Читать книгу Смерть ростовщика - Садриддин Айни - Страница 4

Однажды я прогуливался с этим же приятелем возле водоёма Диванбеги – единственном месте в Бухаре, где можно было отдо-

хнуть. Вдруг мой приятель остановился и указал мне на человека, входившего к цирюльнику.

– Вот он – Кори Ишкамба!

Я успел увидеть лишь спину человека со странным прозвищем «Желудок».

– Пока Кори Ишкамба бреется, я побуду здесь, успею рассмотреть его как следует, – сказал я приятелю. – Представится удобный случай – познакомлюсь и спрошу о худжре.

Приятель ушёл, а я уселся на суфе у цирюльни и, стараясь не привлекать внимания, принялся разглядывать Кори Ишкамбу.

Он оказался человекам среднего роста, и живот у него действительно был непомерно большой – такого я не видел ни у кого из толстяков. Жирное, расплывшееся тело и толстая короткая шея были под стать животу. На широком полном лице Кори Ишкамбы росла длинная борода, густая и спутанная, как заросли травы.

Тут я подумал, что если б Кори Ишкамбе сбросить бороду, он стал бы действительно похож на желудок, вынутый из освежеванного верблюда, разве что отличался б от него ещё большей величиной да цветом, напоминающим кожу облезлого после чесотки верблюда.

Кто знает, может, ему дали прозвище «Ишкамба» не только за огромный живот, но и за то, что он весь – с головы до ног – походил на желудок.

Настала очередь бриться Кори Ишкамбе.

– Будьте любезны, садитесь на скамеечку! – обратился к нему ци-рюльник, натачивая бритву на точильном камне.

Кори Ишкамба тяжело поднялся – то ли ему трудно было поднять своё грузное тело, то ли недуг какой давал себя знать…

Сняв с головы чалму, он хотел было повесить её на деревянный колышек, поверх полотенец парикмахера. Мастер поспешно положил бритву и брусок на полочку у зеркала и обеими руками принял у Кори Ишкамбы его чалму.

– Ваша чалма чуть не в пуд весом, – сказал он полушутливо. – Если её повесить на колышек, он наверняка обломится, полотенца полетят на землю и перепачкаются. – С этими словами он положил чалму на небольшую суфу в углу комнаты.

Хотя чалма Кори Ишкамбы действительно была чрезмерно велика – вдвое больше чалмы любого муллы, – все же колышек, разумеется, не обломился бы под её тяжестью. Мастер просто побоялся, что чалма испачкает его полотенца: в складках её густо залегла пыль, сбившаяся в липкую грязь, – можно было подумать, что Кори Ишкамба наворачивал на голову не кисею, а тряпку для мытья полов.

– Это хорошо, что вы позаботились о своих полотенцах, заодно по-берегли и мою чалму, – сказал в ответ Кори Ишкамба. – Если бы колышек, обломился, то и моя чалма оказалась бы в пыли, а я бы понёс убыток: ведь на её стирку требуется по меньшей мере пять золотников мыла!

– Ну уж вы скажете, – заметил цирюльник. – Вашей ли чалме бояться пыли! Видать, давненько ей, бедняге, не приходилось полоскаться в лохани. По правде сказать, она грязнее вот этого земляного пола.

– Не думаете ли вы, что такую большую чалму можно класть в ло-хань каждую неделю? – возразил Кори Ишкамба. – Этак недолго разориться на мыле!

– Что же вы не заведете чалму поменьше? И материи пошло бы не так много, и стирать легче. Ну, и на мыле скопили бы себе состояние!

– Эх, что вы понимаете! Моя чалма не простая, – без тени улыбки ответил Кори Ишкамба, – она помогает мне и на свадьбах получше угоститься, и на похоронах получить кусок ткани побольше.* Когда я в такой чалме явлюсь на похороны, то мне дают по два аршина бязи или ситца, хотя всем другим отрывают по одному. А на свадебном пиру предо мной ставят блюдо побольше и плов накладывают пожирнее да с мясом.

Разговаривая мастер не переставал водить бритвой по бруску. Наточив и направив бритву, он обвязал шею Кори Ишкамбы полотенцем и приступил к бритью.

– Кто вас не знает, тот не пригласит ни на свадьбу, ни на похороны, а кто знает, то встретит так, как найдёт нужным: не поглядит на размеры вашей чалмы. Так зачем же тратить лишнюю ткань.

