Читать книгу Время перемен - Сара Груэн - Страница 3

Сижу и гадаю, как усмирить капающий кран. Может, заткнуть отверстие большим пальцем ноги? Изучаю побагровевшие от кипятка руки. Но тут раздается яростный стук в дверь.

– Ма! – истошно вопит Ева. – Эй, ма! Телефон!

Я резко наклоняюсь вперед, рискуя выплеснуть воду на пол.

– Кто звонит?

Но дочь уже убежала, и только в коридоре слышится топот удаляющихся шагов. В следующее мгновение дверь в ее спальню с грохотом захлопывается, в результате чего начинают бренчать зубные щетки над умывальником.

Я намеревалась продлить удовольствие и еще некоторое время понежиться в ванной, но Ева не оставляет выбора. Я лишена возможности попросить неизвестное лицо перезвонить. Вынимаю пробку и осторожно выбираюсь из ванны на толстый коврик. Снимаю с крючка полотенце и обматываю вокруг себя.

На пути к двери смотрю на себя в большое, в полный рост зеркало.

Жаль, что нельзя разгуливать, завернувшись в полотенце. Эта длина подходит мне идеально, закрывая проблемные зоны и выставляя на всеобщее обозрение изящные части тела. Если не знать, что на самом деле скрывается под полотенцем, можно по ошибке подумать, что у меня стройные бедра. Надо подобрать юбку такой же длины, хотя вряд ли появится шанс в ней покрасоваться. В последнее время я ношу только джинсы или бриджи. Нет, я не сетую на судьбу, просто к слову пришлось. До сих пор я просто об этом не задумывалась.

А если задуматься, то причин для сожалений достаточно. Не припомню, когда мы с Дэном в последний раз выходили в люди.

* * *

Я плетусь в спальню Мутти, оставляя за собой мокрые следы. Ева оставила дверь открытой и бросила телефонную трубку на кровать Мутти. Осторожно пристраиваюсь на краешек пухового одеяла: Мутти не выносит мятых покрывал, так что надо постараться свести ущерб к минимуму.

– Алло?

– Привет, дорогая. – Это звонит Дэн. Его голос прерывают помехи.

– Дэн! Где ты сейчас?

– Все еще в Канаде.

Улыбка сползает с лица.

– Почему? Что происходит? – Стараюсь, чтобы Дэн не почувствовал разочарования в голосе. Я-то думала, он уже по крайней мере в Огайо.

– Приобрел еще семь лошадей и жду результатов анализов. Приеду через пару дней.

Дэн по профессии ветеринарный врач, но его страстью стал центр по спасению лошадей, который носит название «Рассвет». Всю зиму он провел в разъездах, собирая лошадей по убогим разоряющимся фермам. Во времена расцвета гормонозаместительной терапии в защите обычно нуждались жеребята, а теперь спасать приходится всех подряд: жеребят, кобыл и жеребцов. «Рассвет» и другие подобные организации выискивают их в самых глухих уголках, избавляя от незавидной участи стать кормом для собак или закончить дни на мясном прилавке в одной из азиатских стран.

Я тихо вздыхаю, сожалея, что не сумела скрыть разочарование. Ведь я считала минуты до его возвращения, собиралась поговорить о злополучном телефонном звонке и заглушить угрызения совести. Надеялась на поддержку Дэна, хотела, чтобы он одобрил решение, в правильности которого я сама сомневаюсь.

Наступает неловкая пауза.

– Милая, – слышится из трубки голос Дэна, – у тебя все хорошо?

– Да, разумеется, – шепчу я, хватаясь рукой за голову. Страшно хочется плакать, но надо держать себя в руках. – Просто соскучилась по тебе.

– Я тоже скучаю. Но, может, что-то случилось? У тебя странный голос.

– Не важно.

– Очень важно, раз ты расстроилась.

– Ева на меня взъелась, а я умираю от тоски без тебя. Вот и все.

– Держись, через пару дней буду дома.

– Ладно. – С улыбкой стараюсь проглотить застрявший в горле комок, настраиваясь на нужный лад.

– Послушай, вот еще что… Требуется твоя помощь.

– Да? А в чем дело?

– Можешь пару раз переночевать у меня?

– Конечно, а зачем?

– Мэйзи должна вот-вот ожеребиться. Честер все это время был рядом с кобылой, но трое его детишек схватили стрептококковую инфекцию, и жена грозится его бросить, если он не вернется немедленно домой. Можешь подменить Честера до моего приезда?

– Э-э-э, да, разумеется. – Стараюсь, чтобы голос не выдал поднимающуюся в душе панику.

– Что такое?

– Ничего, все нормально.

– Тебе же раньше приходилось присутствовать при родах у лошадей?

– Вообще-то нет.

– Вон оно что. – Дэн некоторое время молчит. – Может, подыскать кого-нибудь еще?

– Нет-нет! Я справлюсь.

– Точно?

– Не сомневаюсь. – Туго затягиваю телефонный шнур вокруг пальцев, и их кончики белеют. – Просто объясни, какие основные признаки.

– Беспокойство, нервозность. Проверяй, не распухли ли половые органы.

– Так, половые органы, – машинально повторяю я и энергично киваю. – Что еще?

– Из сосков могут течь выделения, и они становятся похожими на воск.

– Ага, выделения. Поняла. – Я продолжаю мотать головой. – А еще что?

– Да, в общем, и все. Когда начнутся схватки, кобыла может лечь или встать на дыбы, бить копытом о землю. Вести себя беспокойно, ну и так далее.

– Понятно. А вдруг начнутся роды? Что тогда? – робко интересуюсь я.

– Ну, тут все просто. Проверь, чтобы вышли два копытца, а потом нос. Если этого не произойдет, немедленно вызывай на подмогу ветеринара. Его зовут Уолтер. Я оставил его данные в сумке с инструментом.

