (как правило, эквивалентности здесь нет) – импорт предметов потребления – экспорт сырья. Нетрудно понять, что в случае дальнейшего подобного «обмена веществ» поле деятельности отечественной обрабатывающей промышленности и с/х будет продолжать сжиматься, как «шагреневая кожа». Это и есть главный «структурный сдвиг», которого добились творцы и проводники российских реформ. Огромную роль в «структурной перестройке наоборот» сыграли предшествующие старту реформы, развал СЭВ и Советского Союза. Развал СССР, тайно начатый зарубежными недругами с момента его образования, наконец-то, осуществили руками радикальных руководителей Прибалтийских республик, РСФСР, УССР, БССР. И для России одномоментно стали зарубежными от 25% до 45% машиностроения и нефтепереработки, преобладающая часть морских портов, до 30% ВПК. Падение валового внутреннего продукта в среднем по СНГ за 1991—1995 гг. составило почти 50%. Масштабы производства 1990-х годов не превышают масштабов начала 70-х. Положение таково, что потребности населения и хозяйства в целом могут удовлетворяться лишь на уровне, близком к критическому. Во всех странах СНГ наблюдается устойчивое свертывание инвестиционной активности. Сокращение инвестиций в основные фонды в среднем по СНГ в 1992—1995 гг. составило 65%.

Усиление кризисных процессов в странах СНГ в 1992—1995 гг. в значительной мере вызвано разрывом хозяйственных связей между постсоюзными республиками. Расчеты показывают, что на его долю приходятся около трети их экономического спада. « В протекании экономических процессов в различных странах есть, разумеется, существенные различия. Тем не менее, можно выделить ряд общих тенденций качественного изменения воспроизводственного процесса, свойственных большинству стран Содружества:

– Дезинтеграционные процессы формируют в странах СНГ систему воспроизводства, ориентированную прежде всего на экспортно – сырьевые отрасли и финансово-посредническую деятельность.

– Машиностроительный комплекс, производство потребительских товаров и конструкционных материалов в сложившейся ситуации оказались в значительной мере невостребованными и образовали устойчивую кризисную зону.

– Налицо интенсивная деградация структуры промышленного производства и экспорта, в которых из года в год растет доля энергосырьевых отраслей.

– Вследствие повышенного износа и выбытия основных производственных фондов, реального «проедания» накопленного богатства происходит нарастающее качественное ухудшение характеристик производства.

– Фундаментальные исследования свертываются, условия материально-технического обеспечения НИОКР ухудшаются, наукоемкое и высокотехнологичное производство ускоренными темпами сокращается.

– Уменьшается спрос на рабочую силу, растет явная и скрытая безработица, падают реальные доходы населения.

– Происходит деквалификация трудового потенциала: научных, инженерно-технических и рабочих кадров.

Для России особо пагубным стало ослабление ее экономических позиций в ореоле ближнего зарубежья, выражающееся прежде всего в потере традиционных рынков сбыта продукции российской промышленности.

А начиналось все с политических спекуляций, перемешанных с крайней некомпетентностью.

Используя недостоверные и взаимоисключающие оценки, представители республик, включая и Россию, стали доказывать, что именно эти республики играют выдающуюся (но не признанную) роль в системе межреспубликанского обмена произведенного национального дохода и подвергаются в ней явной эксплуатации. А вот что говорит наука: «Происходившее в СССР определенное перераспределение национального дохода между союзными республиками было объективным условием достижении максимума общего результата (конечного) функционирования единой экономической системы⁵⁸. Модельные расчеты, выполненные институтом народно-хозяйственного прогнозирования РАН, показали, что для максимизации общего конечного продукта всех республик, входящих в состав СССР, те масштабы положительного сальдо межреспубликанского обмена, которые были характерны для России, являлись объективно необходимыми. Более того, установлена эффективность положительного сальдо межреспубликанского обмена России с позиции ее собственных интересов»⁵⁹. Так что давние заявления лидеру ЛДПР о том, что он в одночасье обеспечит всех россиян за счет «тюбетеек», просто блеф и политическая спекуляция. Сумма задолженности по кредитам, которые представлены нами партнерам по Содружеству за 1991—1995 гг., составила 5,8 млрд. долл⁵⁸. То есть за 5 лет на одного россиянина приходится 39 долл., по 7,8 долл. в год или 3250 руб. в месяц. Даже если к этой цифре прибавить задолженность за поставку Россией энергоресурсов в сумме 15,6 трлн. руб. на 1 января 1996 г.⁵⁸, то на одного россиянина добавится 105334 руб. за 5 лет, по 21067 руб. в год, 1755 тогдашних руб. в месяц. Как можно обеспечить человека на 5005 старых рублей в месяц?

