Читать книгу Варвара выступает в поход - Салма Кальк - Страница 3

Я проснулась в полной темноте, и поняла, что дурацкий сон продолжается.

В больнице есть окна, а в коридоре есть сестринский пост, на нём обычно свет горит какой-нибудь. А дома я и без света всё знаю. Тут же…

Правда, кровать уже знакомая. Хотя если на ощупь, то какая там кровать, ящик с соломой, застеленный какой-то тряпкой. Как в плохом историческом кино.

Значит, что у нас вообще есть? Что я помню последнее?

Тот день не задался с самого начала. Мне не заплатили за работу, и я не смогла заплатить за массаж. Пришлось звонить массажисту и договариваться, что начнём курс не завтра с утра, как договаривались, а на следующей неделе. К понедельнику-то уже почешутся, наверное! И вообще, как им работу, так подай вовремя, а как заплатить – ну, сегодня не вышло, извините.

Я уже давно работаю в сети. Пишу новости, статьи, рекламные материалы. Это проще, чем учитель русского языка и литературы – моя специальность по диплому. О нет, я проработала в школе пять лет. Больше не смогла.

И это не так физически тяжело, как танцевать на сцене. Но и… не так вдохновляюще, конечно. Танец – это моя первая специальность, главная, настоящая. Но увы, однажды случилась травма, она повлекла за собой воспаление суставов, и теперь я уже не могу даже вести хобби-группы с детьми. А бывало, солировала в балете на нашей местной сцене.

Но… эти мгновения остались только в памяти – и на фото. Сейчас и вес не тот, и спина вся скрюченная, и подвижности такой уже нет, и голова от нагрузки болит. Стас говорит, что не нужно рассчитывать на вечную молодость, и в сорок лет не будешь такой же, как в двадцать… То есть говорил, конечно. Скотина. Наверное, тогда уже со своей бабой новой гулял, когда говорил.

Вообще он и ко мне ушёл от другой жены. Сам ушёл, я на верёвке не тянула. Говорил, что любит – не может. Стихи писал. Корявенькие, но мне всё равно было приятно. Вам часто стихи посвящают, ну хоть бы и корявенькие? Мне вот – не очень, обычно это я мужикам стихи писала. Пока юная была и не перегорела. Поэтому нравилось чувствовать себя прекрасной дамой. А сейчас он перед той своей бабой соловьем разливается. Ещё и оправдывался – мол, люблю её, жизни без неё нет. Я не удержалась, сказала – что, так же, как раньше без меня не было? И ещё сказала, что на языке было в тот момент. Ничего, для него хорошего, как можно догадаться. Он замолк, нахмурился и пошёл вещи собирать. Вот и лети, голубок, лети. Всё равно последние пару лет жили с ним, как соседи, только что бюджет общий. Ни он меня не привлекал, ни я его. Но это я так думала, пока был под боком, а как засобирался восвояси – так горько на душе стало, что ох. Десять лет просто так за борт не выбросишь, уже, можно сказать, проросли друг в друга. Знали, кто что любит, какими словами лучше разговаривать, чтоб дошло, а каких не произносить, какую покупать еду и одежду, где и как отдыхать. И что – всё это знание теперь в никуда?

Вообще у него там, как оказалось, ребёнок нарисовался. Мне-то, увы, бесплодие поставили ещё в двадцать пять, и всё говорили, что ещё вот такими гормонами полечиться и вот этими, и я даже слушала и лечилась. А потом из-за тех гормонов начались новообразования, а их снова лечили гормонами, и сбитый обмен веществ, и вес, как будто я ем в три раза больше, чем на самом деле. И нагрузка на ноги, и треклятые воспаления суставов, причину которых так никто и не нашёл.

В общем, всё случилось разом – с утра облом с зарплатой с одного из сайтов, потом Стас вещи собирал – и слава богу, что хватило ума не расписываться с ним, а то бы ещё и квартиру сейчас делили, а это вообще моё единственное имущество, другого нет. Это я себя так утешала. А вечером позвонила Кристинка.

Кристинка – моя двоюродная сестра. Очень поздний ребёнок папиной младшей сестры, единственный, залюбленный и берегов не знающий. У неё своя строительная фирмочка небольшая, коттеджи строят и ремонты делают. И дочка десяти лет, Маша. Вот про Машу-то она и позвонила.

– Варь, привет. Тут к тебе дело.

– Привет, рассказывай, – такое начало ничего хорошего не предвещало.