– Хорошо.

– Скорее всего, Мэйзи не ожеребится до моего приезда, но срок большой, так что надо проверять ее каждый час. Ах да, ночью можешь пользоваться веб-камерой. Я и сам обычно сплю перед телевизором.

– А я соображу, как с этим обращаться?

– Все предельно просто. Попроси Джуди, она объяснит. – Голос Дэна становится хриплым, в нем появляются нежные нотки. – Спасибо, детка. Когда вернусь, отблагодарю.

– Не сомневаюсь. Если только ты вообще когда-нибудь приедешь домой.

– Буду через пару дней, тогда все и наверстаем. Обещаю.

– Может, приготовить для тебя ужин? – воркую я в трубку.

– Что? За какие грехи? В чем я провинился? – с шутливым отчаянием кричит в трубку Дэн. – Ох, любимая, прости!

– Ладно уж, – фыркаю я. – Готовить не буду, но предупреждаю, вцеплюсь в тебя мертвой хваткой. – Тихонько поглаживаю трубку. – Дэн, я правда страшно соскучилась.

– Я тоже. Скоро вернусь, не сомневайся.

* * *

Мутти вытирает стол розовой губкой и вопросительно смотрит на большую спортивную сумку у меня в руках. В кухне пахнет хлоркой.

– В чем дело? – она удивленно поднимает бровь.

– Переночую сегодня у Дэна.

– А он уже вернулся?

– Нет. Но одна из его кобыл должна ожеребиться, а помочь некому.

На мгновение рука Мутти замирает в воздухе, и этот жест не ускользает от моего внимания. Однако она как ни в чем не бывало продолжает размашистыми движениями вытирать стол.

– Schatzlein, – обращается она ко мне, – а тебе когда-нибудь доводилось принимать роды у лошади?

– Нет, – уныло откликаюсь я и ставлю спортивную сумку на пол.

– И что ты собираешься делать, если кобыла надумает рожать?

– Позову на помощь Уолтера.

– Кого?

– Ветеринара, что работает с Дэном.

– А, понятно. – Мутти идет к раковине, прополаскивает губку и кладет ее за краном точно по центру.

– Дэн думает, кобыла продержится до его приезда, – утешаю я Мутти. – Вот только справишься ли ты с Евой? Она сейчас в таком состоянии…

Мутти идет ко мне, берет мою голову пропахшими хлоркой руками и целует в лоб.

– Не волнуйся, мы с Евой поладим. А теперь спеши на помощь своему Mann.

По-немецки это слово, разумеется, означает «муж». Я поднимаю с пола сумку и чувствую, как по телу пробегает противный холодок страха.

* * *

Длинная извилистая дорога к жилищу Дэна проходит между сосновых деревьев, таких высоких и густо посаженных, что в нижней части они выглядят худосочными от нехватки солнечного света. Дорога грязная, вся в ухабах и рытвинах, зимой она время от времени бывает завалена упавшими деревьями. Деревья обычно оттаскивают на обочину, где они спокойно догнивают.

Я еду на «Камри», которая практически осталась без подвески и так и не оправилась после прошлогоднего столкновения с грузовиком. Подпрыгивая на очередном ухабе, только морщусь. Объехать их не представляется возможным. Надо постараться, чтобы в одну и ту же яму одновременно попадало только одно колесо, а больше ничем не помочь. Что и говорить, не самая практичная машина для наших краев, но когда я ее покупала, то жила совсем в другом месте.

Владения Дэна фактически состоят из двух конюшен. Одна, что спереди, построена в 1811 году и представляет собой высокое красивое сооружение красного цвета. Недалеко от него находится, если можно так выразиться, сам дом, в котором, до того как его приобрел Дэн, никто не жил лет сто. Едва Дэн успел подписать все документы на покупку, как дом рухнул. За долгие годы муравьи-древоточцы и жуки-древогрызы, а также обильные снегопады сделали свое дело. На следующее утро после падения у останков дома собрались местные старожилы. Попыхивая трубками из стержня кукурузного початка, они сочувственно похлопывали по плечу бездомного, убитого горем Дэна и мягко журили его за нерасторопность, Мол, надо было подсуетиться и застраховать свою собственность.

Сделанный из булыжников камин и панели по трем углам стоят невредимые до сих пор, но остальная конструкция лежит грудой руин, напоминая разваливающийся корпус затонувшего галеона или грудную клетку ветхого скелета. Дэн продает дерево местным плотникам, которые высоко ценят его структуру, прожилки и цвет, что проявляются только после покрытия лаком. Остается только пожелать, чтобы они действовали поживее и помогли скорее избавиться от проклятой развалины.

За двумя вышеописанными строениями находится плоское бетонное здание с восемнадцатью денниками. Там Дэн обустроил изолятор и врачебный кабинет. Правда, в этом году две операционные со столами, снабженными гидравлическим приводом, использовались нечасто. Отчаянные старания Дэна спасти жеребых кобыл, у которых добывали варварским способом мочу для изготовления омолаживающих препаратов, привели к тому, что он все больше отдаляется от профессии ветеринара. И меня это настораживает. Финансовые дела Дэна официально меня не касаются, но надеюсь, вскоре я буду иметь к ним самое непосредственное отношение.

Еще дальше, за полоской реденьких худосочных деревьев, стоит трейлер Дэна, приобретенный еще до катастрофы с домом. Дэн собирался на время поселиться там с ныне покойной женой Джил, пока ремонтируется дом. Это было одиннадцать лет назад. А теперь трейлер покоится на двух бетонных опорах, а под ним собирается мусор и отбросы, а также нашли пристанище гнезда многочисленных грызунов. При мысли о крысах меня бросает в дрожь.

