Читать книгу Честность свободна от страха. На стороне солнца - Саша Фишер - Страница 2

– И что же заставило вас думать, что вы можете получить гражданство Шварцланда? – пожилой лысеющий клерк с длинным невыразительным лицом поднял голову, сверкнув очками.

– Моя мать родилась в Вейсланде, – светловолосый парень потоптался с ноги на ногу. Старый паркет пронзительно скрипнул, нарушив бубнящую и шуршащую бумагами тишину пограничного бюро. Это был зал без окон с белыми стенами, освещенный матовыми стеклянными светильниками-шарами. Над каждым из трех десятков столов возвышалась табличка с номером. За каждым столом восседал клерк в оливковой униформе. Перед передними пятью столами на полу желтыми крестами были обозначены места для посетителей, с разными целями решивших пересечь границу Шварцланда.

Клерк скривил тонкие губы, очки его снова сверкнули.

– В вашей анкете указано, что ее имя Блум Грессель. В Вейсланде нет граждан с такой фамилией. Так что жду подробностей, молодой человек!

– Это ее фамилия по мужу, – парень начал было снова переступать с ноги на ногу, но вовремя вспомнил про скрипящий паркет и замер. – Она попала в плен во время войны и должна была вернуться, но встретила отца. Они влюбились, и она осталась в Сеймсвилле. Но недавно она умерла, и отец сказал, откуда она была родом. И я решил… решил… Ну, в общем, я знаю, что не имею права на гражданство Вейсланда, я подумал, что хочу попытать счастья в Шварцланде.

– Отец сказал вам настоящее имя матери? – клерк все еще выглядел скучающим. Историй о похищениях во младенчестве, пропавших в военные годы родственников и незаконных детей от солдат армии победителей он слышал множество.

– Да. Ее звали Блум Фогельзанг. Точнее, Пферт-Катрин-Блум штамм Фогельзанг.

Шелест бумаги, скрип перьевых ручек и монотонный бубнеж моментально смолкли. Лицо клерка побледнело и еще больше вытянулось. Он медленно стянул с носа очки. Медленно поместил их в нагрудный карман пиджака. И медленно поднялся из-за своего громоздкого письменного стола, не издав при этом ни малейшего шума.

– Шпатц Грессель, – отчетливо, почти по буквам произнес он. – Вы. Уверены. В. Своих. Словах?

– Да.

– У вас еще есть шанс отказаться, забрать свое прошение о гражданстве и вернуться домой.

– Я уверен.

– Вам известно, что происходит с теми, кто пытается обманным путем доказать свою принадлежность к вервантам Шварцланда и Вейсланда?

– Я не претендую ни на какие семейные привилегии, – парень осторожно опустил ногу, но паркет все равно скрипнул. – Я просто узнал, кем была моя мать и захотел вернуться домой.

– Но вы знаете, что если вы лжете, пытаясь приписать себе кровное родство с вейсландской аристократией, то вам грозит наказание, а не просто отказ в посещении Шварцланда?

– Дда… – в горле светловолосого запершило. Он сжал пальцы в кулак, чтобы не было заметно, что они дрожат.

– Хорошо, – клерк кивнул, поджал губы, потом покачал головой. – Тогда извольте ознакомиться… – Клерк вернулся за стол и извлек желтоватый бланк. – Сейчас вы проследуете в дверь номер четыре, там находится накопительный приемник для въезжающих в Шварцланд. Покажете инспектору этот бланк, он вас проводит в нужный сектор. Затем в течение недели вы будете находиться в карантинной зоне, где сдадите свою одежду и личные вещи на хранение, а вместо них получите униформу. Вам предстоить шесть этапов стандартной проверки – это тесты на знание истории и законов Вейсланда и Шварцланда, инструктаж и проверка на правила жизни и медицинское освидетельствование. Если вы не уложитесь в неделю, то придется провести в карантинной зоне еще некоторое время. Однако в вашем случае самой важной проверкой будет не это. Вам необходимо получить индекс идеала Фогельзангов и сдать анализ на примеси грязной крови. Если индекс идеала окажется больше семи, или в крови будут выявлены признаки родства с любой разновидностью виссенов, то вы будете отбракованы.

