Читать книгу Уплотнение границ - Сабин Дюллен - Страница 6

Основы охраны границ в Советской России были заложены в 1918 году путем реорганизации имеющихся структур. Как и до 1914 года, Главное управление пограничной охраны зависело от Министерства (отныне Наркомата) финансов. Оно служило вооруженным дополнением к таможенной службе. Самой срочной задачей для большевиков было помешать массовому бегству капиталов и ценностей за рубеж. В тот момент не существовало точных границ, и малочисленные пограничники были сосредоточены на северо-западе, вблизи Петрограда, где они должны были по мере возможности следить за перемещениями в обе стороны. 1 июля 1918 года Главное управление пограничной охраны и Департамент таможенных сборов были переданы в ведение Наркомата торговли и промышленности, но через несколько месяцев в условиях Гражданской войны контроль над погранвойсками в прифронтовых районах перешел к Реввоенсовету и Генштабу Красной армии[92]. Военное руководство было возложено на генерал-майора А. В. Певнева, родившегося в 1875 году на Кубани и окончившего в 1900 году Академию Генштаба[93]. Определенную роль играл и Особый отдел ВЧК, который с июня 1918 года создавал собственные пограничные чрезвычайные комиссии[94].

Однако в официальной истории и связанной с нею череде годовщин датой создания погранслужбы считается не 1918-й, а 1921 год. Именно тогда, после периода неопределенности, связанной с мировой и Гражданской войнами и институциональными экспериментами новых государств, была заложена основа пограничной охраны на европейской границе: в самой Советской России и сопредельных государствах (Польше, Прибалтике, Финляндии, Румынии), а затем и на остальных рубежах Страны Советов. В период с осени 1920 по весну 1921 года в результате подписания мирных договоров с соседними странами подвижная линия фронта превратилась в государственную границу.

Главным новшеством стала передача пограничной охраны в ведение Отдела контрразведки и Особого отдела ВЧК. Это делало очевидной политизацию пограничной службы, отныне отделенной от таможни и призванной бороться с контрреволюцией на границе. Первые знаки такой политизации были заметны уже в Российской империи после 1905 года, когда царский режим вел борьбу с революционными идеями, то есть в контексте, являвшемся зеркальным отражением советского. Начиная с 1907–1908 годов прежде всего на европейских границах империи было налажено тесное сотрудничество между пограничной охраной и полицией; его целью была борьба с ввозом оружия и политической контрабандой, которую осуществляли социал-демократы[95].

В начале 1920-х годов пограничная служба на практике по-прежнему находилась в большой зависимости от Вооруженных сил, так как, во-первых, именно Красная армия обеспечивала пограничников солдатами срочной службы, а во-вторых, большинство относящихся к границе решений принималось Реввоенсоветом. До конца 1922 года охрана границ фактически осуществлялась частями РККА, а на восточных рубежах ряд участков оставался в ведении военных по меньшей мере до конца десятилетия. В августе 1921 года нарком по военным делам Троцкий посещал западные границы Советской России в целях инспекции их охраны[96].

Лишь 25 октября 1922 года в формировавшемся в тот момент ГПУ был создан Отдельный пограничный корпус под командованием А. Х. Артузова[97]. Охрана границ превращалась, таким образом, в вопрос политической безопасности и наделялась двойной функцией, что отразилось в ее организационной структуре, которая включала батальоны (военные функции) и пограничные управления Особого отдела (политическо-полицейские функции). Комиссия, которую возглавлял заместитель председателя ГПУ Ф. Э. Дзержинского И. С. Уншлихт, предлагала довести состав корпуса до 50 тысяч человек[98]. Начали появляться первые батальоны пограничников. Так, в феврале 1923 года в Полоцком уезде был сформирован 9-й батальон в составе 332 человек (в том числе 51 конный боец и 192 пехотинца), на которых возлагалась охрана 78 км границы с Польшей[99]. Тем не менее пограничный корпус начал принимать окончательные очертания, а условия жизни и службы пограничников – улучшаться лишь к 1924–1925 годам.