Джуди в полном одиночестве убирает вилами дымящийся навоз в главной конюшне. Компанию ей составляет только припаркованный в проходе трактор. Мое появление ее удивляет. По крайней мере, если судить по выражению лица. Хотя по Джуди ничего не поймешь.

Джуди похожа на жердь, такая же тощая и длинная, а волосы всклокочены почище моих. Возле рта и на лбу пролегают глубокие морщины. Она носит круглые очки с толстыми стеклами, которые увеличивают глаза, и создается впечатление, что Джуди слегка косит.

– Эй, может, нужна помощь? – спрашиваю я и беру стоящие у стены вилы.

Джуди вытирает лоб тыльной стороной руки, оставляя на нем следы навоза.

– Ох, очень кстати.

– А где Честер?

– Уехал.

– Я думала, он пробудет здесь до конца дня.

– Тереза вконец измучилась. Трое детишек не спали всю ночь, а теперь, похоже, и она сама заболевает. Пригрозила, что уйдет от Честера, если он немедленно не явится домой.

– Ну, ее можно понять, – соглашаюсь я, заглядываю в денник и ужасаюсь царящему там беспорядку. Денник принадлежит Ринго, который раньше был выставочной лошадью, а потому его не выгоняли на пастбище. В результате он никогда там не опорожняется, а бережет все свое добро до вечера и, когда приходит в стойло, буквально устраивает там потоп. Потом он начинает расхаживать кругами, разнося мочу и экскременты по всем углам.

– Ух, – выдыхаю я.

– Ха, – отзывается через стену Джуди, – кто нашел, тот и убирает.

Я только пыхчу в ответ:

– Без лопаты здесь не обойтись.

Мы с Джуди все утро убираем навоз, чистим ведра и наполняем их свежей водой, замешиваем корм, вытираем пыль и снимаем паутину с окон, выгружаем содержимое трактора в навозную кучу и засыпаем сверху опилками. В завершение обрызгиваем водой и подметаем проход. Теперь конюшня сияет чистотой, и приводить сюда лошадей просто грех. Точно так же происходит с уборкой кухни: не успеешь все вычистить, как снова пора садиться за стол.

Справившись с делами, мы с Джуди сидим в кабинете Дэна и с жадностью поглощаем поздний ланч от «Раффлз», запивая его колой. Мы с ног до головы перепачканы навозом, слизью и прилипшими к волосам и одежде опилками. Я снимаю сапог и выбиваю его о видавшее виды кресло, вытряхиваю опилки из носка и отскребаю грязь от лодыжки. Потом ставлю ногу на ящик с гвоздями и снова откидываюсь на спинку кресла.

– А как там Мэйзи? – интересуюсь я с полным ртом, набитым лакричными конфетами. Стараюсь казаться беззаботной, а сама краешком глаза неотступно слежу за Джуди.

– По-моему, прекрасно. – Джуди складывает в ряд три колбаски «пепперони» и откусывает кончики. – Эй, да ты никак трусишь?

– Совсем чуточку.

– Ну и зря. Ничего страшного, – с безмятежным видом заверяет Джуди. – Просто помни: наша главная цель – здоровый жеребенок!

– Прости, Джуди, но это слабое утешение.

Джуди перестает жевать и смотрит на меня. Сквозь толстые стекла очков ее глаза кажутся огромными.

– Да ты и правда боишься! – удивляется она.

– Нисколько. То есть совсем немножко, – признаюсь я.

– Ты же сама рожала и знаешь, как это происходит.

– Верно. Только не всегда все получается, как запланировано.

Например, иногда случается разрыв матки. При этой мысли рука инстинктивно тянется к животу. Джуди молча следит за моими движениями.

– Послушай, остаться на ночь не могу, а то детишки натворят дел. Но если вдруг у Мэйзи начнутся роды и ты растеряешься, не стесняйся, звони, и я сразу же приеду.

Я жую мятную конфету, а на глаза наворачиваются слезы. Я страшно благодарна Джуди.

– Спасибо, Джуди. Мне действительно может понадобиться помощь.

* * *

После ланча Джуди уезжает по делам. Лошадей пригонят еще не скоро, и я направляюсь в кабинет Дэна и включаю компьютер. Пароль – мой день рождения. Как мило с его стороны.

Я не слишком хорошо разбираюсь в родах лошадей, а вот в «Google» ориентируюсь вполне сносно и вскоре нахожу нужный экспресс-курс. Так, какие проблемы возникают чаще всего? Ага, роды при тазовом предлежании? Пожалуйста, вся информация к вашим услугам. Патологические роды или не отделяется плацента? Будьте любезны, читайте четкие инструкции. Кроме того, можно позвонить Уолтеру. К огромному облегчению, узнаю из курса, что надо оставить кобылу в покое, и в большинстве случаев она прекрасно справляется сама, без посторонней помощи. Более того, настоятельно рекомендуется не тревожить животное, чтобы пуповина оставалась целой как можно дольше и к плоду поступала плацентарная кровь.

После полудня я все еще просматриваю инструкции в поисках нужной информации. Затем выключаю компьютер и возвращаюсь в конюшню, замешиваю отруби в ведре, засовываю в карман скребницу и иду в загон к Белле.

Белла – особый случай, и я лично за нее отвечаю. Дэн привез эту тридцатичетырехлетнюю кобылу несколько месяцев назад. Большую часть жизни она прожила безбедно, но в прошлом году ее хозяин попал в тюрьму из-за неприятной истории со стрельбой из дробовика. Сосед, который забрал к себе двадцать шесть кобыл и меринов, в лошадях не разбирался, поместил их в один загон и раз в день бросал через забор груду сена. Белла была стара и страдала артритом, а потому ее вечно оттесняли от еды. На земле в ту пору лежал снег, так что рассчитывать на траву тоже не приходилось. Без хозяина, медицинской помощи и нормального питания Белла просто зачахла. В один прекрасный день новый владелец наконец заметил, что дело неладно, и отправил истощенную кобылу на аукцион. Дэн подоспел вовремя, за несколько секунд до того, как аукционер ударил молотком, и купил Беллу, заплатив на несколько центов за фунт веса больше, чем человек с живодерни.