– Отбракован?

– Ликвидированы, – клерк растянул в улыбке тонкие губы, но глаза остались холодными. – Вас выведут на плац и застрелят. Или перережут горло. Все зависит от инспектора, который будет вести ваше дело. У каждого свои предпочтения, но результат для вас будет один и тот же – ваша жизнь будет прервана.

Шпатц Грессель вновь переступил с ноги на ногу, теперь уже не обратив никакого внимания на скрип. Сглотнул. Смял в руках серую шляпу, глядя как тяжелая круглая печать в руке клерка опускается на желтоватый бланк. Возможно, его смертного приговора.

– Не волнуйтесь, молодой человек, – клерк снова нацепил на нос очки. – Я видел парочку Фогельзангов. И я бы сказал, что ваш индекс идеала не меньше четырех. А то и трех. Это, конечно, приблизительно, но вы вполне можете оказаться более Фогельзангом, чем некоторые из них. Желаю вам удачи, герр Грессель.

«Да как они ходят по этому проклятому паркету так тихо?!» – думал Шпатц, направляясь через зал бюро к четвертой двери. Пол под его ногами визжал, скрипел, ныл и разве что не молил о помощи. Хотя клерки иногда вставали из-за столов, подходили к высоким шкафам-каталогам, выдвигали ящики и носили туда-сюда разные бланки и папки, и все это почти совершенно бесшумно. Во всяком случае точно без аккомпанемента оглушительных скрипов. «Очевидно, надо работать здесь с рождения, чтобы обрести эту сверхспособность,» – Шпатц с облегчением вздохнул, потому что зал пограничного бюро наконец-то закончился. Он оглянулся. Лица провожавших его взглядами клерков немедленно приняли незаинтересованный вид и уткнулись в свои бумаги. Снова заскрипели перья и раздался монотонный бубнеж. Тяжелая дверь неожиданно бесшумно открылась. За ней обнаружился скудно освещенный длинный коридор, упирающийся в еще одну дверь. Шпатц остановился и перевел дух. Сердце уже даже не колотилось, а трепыхалось испуганной птичкой. Может он зря все это затеял? Издалека затея с гражданством Шварцланда казалась не такой страшной. Про тесты по истории и законы он знал, в своем здоровье был более, чем уверен – за все 26 лет своей жизни он ни разу ничем не болел. Он думал, нет, он даже был уверен, что когда прозвучит имя его матери, то родина не то, чтобы распахнет объятья и примет его как любимого наследника кайзера, но уж никак не пробубнит равнодушное «будете отбракованы». А что если мать все придумала? Родилась хорошенькой блондинкой в какой-нибудь деревне, сбежала из дома во время войны, очаровала первого попавшегося благополучного сынка из благополучной семьи, наплела ему, что она Блум штамм Фогельзанг из грозного Вейсланда, сбежавшая из лагеря для военнопленных… Приставку «штамм» к фамилии получают только представители вервантов – самой старой вейсландской аристократии. И только те, в ком течет кровь этого рода. Ни мужья, ни жены, ни приемные дети не имеют на нее права. Насколько Шпатц понял сложные внутрисемейные отношения вервантов, между некоторыми семьями браки были невозможны, а если брак заключался с простолюдином, то ребенок получал свою приставку «штамм» и родовую фамилию только в совершеннолетие. Если простолюдином (или аристократом, но классом пониже) был отец, то фамилию ребенок получал материнскую. То есть, если бы Шпатц родился не где-то в Сеймсвилле, а где полагается, то его полным именем было бы Катрин-Блум-Шпатц штамм Фогельзанг. Но так далеко ему пока загадывать не хотелось. Если даже простое получение гражданства – это многоступенчатая проверка на границе, после которой ты, в лучшем случае получишь статус «фрайхерр» – подданный. Будешь иметь право на аренду жилья и наниматься на некоторые виды работ. Если же ты захочешь стать эдлером – полноправным гражданином, с правом собственности и голоса, то потребуется еще множество разных танцев с бюрократией. И не только. Впрочем, большинство устраивает статус подданного. Поговаривают, что даже фрайхерр Шварцланда живет лучше, чем некоторые сеймсвилльские аристократы.