От солдат-завоевателей к «погранцам»

21 мая 1923 года были созданы две комиссии в целях обследования польской и румынской границ[100]. Докладные записки и отчеты, составленные губернскими и республиканскими властями, а затем и самими комиссиями, рисуют подробную картину положения в пограничных отрядах, погранотделениях ГПУ, на таможне, железных дорогах и в местных учреждениях. Так, 9 июля польская комиссия ЦК ВКП(б) во главе с И. А. Зеленским представила на заседании Оргбюро доклад на двухстах страницах, который включал сведения, поступившие от инспекторов, работавших в Подолье, Волыни, Витебской губернии и Белорусской ССР (в общей сложности – 1383 км границы). Посетив семь из десяти пограничных отделений ГПУ, инспекторы рисовали весьма безрадостную картину[101]: в эти первые послевоенные годы отряды пограничников вели себя скорее как завоеватели в чужой стране. Как отмечалось в отчете по Коростенскому округу (Волынская губерния), 95 % жителей были недовольны пограничниками. В отсутствие казарм на новых участках границы и без того нищим крестьянам приходилось бесплатно пускать пограничников на постой и обеспечивать их пастбищами и фуражом для лошадей. Тот факт, что конные отряды нередко набирались из числа призывников-татар, усиливал восприятие пограничников как чужих. Руководство республик, а затем и ЦК РКП(б) выдвинуло ряд предложений в целях улучшения ситуации[102]. Предлагалось, в частности, снизить налогообложение в районах размещения пограничников, чтобы компенсировать крестьянам затраты на их содержание, или поручить местным властям оплачивать услуги, предоставляемые населением.

Решение виделось в децентрализации организации снабжения и размещения частей. Национализированные лесные угодья должны были гарантировать на местном уровне необходимые запасы древесины; кроме того, предполагалось разбирать на стройматериалы многочисленные полуразрушенные дома, оставшиеся со времен войны. Помимо этого, необходимо было обеспечить пограничные войска денежными средствами для закупки продовольствия на местах. В этом вопросе была заметна большая недоверчивость, вызванная страхом перед неэффективным использованием средств. Учитывая огромные масштабы алкоголизма, можно было действительно опасаться, что средства, выделенные на улучшение продовольственного снабжения войск, будут потрачены на иное. Пришедшие в полную негодность ружья времен Гражданской войны, старые и больные кони, отсутствие формы и сапог – все это делало пограничную службу чрезвычайно трудным и неблагодарным делом. Нередко пограничники делали все, чтобы избежать столкновений с бандитами и контрабандистами, вооруженными маузерами и автоматическим оружием[103]. О чрезвычайно тяжелом положении погранчастей свидетельствуют приведенные в сводках Особого отдела ОГПУ выдержки из писем пограничников Псковской губернии: «У нас солдаты ходят и просят милостыню…», «десятый день живем подаянием от хозяина, а своего нету…», «…видно забыли наши товарищи, что мы защитники пролетариата», «…голодно. Надоела эта проклятая служба», «…пришлите мне чего-нибудь съестного, а то погибель своей жизни. Если это продолжится долго, то я убегу дезертиром в Москву работать, как я работал раньше»[104].

Как и до революции, чтобы предотвратить коррупцию и стимулировать активность пограничников, требовалось придумать способы их поощрения. В результате было решено ежемесячно устраивать распродажи конфискованных товаров, распределяя вырученные средства среди тех, кто участвовал в поимке контрабандистов. Премия могла достигать двух тысяч рублей в месяц. Тем не менее эта система функционировала плохо: пограничники жаловались на то, что таможенники, отвечавшие за реализацию конфискованных товаров, не перечисляли им полагающиеся средства или делали это слишком поздно, когда солдаты-призывники уже успевали покинуть службу[105]. Участие в контрабанде или получение взяток зачастую оказывалось гораздо более прибыльным делом! Случаев сговора контрабандистов с пограничниками, таможенниками и сотрудниками ГПУ было множество, чему, разумеется, способствовало проживание бок о бок с местными жителями[106].