Он привез кобылу домой в канун Рождества. В жизни не видала более жалкого зрелища. Ни дать ни взять мешок костей, с низко опущенной головой, спутанной гривой и хвостом и отвислой нижней губой, будто животное не имело сил закрыть рот. Некогда гнедую масть вытеснила седина.

Я не раз наблюдала, как Дэн выхаживает безнадежных лошадей, возвращая их к жизни. Когда традиционные ветеринарные методы не дают результата, в ход идут все средства, от специального массажа до иглоукалывания и ароматерапии. Однако в случае с Беллой ничего не помогало, и, поскольку с точки зрения медицины разумного объяснения этому не нашлось, Дэн решил, что кобыла просто устала жить.

Я с таким выводом смириться отказывалась. Что-то в глазах Беллы меня насторожило и не давало покоя. Пустые остекленевшие глаза, какие я видела у большинства лошадей, прибывших на ферму Дэна. Казалось бы, ничего особенного. И все же я уловила разницу. Поскольку мы с Джоан работали с учениками по очереди, выходные дни я стала проводить с Беллой.

Благодарность Дэна не знала предела. Сам он трудился по четырнадцать часов в сутки, занимаясь акклиматизацией очередной партии спасенных лошадей. А я, видя его радость, изо всех сил старалась вернуть к жизни старую кобылу. Пусть Дэн знает, что мне не безразлично дело, которым он занимается, и он всегда может рассчитывать на мою поддержку. Пусть поймет, что я жажду разделить с ним все тяготы… Черт побери, пусть, наконец, сообразит, что я созрела для начала новой совместной жизни!

Я поместила Беллу в отдельный пастбищный загон, где никто не мог отнять у нее еду, а в соседний загон поселила для компании древнего мерина чистых кровей. Я покупала для Беллы кормовые гранулы, овес, морковь и мятные карамельки, испробовала все приемы, испытанные в прошлом году на Восторге. Но мои героические усилия шли прахом, и Белла с каждым днем становилась все худее, и уже едва держалась на ногах.

Перелом, приведший к полному выздоровлению, наступил во время моего отсутствия, в один из дней, когда я давала уроки в Мэпл-Брук. Иногда жизнь преподносит подобные приятные сюрпризы.

Дэн в карантинной конюшне замешивал в ведрах отруби, предназначенные для пациентов, нуждающихся в хирургическом лечении, стараясь замаскировать привкус лекарств. Белла каким-то образом сбежала из загона и, привлеченная запахом, явилась к Дэну. Вероятно, кобыла проявила завидную настойчивость. Я при этом не присутствовала, но благодаря красочному описанию Джуди отчетливо представила забавную картину. Дэн пляшет между ведрами, безуспешно стараясь отогнать Беллу. На Джуди было смотреть еще смешнее: она по очереди изображала Дэна и лошадь, неуклюже размахивая длинными руками и ногами, словно марионетка.

С того дня Белла стала выздоравливать. Она так полюбила мешанку из отрубей, что, опорожнив ведро, вылизывала его с закрытыми от удовольствия глазами. А еще Белла снова начала есть сено.

Мы поняли, что дело идет на лад, когда, придя к Белле в загон, увидели, как она обнюхивает через забор своего соседа, мерина Барни.

Теперь они неразлучные друзья и пасутся в одном загоне. Большую часть дня так и дремлют, стоя на солнышке, прижав голову к крупу приятеля.

Я подхожу к Белле с ведром корма, и кобыла, подняв голову, издает тихое ржанье – особое приветствие, которое лошадь приберегает для любимой хозяйки.

– Привет, мои милые, – здороваюсь я, открывая ворота. Белла тяжелой поступью плетется ко мне и сует голову в ведро, которое я еще не успела поставить на землю. Барни, мельком глянув на меня, снова погружается в дремоту. Мешанка из отрубей его не привлекает. Они с Беллой идеальная пара, ни дать ни взять Джек и миссис Спрэт.

Белла приступает к еде, а я достаю из кармана скребницу и провожу по ее бокам. Пальцами распутываю несколько колтунов на хвосте. Белла не удостаивает меня вниманием и, доев отруби, долго вылизывает пустое ведро. Глаза кобылы крепко зажмурены. Покончив с любимым занятием, она вытаскивает голову из ведра и смотрит на меня. Потом лижет пахнущую отрубями руку и бредет к своему другу Барни.

Я направляюсь к выходу и замечаю Джуди, которая идет в нашу сторону. Она спотыкается о скользкий ком грязи.

– Ух ты! – пыхтит она, сосредоточенно оглядываясь, и тут же снова спотыкается. Перед загоном Джуди резко тормозит, поправляет на носу очки и упирается руками в бока. Она косит глазом, хотя солнце светит у нее за спиной, пробиваясь лучами сквозь волосы, которые напоминают ореол из стальной стружки.

– Я, пожалуй, поеду, ладно?

– Что еще нужно сделать? Приготовить еду на вечер?

– Все уже готово, остается только раздать корм лошадям.

– Спасибо, Джуди, ты просто золото.

– Вот еще, скажешь! – Она поворачивается, намереваясь уйти.

– Послушай, Джуди, когда ты в последний раз навещала Мэйзи?

– Только что. Она хандрит, так что можешь не беспокоиться.

– Как ты сказала?

– Мэйзи очень привязана к Дэну, а его рядом нет.