Шпатц несколько раз глубоко вдохнул-выдохнул, успокаивая все еще подрагивающие пальцы и нервно колотящееся сердце, и взялся за ручку двери. Все равно пути назад уже не было – дверь номер четыре открывалась только в одну сторону. Фигурально выражаясь, разумеется. Наверное можно было сейчас вернуться к столу очкастого клерка и начать мямлить, что передумал, что решение было ошибочным, и что он слишком слабый и трусливый, чтобы великий Шварцланд принял его в свое лоно. И может быть даже этот клерк, грозно сверкнув очками, пожалеет бедного заблудшего мальчика, порвет бланк с печатью и отпустит Шпатца лететь на все четыре стороны, но… Но проверять он это, конечно же, не будет.

Дверь открылась. Длинное просторное помещение было заполнено рядами деревянных кресел с прямыми спинками. Часть из них была покрашена в синий, часть в зеленый и часть в серый. Зеленый сектор был забит ожидающими почти полностью. Все они были в рабочей одежде, шестеро сбились в кружок и играли в карты на потертом фанерном чемодане, один спал, заняв скамью во всю длину, а еще трое пытались его разбудить, чтобы освободить себе побольше места. Серый сектор был не столь популярен. На его скамейках расположились пятеро респектабельных господ в длинных пальто, тро читали газеты, двое тихо беседовали, попыхивая трубками для путешествий на люфтшиффах. В бюро, редакциях газет, архивах и библиотеках запрещалось курить открытые трубки и сигареты. Синий сектор был пуст.

– Имя? – Шпатц вздрогнул. Голос инспектора за конторкой был пронзительным, как сирена.

– Шпатц Грессель, – светловолосый протянул инспектору бланк. Тот схватил бумагу и стал изучать ее, шевеля губами. Пышные усы шевелились в такт. Инспектор был одет в темно-серую униформу с черной окантовкой и такую же фуражку. В петлицах – латунные солнца – знак департамента надзора. Возраста инспектор был весьма почтенного, Шпатц даже мысленно обозвал его стариканом.

Инспектор открыл гроссбух на синей закладке, медленно сделал запись, закрыл гроссбух. Извлек из-под конторки квадратную печать, подышал на нее и шлепнул на бланк.

– Синий сектор, – сказал он, возвращая бумагу Шпатцу.

– А что делать дальше?

– Ждать, – буркнул инспектор.

– Долго?

Но старикан в серой униформе уже уткнулся носом в конторку, всем своим видом давая понять, что разговор окончен. Шпатц пожал плечами и направился к неудобным даже на вид синим скамьям.

«Зеленые» замолчали и как по команде повернули головы, провожая его взглядами. Даже спавший проснулся. «Серые» тоже проявили интерес, но более сдержанный. Зеленые скамейки занимали наемные рабочие-иностранцы. Прямо из пограничного бюро их забирали работодатели – фабриканты или фермеры. Арбайтшайн – зеленые билеты в счастье – раздавали во всех крупных городах по субботам. На всех желающих их, разумеется, не хватало. Так что, разумеется, нашлись дельцы, продающие зеленые бумажки из-под полы. Схема была простая – на раздачу «путевок» являлись здоровые и сильные парни, у которых было больше шансов заполучить заветный билетик, а потом отдавали арбайтшайн нанимателю. Вряд ли чиновники Шварцланда были не в курсе этой схемы, но пресекать деятельность жуликов они не спешили. В сущности, им было наплевать, какими именно путями дешевая рабочая сила попадает на фабрики и плантации. Поток желающих не иссякал – и ладно. А сделал на этом деньги какой-то грязный делец или нет – неважно. «Зеленые» не имели никаких прав. Все время своего пребывания в Шварцланде они были обязаны носить униформу и здоровенный нагрудный знак. Зато через год они возвращались домой обеспеченными людьми.