В конце 1923 года в новом контексте, связанном с созданием Советского Союза, пришел час реорганизации многих участков деятельности. Так, чисткам и сокращению персонала подверглась таможенная служба, которая в силу присутствия большого количества поляков и бывших царских служащих выглядела особенно подозрительной с политической и социальной точек зрения. А вот недавно созданных пограничных отрядов чистки не коснулись. В тот момент они, наоборот, находились на стадии укрепления, причем общее сокращение Вооруженных сил позволило увеличить продолжительность службы призывников, направляемых в пограничные части. В этих условиях особое значение приобрело в конце 1923 года обсуждение численного состава погранохраны в рамках обсуждения бюджета нового ОГПУ. Среди сведений, необходимых для подготовки его проекта, Ф. Э. Дзержинский запросил у своего заместителя Г. Г. Ягоды сведения о количестве пограничников в царской России[107]. Это был типичный для любого учреждения рефлекс: настаивать – вопреки постулируемому большевиками разрыву с прошлым – на увеличении численности персонала по сравнению с дореволюционной. До 1913 года пограничная охрана насчитывала 40–45 тысяч человек, которые служили в 35 бригадах и 2 особых корпусах[108]. Несмотря на изменение границ, Дзержинский отталкивался от этих цифр. Эти потребности считались приоритетными при распределении ресурсов среди различных воинских формирований ОГПУ, что встречало сопротивление со стороны руководства РККА, которое стремилось сохранить в своем распоряжении максимальное количество призывников.

В ходе этой полицейской и военной реорганизации основное внимание уделялось усилению охраны европейской границы СССР. В результате «погранцы», как звали польские контрабандисты советских пограничников, становились все более многочисленными, а их присутствие на границах, где они несли дозор пешком, на лодках, на дрезинах, – все более заметным.

1924 год: противостояние пограничников в Восточной Европе

Одновременно с Советским Союзом усилия по налаживанию охраны границ предпринимали и его соседи. Так, в 1922 году в Финляндии и Эстонии были образованы пограничные корпуса, подчинявшиеся МВД и тесно сотрудничавшие с таможней[109]. Из созданных в Эстонии пяти полков три отвечали за границу с СССР (в районе Нарвы, Псковско-Чудского озера/Тарту, Печор). Аналогичный процесс шел в Латвии: в 1922 году охрана границ, которой вначале занималась армия, перешла к корпусу пограничников, подчиненному МВД и военизированному в 1928 году[110]. В Польше контроль над восточными границами лежал вначале на армии, а затем был возложен на таможенные батальоны. В 1923 году на границах с СССР и Литвой была создана специальная служба, которая, однако, в результате сокращения армии и демобилизации потеряла 80 % своего численного состава. Охрана восточных границ была тогда поручена переформированным отрядам полиции (Policja Państwowa). Предполагалось, что на 1 км границы будет приходиться 2 конных и 7 пеших бойцов[111].

В процессе симметричного создания пограничной охраны весьма показательными стали меры по реорганизации, предпринятые в 1924 году. Они свидетельствовали об осознании по обе стороны рубежей необходимости располагать многофункциональным корпусом, способным выполнять полицейские, военные и разведывательные функции. В одном из советских докладов отмечалось:

Ночью в лесу контрабандист может пробраться через границу в 10-ти шагах от часового. Задержание контрабанды производится исключительно на основании сведений, полученных через информаторов и осведомителей как приграничных, так и закордонных[112].

Первым реформу погранслужбы провел Советский Союз. До тех пор оперативная и разведывательная работа осуществлялась погранотделениями и была, таким образом, отделена от охраны границы, носившей военный характер и возложенной на погранотряды. Чаще всего это затрудняло координацию и приводило к контрпродуктивному соперничеству, которое, кстати, имело и материальное измерение: начальники погранотделений жаловались на то, что зарабатывали в три раза меньше, чем начальники погранотрядов. Оклад офицеров-чекистов действительно был ниже, чем у армейского командования. В феврале 1924 года приказом ОГПУ чекистская работа и охрана границ были объединены[113]. Отныне разведка и контрразведка были поставлены в центр работы пограничников на уровне погранзастав и на промежуточном уровне комендатур. Начальнику каждой погранзаставы в сотрудничестве с секретно-оперативной частью комендатуры поручалась вербовка осведомителей, прежде всего из числа беженцев, контрабандистов и задержанных участников банд. Проникновение в шайки контрабандистов, эмигрантские организации и беженские круги считалось самым эффективным способом положить конец хаосу на границе.