Вид у меня явно растерянный, и Джуди продолжает свою мысль:

– Однако животные сами знают, что делать в подобных случаях. Но на всякий случай заглядывай к ней каждый час. Кстати, ты умеешь пользоваться веб-камерой?

– К сожалению, нет, – честно признаюсь я.

– Настрой телевизор на третий канал, а потом нажми клавишу «ввод» на большом дистанционном пульте.

– Вроде ничего заумного.

– Да уж, не нейрохирургия, – хмыкает Джуди и уходит.

Я морщусь, опасаясь, что Джуди меня сглазила и накликала беду. Из собственного опыта знаю, что подобные заверения всегда бывают предвестниками катастрофы.

Через полчаса Джуди уезжает домой, и тут же небо раскалывает вспышка молнии, раздается оглушительный удар грома, и на мою голову выливается океан воды. Ума не приложу, откуда что взялось. Когда я последний раз смотрела на небо, по нему плыли милые пушистые облачка, может, немного тяжеловатые, но ничего не предвещало бури. И вот теперь льет как из ведра. Вернее, это даже не дождь, а смесь дождя с крупными хлопьями снега, которые тают, едва коснувшись земли, и превращаются в хлюпающую грязь. Вязкая жижа под ногами разевает хищную пасть с намерением проглотить мои сапоги, а я мечусь между пастбищем и конюшней, спеша загнать под крышу лошадей, пока они не промокли.

Лошади столпились у ворот, снег уже покрыл их гривы и спины. Животные дрожат и недоумевают, почему я так копаюсь.

Наконец все лошади водворены в конюшню и насухо вытерты. Они мирно жуют сено из люцерны, а я прошу у каждой прощения. Ведь других людей здесь нет, а значит, ответственность за их жизнь полностью лежит на мне. Я высовываю голову на улицу и с обреченным видом смотрю на виднеющуюся вдали карантинную конюшню, где обитает Мэйзи.

И прихожу к выводу, что, прежде чем воспользоваться веб-камерой, нужно лично проверить, как себя чувствует жеребая кобыла. Я хватаю пустой мешок из-под корма и, держа его над головой, выбегаю в бушующую пургу. На полпути к карантинной конюшне ноги разъезжаются, и я машу руками, стараясь сохранить равновесие. Мешок улетает в сторону, окатывая меня водой. Устоять на скользкой земле невозможно, и я с глухим стуком падаю на землю. Слышу, как что-то щелкает в бедре, вскрикиваю от боли и хватаюсь обеими руками за ногу. Пальцы впиваются в мокрую джинсовую ткань. Невыносимая боль пронзает тело, и я уже не знаю, смогу ли подняться и продолжить путь. Потом понимаю, что ждать помощи не от кого, собираюсь с силами и с трудом встаю на ноги. Убедившись, что могу передвигаться, стиснув зубы и преодолевая боль, хромаю дальше. Предательский мешок из-под корма брошен в грязи. Наверняка утром я на нем поскользнусь и сверну себе шею.

Наконец добираюсь до карантинной конюшни и на трясущихся ногах захожу внутрь.

Мэйзи в конюшне одна, хотя остальные денники готовы к приему лошадей, которых в этот момент Дэн, возможно, гонит к своей ферме. Мэйзи занимает помещение для жеребых кобыл, состоящее из двух обычных денников, между которыми убрали перегородку. Мэйзи – кобыла черно-белой масти породы першерон с мохнатыми ногами и бакенбардами, обрамляющими крупную костистую морду. Она уже обжилась на ферме, но новая семья проявила некоторую нервозность по поводу ее беременности и предстоящих родов на их территории, и потому пришлось перевести Мэйзи в карантинную конюшню.

Заглядываю в денник и вижу повернутый ко мне черно-белый круп и необъятных размеров брюхо. Хвост кобылы обмотан, чтобы не мешал при родах, а на полу вместо опилок постелена солома, так как опилки могут попасть в нежные ноздри жеребенка.

Мэйзи делает вид, что не замечает моего прихода, а сама настороженно поводит ушами и прижимает их к голове. Вместо приветствия она отставляет правую заднюю ногу так, чтобы помешать мне войти.

Делать нечего, я открываю дверь и приседаю, чтобы проверить корзину с медицинскими принадлежностями для родов, которая стоит рядом с денником. Однако в этой позе пребываю недолго, так как, не удержавшись, падаю на пол. К уже имеющимся травмам добавляется ушибленный копчик и вывихнутое запястье. Я-то решила, что сумею присесть на одной здоровой ноге, но, видимо, переоценила свои возможности. Отсутствие тренировок рано или поздно дает о себе знать.

Как бы там ни было, очнулась я уже на полу рядом с медицинским комплектом, который представляет собой синюю пластиковую корзину для белья, накрытую сложенной простыней. Чего только нет в этой корзине: короткие и длинные перчатки, тюбик кровоостанавливающей пасты, йод, дезинфицирующее средство, куча пушистых полотенец и полотняных мешочков, хирургические ножницы, которые придется стерилизовать, так как они находятся в застегнутом на молнию пакете для заморозки. А еще фонарик, длинная спринцовка, зажимы, пакеты для мусора, термометр, стетоскоп, шприцы с иглами для подкожных инъекций, межзубная нить и сотовый телефон. Я по очереди извлекаю из корзины все предметы, стараясь их запомнить. Добравшись до дна, складываю все обратно в корзину и с трудом поднимаюсь на ноги: ушибленная нога напоминает о себе. Мэйзи по-прежнему стоит, повернувшись задом к двери. Я с тоской рассматриваю обмотанный хвост. Хоть бы догадалась убрать его в сторонку, а то ничего не рассмотреть. Однако кобыла и не думает облегчить мне участь. Я оглядываю пустой проход. А что, если завтра меня найдут здесь с разбитой головой?