Серый сектор был предназначен для торговцев и дипломатов. О них Шпатц знал гораздо меньше. Шварцланд очень скрупулезно и педантично выбирал людей, с которыми готов вести деловые переговоры. А сами избранные хранили свои секреты куда лучше охотников (успешных и не очень) за зелеными билетами.

Шпатц поерзал, стараясь устроиться поудобнее. Спинка идиотской лавочки была едва заметно наклонена вперед – при попытке откинуться на нее давила на лопатки. Седушка же была настолько узкой, что при попытке сдвинуться вперед, зад соскальзывал. «Может, прилечь?» – подумал Шпатц. Место позволяло, но гордость мешала. Так что приходилось терпеть.

Когда-то Вейсланд был обычным государством, одним из множества. Вел с переменным успехом пограничные конфликты, приторговывал с соседями, боролся с эпидемиями и босяцкими бунтами. Но примерно тридцать лет назад все изменилось. Династия прошлых кайзеров пресеклась, и на трон сел Зогг штамм Вальтерсгаузен. Вальтерсгаузены – родственники Фогельзангов, браки между ними запрещены. Тогда новоиспеченному кайзеру было девятнадцать. Аристократия сразу расслабилась. Юный кайзер выглядел отличным потенциальным донором для привилегий, поблажек и пожизненных пансионов. Но все оказалось не так просто…

Юный властитель вовсе не был ни мечтателем, ни дураком. Предприимчивые шантажисты и манипуляторы отправились на костры и виселицы, а в стране начались пугающие перемены. Для начала Вейсланд выпроводил всех иностранцев за границу – торговцев, путешественников, бездельников, шлюх и прочих личностей, которым не посчастливилось быть произведенными на свет в Вейсланде. Те, кому хватило ума по первому же требованию молча собрать вещички и убраться восвояси, остались в живых. За неповиновение, сопротивление или попытку нелегально остаться – казнили безо всяких разбирательств. Граница захлопнулась. Пять лет о происходящем в Вейсланде гуляли только слухи. Никто из соседей не знал толком, что за реформы затеял юный кайзер и его Камерады-советники. Момент был выбран очень верно – сопредельные державы были не в состоянии вооруженно возмущаться жестокой внутренней политикой нового лидера Вейсланда. Гром грянул пять лет спустя. Когда король существовавшего еще в те времена государства Аанерсгросс осмелел и решил захватить приграничную крепость Катцендорф. Она всегда была спорной, так что король посчитал, что самое время восстановить справедливость в свою пользу. И думал, что это будет легко.

Передовой отряд за пару часов занял пустовавший Катцендорф и водрузил на башне флаг Аанерсгросса. И пока ликующие солдаты вольготно располагались в заброшенных казармах новообретенной крепости, из облаков вынырнула диковинная гигантская штука в форме длинной положенной на бок капли – люфтшифф. А странные рупоры, развешанные в разных местах Катцендорфа вдруг ожили и заговорили механически искаженным мужским голосом, сообщая что «вы вторглись на земли Вейсланда, и у вас есть еще шанс покинуть незаконно занятую территорию, в ином случае это будет воспринято как начало военных действий».

Солдаты так обалдели, что с места никто, разумеется, не двинулся. А исполинская парусиновая капля люфтшиффа продолжала величественно спускаться все ниже и ниже. Кто-то из особо резвых солдат оторвал от стены громкоговоритель, отчего тот, разумеется, замолк, но из остальных голос продолжал звучать и действовать на нервы. Потом вместо заунывных увещеваний зазвучал обратный отсчет с десяти. На цифре один голос сменился шипением. Как будто открылись вентили. В углах под потолком заплясали бледные желто-зеленые призраки. Резкий незнакомый запах сначала заставлял закашляться, потом начинал жечь горло и выедать глаза. Катцендорф наполнился воплями и криками, но скоро все смолкло. Шипение тоже. Завователи на видели, как люфтшифф завис над надвратной башней Катцендорфа.. Не видели, как с опустившейся перед крепостью платформы стали деловито спрыгивать солдаты в коричневых комбинезонах, с капюшонами и жутковатых масках, закрывающих лица. Не видели, как их тела стаскивают в ровный штабель посреди двора…

Второй сюрприз ждал короля Аанерсгросса сразу вслед за первым. В тот самый момент, когда вейсландские солдаты подсчитывали тела погибших завоевателей, в Люхтстаде, столице Аанесгросса, посланник Вейсланда зачитывал гневное «ввиду вероломного нарушения границ и попытки захвата территории Вейсланда, мы, кайзер Зогг, вынуждены прибегнуть к помощи военной силы, чтобы защитить свои территории и интересы». Посланника, разумеется, убили, но королю Аанерсгросса это никак не помогло… Потому что грянула война.

