Читать книгу Вне подозрений - Сабин Дюран - Страница 6

– Секс! Вот что тебе нужно – поездка за город и секс! Люди тратят бешеные деньги на психологов, супружескую психотерапию, когнитивно-поведенческую коррекцию… А я тебе говорю – нет такой семейной проблемы, которую нельзя решить путем качественного траха!

– Однозначно, – соглашаюсь я.

– Ну правда. Придется тебе как-нибудь до него достучаться, убедить. Ты от номера в отеле еще не отказалась?

Я грустно мотаю головой и обреченно пищу:

– Ванна на ножках… Частичный вид на море…

– Заставь его! Обмани, обхитри. Ну а если все равно не захочет, вместо него с тобой поеду я!

Мы с Кларой лакомимся. Это кафе на Эксмут-Маркет, в северо-восточном Лондоне, явно претендует на звание ультрамодного заведения: кофе у них обжарен «кустарным способом». Что бы это значило? Может, в подвале томится в заточении парочка кустарей-ремесленников? И они жарят, жарят, жарят кофе… Клара заказала капучино «Белоснежный ангел», я для смеха – двойной эспрессо «Черный дьявол». Десерт был выбран единогласно – имбирный хлебец с ванилью и японским цитроном (честно-честно!). Вторник, разгар дня. У Клары сегодня сокращенный рабочий день, до обеда; я же после съемок поехала на такси не домой, а сюда. Чувствую себя прогульщицей.

Лицо миниатюрной стройной Клары выдает яркую индивидуальность: темно-синие глаза, заостренный нос, широкий лоб, под выступающими скулами – затененные впадины. Она бесподобна. И совершенно нетщеславна. Я рядом с ней выгляжу безликой серой мышью. Порой любуюсь ее расклешенной вельветовой юбкой, старушечьим твидовым пиджаком или мешковатой французской рыбацкой сумкой – и завидую: «Почему в моем гардеробе нет подобных вещичек?» Впрочем, ответ я знаю. Вовсе не вещи делают Клару такой стильной; не вещи, нет – она сама. Чувство стиля у моей подруги – врожденное.

– Ну, ты как? – Склонив голову, Клара изучает мое лицо.

Время до прихода Филиппа вчера тянулось бесконечно, я никак не могла найти себе места, совершенно потеряла голову от ужаса. И позвонила Кларе. Мне хотелось увидеть ее – немедленно, срочно! Вчера меня душили горькие, мучительные рыдания… А сегодня я взяла себя в руки, но лучше не стало. Переживать такие отчаянные, сильные чувства ой как не просто! Помню, в каком состоянии сама Клара появилась на моем пороге после крупной ссоры с Питом. Она залила всю кухню слезами, плакала так горько и сильно, что даже начала икать, как младенец. Утром я ее разбудила, напоила кофе, и она поковыляла к метро, клятвенно пообещав вечером приехать снова. Но в следующий раз мы увиделись лишь через несколько недель – они с Питом решили жить вместе, и все у них было чудесно. Иногда дружба перерождается постепенно, исподволь, и до поры до времени это почти незаметно; а потом вдруг – раз! – что-нибудь случается, и перемены всплывают на поверхность. Тогда я поняла – пока на горизонте есть Пит, мы с Кларой, конечно, при необходимости будем друг для друга «в доступе», на случай атомной войны, как мы шутили в юности. Но чтобы рядом каждый день, как раньше… такого уже не будет.

– В этом году очень ранняя Пасха, – говорит Клара. – Что у вас за планы? Снова кататься на лыжах? Или на… где вы были в прошлом году… на Ямайку?

– Нет, страсть Филиппа к экзотическим путешествиям, слава богу, прошла. Работа…

Наш коттедж в Пизенхолле – вот куда я хочу. Филипп купил его на свою первую премию. Уютная кухня, скрипучие полы в спальнях – крепкий, добротный дом; его стены истосковались по любящей, дружной семье, он заслуживает того, чтобы под его крышей поселилось счастье. Но стоит пустой и ждет нас. Словно брошенный на обочине старый преданный пес…

– Слушай, – решаюсь я, – а давай на Пасху все вместе съездим в Суффолк, в наш дом!

