Читать книгу Ироничные истории о… - Саша Баренц - Страница 4

Абсолютно согласна с существующим мнением, что психологические травмы, особенно детские, искореняются с большим трудом и сказываются самым негативным образом на нашей повседневной жизни. Подобный казус у меня вышел с изучением английского языка. Начну с того, что английский язык я начала осваивать в ГДР, где по-английски говорили только сотрудники американского посольства и Дин Рид.

Помните бородатый анекдот, в котором первое место на международном медицинском конкурсе заняли советские хирурги, так как они додумались удалять гланды через прямую кишку? Примерно так же с изучением иностранного языка в наших школах за границей поступило министерство образования СССР. По логике вещей дети, живущие в немецкой среде, должны изучать язык местного населения. Но бдительные сотрудники соответствующих органов всерьез опасались того, что наши школьники, усвоив азы немецкого языка, смогут разболтать потенциальным шпионам военные секреты СССР. Тот факт, что достаточное количество немцев вполне прилично владело русским языком, в расчет, естественно, не принималось. Так что, прожив пять лет в Германии, из всего богатства языка Шиллера и Гете я усвоила только несколько расхожих фраз, обогащенных просмотром советских фильмов про войну, типа «хенде хох» и «Гитлер капут». Но, вопреки интригам бдительных органов, коварно проникший в девственную детскую подкорку немецкий язык часто прорывался наружу в самый неподходящий момент, особенно на уроках английского языка, заставляя путать «данке шен» с «сенкью вери мач».

Когда же я перешла в шестой класс, наша семья вернулась в Союз, где мне очень не повезло с училкой английского. Незабвенная Элеонора Давыдовна была дамой строгой, очень строгой, но совершенно не умела доходчиво объяснять правила английской грамматики. В результате перед каждым уроком меня трясло от страха как осиновый лист, что не способствовало хорошему усвоению нового материала. Ничего не оставалось делать, как тупо зубрить все эти кондовые тексты про Лондон, Тауэр, Шекспира и английских коммунистов. Когда же я выходила отвечать к доске, то тут же впадала в глубокий ступор. От боязни сделать ошибку, употребить не тот артикль или не то время я начинала бекать и мекать, как умственно отсталый баран. Что я и продолжаю делать по сей день, несмотря на то, что впоследствии, в институте и на курсах, у меня были неплохие преподаватели. Оказалось, что английская грамматика – вещь не такая уж и сложная. При наличии адекватного учителя все эти времена и даже герундий достаточно просто укладываются в голове. Сложнее всего в английском языке – научиться составлять фразы как настоящий англичанин, то есть мыслить по-английски. Для этого приходится заучивать наизусть кучу всевозможных полезных фраз и выражений, чтобы в нужный момент не изобретать, заикаясь и потея, колесо, а доставать из кармана заранее припасенные, грамотно и красиво построенные английские фразы и употреблять их ко времени и месту, в приятной и непринужденной беседе с носителем языка. Причем при изучении «бритиша» лучше всего мне удавалось произношение. В нашем институте был лингафонный кабинет, и я часто пользовалась им, чтобы слушать тексты, начитанные настоящими англичанами с прекрасным классическим произношением. Что и сыграло со мной впоследствии злую шутку. Однажды мы с моим мужем-французом поехали в Лондон. Супруг достаточно бегло говорит по-английски, хотя и с ужасным французским акцентом. Поэтому когда мы вышли из поезда, я, оттолкнув благоверного, обратилась к сотруднику информационной службы, с просьбой объяснить, как пройти на Трафальгарскую площадь. Нужную фразу я запомнила еще с институтских времен и даже смогла ее произнести, хорошо артикулируя и с нужной интонацией. Видимо поэтому, выслушав мой вопрос, англичанин решил, что ему попалась иностранка, сносно владеющая английским. Вместо того чтобы ограничиться набором примитивных фраз для тупых иностранцев типа «туда ходи, туда не ходи, налево поворачивай, через пять минут будешь», обманутый моим мнимо-хорошим английским, служащий открыл рот и радостно затарахтел на кокни, объясняя, как надо добраться до искомого объекта.