– Молодой человек? – Шпатц понял, что один из читавших газеты «серых» перегнулся через спинку скамьи и пытается привлечь его внимание. По всей видимости, это был уже не первый оклик, просто Шпатц задумался и не обратил внимания.

– Слушаю вас, – улыбнулся и кивнул он.

– Я так понимаю, что вы претендуете на гражданство Шварцланда?

– Несложно догадаться, – Шпатц усмехнулся. – Строгий герр Величественные Усы не дал бы мне ошибиться и перепутать сектор.

– Сеймсвилль? Столица?

– Все так.

– Так и думал, мы земляки. Возможно даже встречались. Во всяком случае ваше лицо кажется мне знакомым. Я Дитрих Кронивен.

– Шпатц Грессель. Приятно познакомиться.

Шпатц присмотрелся внимательнее. Нет, лицо не показалось ему знакомым. Впрочем, категорически незнакомым тоже. Обычное было лицо для дядьки средних лет – седины в усах нет, подбородок гладко выбрит по последней моде, шляпа, пальто… Коричневый кожаный саквояж, в тон ему – ботинки. Кажется, так сейчас одеваются вообще все дядьки средних лет. Если они не крестьяне и не военные.

– Герр Грессель, я бы подсел поближе, но, боюсь, правила этого места не позволяют мне пересекать границы синего сектора, а наш строгий герр Величественные Усы, сдается мне, очень внимательно за этим следит.

Инспектор клевал носом над гроссбухом на конторке. Усы его шевелились, будто он что-то напевал.

– У вас ко мне какое-то секретное дело, которое нужно обсуждать шепотом? – Шпатц удивленно приподнял бровь.

– Нет, что вы! Я не веду никаких секретных дел, все мои дела прозрачны и скучны – я занимаюсь торговлей зерном.

– Хотите поболтать, чтобы скоротать скуку? Кстати, как я понимаю, вы опытный человек в этих делах, сколько нам еще ждать?

– Уже не очень долго, – зерноторговец извлек из жилетного кармана часы. – Осталось три четверти часа. Но дело у меня к вам все-таки есть. Правда это скорее шутка.

– Вы меня интригуете.

– У меня есть ритуал, – герр Кронивен не перешел на заговорщический шепот и не сменил выражение лица. Тон его остался прежним – просто вежливый треп случайных попутчиков. – Перед каждой поездкой в Шварцланд я захожу в «О’Матильда» выпить рюмку шерри и купить билетик у механической гадалки.

Кабаре «О’Матильда» Шпатц знал. Даже был там пару раз. Всю неделю заведение работает как бар-распивочная с музыкальным автоматом, а по субботам там проходят представления с танцами.

– Понимаю, что глупости, но все равно не могу пройти мимо, не бросив монетку волшебнице за стеклом. И в этот раз на билетике было написано «Неслучайная встреча с незнакомцем. Цвет удачи – синий. Число удачи – 1».

– И вот он я – незнакомец на синей скамейке. Один как перст, – Шпатц кивнул. – Понимаю, почему вы заговорили. Но все равно не понимаю, чем могу быть вам… хм… неслучаен.

– Знаете, у меня есть идея, – Кронивен извлек из внутреннего кармана перьевую ручку и быстро накорябал что-то на клочке бумаги. – Вот мой адрес в Билегебене. Я всегда останавливаюсь только там, когда бываю в Шварцланде. Если вдруг судьбе будет угодно сделать нас друг другу неслучайными, значит механическая гадалка хорошо сделала свою работу.