К тому же, вследствие сокращения поставок российских нефтепродуктов странам Содружества, баланс торговли России со странами СНГ был сведен в 1995 г. с дефицитом 2,8 млрд. долл.⁵⁸. А ведь мы у них покупали не жевательную резинку, и пока, отнюдь не по мировым ценам. Тут и украинское продовольствие, тут и холодильники «Минск», и многое, многое другое, жизненно необходимое.

Сегодня, да и вчера (вспомним итоги Референдума) всем здравомыслящим людям ясно, что без восстановления эффективного взаимодействия между странами СНГ невозможно преодолеть нарастание негативных тенденций в экономике всех республик, включая и Российскую Федерацию.

Однако вернемся к официальному документу «Основные направления единой государственной денежно-кредитной политики на 1996 г.» ⁶⁰, разработанному Банком России и представленному в Госдуму. В нем достаточно полно отражены фактические последствия итогов 1995 г.

Общеэкономические тенденции.

Сумма просроченной кредиторской задолженности (т. е. неплатежи – прим. автора), просроченной задолженности по кредитам банков и по займам предприятий в промышленности, с/х, строительстве и на транспорте достигла на начало сентября 1995 года 197,9 трлн. руб., из которых 94,7% приходилось на кредиторскую задолженность. В целом, по состоянию на 1.09.95 г., в указанных отраслях экономики России просроченную кредиторскую задолженность имели свыше 53 тыс. предприятий, из которых 30% составляли промышленные предприятия, 44% – предприятия и организации сельского хозяйства, 7% – транспорта и 19% – строительства. И этот процесс стремительно нарастал в 1996—1997 гг.

Несмотря на наметившийся реальный рост прибыли, доля убыточных предприятий оставалась значительной и составляла в январе – августе 25% в промышленности, 35% на транспорте и 22% в строительстве. Одной из наиболее негативных тенденций является продолжающийся спад в инвестиционной сфере. Сокращение объемов капитальных вложений за счет всех источников финансирования в январе – сентябре 1995 г. составило 17% по сравнению с соответствующим периодом 1994 г.⁶¹.

Негативные сдвиги происходят и в функциональной структуре инвестиций. Все больше сокращается удельный вес чистых инвестиций при значительном увеличении амортизации, используемой для обеспечения процессов простого воспроизводства. Так, удельный вес чистых инвестиций в накоплении сократился в текущих ценах с 27% в 1991 г. до 13% в 1995 г. Доля чистых инвестиций в ВВП составила при этом менее 1,5%, тогда как в странах с развитой рыночной экономикой величина этого показателя колеблется от 8 до 10%.

Рассчитываемая по методологии МОТ численность безработных достигла к концу сентября 1995 г. 5,8 млн. чел. – около 8% активного населения. Официально в рассматриваемый период в качестве безработных в службах занятости было зарегистрировано 2,2 млн. чел., или 3% экономически активного населения. При этом сохранилась тенденция накопления скрытой (потенциальной) безработицы. Средняя продолжительность поисков работы у безработных в течение 1995 года увеличилась и составила 6—7 мес. (в 1994 г. – 4 мес.). Инфляция (индекс потребительских цен), декабрь 1995 г., к декабрю 1994 г., по предварительной оценке ЦБ РФ – 2,4 раза (напомню, статистика дала факт 2,31 раза, но с ней надо еще долго и кропотливо разбираться).