– Суффолк? Ой, не знаю…

– Будем гулять, выберемся к морю. Дом соскучился по нашему смеху, пора его оживить!

Клара улыбается. Уклончивая, ничего не обещающая улыбка.

Я сдуваюсь, будто из меня выпустили воздух. Ладно, нечего киснуть! Знаю – порой я жду от Клары слишком многого.

– Как там Пит? – мягко спрашиваю я.

– В полном порядке, – легкое движение плечами.

Пит – художник, создает инсталляции. Должен создавать. Вместо этого он бóльшую часть времени проводит у плиты и создает кучу грязной посуды. Они с Филиппом раньше дружили, и мы вчетвером часто бывали вместе: занимались серфингом в Корнуолле, гоняли на велосипедах по Сюррею, кутили в Сохо… Но все меняется. Наши жизненные дорожки разбежались в разные стороны. И теперь я иногда привираю – вынужденно. Катание на лыжах, поездки на Ямайку (вообще-то мы отдыхали на острове Невис в Карибском море) – об этом лучше не упоминать, иначе в груди от неловкости начинается бешеная пульсация… Как-то мы вчетвером ужинали в китайском ресторанчике рядом с домом ребят, и Пит вдруг накинулся на реформу среднего образования, на независимые школы: мол, если предоставить государственным школам полное самоуправление и финансовую самостоятельность, если дать директорам право привлекать средства от спонсоров и благотворителей, это приведет к полной приватизации государственного образования, к тому, что первую скрипку в школьном управлении будут играть местные богачи. Он с жаром отстаивал бесплатное образование, а над столиком, ухмыляясь и пританцовывая, подвисла воображаемая картинка элитной частной школы – Миллиной школы, на которой настоял Филипп. Чопорная униформа, плавательный бассейн, целый автопарк ярких синих автобусов… мельтешащие кадры из диснеевского мультика. Я избегала Клариного взгляда. Знаю, и она, и Пит считают, что мы с Филиппом оторвались от реальной жизни, перестали видеть ее истинные ценности. И ведь они правы! Я слабая и ведомая; могла бы спорить с Филиппом, не соглашаться… но почему-то ему не перечу. Наверное, боюсь рассердить…

Идет дождь, порывистый ветер с громким стуком швыряет в окно струи воды. Двери в кафе тянутся от пола до потолка, летом их распахивают настежь. Сейчас они закрыты, горит свет – над каждым деревянным столиком, раскачиваясь и отбрасывая пляшущие тени, свисает голая лампочка без абажура. Очередная модная фишка. Антураж строгий и минималистский, но здесь уютно.

– В такую погоду только горячее рагу из говядины уплетать. Помнишь, как у Вирджинии Вулф? – говорю я.

Еще бы ей не помнить, книга «На маяк» входила в программу обязательного чтения в старших классах. Мы обе заливаемся смехом. А потом Клара спрашивает о маме. Смирилась ли я?

Отвожу взгляд за окно. Мимо кафе пробегают две женщины; согнувшись и втянув головы в плечи, держат над собой зонтики – словно им невдомек, что зонты можно поднять повыше, тогда и спина выпрямится. Клара редко задает такие вопросы. Знает, что я не любитель говорить на эту тему. Не избегаю ее, нет, просто не хочу, вспоминая детство, вновь расстраиваться.

Глоток воды. Несмотря на все мои старания, изнутри поднимается саднящая боль, растекается по телу противной мутью. Я с трудом сглатываю.