Кронивен привстал перегнулся через серую спинку своей скамьи и протянул Шпатцу кусочек бумаги размером с половину ладони. На одной стороне торопливым почерком было написано:

Дитрих Кронивен, Штигауф-штрасс, 1, Билегебен, Шварцланд.

На другой сторону витиеватыми буквами типографским способом значилось:

Неслучайная встреча

с незнакомцем.

Цвет удачи – синий.

Число удачи – 1

Шпатц хмыкнул и сунул бумажку в карман. Подумав, что теперь ему наверняка предстоит доказывать какому-нибудь из инспекторов происхождение в кармане никогда не бывавшего в Шварцланде сына блудной дочери знатного рода бумажки с адресом в городе, где он никогда не был. Герр Кронивен скупо улыбнулся, махнул рукой и отвернулся, давая понять, что беседа закончена. Медленно потянулись минуты ожидания. Газеты у Шпатца не было, так что он просто разглядывал помещение накопителя. Зрелище было довольно скучным – беленый потолок и стены, панели чуть ниже роста окрашены той же краской что и скамейки, в цвет каждого сектора. Ряды скамей разделены проходом, на полу – гладкая гранитная плитка, отчего кажется, что здесь холодно. В дальней части зала – пустое пространство. С правой стороны ширма в цвет стены, с первого взгляда ее не видно. Если приглядеться, то можно заметить крохотный значок писающего человечка, что выдавало назначение спрятанного там помещения. Шпатц хмыкнул, подавляя смешок. Сначала он нафантазировал, что незаметная ширма скрывает помещение, где прячутся охранники на случай беспорядков среди ожидающих. А оказалось, что там просто туалет. Впрочем, охранникам ничего не мешает прятаться и в туалете тоже… С третьей стороны – зачем здесь охранники, это же не тюрьма? Вряд чтобы попасть в помещение накопителя, нужно сначала пройти проверку документов в пропускном пункте, где охранники и стоят, и прогуливаются вокруг и зорко следят с башен, потом позволить себя обыскать и показать все свои вещи занудному чиновнику и его не менее занудному помощнику, потом пройти собеседование в зале с паркетным полом, и только потом попадаешь сюда. Отсутствие у тебя крупного оружия обеспечивают еще на первом пункте: «Извините, вы не имеете право на ношение этой вещи на территории Шварцланда, так что мы вынуждены ее изъять и оставить на хранение до вашего возвращения!» Всякую потенциально опасную мелочь вычисляют чиновники-контролеры на втором этапе. А если кто-то не желает расставаться с памятным ножом или, скажем, однозарядным пистолетом, то на помощь приходит убедительный охранник. И либо ты отдаешь запрещенные предметы, либо тебя выпроваживают обратно за пропускной пункт и предлагают убираться на все четыре стороны. В общем, дошедшие до накопителя пребывают в обезвреженном состоянии и не нуждаются в дополнительном надзоре. Достаточно засыпающего герра Величественные усы.

На противоположной стороне висел небольшой информационный стенд. Со своего места Шпатц мог разглядеть только призывы не шуметь, соблюдать дистанцию и по сигналу химической тревоги – надеть противогазы. Рупор для подачи сигнала висел в углу под потолком, а где именно предлагалось брать противогазы – оставалось загадкой. Шпатц заглянул под скамейку, но скорее просто чтобы сменить позу, потому что и так было видно, что никаких ящиков с противогазами там нет. Очевидно, что некто, для кого это предупреждение написано, был в курсе, где брать соответствующую экипировку, и что конкретно он, Шпатц, в число этих «некто» не входит.

В дальней стене была дверь. Обычная массивная дверь из темного неокрашенного дерева. Ни замочной скважины, ни дверной ручки. Похоже, что открывается она только с противоположной стороны.

Звякнул колокольчик, и дверь открылась. Только не тяжелая «дверь в счастье», которую Шпатц задумчиво разглядывал, а другая. Через которую он сам сюда вошел. В накопитель просочился тощий юноша невысокого роста. Почти ребенок.

– Имя? – инспектор за конторкой ожил и строго зашевелил усами.