Выслушав произнесенную скороговоркой фразу, я уронила челюсть, а мой мозг заклинило. Я ничего не поняла из его объяснений, Замечу, что мой лингвистически продвинутый муж тоже не понял ни слова из сказанного. И ни разу больше я не отважилась беседовать в Англии с аборигенами. Привыкшая к лексике газеты «The Moscow News» и к правильному оксфордскому произношению лингафонного кабинета, в Великобритании я, к моему глубокому разочарованию, хорошо понимала только английскую королеву. Но так как я не имела чести быть представленной сей монаршей особе и не имела возможности практиковать и углублять в приятных беседах с ней язык Шекспира и Голсуорси, то в течение всего моего пребывания на острове гордых бриттов мне приходилось играть роль глухонемого иностранца.

В Америке проще. Америка – страна иммигрантов, более того – это свободная страна, где каждый вновь прибывший иностранец непринужденно уродует американский вариант английского языка, как ему бог на душу положит. Поэтому, проникшись духом всеобщей свободы и лингвистической вседозволенности, я меньше комплексовала, коверкала английский как хотела и не очень переживала по этому прискорбному поводу. Я даже быстро усвоила, что словосочетание типа «фори бакс» обозначает не название местного гамбургера, а переводится всего как «фоти долларз» (сорок долларов). Также я свыклась с тем, что русскоязычные иммигранты легко перекраивают английские слова на свой лад, вследствие чего сухие и твердые слова вроде «кап» и «спун» (чашка и ложка), превращаются в милые и округлые «капочку» и «спуночку». Больше всего меня потрясло напутствие одной моей знакомой перед тем, как я самостоятельно отправилась в первый раз делать покупки в местном супермаркете. «Да ты там не воруй! Долларов у тебя на все хватит!» После такого пожелания я впала в легкий ступор, пока не сообразила, что слово «воруй» обозначает всего лишь переделанный на русский манер вариант английского выражения «донт ворри», что означает – «не волнуйся».

Но настоящий казус с английским языком у меня случился в Париже. Я мирно ехала по своим делам в метро, как вдруг один приятный американский джентльмен поинтересовался у меня по-английски, как ему доехать до Эйфелевой башни. Вопрос я прекрасно поняла и бодро открыла рот, чтобы объяснить дорогу туристу на своем примитивном, но хорошо произносимом английском. Я очень подробно рассказала, как проехать до нужного ему объекта, но, судя по выражению, появившемуся на лице американца, вдруг поняла, что в моих объяснениях нечто оказалось выше его понимания. И тут меня осенило, что я произнесла свою тираду по-французски. Удивляться нечему, так как для моих закомплексованных мозгов французский язык такой же иностранный, как и английский. Но это так меня морально подкосило, что, рухнув с высоты своих амбиций в глубокую яму старых школьных комплексов, я начала блеять что-то совершенно несуразное, перемежая английские слова немецкими и даже почему-то украинскими. Приятный господин совершенно обалдел от такого интернационального воляпюка и лишь удивленно хлопал глазами. Ситуация с Трафальгарской площадью повторилась, ударив бумерангом по голове несчастного америкоса. В конце концов мне пришлось перейти на международный язык жестов и, схватив обалдевшего туриста за рукав, тянуть его по переходу до нужной платформы метро. К моему глубокому сожалению, школьные комплексы постоянно вылезают, даже когда я говорю на своем любимом французском. Переехав во Францию, я думала, что через пару лет буду щебетать на языке Бальзака как настоящая парижанка. Ага! Щас-с! Говорить-то я говорю, а если меня еще и разозлить, то могу говорить очень шустро, но каждый раз в самый неподходящий момент, старый ученический рефлекс парализует мой речевой поток. Я начинаю фразу, но затем в середине предложения спохватываюсь – а правильно ли я ее построила, правильно ли употребила времена глаголов и рода существительных, и тут же начинаю мычать и повторяться, будто мне сейчас оценку в дневник поставят, а муж, найдя вечером очередную двойку, начнет ругаться и топать ногами, в наказание лишая меня сладкого или очередного похода в кино.

К психологу сходить, что ли? А может, просто заново родиться?