Нововведения 1924 года очень напоминали, однако, дореволюционные методы работы, ведь до 1914 года сбор информации о нелегальных группах, действовавших по обе стороны границы, входил в обязанности Корпуса пограничной стражи, который получал от МВД средства на отправку своих сотрудников для ведения оперативной работы и вербовки агентов, в частности на границе с Пруссией[114]. Немногим отличались от дореволюционных и инструкции, содержавшиеся в разработанном тогда военном уставе пограничной охраны. Так, пограничникам рекомендовалось как можно реже применять оружие в ходе преследования нарушителей и запрещалось стрелять в направлении сопредельного государства. Все инциденты должны были фиксироваться с помощью подробного протокола. При этом, однако, в советских инструкциях акцент с противодействия незаконному ввозу и вывозу товаров переносился на борьбу с новой категорией преступников – «нарушителями границы»[115]. Заметим при этом, что, несмотря на очевидное использование старых текстов при составлении новых, этот факт нигде в доступных документах не упоминается.

Вслед за реформой 1924 года Рабоче-крестьянская инспекция провела большую проверку, в ходе которой наряду с заметными улучшениями были отмечены – как и полагается при любой инспекции – многочисленные недостатки, подлежавшие исправлению[116].

Повышение эффективности работы советских пограничников было немедленно отмечено польской стороной, хотя его причины были поняты не до конца. Среди факторов, повлиявших на снижение нестабильности и контрабанды на советской границе, назывались более высокий морально-политический уровень, лучшая организованность и распределение войск, увеличение количества бойцов на километр границы. Наблюдение за советской пограничной службой, несомненно, повлияло на решение Варшавы создать Корпус охраны границы (Korpus Ochrony Pogranicza, КОП). В 1924 году офицеры пограничной полиции (Policja Graniczna) не справлялись с потоком нарушений: они зарегистрировали 189 происшествий, сопровождавшихся нападениями и провокациями, и 28 попыток диверсий с участием около тысячи человек. Непосредственной причиной для создания КОП 12 сентября 1924 года стал инцидент в Столбцах (белор. Стоўбцы), произошедший в ночь с 3 на 4 августа того же года[117]. Вооруженный отряд из 150 человек во главе с советским лейтенантом-пограничником сделал попытку освободить двух коммунистов, задержанных польской полицией. Атаку удалось отбить, но польские силы потеряли 9 человек убитыми и 5 ранеными. На следующий день, 5 августа, министр иностранных дел генерал Сикорский предложил премьер-министру использовать этот инцидент, чтобы с трибуны Лиги Наций и перед лицом европейских правительств выразить протест по поводу действий Москвы и ввести чрезвычайное положение на восточной границе. 8 августа министр внутренних дел заявил о необходимости военизировать полицейские части, отвечающие за охрану границ[118].

Корпус охраны границы стал, однако, ответом не только на советскую угрозу. В его задачи входило также обеспечение порядка и безопасности на еще одной «трудной» границе нового молодого польского государства – литовской. На других рубежах таможенные батальоны казались достаточными вплоть до 1928 года, хотя в 1927 году КОП и было поручено следить за некоторыми участками немецкой и румынской границ[119]. Как мы увидим дальше, на лето 1924 года пришлась фаза повышенной революционной активности на границе со стороны как коммунистов, так и националистов, при более или менее широком участии местных сотрудников ГПУ. Неудачная попытка коммунистов поднять восстание в Эстонии привела тогда же к созданию с балтийской стороны двойной цепи пограничной охраны. В результате граница была полностью изолирована, что привело к закрытию всех эстонских и латвийских магазинов, которые вели торговлю с жителями советских пограничных районов. Аналогичным образом к ужесточению охраны границы с румынской стороны привела сентябрьская попытка большевистского переворота в Татар-Бунарах (Бессарабия)[120].