Перепачканной рукой отбрасываю с лица грязные волосы и осторожно отодвигаю щеколду. Мэйзи тут же открывает глаза, переваливается всей тяжестью на другую сторону, оставляя свободной одну заднюю ногу, чтобы лягнуть, если мои действия придутся не по нраву.

Я стою на месте и прищелкиваю языком:

– Ну же, девочка, подвинься, дай пройти!

Кобыла не внемлет моим мольбам и не двигается с места. Слегка приоткрываю дверь, протягиваю руку и подталкиваю Мэйзи. Она недовольно прижимает уши, и я ретируюсь.

Беспомощно оглядываюсь по сторонам и, смирившись с судьбой, открываю дверь и проскальзываю внутрь мимо грозящего размозжить голову копыта.

Мэйзи тяжело вздыхает, будто хочет сказать: «Ну ладно, так и быть! Делай, что положено, и оставь меня в покое!» И тут я вспоминаю последние дни своей беременности и невольно проникаюсь искренним сочувствием к бедняжке Мэйзи.

Подхожу к кобыле спереди, чтобы она могла со мной лучше познакомиться. Не хочу уподобляться грубияну врачу, что зашел ко мне в предродовую палату и сразу погрузил руку во влагалище по самый локоть. И только тогда соизволил назвать свое имя, и то лишь после недвусмысленного намека, что помимо прочего у меня еще имеется и голова.

Я беру в ладони голову Мэйзи и начинаю ласково увещевать, но кобыла явно не в духе. Она настороженно прижимает уши, а в глазах появляется сердитый блеск.

Ладно, пусть себе брюзжит, в ее положении это простительно. Может, она сейчас хочет превратиться в свою тезку, легкомысленную птичку Мэйзи из детского мультика и подбросить яйцо для высиживания обстоятельному слону Хоторну.

Я пристраиваюсь сбоку и держусь за плечо Мэйзи, опасаясь в очередной раз рухнуть на землю. Заглядываю ей под брюхо: соски набухли, но выделений не наблюдается, и ничего похожего на воск тоже нет. Значит, здесь все в порядке. Потом робко захожу сзади и, преодолевая страх, хватаю обернутый хвост. Возмущение Мэйзи не знает предела, она описывает хвостом круг, пытаясь вырваться. Но я держу крепко. Получается своеобразное соревнование по перетягиванию каната. Наконец кобыла сдается и позволяет отвести хвост в сторону.

Наклоняю голову с намерением оценить ситуацию. Да, половые органы набухли, но ведь Мэйзи должна вот-вот родить. Еще раз осматриваю живот, будто делаю в уме моментальный снимок, и отпускаю хвост. Затем снова захожу спереди и благодарю Мэйзи за то, что проявила любезность и не лягнула.

Поскольку я еще не заслужила прощения за вопиющее нарушение правил приличия и явилась в конюшню, даже не захватив с собой морковки, начинаю униженно молить Мэйзи, чтобы она не вздумала рожать до приезда Дэна. После этого опасливо крадусь мимо грозно поднятого копыта и плетусь по хлюпающей грязи к трейлеру Дэна.

Взбираться по лестнице тяжело, особенно если учесть, что нужно перепрыгивать через прогнившие ступеньки. Открываю настежь дверь с сеткой, и она с грохотом ударяется о наружную стену, да так там и остается. На заплетающихся ногах захожу внутрь, едва не рыдая от счастья, что нахожусь в каком-никаком помещении и в ближайшее время не надо его покидать. И не надо отскабливать грязь от ног и осматривать чьи-то там соски.

Стянув сапоги и носки, оставляю их у входа и прохожу по оранжевому ковру в спальню Дэна, где переодеваюсь в сухие спортивные брюки и футболку. Брюки мне велики и собираются складками, но здесь тепло и сухо, а потому настроение значительно улучшается.

Моя одежда промокла насквозь, и бросать ее в корзину для грязного белья не стоит. Пожалуй, лучше унести в ванную комнату и оставить в раковине. Однако некое подобие тины по краям раковины вызывает определенные опасения. Изучив пол, вижу, что он ничуть не чище, так что выбор у меня небогатый. Да бог с ней, с одеждой, пусть валяется!

Затем я исследую содержимое аптечки в поисках обезболивающих средств. Обнаружив пятно плесени, невольно передергиваюсь. Да, здесь полно всяких лекарств, жаль только, что предназначены они не для людей. Что ж, делать нечего, надо отправляться на поиски спиртного.

И вот я уже топчусь на кухне и с чувством вины разглядываю холодильник. На то имеются веские причины. В прошлом году я устроила здесь пожар, а так как у Дэна своеобразные представления о ремонте, дело ограничилось «легким проветриванием». Потом он все-таки купил подержанную плиту, установил вытяжку и – о чудо! – замазал краской черные стены и потолок. Эту процедуру приходится время от времени повторять, так как грязные жирные полосы проступают через краску. Ну вот как сейчас.

Мне хотелось сделать на кухне капитальный ремонт, но Дэн наотрез отказался. Я умоляла, чтобы он хотя бы позволил заменить плиту – Дэн даже на это не дал согласия.

И теперь вместо погибшей при пожаре зеленой плиты производства 1970 года на кухне красуется ржаво-коричневое сооружение, изготовленное в восьмидесятые.

Я открываю холодильник, стараясь не смотреть на допотопную плиту и черные разводы на стенах. Глаза пробегают по пустым полкам в тщетных поисках съестного, и я чувствую, как в душе нарастает отчаяние. Вот большая банка с маринованными огурцами фирмы «Клаас», но при ближайшем рассмотрении оказывается, что в рассоле одиноко плавает случайно затерявшийся маленький огурчик. А, вижу две пластиковые бутылки укрепляющего соевого напитка, но бока их раздуты, а дата изготовления наводит на недобрые мысли. Есть еще коробка пекарного порошка, возраст которой мне хорошо известен, так как ее предшественница погибла в пламени пожара. Кроме того, в глубинах холодильника затерялась пластмассовая бутылочка с французской горчицей, не поддающаяся описанию банка с ким-чи и – благодарю тебя, господи, за проявленное милосердие! – три банки пива «Боддингтон»! Да святится имя твое!

