Читать книгу Я путешествую одна - Самюэль Бьорк - Страница 8

Миа Крюгер сидела на камне у берега, в белой шапке поверх вороных волос, укутавшись в плед. Была середина дня. В аптеке она услышала, как кто-то говорил, что весна в Трёнделаг в этом году пришла рано, но Мии все еще было холодно, и она не ощутила тепла, о котором говорили.

Осталось шесть дней. Шесть клеточек в календаре на кухне. Она почувствовала нетерпение.

Смерть не так страшна.

В последнее время это все прочней укоренялось в ее голове. Сохранять спокойствие. Знать, что скоро ее не станет. Она нашла пару таблеток в кармане куртки и запила их водой из бутылки. Миа улыбнулась про себя и посмотрела вдаль на море. Рыболовное судно скользило мимо вдоль горизонта. Апрельское солнце раскрашивало облака, отражаясь в воде около берега. В последние дни она много думала. О своих близких или о тех, кто ими был. Теперь осталась только она, а скоро и ее не станет. На этой планете. В этой реальности, как сказала бы бабушка. Миа улыбнулась и сделала еще глоток.

Сигрид всегда была всеобщей любимицей. Сигрид со светлыми длинными волосами. Умница в школе. Играла на флейте и в гандбол и дружила со всеми. Миа никогда не имела ничего против внимания, которое получала Сигрид. Сигрид никогда не использовала это внимание в дурных целях, ни разу не сказала плохого слова кому-либо или о чем-либо. Сигрид была просто-напросто невероятной. Но было очень здорово, когда бабушка отводила Мию в сторону и говорила, что та особенная:

Ты совершенно особенная, понимаешь? Другие дети тоже хорошие, но ты все знаешь, Миа, не правда ли? Ты видишь то, что другие не замечают.

Хотя бабушка и не была ей родной, Миа всегда чувствовала, что у них есть что-то общее. Какая-то связь. Может потому, что они были похожи внешне. Или потому что бабушка относилась к ней почти как к другу, сообщнику в том, чтобы быть другими. Бабушка рассказывала Мие все возможное о своей жизни, всегда называя вещи своими именами. Что у нее было много мужчин, и что их не стоит бояться – мужчины на самом деле как маленькие безобидные кролики. И что она может предсказывать будущее, что существуют другие реальности, поэтому не нужно бояться смерти. Это все христианство, говорила бабушка, трактует смерть как нечто отрицательное, чтобы мы ходили и боялись их бога, смерть – это ад или рай, но в любом случае конец всего, по их мнению. Но знаешь что, Миа, бабушка не уверена в том, что смерть – это конец всего. Во всяком случае, я ее не боюсь.

Дома в Осгордстранде злые языки прозвали бабушку ведьмой, но ее это мало беспокоило. Миа прекрасно понимала, что люди имели в виду: седые волосы вместе с сине-черными глазами делали бабушку непохожей на других. Она часто громко говорила в магазине о странных вещах или сидела в саду всю ночь, смотря на луну и смеясь сама с собой. Она умела делать то, что в Средневековье назвали бы ведьмиными проделками, и взяла Мию к себе как свою маленькую ученицу.

Миа чувствовала, что ей повезло. Она выросла в спокойном окружении. С доброй мамой и замечательным папой, и с бабушкой, живущей в нескольких домах от них. С бабушкой, которая видела ее по-настоящему и называла ее особенной.

Легкой походкой, Миа, помни, легкой походкой.

Последние перед смертью слова бабушка сказала, подмигнув своему особенному другу. Миа подняла бутылку к облакам.

Смерть не страшна.

Осталось шесть дней.

От таблеток ее начало клонить в сон. Миа Крюгер приняла еще несколько и прилегла на камень.

Ты совершенно особенная, Миа, понимаешь?

Может, поэтому она и выбрала полицейскую академию? Чтобы делать что-то абсолютно иное? Она думала и об этом в последние дни: почему она сделала такой выбор? Но пазл уже не складывался до конца. Время сдвинулось. В ее голове все изменилось. Сигрид уже больше не была той маленькой светлой Сигрид, она стала наркоманкой Сигрид, настоящим кошмаром. Мама и папа как будто умерли внутри, были удалены из мира, друг от друга, от нее. Миа переехала в город, попыталась взять пару курсов в Блиндерне[3], без энтузиазма, она даже не смогла прийти на экзамен. Может быть, это полицейская академия выбрала ее? Чтобы она очистила мир от таких, как Маркус Скуг?

Миа встала и, пошатываясь, пошла по набережной. Осушила бутылку и положила ее в карман куртки. Нашла еще пару таблеток и приняла их без запивки. Место чаек занял рыбацкий корабль, и единственным звуком остался спокойный шум волн.

Она выстрелила в него.

В Маркуса Скуга.

Два раза. Прямо в грудь.

Все произошло по чистой случайности. Они были на другом деле. Пропала девочка, и специальный отдел позвали все разнюхать. Как говорил Холгер, у нас не так много на повестке дня, Миа, поэтому пойдем, разнюхаем это дело.

Холгер Мунк. Миа с теплотой подумала о своем старом коллеге и уселась на край набережной, свесив ноги к воде. Все было так странно. Она убила человека, но не мучилась угрызениями совести. Совесть больше мучила ее из-за всего того, что случилось после. Грёнланд, Холгер Мунк, руководивший отделом, взявший ее из полицейской академии на работу, был переведен на другой участок. Специальный отдел закрыли. В глубине души она чувствовала, что это причинило боль – Холгер заплатил за то, что сделала она. Но само убийство не вызывало у нее беспокойства. Они шли по следу к озеру Трюванн, несколько джанки или хиппи – их всегда трудно отличить по телефону – так или иначе, кто-то припарковал свой трейлер, шумел и что-то праздновал. Холгер считал, что в этом месте нужно поискать пропавшую девочку. И они на самом деле нашли девочку, хоть и не ту, с бесцветными глазами и с иглой в руке, в этом грязном трейлере. А вместе с ней как из ниоткуда появился Маркус Скуг. И Миа, как справедливо записали во внутреннем отчете расследования, действовала непреднамеренно, превысила полномочия, без необходимости.

Миа затрясла головой от своей аморальности. Холгер Мунк был на ее стороне и сказал, что Скуг напал на нее первым, кроме того, на месте были найдены нож и топор. Но Миа знала, как все произошло на самом деле. Конечно же, она была достаточно тренирована, чтобы выстоять против ножа или топора в руках тощего джанки. Она могла выстрелить ему в ногу. В руку. Но не сделала этого. Она убила его. Мгновенная ненависть, когда весь остальной мир просто исчез для нее. Два выстрела прямо в грудь.

Если бы не Холгер Мунк, ее бы посадили. Она достала пустую бутылку из куртки, вылила в себя последние капли и снова подняла ее к облакам. Это уже не имеет никакого значения. Теперь все закончилось.

Наконец-то.

Осталось шесть дней.

Она поджала ноги, прислонилась щекой к грубой доске набережной и закрыла глаза.