По обе стороны границы пограничная служба была структурирована схожим образом. С советской стороны речь шла о погранотрядах и приписанных к ним комендатурах; им были подчинены погранзаставы и маневренные группы численностью от 100 до 300 бойцов, которые создавались начиная с 1925 года. Заставы, или, как их называли, кордоны (термин, используемый на польско-украинской периферии с XVIII века), размещались в пределах 500 метров от пограничной линии и насчитывали около 30 бойцов каждая. Бойцы формировали наряды, которые выдвигались вперед в целях охраны того или иного участка границы[121]. Польский Корпус охраны границы состоял из бригад и батальонов сходной численности, при этом более важная роль была отведена кавалерии. Что касается разведывательных подразделений КОП, то они в межвоенный период уступали по эффективности советским и подвергались многократным реорганизациям. Созданная в марте 1925 года при Генштабе КОП разведслужба имела в составе каждого батальона и бригады своих офицеров, которые отвечали за разведку, контрразведку и контрпропаганду. Тем не менее ей так и не удалось стать независимой по отношению ко 2-му Бюро Генштаба Польши[122].

В то время как принципы военной организации были схожими, политическая подготовка пограничников существенно различалась. В Польше акцент делался на отечественной географии и истории, включая рассказы о крупных сражениях, изучение этапов формирования национальной территории и таких ключевых моментов борьбы за независимость, как восстание 1863 года[123]. В созданных в СССР в конце 1920-х годов школах, готовивших младший и средний командный состав пограничных войск, обучение опиралось на марксистскую теорию, изучение борьбы классов и уроков Гражданской войны.

Наконец, совершенно разным был статус пограничной службы. В Польше фигура пограничника так и не стала частью национального воображаемого. Служба на восточных рубежах (кресах) была обязательным этапом в карьере каждого офицера, которому полагалось более высокое жалованье и премия за риск. Никто, однако, не проводил здесь весь период службы, за исключением некоторых сержантов. В СССР, напротив, конструированию публичного образа пограничника способствовало существование уникальной институциональной базы и специализирующихся в этой области офицеров.

Граница как единое целое

Как и до революции, охрана всех границ была возложена на одно учреждение. Это означало, что одни и те же директивы применялись во всех военных округах и пограничных краях. Такая централизация достаточно хорошо соответствовала большевистской политической культуре, которая под влиянием опыта Гражданской войны видела страну не иначе как во враждебном окружении. Так, в конце 1921 года в переписке ЧК с руководящими органами ЦК в одном и том же докладе бок о бок упоминались границы с Китаем, Латвией и Эстонией в связи с угрозой терактов со стороны многочисленных эмигрантов-белогвардейцев, группирующихся по другую сторону рубежей[124]. Такое представление о едином пространстве, в котором восточная и западная границы были частью единого целого, не было чем-то новым. Для российской традиции характерен навязчивый страх перед угрозой войны на два фронта. Новым, однако, было то, что теперь эти опасения отнюдь не ограничивались военной сферой или вопросами обустройства пограничной территории, но распространялись на полицейские практики. Во второй половине 1930-х годов СССР столкнулся с японской угрозой в Маньчжурии и германской экспансией в Европе. Как в военных решениях, так и в дипломатии устанавливалась четкая связь между событиями и планируемыми действиями на двух оконечностях Советского Союза. Но в этом глобальном видении доминировала полицейская логика. В контексте Большого террора, чисток и секретных репрессивных операций пришел час вскрыть – или сфабриковать – многочисленные тайные германско-польско-финско-японские связи. 20 июня 1937 года Н. И. Ежов писал В. М. Молотову:

Неослабевающая активность иностранных разведок на участках границы с Финляндией, Эстонией, Латвией и Маньчжурией требует, в качестве одной из мер противодействия, срочного усиления пограничной охраны на этих участках[125].