Сектор нефинансовых организаций:

«… отмечая существенное замещение темпов спада производства в 1995 г., следует подчеркнуть, что в основном это обусловлено масштабами падения производства в 1994 г. В результате во многих отраслях промышленности российской экономики спад достиг предельного уровня, превышение которого связано практически с полным прекращением производства отдельных видов отечественной продукции. Это характерно для отдельных видов машиностроения, легкой промышленности и ряда других отраслей».

Основой инфляции издержек в 1995 году явилось увеличение цен на энергоносители. Так, за 9 мес. 1995 г. средние цены производителей на газ, уголь, нефть возросли в 2,3 – 2,7 раза. Под влиянием роста цен на топливо ускорилось удорожание электроэнергии. К концу сентября 1995 г. рост индексов цен предприятий – производителей промышленной продукции составил 2,5 раза (соответствующий период 1994 – 2,4 раза). Лидерство по темпам увеличения цен на готовую продукцию в январе – сентябре сохранили за собой предприятия отраслей топливной промышленности: нефтеперерабатывающей, угольной, нефтедобывающей, а также химической и нефтехимической, электроэнергетики, черной металлургии. Цены увеличились в 2,5 – 2,9 раза. Оно и понятно – их продукция пользуется спросом на мировом рынке, вот они и подтягивают россиян к тем ценам, не заботясь о том, что наши-то зарплаты во много раз меньше мировых. Государство должно защитить своё население и своих отечественных потребителей.

А вместо этого, к ценам и так превышающим общую инфляцию, добавляются снабженческо – сбытовые и транспортные наценки, и в итоге предприятие-потребитель имеет существенный отрыв от цены предприятия-производителя.

Сектор государственных финансов.

Министр финансов РФ Пансков В. Г.: «… В 1994 г. дефицит бюджета составил 10,5% к валовому внутреннему продукту. Дефицит бюджета 1995 г. был утвержден в 7,9% к ВВП. Во всем мире считается нормальным, когда дефицит бюджета ниже 3% валового внутреннего продукта⁶².

Если же посмотреть на исполнение доходной базы бюджета с точки зрения собираемости налогов и платежей, то здесь картина просто удручающая… если в 1994 г. мы получили в федеральный бюджет 12,4% налогов и платежей к ВВП, то в 1995 г. эти поступления составили всего 11%. Простой анализ говорит о том, что федеральный бюджет потерял из-за этого более 22 трлн. руб. доходов. А всего недоимка по платежам в бюджет составила на 1 января 1996 г. более 60 трлн. руб., или увеличилась за год более чем в 3 раза⁶³.

Сегодня основные расчеты между поставщиками и покупателями ведутся не путем безналичных расчетов, а путем бартера, путем наличной оплаты за продукцию и услуги. По данным, полученным от министерств и ведомств топливно-энергетического комплекса, например, прямое перечисление средств по счетам при расчетах по этим предприятиям в 1995 г. составило в среднем не более 30% от оборота.

Не один год говорится о многочисленных конторах, занимающихся обналичиванием. Но работа и налоговой полиции, и налоговой службы по определению оборота этих контор, по привлечению их к уплате налогов проводится, мягко говоря, слабо.

Не удалось, в силу ряда причин, в т. ч. и объективных, полностью профинансировать расходы на социальную сферу, на науку и ряд других важнейших направлений. В значительных размерах (3,7 трлн. руб.) перешла на 1996 г. бюджетная задолженность по зарплате и денежному довольствию работников бюджетных организаций, финансируемых из федерального бюджета.

…огромный пласт частного, акционерного сектора, финансовых н посреднических компаний, граждан или не платят налоги вовсе, или любыми путями минимизируют свои итоговые обязательства. По этому именно на работе с ними должно быть сосредоточено основное внимание налоговых органов. Привлечение таких плательщиков к полной уплате положенных налогов позволит пойти на более решительные шаги по ослаблению налоговой нагрузки на предприятия материальной сферы»⁶³. Добавим признание еще начальника Контрольно-ревизионного управления Минфина РФ, и картина станет исчерпывающей. Итак, Ю. А. Даннлевский: «Государственный контроль никогда не был так ослаблен, как сегодня»⁶⁴.