Я достаю высокую желтую банку и подготавливаю стакан. Из личного опыта знаю, что пиво «Боддингтон» требует бережного обращения, так как в банке плавает некая штуковина, якобы предназначенная для удобства. Но на самом деле стоит открыть банку, и пиво с брызгами расплескивается в разные стороны. Итак, я устанавливаю стакан рядом с банкой, ногтем большого пальца поддеваю язычок, а сама наклоняюсь так, чтобы ухватить ртом драгоценные капли. Наконец, приоткрываю банку и вижу, как поднимается пена. В этот момент раздается телефонный звонок. Оглядываюсь на телефон, потом на пену и решаю сначала заняться делом. Полностью открываю банку и припадаю губами к отверстию. Так, теперь ситуация под контролем. Утерев губы тыльной стороной ладони, беру трубку:

– Алло, слушаю!

На другом конце слышится непонятное шуршание.

– Алло? – повторяю я и с тоской смотрю на пиво.

Пена поднимается все выше. В животе урчит, и я вспоминаю о безрадостных перспективах в отношении ужина. Может, у Дэна в шкафчике затерялись овсяные хлопья? Или макароны с сыром? Да хоть что-нибудь, черт возьми!

Я уже собираюсь положить трубку, но в этот момент слышу неуверенный женский голос:

– Ох, кто это?

– А кто вам нужен? – интересуюсь я и, зажав трубку между головой и плечом, пытаюсь дотянуться до заветной и такой недосягаемой банки.

Удалось! Подцепив кончиками пальцев стакан, наклоняю его и наблюдаю, как он наполняется пивом насыщенного коричневого цвета с каскадом пены. Истекаю слюной, словно собачка Павлова. Да, я определенно заслужила этот божественный напиток, так как день выдался тяжелый. Кроме того, человеку под хмельком море по колено, а ведь еще предстоит пережить одинокую ночь в покрытом плесенью трейлере. Не говоря уже о полчищах грызунов, что нашли под ним приют.

– Нет, ничего, я перезвоню, – лепечет в трубке женщина.

– Но послушайте…

На другом конце раздается щелчок.

В недоумении пожав плечами, кладу трубку и делаю большой глоток, а затем осторожно продвигаюсь в сторону гостиной. Я – особа эксцентричная, и под действием эмоций могу расплескать пиво. А этого допустить нельзя, потому что другого ужина у меня не предвидится.

Добраться до кушетки удается не сразу, но зато пиво донесено в целости и сохранности, и я бережно ставлю банку на кофейный столик рядом с дистанционным пультом. В доме Мутти я бы воспользовалась специальной подставкой, но в трейлере Дэна подобные предметы роскоши не водятся, а материал, из которого сделан столик, лишь отдаленно напоминает дерево.

Водрузив ушибленную ногу на пластиковую столешницу, откидываюсь на подушки и протягиваю руку к пульту с твердым намерением освоить веб-камеру.

Экран мгновенно оживает, и на нем появляется мужчина, держащий в руках длинный гибкий предмет, напоминающий трубку. С нескрываемым отвращением он отгрызает от непонятного предмета куски, а тот поддается с трудом. Похоже, вещица довольно жесткая и жилистая. Мужчина зажмуривает глаза и поджимает губы, пытаясь прожевать кусок. Присутствующие зрители истошно вопят: «Фу, гадость! Давай, не отступай! Ты хочешь его проглотить!» Потом раздается стон, будто публика собирается повторить увиденный трюк.

Я с неописуемым ужасом сознаю, что смотрю «Фактор страха», любимое телешоу Евы, а участник шоу на экране пытается съесть не что иное, как отчлененный пенис. Лихорадочно ищу на пульте клавишу «ввод», чтобы отключиться, но ее нет.

В памяти всплывают слова Джуди: «Возьми большой пульт». «Не отступай, ты сможешь! – подбадривает несчастного ведущий, хотя сам корчится от омерзения. – Осталось три минуты! – ревет он утробным баритоном. – Никого не слушай! Глотай! Вспомни о пятидесяти тысячах!»

В отчаянии я осматриваю комнату в надежде отыскать злополучный большой пульт. Потерпев фиаско, шарю по подушкам. Да куда же он подевался!

«Эй, лопух, подумай, где эта штука была раньше!» – визжит второй участник шоу, но в следующий момент, по-видимому, вспоминает об этом сам. Лицо мужчины искажает гримаса отвращения, он изгибается всем телом, повернувшись спиной к камере, хватается за грудь и притопывает ногой, как скрипач на сельской вечеринке.

Я затыкаю рот, борясь с приступом тошноты, и с нарастающим отчаянием засовываю руки под подушки, но не нахожу ничего, кроме крошек непонятного происхождения, оберток от тонизирующих батончиков и нескольких монеток. Чувствую, что меня вот-вот вырвет и времени на поиски не остается. Хватаю маленький пульт и выключаю телевизор. В этот момент снова звонит телефон. Я вскакиваю с кушетки и хромаю к аппарату, стараясь справиться с очередной волной тошноты. В спешке я, вероятно, слишком сильно нажала кнопку на пульте, так как телевизор снова включается сам собой. И продолжает вещать, так как дотянуться до пульта я уже не могу. Стиснув зубы, вцепляюсь в ушибленное бедро.

– Алло! – кричу я в трубку, зажимая рукой второе ухо, чтобы не слышать стонов и воплей омерзения, доносящихся из соседней комнаты, которую отделяет от кухни только длинный кухонный стол.

