Читать книгу Очерки по философии науки Гегеля. Часть 2 - С. Н. Шмаль - Страница 4

Наконец, для Маркса прогрессивное осознание свободы достигает высшей точки не в представлении о саморефлексии, сформулированном, прежде всего, в самой философии, а в новом социально-экономическом порядке, который заменяет существующий капиталистический способ производства (принятый Гегелем) коммунизмом и прочим. Маркс называет «социализированное человечество». Другими словами, свобода или «самоотчуждение» – это не то, что пытается идентифицировать философия, но должно быть предусмотрено освободительной политикой.

Свобода, как утверждал Гегель, есть самоотчуждение, вплоть до растворения всех субъективностей. Это то, чего часто не хватает в теории Маркса, особенно в марксизме его ближайших современников, а затем и тех, кто принял марксистские антипозитивистские тенденции. На фоне описываемых им производственных отношений Маркс подчеркивает упразднение отчуждения во всех его многочисленных формах. Сюда входят традиционные формы отчуждения от природы (проявляющиеся в замкнутости и разрушении семьи и, в меньшей степени, от капитализма), формы отчуждения от человеческого «я» (человеческий труд изображается бесчеловечным, бесчеловечным образом), и отчуждение от других людей (наиболее очевидно в форме рабства). В то же время теория Маркса является ничем иным, как любопытным в ее ясном и недвусмысленном отождествлении отмены этой множественной формы отчуждения и того, что Маркс называет «самоотчуждением», с реализацией свободы «саморазвития» во всем его разветвления. Эта «субъективная свобода», как ее называет Маркс, не просто предмет философии. Скорее, это базовое и основополагающее требование человеческого освобождения, которое предполагает новый социально-экономический порядок, который переворачивает старую классовую систему во всех ее разнообразных формах.

Это становится ясным в тезисе о праве природы. Это явно гегелевский тезис, а не марксистский, но его выводы имеют решающее значение. В нем проводится аналогия между человеческим видом в целом и единством живых существ Земли в целом. Он подчеркивает, что человечество не только создало новые правила производства, но и тем самым создало новые правила для живых существ. Именно в этом отношении концепция Маркса о «расширенном праве природы», которая была примером того, что называлось его «диалектическим материализмом», относится к соединению права народа с «правом человека на общую собственность». Различие в перспективе, а также диалектическая связь между этими двумя идеями заключается в том, что основные материальные условия существования человечества как вида не имеют ни в каком абсолютном смысле и, особенно, не в абсолютном смысле, абсолютная форма. Это такие вещи, как воздух и вода, которые не обязательно окружены землей или климатом. Во многих смыслах эти абстрактные «вещи» исторически некорректны. Культурный труд человечества на протяжении веков принимал формы, характерные для конкретных социальных формаций, в которых оно находится. В частности, социальные отношения, характеризующие конкретное общество, формируют природу человека, оказавшегося в этом конкретном обществе. Именно это взаимодействие между различными формами социологической реальности (частью которой является экономика) и конкретными культурными формациями защищает Гегель в своей «Философии и политике». В то же время он утверждает, что каждая из этих форм социологической реальности имеет «иерархическое развитие», когда в конечном итоге формы общества «реализуют себя» в том, что он называет «метафизической сферой». Они составляют этическое единство и образуют форму вещей, о которых можно говорить. Другими словами, форма этического единства лежит вне данной формы социологической реальности. Слово «абстрактный», следовательно, является нагруженным термином для применения к «метафизическому царству» Гегеля, поскольку абстракции обычно считаются статичными, как, например, современные физики используют его в отношении математических моделей физики. Гегель больше склонен к идее, что «метафизическое царство» – это нечто, что нельзя отменить. Определенная форма организации людей имеет историческое развитие, которое превращает ее в форму исторического общества, воспроизводящего условия своего существования и в то же время существования естественных условий своего существования. Сказать, что определенная форма общества является формой вещей, которые она представляет, предполагает историческое развитие человеческого вида в целом, которое принимает различные формы. В этом смысле это расширенная форма форм существования человечества в том смысле, что она включает в себя экономические формы этой формы общества.