Сопоставление цифр из Заявления 1995 года и Основных направлений на 1996 год в части того, что удалось, наводит на весьма мрачные мысли. Судите сами:

– Из заявления на 1995 г.: «Главная цель на 1995 г. – снижение инфляции в среднем до уровня 4% в месяц в течение 1995 г. и до уровня около 1% в месяц во второй половине 1995 г.«⁶⁶ (То есть в год получается 48—60% – прим. авт.)

– Из отчета в Основных направлениях:

а). «… то в 1995 г., по предварительным оценкам, они составят 7,5%⁶⁵ (среднемесячные темпы инфляции).

б), ожидаемое значение, по оценке ЦБ РФ: «Инфляция (индекс потребительских цен, декабрь 1995 г. к декабрю 1994 г.) – 240%«⁶⁵.

То есть заявляли 48 60% в год, фактически получили, по данным Госкомстата, 231% (несоответствие в 3,8—4,8 раза)!

Остро стоит проблема инвестирования.

Прописная истина гласит: без инвестиций нет экономического роста. А что же мы имеем?

И в 1995 г. при спаде промышленного производства на 3%, капитальные вложения из всех источников финансирования снизились на 17%, по сравнению с соответствующим периодом 1994 г. и составили около 1/3 от уровня инвестиций 1991 г. Ускоряется падение доли чистых инвестиций при значительном увеличении амортизации, используемой для обеспечения процессов простого воспроизводства. Так, если в 1991 г. удельный вес чистых инвестиций составил 27%, то в 1995 г. – только 13%, т. е. уменьшились вдвое.

Доля этих инвестиций в ВВП находится на уровне менее 1,5%, тогда как в развитых странах колеблется в диапазоне от 8 до 10%.⁶⁷

Расчет на увеличение собственных вложений предприятий за счет роста амортизационных отчислений пока не оправдался во многом из-за инфляционного повышения цен на инвестиционные товары, толчком к которому стала опять же переоценка основных фондов, нацеленная на увеличение амортизационных отчислений.

Хуже того, отток капитала из промышленности в финансовую сферу (в том числе и на покрытие бюджетного дефицита) в 1995 г. усилился. Вследствие действия всех этих факторов реальный результат оказался прямо противоположным замысленному: инвестиции из средств предприятий в 1995 году сократились в гораздо большей степени, чем бюджетные. И в бюджете-96 объем инвестиций запланирован по остаточному принципу. Надежд на начало в 1996 г. экономического подъема нет. При продолжении проводимого в последние годы курса будет складываться такая картина. Положение в добывающем (экспортном) секторе останется стабильным: здесь возможен и некоторый рост производства. Наряду с этим очагом стабильности сохранятся стагнирующие (нулевой прирост или небольшое сокращение производства) и коллапсирующие отрасли (падающий выпуск при отмирании ряда видов производства). Спад капиталовложений достигнет 70% от 1991 г., а производственных капвложений на 80% от 1991 г. Что, к сожалению, и сбылось.

«По сути же это не стабилизация (о которой много говорит официальное руководство страны и взахлеб пишет прирыночная пресса – авт.), а самая настоящая депрессия, которая может затянуться надолго»⁶⁸.

Бытует мнение, что усиление сырьевой ориентации российской экономики не только не таит особых угроз, но и позволяет расширить закупки потребительских товаров, включая продовольствие, наполнить полки магазинов. Между тем элементарные расчеты показывают, что таким путем повысить благосостояние основной массы населения и обеспечить ей достойный уровень жизни невозможно.

Так, объем экспорта в 1995 г. составил 77,8 млрд. долл.⁶⁸, что в пересчете на душу населения дает 77,8 млрд.: 148,1 млн. = 525 долл. в год или 44 долл. в месяц. Вот весь ресурс.

И если даже его целиком использовать на потребление (что, естественно, практически невозможно), он не способен вывести граждан из нищенского состояния. Так что за импорт платим мы только из собственного кармана.