К связям между различными границами добавлялась создаваемая на уровне институтов полицейская смычка между пограничной зоной и внутренними районами. С 1926 года по февраль 1939 года пограничная охрана и внутренние войска подчинялись одному и тому же управлению ГПУ – НКВД.

Тем не менее в повседневной административной работе отчеты о деятельности и меры в области охраны границ продолжали соответствовать отчасти унаследованному от прошлого делению. Для понимания используемых административных и географических категорий чрезвычайно полезны материалы Комитета обороны при СНК СССР. Мы находим здесь дореволюционное деление на восточные (азиатские) и западные (европейские) границы, а вместе с ним – соответствующие колониальные и имперские представления. Европейские границы включали три западных военных округа: Ленинградский, Белорусский и Украинский, – а так называемые азиатские соответствовали Закавказскому, Среднеазиатскому и Дальневосточному военным округам. С исторической точки зрения эти два типа рубежей – установленные начиная с XVI века границы на западе и колонизационный фронтир на востоке и юге – радикально отличались друг от друга[126]. Если в советский период различия в организации административного и полицейского контроля над границами постепенно стирались (хотя и не исчезали полностью), то глобальное деление на две географические зоны сохранялось во всех общих отчетах о погранслужбе, планировании бюджета, сведениях о численном составе. На более низком уровне дальнейшее деление соответствовало, в зависимости от проводимой политики, либо военным округам, либо районам, областям и республикам, которые, напомним, подверглись реорганизации после 1923 года[127]. На восточных и южных рубежах были сохранены крупные пограничные ансамбли: Закавказье, Средняя Азия и Дальний Восток. Зато на западной границе произошли многочисленные изменения. Большинство мер касалось всего ансамбля, включавшего границы УССР, БССР, Ленинградской области и Карелии. Именно на этом уровне составлялись многие сводные статистические таблицы. Пограничное побережье Черного, Балтийского, Белого и Баренцева морей рассматривалось отдельно, в силу специфики связанных с его охраной проблем и особого набора на службу, остававшегося в ведении военного флота. Заметим, что с точки зрения персонала и бюджета западная граница находилась в явно привилегированном положении. В январе 1925 года комиссия Политбюро установила общее число пограничников на уровне 31 тысячи человек. 30 % из них приходилось на западные рубежи. Этот дисбаланс отмечался, кстати, в отчете Рабоче-крестьянской инспекции в июне 1925 года[128]. При этом на морские границы отводилось значительно меньше средств, чем на сухопутные: в 1925 году на Архангельский и Мурманский участки вплоть до Пскова приходилось всего лишь 28 патрульных кораблей с 380 членами экипажа. Здесь ощущалась острая нехватка прожекторных станций, сигнальных огней и моторных лодок, необходимых для преследования контрабандистов на мелководье[129].

Будущие пограничники набирались из числа юношей, призываемых на двухлетнюю обязательную воинскую службу. Обычно их возраст составлял 22 года. Предпочтение отдавалось призывникам, не являвшимся уроженцами пограничных районов. Заметим, что речь не шла ни об этническом критерии, как в польском Корпусе охраны границы, куда не брали этнических белорусов и украинцев[130], ни о языковом, как это было в Российской империи, где в пограничной охране не могли служить «инородцы», не владевшие русским языком[131]. Здесь мы имеем дело прежде всего со стремлением предотвратить коррупцию за счет географической мобильности. Помимо этого, чтобы избежать излишней близости между местным населением и пограничниками, были предприняты усилия по строительству казарм на новых границах и ремонту имеющихся на старых. Процесс, однако, шел медленно. В 1926 году 37 погранзастав и 8 комендатур Псковского, Островского и Себежского пограничных отрядов располагали лишь 17 пригодными к использованию зданиями[132]. В отчетах также подчеркивалась необходимость ликвидировать безграмотность среди пограничников и увеличить долю комсомольцев среди призываемых на службу.

6 апреля 1925 года комиссия Рабкрина представила результаты проверки пограничной охраны в Ленинградском военном округе[133]