– Понимаешь, нам сказали, что самая лучшая школа – это которую у вас рядом построили.

– Ну может быть, – я не знаю, сама не работала.

Но новое же всегда хорошо, в новой школе и ремонт приличный, и оборудование. И вроде даже бассейн есть.

– Так вот, нам надо Машу туда устроить. Чем скорее, тем лучше. Даже если посреди учебного года. Но туда только с вашей пропиской берут.

Кристина живёт совсем в другом районе города, это точно. Практически даже за городом, в совсем новом микрорайоне, туда без машины не доберёшься. С их пропиской могут не взять.

– Говорят, сейчас за деньги можно любую прописку сделать.

И уж кому, как ни Кристинке, это знать. Она в теме.

– Да я знаю, но ездить-то она как будет! А нам с Петей некогда её возить. Короче, давай так: мы поживём у тебя, а ты у нас. Тебе-то какая разница, ты всё равно из дома работаешь.

– Ничего себе ты загнула – какая разница! Есть мне разница, не поверишь.

– Да нету, на самом-то деле! Ну куда тебе ходить – магазины у нас тоже есть, и аптека, а что тебе ещё надо?

Вот так. Что тебе ещё надо. Будто мне не сорок, а все восемьдесят. Ну Кристине-то тридцать, ей, наверное, так и видится от себя.

– Знаешь, даже если ты забыла, сколько мне лет, и что у меня вполне есть какая-то жизнь, то здесь ещё и поликлиника рядом. А я, как ты помнишь, дважды в год только прокапываться ложусь.

И вообще – какова наглость!

– Ничего, такси вызовешь и доедешь, – сообщила дорогая сестрица. – Ладно, ты там подумай, я завтра позвоню, конкретно договоримся. Я на выходные машину закажу, вещи вывозить.

– Я тебе согласия не давала, – у меня прямо перед глазами потемнело всё от такой наглости.

– А я твоего согласия и не спрашиваю, ясно? Если что-то не понятно – Петя завтра подскочит и объяснит.

И трубку бросила, зараза такая. Ну я ей задам!

Увы, телефон тётки не отвечал. Наверное, в курсе всего, и не хочет сейчас меня слушать.

Мне доводилось ловить обрывки разговоров о том, что сестрица моя с мужем ведут бизнес нечестно. Берёт деньги и не отдаёт, не брезгует шантажом и угрозами, а её муженёк чуть что – зовёт на помощь друзей «с раёна». И что, мне завтра тоже будут угрожать?

Квартира моя, от покойных родителей в наследство осталась. Ещё только не хватало, чтобы Кристинка её взялась отбирать!

Ну что ж такое, почему опять всё валится, и всё на меня! А я не хочу ничего решать! Ни-че-го! Не как в меме, где «я девочка, я хочу платье», без платья обойдусь, нет сейчас такого платья, в котором моя нынешняя фигура мне понравится. Но почему я должна сидеть без зарплаты и урезонивать зарвавшуюся сестрицу? Хоть бы был кто-нибудь, кого помочь попросить, так некого ведь! А у меня – нет сил! Совсем! Я больной человек, сколько можно повторять!

Работать, где и как хотела, не вышло. Семьи нормальной свыше не дали. Я Стаса любила, как сумасшедшая, никого не слушала, даже его самого – когда говорил, что я для него не так уж и хороша. Деньги всю жизнь зарабатываю, как проклятая, и не могу сказать, что очень удачно. Что ж ещё-то на меня за напасти?

Села, поревела. Хорошо, качественно. Я всегда реву, чуть что, многих это раздражает. Но что поделать, если я – такая вот? Какая уродилась, другой не дали.

Я собралась и пошла на улицу, в магазин за хлебом. Нужно было днём, конечно, сейчас уже весь приличный разобрали. Ну уж как будет.

Двор у нас с серьёзным перепадом высот, и лестницу вниз, к магазинам, замело снегом. Плитка подстыла, и сделалась скользкой, и нужно было идти очень осторожно. Я и шла, но увечная нога подвернулась, стрельнула острой болью… и я полетела вниз.

Подумала ещё – что ж я лечу-то так долго?

И ударилась – сначала спиной об ребро ступени, а потом и головой – обо что-то очень твёрдое. И всё, долетела.

Открытые глаза увидели всё тот же потолок с паутиной, облезлые стены, стол с глиняным кувшином. Стоп, света ж нет?

Точно, нет. Но это… больше не является помехой.

Я не только вижу странный сон, но в том сне ещё и вижу в темноте.