Особо стоит вопрос об иностранных инвестициях. Общий их объем в российской экономике на 1 января 1996 г. составил около 6,7 млрд. долларов, в т. ч. за 1995 г. – 2 млрд., т. е. на них приходится 5% всех капиталовложений⁶⁸.

Можно привести немало примеров, когда иностранный капитал проникает в Россию для того, чтобы устранить конкурента или внедриться в те структуры, потеря контроля над которыми угрожает национальной безопасности.

Приведем один из них, наиболее расследованный. «… проведены документальные проверки по вопросу соблюдения налогового законодательства АОЗТ „Компания Алюмин Продукт“, АООТ „Ваш финансовый попечитель“, АООТ „Московская финансовая инвестиционная компания“, „Русский капитал“ и ТОО „Риал“. Проверка показала, что в результате многоступенчатой комбинации фактическими владельцами алюминиевой промышленности стали иностранные фирмы и группа конкретных физических лиц» ⁶⁹.

Наверное, нет нужды напоминать, что алюминий относится к стратегическим материалам во всех развитых странах.

Трудности возникают и в связи с завышенными процентными ставками. Производство не в состоянии отработать такие высокие ссудные проценты. Да и банки, не имея особых льгот или обязательных к исполнению директив государства, неохотно кредитуют промышленность. Кредиты, представленные коммерческими банками предприятиям, организациям и населению, составляли на 1 июля 1995 года 83,6 трлн. руб., или всего 17,6% активов сводного баланса коммерческих банков. Долгосрочных же кредитов (а именно они направляются в инвестиции), выделяется совсем мало. Так, на 1.09.95 г. задолженность по долгосрочным кредитам составляла всего 14,2 трлн. руб., в том числе народному хозяйству лишь 4,1 трлн. руб.⁷⁰.

Не располагая инструментами действенного оперативного регулирования денежной массы, ЦБ РФ не контролирует также каналы ее распределения по секторам экономики. В результате финансовый сектор может переполняться ликвидностью, создавать нерациональные излишние резервы, депонировать их за границей, тогда как реальный сектор – испытывать острую непреходящую нехватку денежных средств. Этот момент констатируют даже руководители ЦБ ^71.

Нельзя, разумеется, недооценивать и возможности привлечения и инвестирования средств, находящихся на руках у населения (зажиточной его части). Они, по некоторым оценкам, составляли 20 млрд. долл.⁷⁰. То есть средства для инвестиций все же есть. Происходит их концентрация у крупных финансовых структур и узкой прослойки зажиточной части населения. Они, однако, не направят их в производство, если государство не создаст для этого определенных условий. А главное, ресурсы рождаются экономическим оборотом. Оживите его, и капиталы появятся: растущее производство само себя обеспечивает. Денег для инвестиционного толчка стагнирующих и коллапсирующих производств можно насобирать, однако масштабы накопления в экономике свободных капиталов далеко не те, которые позволяли бы дальнейшее массированное наращивание государственного долга, пусть даже через государственные ценные бумаги. Для того чтобы размеры долга приблизились к опасной черте (за которой придется либо половину федеральных доходов тратить на обслуживание и погашение государственного долга, либо прибегнуть к государственному банкротству), хватит и двух лет краткосрочных и среднесрочных заимствований на внутреннем денежном рынке. Расходы на обслуживание и погашение государственного долга составляли в 1993 г. 3% федеральных затрат, в 1994 г. – 11%, в 1995 г. – 31%, и в 1996 г. прогнозировались на уровне более 46%⁷².

