Читать книгу Любовь против нелюбви - Салма Кальк - Страница 12

В своё третье пробуждение Катерина Петровна убедилась, что проклятый сон никуда не делся. Не помогло ничего из того, что должно было – ни сказанное «куда ночь, туда и сон», ни неумело сотворённое крестное знамение (никогда не была крещена, и даже на старости лет не сподобилась, но слышала, что в особых случаях всё равно помогает), ни тихонечко сказанные нехорошие слова.

По-прежнему вокруг возвышались непонятные каменные стены, свет проникал через грязное окно, а у неё было худое лёгкое тело и очень длинные рыжие волосы. Одето это тело было в ночную рубашку – самую простую, без рисунка, до пят, у горла и на манжетах – верёвочки завязаны. Она посмотрела – ну да, из ниток плетёные верёвочки, даже не шнурки и не ленты атласные. Странно всё же.

Катерина Петровна ощупала лицо – ну вроде человечье, и на том спасибо. Два глаза, нос, рот. Уши проколоты – дома она этим баловством не увлекалась и детям не позволяла. Наталья уже сама проколола, когда в последнем классе школы училась, а Валере Катерина Петровна не позволила – что за бред, только ещё не хватало! Хорошо хоть Володя этими глупостями не страдал, в неё уродился.

Она села на постели. Льняные простыни, шерстяное одеяло. Тёплое одеяло, хорошее, без него она бы уже от холода концы отдала.

Никакой печи в комнате не было. У окна грубо сколоченный стол, на нём – деревянное блюдо с яблоками. Яблоки лежали одно к одному – красные, красивые – Катерине Петровне так и захотелось взять то, что поближе, и откусить, но – вдруг немытые? И ходить по непонятно чем накрытому полу босиком тоже не хотелось – холодно.

Скрипнула дверь, открылась, запустила с улицы клуб морозного воздуха и ту старуху, которая в прошлое пробуждение Катерины сказала, что зовут её странным именем Мэгвин. А поскольку таких имён не бывает, то…

– О, поднялась. Вот и хорошо, – кивнула старуха, да как-то по-доброму.

Вроде и не улыбалась, и никаких слов особых не говорила – но Катерина поняла, что та ей не враг.

– Что происходит? – спросила Катерина. – Где я? Что это?

Она оглядела странное жилище.

– И где мой дом и мои дети?

– Твой дом и твои дети остались там, где и должны быть, – старуха взяла ковшик, набрала воды в деревянной бочке, поставила на стол.

Поискала в углу и нашла какие-то кожаные тапки с мехом внутри, дала Катерине. Надевай, мол. Той не нужно было повторять дважды, она надела.

Дальше происходило умывание – самым примитивным образом. Из угла Мэгвин достала деревянное ведро, и над тем ведром полила Катерине на руки. Вода, на удивление, была не ледяная, как следовало ожидать, а вполне комфортной температуры.

– А зубы чистить? – нахмурилась Катерина.

Дома у неё давно уже были протезы – не самые расфуфыренные, но качественные, хорошие. Здесь же вроде во рту нашлись нормальные зубы.

– А зубы чистить дома будешь, как вернёшься, – усмехнулась хозяйка. – Я так обхожусь, но я – не ты.

Зубов во рту у старухи сколько-то было – но и дыры зияли тоже.

Далее нужно было решить ещё с одной первейшей надобностью, но тут оказалось – как на даче в старые времена, пока Володя тёплый туалет к дому не пристроил. То же самое отхожее ведро – на все случаи жизни. Его содержимое хозяйка просто выплеснула за порог. Тьфу, как там ходить-то потом!

Мэгвин дала Катерине плащ – толстый, как хорошее зимнее пальто, и с меховым воротником, и капюшон тоже был.

– Надень пока, потом принесут твою одежду.

– Какую мою одежду и откуда принесут? Ту блузку дурацкую с рюшами, в которой меня Анна в гроб положить додумалась?

– Не знаю ничего ни о рюшах, ни об Анне – кто это? Дочка твоя? Одежду носила покойница Кэт, чьё место ты сейчас заняла. Одежда хорошая, тёплая и по здешним меркам богатая.

Старуха так глянула на Катерину, что та безропотно забралась обратно на кровать. А сама тем временем достала глиняную чашку, налила в неё воды, травы какой-то насыпала, протянула гостье.

– Пей, это хорошо восстанавливает силы.

И снова вода была не горячая, но – комфортной температуры, хоть и взяла её Мэгвин из той же бочки, что стояла в углу у холодной стены. На вкус питьё оказалось горьковатым, но терпимым.

Мэгвин же тем временем доставала из сундука хлеб, сыр и что-то ещё. И резала яблоки – суровым ножом, что висел в кожаных ножнах у неё на поясе. Выложила всё это на тарелку и поставила рядом с Катериной на кровать.

– Ешь. И спрашивай, разрешаю. Обещаю ответить честно.

Хлеб был какой-то сероватый, на вкус – будто не из пшеничной муки, а какой-то ещё. С отрубями? Со злаками? Сыр – овечий, вкусный. Мясо – вяленое, нарезанное тонкими полосками. Яблоки – сочные и сладкие, какой-то неведомый Катерине сорт, таких вкусных яблок она отродясь не ела – ни в молодости, пока ещё был Советский Союз, ни в зрелости, когда фрукты стали привозить со всего мира даже в их глубинку.

Стоило только начать – и Катерина поняла, что изрядно проголодалась. Правильно, сколько она уже не ела-то? Надо поесть. И нечего болтать, пока ест, потом поговорят. Тем более что хозяйка тоже ела. Отрезала своим огромным ножом маленькие кусочки и отправляла в рот, а оставшиеся зубы у неё были небольшими и аккуратными. Вилки у неё нет, что ли, зачем руками-то хватать?

Управившись с трапезой, Мэгвин смахнула крошки в тряпицу и за порог, и какие-то птицы с жёлтыми и красными грудками тут же прилетели и стали клевать те крошки. Мэгвин улыбнулась, что-то сказала – Катерина не разобрала, – взяла оставшийся кусочек хлеба и раскрошила им с улыбкой, произнося нараспев какие-то непонятные слова.

А потом закрыла дверь и уселась напротив Катерины.

– Ну что, спрашивай теперь.

Катерина уже собралась, даже рот раскрыла, но в дверь домика застучали – да как сильно и громко, очевидно – мужская рука.

– Кого там ещё принесло, – пробормотала Мэгвин и пошла открывать.

– Мэг, открой! Это я! Открой, я знаю, что ты там! Следы на снегу вижу! И птицы твои тут! – раздался снаружи молодой мужской голос.

Она открыла дверь – но не нараспашку, а только выглянула.

– Ну?

– Как оно, Мэг? Удалось?

– Я ещё вчера сказала, что удалось. Слаба она, встать пока не может. Одежду принёс?

– Вот, возьми, – в руки Мэгвин перекочевал увесистый тюк.

– И славно. Она головой сильно ударилась, когда упала, и ничего не помнит. Ни как её зовут, ни тебя. Она тебя сейчас и не узнает. Проснётся – я ей всё расскажу. Завтра приходи.

– Ладно, как скажешь, всё равно кроме тебя никто её на ноги не поставит, – согласился невидимый мужчина.

Мэгвин закрыла дверь и положила на лавку тот самый тюк.

– Кто это был? – нахмурилась Катерина.

– Твой муж, Робби Телфорд.