– Ну и простак же вы, братец! Ежели б я довольствовался тем, что получаю на тех поминках, на которые меня приглашают, я и за бритьё не мог бы заплатить! Полуденную молитву я совершаю в мечети Диванбеги. Каждого покойника, которого туда приносят, – знаком он был мне или нет, – я провожаю до могилы и получаю свою долю!

– Не так-то уж много вы тратите на бритьё, чтобы стоило беспоко-иться о деньгах! – сказал с усмешкой цирюльник, смачивая водой и массируя ему голову. – Люди бреются по два раза в неделю, а вы – раз в два месяца, да и то платите половину.

Эти слова заставили меня внимательно взглянуть на голову Кори Ишкамбы. Волосы у него действительно отросли, как у заключённых в эмирском зиндане**, и спутанными прядями покрывали лоб, виски, затылок, сплетаясь с бородой, как нити основы и утка. На темени виднелась плешь величиной с ладонь.

Замечание цирюльника, видимо, сильно задело Кори Ишкамбу. Он высвободил свою голову из его рук и, взглянув ему в глаза, провозгласил с обидой в голосе:

– Брею я голову каждую неделю или раз в два месяца – это моё дело. Длинные у меня волосы или короткие – вы всё равно проводите бритвой только один раз. Когда вы снимаете волосы подлиннее, вам не приходит-

* «Получить кусок ткани побольше…» – По обычаю, после похорон в память о покойном все присутствующие на кладбище родственники умершего и участники траурной процессии получали куски материи – йиртиш.

** Зиндан – темница, подземная тюрьма.

ся лишний раз проводить бритвой по одному и тому же месту. А если я плачу меньше других – так и на это зря обижаетесь: сами видите – половину моей головы занимает плешь, по ней вы совсем не водите бритвой!

Надо же принять это во внимание!

Вероятно, желая успокоить Кори Ишкамбу, мастер мягко сказал:

– Я ведь только пошутил. Мало ли дадите, много ли, дядюшка Кори, всё равно приму ваши деньги с признательностью и буду считать их благословенными.

Кончив брить голову Кори Ишкамбе, цирюльник снял с его шеи полотенце и стряхнул волосы в ящик. Он собирался повязать полотенце снова, чтобы, смочив голову, соскоблить бритвой грязь с кожи, но Кори Ишкамба остановил его:

– Не надо, подровняйте немного усы, и хватит. Мне некогда, спешу!

– Торопитесь на чьи-нибудь похороны? – спросил мастер.

– Нет, – не поняв скрытой иронии возразил, Кори Ишкамба. – Если и случится попасть сегодня на похороны, то не раньше полудня. – Он взглянул на настенные часы. – А сейчас всего десять.

– Что же за неотложное у вас дело? Спешите незваным гостем на чью-нибудь свадьбу?

Кори Ишкамба опять не заметил издевки. Он ответил серьёзно и спокойно:

– Дело в том, что как раз в это время в банке завтракают. Стоит опо-здать, и я лишусь вкусного сладкого чая.

Весь этот разговор вызвал у меня сильное недоумение.

«У этого человека несколько собственных худжр в медресе, – рассуждал я, – почему же он экономит даже ничтожную мелочь на бритьё, рассчитывает на дары, раздаваемые на похоронах незнакомых ему людей? А если он нищий и мой приятель просто подшутил надо мной, сказав, что он может сдать худжру, как же в таком случае Кори Ишкамба притязает на знакомство со служащими банка, даже ходит к ним пить чай?.. Ну, да ладно, если даже приятель решил разыграть меня, всё равно тип мне попался презабавный. Стоит понаблюдать за этим человеком, узнать его повадки, послушать его разговоры. Для меня, любителя разгадывать странные характеры, это настоящая находка. Не беда, если у него нет худжры или он не захочет сдать её, – он и сам по себе представляет для меня большой интерес. Послежу за ним, выясню, что он за птица. Разговор о жилье послужит поводом для знакомства».

Кори Ишкамба еле дождался, пока мастер кончил подстригать ему усы. Едва тот снял с его шеи полотенце, как толстяк, сопя, поднялся со скамейки, схватил свою чалму, напялил на голову и поспешно вышел.

– Эй, дядюшка Кори, а деньги! – закричал ему вслед парикмахер.

Но Кори Ишкамба, не останавливаясь, бросил через плечо:

– В следующий раз заплачу сразу за два бритья. – И он так быстро скрылся в толпе, что мне пришлось отказаться от мысли познакомиться с ним в этот раз.

Долго ещё бродил я потом по улицам вдоль лавок, но увидеть его мне так и не довелось.