– В общем, да. – Надеюсь, голос звучит спокойно. – С чувством вины почти справилась. Понимаю, что не виновата… Я из кожи вон лезла, чтобы заставить ее бросить пить, делала все возможное. Да, уже смирилась. Во всяком случае, мне так кажется. Но ответственность все равно еще чувствую. Иногда ловлю себя на мысли – надо поехать, проведать, как она. Потом спохватываюсь – некого уже проведывать. И даже вздыхаю с облегчением…

Клара сжимает губы. Где-то я уже видела такое выражение лица. Точно! Вчера, у констебля Морроу. Надо же, пронзает меня открытие, я-то приняла ее гримаску за проявление женской солидарности; думала, она сочувствует мне по поводу предстоящей экзекуции – бесконечных расспросов Периваля. На самом же деле такое лицо, как вот сейчас у Клары, выражает беспомощное сожаление не о том, что будет, а о том, что в моей жизни уже случилось. И случается вновь и вновь – и ничего я не могу с этим поделать…

– А помнишь индийский соус – сливовый чатни, – который готовила твоя соседка? Она частенько угощала нас сырными бутербродами. «Дабл глостер» и чатни…

Неважно, что именно говорит Клара. Важно другое – ее слова пробуждают волшебные струны, поворачивая время вспять, выуживая счастливые детские воспоминания из той поры, которая редко бывала для меня счастливой. И я улыбаюсь:

– Вечно она нас подкармливала. А сливы были из ее собственного сада, такие кислые, что их сырыми есть невозможно. Потому она их и варила. Уж я-то знаю, не раз лазила на ее деревья и пробовала эту гадость на вкус.

Спрашиваю у Клары, как дела у ее родителей. Они молодцы, бодры и полны сил – настоящая старая гвардия, не желающая сдаваться возрасту и просто доживать свой век. Вспоминаем давних приятелей, Джастиса и Анну… Сколько же я их не видела?… Несколько месяцев. Или лет?

– Анна передавала привет, – задумчиво протягивает Клара. – Говорила, что оставляла тебе сообщение…

– Да, оставляла. А я бессовестная. Знаешь, они так далеко живут…

– Знаю…

Вранье. Дело вовсе не в расстоянии. Просто они не по душе Филиппу, а я… я сама виновата. Безропотно позволила втянуть себя в Филиппов мир, отдалившись от своих друзей… Я сама допустила, чтобы они ускользали от меня все дальше.

Лучше сменить тему. И я, стараясь не выдать своей зависти, как можно беспечнее спрашиваю Клару о детях. Дочь – ей одиннадцать – стала интересоваться мальчиками. Старшему сыну надо бы поднапрячься и подогнать учебу, не то с его нынешними оценками в старшие классы не примут, а без них университета не видать как своих ушей. Младший доводит ее до белого каления, вечно у него грязь и бардак. Клара надевает маску тупого подростка и гнусавит:

– Ну где моя кофта «Топман»? Чё, еще грязная?! Я ж ее на пол бросал! А чё она до сих пор не постиралась?!

Преувеличивать кошмарность своих отпрысков – еще один Кларин способ меня поддержать, показать мне, что большая семья – вовсе не залог счастья.

Разговор перескакивает на работу: заведующий кафедрой ударился в политику, десятый класс отбился от рук. Клара спрашивает про Робин – ее все мои знакомые обожают, – и я рассказываю, какая умница наша новоиспеченная мамочка.

– Надеюсь, на Пасху с ней увижусь. И ты тоже, если поедешь со мной.

Клара хочет знать, нашла ли я подход к Марте.

– Если бы… – Вздыхаю. – Я хочу с ней подружиться. Меня вечно мучает мысль, что она одна-одинешенька в чужой стране, должно быть, чувствует себя ужасно… Но все мои попытки поговорить с ней почему-то проваливаются. Она, кажется, не хочет иметь со мной дела.

– Может, у тебя завышенные ожидания? Вряд ли она станет второй Робин.

– У нее маниакальная страсть к уборке.

– Разве это плохо?

– Наверное, не плохо. Хорошо. Да и Милли с ней вроде ладит. С Милли Марта совсем другая. Это перевешивает все.