Один из главных устоев практикуемой тогда реформационной модели – осуществляемая в целях «капитализации всей страны» форсированная, поразившая весь мир своим темпами, приватизация государственной собственности. «Ни одна страна в мире, констатируют, например, американские эксперты по вопросам демократизации экономики, не начинала так быстро осуществлять приватизацию принадлежащих государству предприятий, как Россия»⁷³. Команда отечественных приватизаторов до сих пор действовала и продолжает действовать в соответствии с логикой становления совершенно определенной, однофакторной модели рыночной экономики, отражающей интерес интенсивно формирующейся в стране узкой социальной группы крупных собственников. В основу политики форсированной приватизации была заложена четкая идеологическая установка: в стране, население которой не принимает идеи* перехода государственной собственности в руки частного капитала («стратегических инвесторов»), собственность трудовых коллективов – неизбежное зло, кратковременный этап, промежуточное «демпфирующее» звено в процессе этого перехода. Один из известных американских специалистов по вопросам демократизации собственности, консультант Госкомимущества Д. Блази проанализировал динамику перехода собственности работников российских предприятий в руки «стратегических инвесторов» к моменту начала денежной приватизации. Анализ проводился в два этапа: конец 1992 – май 1993 г. и май 1994 – июнь 1995 г. на средних и крупных предприятиях. Согласно расчетам Д. Блазы, доля предприятий, в которых работники обладают контрольным пакетом, сократилась на 1/3⁷⁴.

Переход от плановой системы к однофакторной модели рыночной экономики пытаются обставить почти исключительно монетаристскими мероприятиями, при упоре на финансово – денежную и распределительную сферы. Собственно же производство, как ключевую фазу воспроизводственного процесса, реформаторы по существу, игнорируют.

Непосредственным результатом этой кампании стало грандиозное, но абсолютно не выверенное в экономическом и социальном отношениях перераспределение в обществе средств производства, соответственно доходов. Уже к исходу первого года реформы доходы большей части населения упали более чем на 2/3, относительно же узкого слоя – невиданно взлетели. Резкое реструктурирование доходов в последующие годы привело к соответствующему радикальному изменению структуры платежеспособного спроса населения. При многократном возросшем спросе незначительного контингента россиян на предметы роскоши и повышенного комфорта произошел обвал спроса основной части населения на предметы массового потребления. Отрасли, их производящие, в т. ч. с/х, пищевая, легкая и текстильная промышленность, лишились значительной доли платежеспособного спроса на свою продукцию, вследствие чего были вынуждены резко сократить объемы производства и оказались на грани полного экономического краха.

Наука даже не упоминалась ни в Заявлении Правительства и ЦБ об экономической политике на 1995 г., ни в Основных направлениях денежно-кредитной политики на 1996 г. И совершенно напрасно, могли бы подсчитать прямые потери от «утечки мозгов», не говоря уже об упущенной выгоде.

Общее кризисное состояние тяжело ударило по научно- технической сфере. Угрожающе высокими темпами падает численность кадрового персонала. Если к началу 1992 г. в России в сфере науки и научного обслуживания было занято примерно 3,5 млн. человек (в том числе научных работников – 2,1 млн.), то уже на начало 1995 г. – только 1124,7 тыс., из них научных работников 643,3 тыс. человек⁷⁵.

В 1996 г. численность занятых в науке снизилась до 990,7 тыс. человек., к началу 1998 г. осталось только 946 тысяч^75а. Лишь за 3 года кадровый компонент российского научно-технического потенциала уменьшился более чем в 3 раза. Это не в последнюю очередь стало следствием «утечки мозгов» прежде всего в виде непосредственной эмиграции: с 1989 года по 1992 год из страны выехало за рубеж на постоянное место жительства около 10% численности ее научных работников (примерно 75 тыс. человек, только из системы РАН эмигрировало 17% научных сотрудников⁷⁶. По данным МВД РФ, в 1992 г. Россию покинули 4572 научных работника, в 1993 г. – 5976, в 1994 г. – 5171, в 1995 г. – около 5,5 тыс. Западные правители и экономисты не поленились подсчитать стоимость переманенного. Согласно недавним расчетам американских социологов, стоимость подготовки одного высококвалифицированного специалиста научно-технического профиля обходится стране-донору примерно в 800 тыс. долл.

С учетом того, что среднегодовые темпы эмиграции научных работников из России в последние годы оценивались в 5 – 5,5 тыс. чел., страна ежегодно терпит ущерб в 4—4,5 млрд. долл. Если же к категории научных работников добавить высококвалифицированных инженерно-технических специалистов, представителей медицинских профессий, учителей и деятелей культуры, то, по некоторым данным, общий годовой ущерб России от «утечки» умов доходит до 50 – 60 млрд. долл⁷⁷.