– Ох, черт возьми! – слышится тот же женский голос. – Опять ошиблась номером.

– Да кто вам нужен? – с нескрываемым раздражением интересуюсь я. Меня можно понять. Бедро нестерпимо болит, за спиной какие-то люди поедают пенисы, а мозг сверлит наводящая ужас мысль: что за дамы звонят в такой час Дэну и не желают себя назвать, услышав мой голос?

– Пытаюсь дозвониться до центра по спасению лошадей, – отвечает женщина.

Я с облегчением закрываю глаза и осеняю себя крестным знамением, хотя и не принадлежу к числу ревностных католичек.

– Вы попали по адресу. Это приют для лошадей «Рассвет».

– Тогда почему сразу не говорите? – возмущается женщина.

От удивления поначалу не знаю, что ответить.

– Видите ли, телефон также используется для личных нужд. Чем могу помочь?

– Мне необходимо избавиться от лошади.

– Вот как. – Я пребываю в некотором замешательстве. Странная попалась собеседница, и ее тон невольно настораживает. – Мне необходимо узнать некоторые сведения. Подождите минутку, пока я найду ручку. – Дергаю за рукоятку выдвижного ящика, где Дэн хранит разное барахло. Из-за многочисленных слоев краски ящик не желает поддаваться, и когда наконец я рывком его открываю, на пол с грохотом вываливаются отвертки, куча батареек, этикетки и коробка с анальгетиком для лошадей.

Я роюсь в рассыпавшихся гранулах, пробойниках для очистки копыт, просроченных купонах и другом хламе и, в конце концов, натыкаюсь на ручку и бумагу для заметок.

– Я готова, – сообщаю собеседнице и на листке бумаге проверяю, годится ли найденная ручка для записей. – Сообщите свое имя и номер телефона. Владелец приюта перезвонит вам, когда вернется. – Я оглядываюсь на телевизор, который, слава богу, умолк. Вероятно, после успешного поедания пениса.

– Вы о чем? Когда он вернется?

– Через пару дней. Он сейчас в Канаде. Везет сюда очередную партию лошадей.

– Так долго я ждать не могу.

– Сочувствую, но раньше он не приедет. Впрочем, я могу оформить все документы и без него. Назовите номер факса, по которому послать документы об отказе, или, может быть, хотите их забрать сами?

– Я продаю лошадь, а не отдаю даром.

Ответ озадачивает, и я отодвигаю ручку в сторону.

– Вы понимаете, что звоните в благотворительный приют?

– Разумеется.

– Мы не покупаем лошадей.

– А как же жеребые кобылы, которых держат, чтобы брать мочу? Ведь их вы покупаете, так?

– Да. – Я еще сильнее нахмуриваю брови. – Но только чтобы спасти их от бойни.

– Именно поэтому я и подумала, что вы купите Сквайра. Перекупщик, с которым я говорила, предложил за него триста пятьдесят долларов.

– Какой перекупщик? – с замирающим сердцем спрашиваю я.

– Джек Харрисон.

– Но он же настоящий убийца!

– Вот именно. Потому я и решила сообщить сначала вам, – доносится из трубки безразличный голос.

– Послушайте, по-моему, вы не понимаете принцип работы нашего приюта. Мы сильно ограничены в средствах и зависимы от добровольных пожертвований в качестве сена, противогельминтных средств, зерна… ну, и всего остального. Кузнецы бесплатно подковывают лошадей, а волонтеры работают в конюшнях. Я не уверена, что на нашем банковском счете найдется сумма в триста пятьдесят долларов. Мы с радостью примем вашу лошадь и дадим ей кров, но заплатить за нее нет возможности.

– А бесплатно я Сквайра не отдам, не могу позволить себе такую роскошь.

Сжав губы, что есть силы растираю лоб и после достаточно долгого размышления принимаю решение:

– Хорошо, позвоните перекупщику и скажите, что сделка аннулируется. – «Что ж, заплачу за лошадь из своих денег. Прекрасная возможность компенсировать Дэну утрату сгоревшей плиты».

– Значит, вы его берете? – Голос на другом конце провода звучит гораздо жизнерадостней.

– Да, берем.

– Тогда приезжайте сегодня вечером.

– Зачем?

– Потому что утром приедет перекупщик.

– Так скажите, что сделка не состоится.

– А вдруг вы пойдете на попятный? Кто вас знает?

Я только горестно вздыхаю в ответ:

– Ладно, договорились. Где вы живете?

– Вы не пожалеете. Чудесная лошадка. Аппалузская верховая, хотя по виду скорее чистокровная. Стройная сильная. Из Сквайра получится прекрасная спортивная лошадь.

– Я спрашиваю, где вы находитесь?

На другом конце провода наступает долгая пауза.

Я снова тяжело вздыхаю, но стараюсь говорить любезно:

– Будьте добры, объясните, как до вас добраться. Я приеду сегодня вечером.

– И привезете четыре сотни?

От неожиданности у меня отвисает нижняя челюсть:

– Но вы только что сказали, что Харрисон предлагает триста пятьдесят!

– Ну, думаю, что как спасители лошадей вы заплатите чуть больше, – слышится жеманный голосок. – Сами понимаете…

– Хорошо, – устало бросаю я в трубку. – Только скажите, как вас найти.

И женщина пускается в объяснения, время от времени прерывая их дифирамбами в адрес Сквайра. Мол, такая чудная лошадь стоит гораздо больше, и если бы не острая нужда в деньгах, убитая горем хозяйка ни за что на свете с ней бы не рассталась. А так придется пережить разлуку с любимым животным. Она лопочет и лопочет, но я уже не слушаю.

Какая разница, хорошая лошадь или никудышная. Я все равно поехала бы за несчастным созданием на край света, даже окажись оно ламой.