Гегель в своем идеализме находит первую подлинно универсальную форму «самосознания», то есть форму сознания, предшествующую другим формам сознания, форму, которая является «объективной». И Маркс, и Гегель преследуют здесь историческую форму человека как вида, который является социальным, который состоит из этической формы, способа производства, формы культуры и т. д. Однако это форма, которую возможно следует понимать только с точки зрения исторического развития человеческого сообщества в целом, а не конкретной формы этого сообщества.

Вот почему Маркс не согласен с тем, что думает Гегель, когда он пишет фразу «оправдание способа производства до конца» в предисловии к своей «Логике». Гегель утверждает, что это «оправдание» является социальным, политическим и моральным оправданием, тогда как Маркс настаивает, что это просто политическое и экономическое оправдание. Маркс не видит, что в этой окончательной форме производства «оправдание» вышло за рамки этического, политического и морального и стало универсальным и законоподобным. Он не видит, что ответ Гегеля – это вопрос об условиях производства, тогда как для него вопрос заключался в том, что дает оправдание форме производства в определенной форме общества. Ответ на этот вопрос находится в «метафизической сфере». «Метафизическое царство» не может иметь объективной формы, то есть не может быть формой природы. Метафизическая сфера – это форма познания разума.

Идея о том, что этическое, политическое и моральное оправдание являются формами способов познания людьми самих себя и того, как они связаны с политическими и экономическими социальными условиями существования, не означает, что они являются формами единственных социальных форм знания и единственными формами политического и экономического «объективного оправдания». Любые такие формы всегда должны сопровождаться «субъективным обоснованием». Это означает, что каждая форма знания или другая вещь, имеющая отношение к социальной реальности, должна регулироваться определенными законами. Они всегда понимались как три формы знания: знание природы, знание людей как социальных существ и знание людей как человеческих существ. Каждая из этих форм знания имеет определенную форму познания разума или идеальную форму этого знания. Идеальная форма имеет форму ума как форму сознания, так что ментальная форма идеальной формы является объектом науки. Для Маркса идеальной формой познания процесса труда является «форма производства» как таковая, т.е. разделение труда и товарный фетишизм. Однако «форма производства» как таковая не является «метафизической» формой этого знания. Это социальная форма познания этого знания. Это законоподобная, «этическая» форма этого знания, форма оправдания способа производства.

Именно в этой, подобной закону форме обоснования социальной формы знания, с одной стороны, стоит общество или общество как таковое, а с другой – конкретные формы этого знания в себе и в обществе. Маркс имеет в виду, что подобная закону форма оправдания способа производства имеет универсальную форму социального оправдания, которая не является ее собственной универсальной формой, и что эта универсальная форма не является формой природы.

Итак, как «разнообразие» вписывается в эту картину? Как объяснить разнообразие этой формы оправдания?

«Научный» ответ Гегеля на этот вопрос состоит в том, что универсальным в «метафизическом царстве» является законоподобная форма оправдания в обществе, а именно форма производства как таковая, а не та форма, которая является формой человеческого существа как такового.

Что касается «метафизической области» как формы познания разума, Маркс утверждает, что у нее нет формы разума как формы сознания, то есть формы познания части природы, и что это часть природы – природа. Это не часть природы как таковая. Сама по себе она не является частью природы. Это только часть природы как форма познания. Это форма познания людей как социальных существ. Маркс утверждает, что существует связь между формой познания части природы как формы познания этой части природы как части природы и формой познания части природы как формы познание части людей как человеческих существ. Другими словами, форма познания части природы как форма познания природы – это форма познания людей как политических и экономических людей, но она не выражает того, чем являются люди. Таким образом, он выражает то, частью чего являются люди. Люди – это только часть природы. Итак, форма познания людей как части природы – это форма познания части людей как части природы, а не того, что люди есть. Он выражает то, что человеческие существа являются частью «метафизического царства». Что такое люди – предмет науки. «Метафизическая сфера» – это форма познания природы и общества, форма знания сама по себе, а не то, что является формой человеческого существа как человеческого общества.