Весьма существенным компонентом «внешней утечки» умов, по своим масштабам намного превышающим отмеченную интеллектуальную эмиграцию, стал выезд за рубеж значительного числа ученых и специалистов на временную работу, главным образом на контрактной основе. Только по линии федеральной миграционной представителей научной и творческой интеллигенции, технических специалистов высокой квалификации. А сколько выезжает с помощью различных отечественных и зарубежных агентств по вербовке ученых и специалистов, никто и не отслеживал. То есть весомая часть отечественного интеллектуального потенциала временно не используется в интересах российской экономики. А 10 – 15% этого потока по разным причинам остается за рубежом.

Изощренной формой «утечки умов» является наем на работу российских ученых и специалистов иностранными компаниями и СП, находящимися на территории РФ. Эти люди трудятся не на российскую экономику, а в интересах своих иностранных работодателей, далеко не всегда совпадающих с интересами России. Или, еще круче, откупают с потрохами целый НИИ. Как например, полная аренда сроком на 5 лет известной американской фирмой «Проктер энд Гэмбл» Института биомедицинской химии АМН РФ⁷⁸. Несравненно больше выигрывает американская фирма, получившая в свое распоряжение целый НИИ за гораздо меньшие средства, чем это понадобилось бы для его создания в собственной стране. Интересам же России наносится ущерб, совокупный размер которого (для всех подобных случаев) может существенно превысить объем финансовой помощи, оказываемой из-за рубежа российской науке. Становятся понятными отнюдь не альтруистические или благотворительные мотивы предоставления подобной помощи, и возникает вопрос: а кто же все-таки кому помогает: Запад России или Россия Западу?

«Утечка умов» имеет для страны-донора и более широкие, далеко идущие негативные последствия. Тут надо учитывать, в частности снижение культурного и интеллектуального уровня нации, девальвацию многих духовно-нравственных ценностей, падение общественной морали, потерю гуманистических традиций и особенностей национальной психологии (не говоря уже о подрыве физического здоровья нации, ее генотипа).

Сколько слез пролито бульварной прессой по поводу исхода дворян (поручиков Голицыных) и купцов из России в 1917 году. А тут действительно светлые головы уплывают из России десятками тысяч – и тишина! Вдобавок, помимо внешней существует и так называемая внутренняя утечка умов, т. е. исход ученых и специалистов из научно-технической сферы в другие области национальной экономики, непосредственно не связанные с научной деятельностью: коммерческие, административные и иные структуры.

По некоторым оценкам, этот процесс в десять раз превышает утечку умов за рубеж. Пора всерьез задуматься о критической массе национального интеллектуального (в т. ч. научно- исследовательского и инженерно-технического) потенциала, т. е. такой его предельно допустимой минимальной численности, опускаясь ниже которой стран обречена на длительное культурное и творческое прозябание, маргинальное положение в мировом научно-техническом и социально-экономическом прогрессе, постоянную зависимость от иностранцев.

По экспертным оценкам, разрушение национального научно- технического потенциала может наступить, если доля доходов на НИОКР в ВВП страны в течение 5—7 лет стабильно не превышает одного процента в год, и в результате этого доля с высшим естественнонаучным и инженерно-техническим образованием в общем числе занятых в народном хозяйстве снижается с соответствующим временным лагом до 2 – 4%. Эти пороговые величины относятся к нижнему пределу «критической массы», характерному для регрессирующей экономики от простого воспроизводства и ниже.

В ФРГ, Англии, Японии, Франции, Израиле доля расходов на НИОКР в ВВП колеблется от 2,7 до 3,1%. А что у нас? По данным Миннауки РФ, численность научных работников в общем числе занятых в народном хозяйстве сократилась с 4% в 1991 г. до менее 2% к началу 1996 г.⁷⁹.

А объемы финансирования см. таблицу 2.1⁸⁰:

Разрушить национальный интеллектуальный потенциал можно довольно быстро, тогда как воссоздание его «критической массы» требует значительных усилий и длительного времени.