Ответ Гегеля на этот вопрос состоит в том, что Гегель не защищает «практику» как форму познания природы. «Метафизическая сфера» – это форма знания о производстве как производстве, а не форма производства как форма человека как человеческого общества. Итак, для Гегеля не существует формы «практики» как таковой, нет «метафизической области» и нет формы знания как таковой. Есть только мир производства как таковой, а не форма «практики» как таковая. Для Гегеля существует различие между абстрактным и конкретным, которое используется для отрицания гегелевской диалектики. Вещь не может существовать сама по себе, и форма знания о вещи не может существовать сама по себе, то есть форма знания не может существовать для своего собственного содержания.

Однако Гегель отрицает, что формы познания вещей не могут существовать сами по себе так же, как не может существовать природа сама по себе, то есть как отдельная вещь от своего окружения, отдельная от самой природы. Природа не существует для себя так, как существуют формы познания вещей сами по себе, то есть как отдельная вещь от формы познания вещей. Природа существует сама для себя в форме мира или мировой системы. Но это не означает, что существует форма познания вещей для самих себя, которая не может существовать для самих себя так же, как природа существует для себя в форме мира, мировой системы. Это не отражает того, что такое природа. Это не выражает того, что есть вещи. Это выражает форму знания, форму познания природы. Для Гегеля эта форма знания представляет собой форму людей как политических и экономических людей.

Это показывает, что существуют разные виды знаний. Это способы познания людей как человеческих существ в данном обществе. Содержание этих знаний заложено в природе человеческого общества. Например, содержание знания о людях как людях в данном обществе является частью предмета политической и экономической теории. Это знание о человеке как о политическом и экономическом существе с учетом его специфического социального контекста, такого как особые исторические обстоятельства общества, в котором он существовал, и т. д.

Познание людей как человеческих существ в данном обществе – это не просто форма познания вещи как вещи для себя. Это не просто форма познания предмета. Это форма познания людей как человеческих существ в данном обществе. Содержание этих знаний – политическая и экономическая теория. Это форма познания людей как человеческих существ в данном обществе, и она зависит от исторических и историко-культурных условий этого общества.

Многие из вопросов, связанных с восприятием Марксом Гегеля, очевидны и в его описании политического сообщества. В частности, тот факт, что большая часть мысли Маркса сосредоточена на социальных аспектах марксизма в целом, а не столько на политической части. Конечно, Маркс считает свою работу в основе своей политической, и большинство его работ содержат политический материал. В качестве примера можно указать на введение Маркса в Капитале. Однако он обычно рассматривает политические партии и реформаторские движения как временные попытки улучшить положение пролетариата и рабочего класса. В то время как Маркс действительно подчеркивал социальную сторону марксизма в «Капитале», совершенно очевидно, что политическая деятельность занимает большую часть работы. Таким образом, Маркс мало заботился о буржуазных партиях, которые пытались свергнуть государство, реформировать существующие политические институты и привести их в соответствие со своими желаниями. Целью таких действий он считал не улучшение положения рабочего класса, а, скорее, упразднение государства и принятие капиталистического общества. Взгляд Маркса на политическое действие согласуется с политическими идеями марксистских социалистов, таких как Ленин, и его взгляды на движение к социалистической революции были выражены в 1882 году, когда он сказал, что «революционные социалисты говорят… что важно радикальное нападение на буржуазную собственность, т. е. отмена частной собственности, в то же время, когда мы говорим… что отмена частной собственности и системы собственности на средства производства, в которой она покоится, является основной целью, которую необходимо достичь, и что это процесс должен осуществляться постепенно».

Конечно, политическая деятельность Маркса в Капитале сосредоточена на развитии теоретической критики капитализма в целом, а не на ее воплощении в политических действиях. Деятельность Маркса на политической арене ограничивалась его борьбой против политических партий. Таким образом, хотя Маркс называет себя социалистом, свою «политическую» деятельность он называет «политическим атеизмом». Более того, он утверждал, что не верит в способность «буржуазной демократии» улучшить положение рабочего класса. Для Маркса вся политическая арена была нелегитимной из-за государства. Марксизм, таким образом, означал, что рабочий класс должен действовать вне арены, чтобы изменить существующие условия эксплуатации.