– Флинк Роблинген, – и мальчишка протянул герру Величественные Усы бланк. Точно такой же, как и у Шпатца. Инспектор открыл гроссбух, перо заскрипело по бумаге. Дописав, он поднял голову, недоверчиво осмотрел посетителя с ног до головы, хмыкнул, пошевелил усами, подышал на печать, шлепнул ее на бланк и вернул бумагу юноше.

– Синий сектор.

Флинк Роблинген взял бумагу и неспешно пошел в дальнюю часть зала. Работяги из зеленого сектора, не скрывая разглядывали необычного кандидата на гражданство Шварцланда, лица «серых» были более бесстрастны. Чем ближе подходил тощий, тем заметнее было, что это вовсе не ребенок. Просто природа не наградила его великанским сложением. Такой получился. Что было еще более странно – в Вейсланде и Шварцланде не жаловали физическую немощь. А Флинк выглядел не особенно здоровым и выносливым.

– Привет! – он остановился рядом со Шпатцем и улыбнулся. Похоже, что они были ровесниками. А может быть Флинк даже был постарше Шпатца. Лицо его чем-то было похоже на крысиную мордочку, на правой щеке – длинный тонкий шрам, из-за которого казалось, что он все время криво улыбается. Мышиного цвета волосы. Жиденькие усики. Кепка в серо-черную клетку. Видавший виды костюм, ченый, но посеревший в некоторых местах. Темно-зеленый шейный платок. И новенькие черные ботинки. – Я присяду?

– Разумеется, – Шпатц подвинулся, хотя необходимости особой в этом не было необходимости. Просто очень хотелось воспользоваться случаем и сменить положение. – Шпатц Грессель.

– Флинк Роблинген. Приятно познакомиться, герр Грессель, – тощий уселся рядом, поерзал, недовольно скривился. – Долго нам сидеть на этой пыточной скамейке?

– Вероятно, уже не очень, – Шпатц пожал плечами. – Я здесь впервые, так что не могу точно сказать.

– В прошлый раз я здесь был в другом качестве, нанимался на работу. В горячий сезон, так что все было обставлено иначе – под рабочих выделили накопитель номер два, Там просто ангар, без скамеек. Устраивали торги по десять – запускали десятерых в порядке очереди, кто-то из нанимателей забирал всю десятку, потом шли следующие десять. Хорошо, что отказываться от кого-то из десятки им было нельзя, а то бы я не получил работу.

Флинк ухмыльнулся и стал еще больше похож на крысу.

– Когда меня видят, каждый раз думают, что я больной и слабый. Чаще всего мне это только на руку, но вот зеленый билет мне пришлось самому купить, никто бы мне его не дал так просто. Но без хотя бы одного отработанного сезона претендовать на гражданство Шварцланда нельзя. Если нет других причин. У вас, я так понимаю, они есть? Раз вы здесь впервые?

Флинк достал из кармана плоскую металлическую фляжку, отхлебнул из нее, вытер платком и протянул Шпатцу. Он кивнул, принял угощение и сделал глоток. Шерри. Неожиданно.

– Мать родом из Вейсланда, из военнопленных, – Шпатц вернул фляжку. – На ты?

– Конечно, герр Грессель, – Флинк широко улыбнулся. – А я мечтал попасть в Шварцланд с самого детства. Зачитывался про войну, люфтшиффы бегал смотреть на площадь раз в месяц. Когда был пацаном, надо мной смеялись. Когда вырос… тоже смеялись. Потому что не так уж сильно я и вырос. Но вот я здесь. Накопил на зеленый билет, отработал на строительстве небоскреба в Билегебене. Ох, я тебе скажу, работа! Голова кругом от высоты! Мы оттуда по неделе не спускались, прямо там и ели, и нужду справляли. Но ты не думай, там все очень по-людски устроено. Просто долго спускаться с этакой высотищи! Зато когда смена заканчивалась, сядешь на балку, ноги вниз свесишь, прихлебываешь свою положенную дневную порцию шнапса и смотришь, как внизу фонари светятся. И фары вагенов. И люди такие маленькие-маленькие… Я тогда сидел и думал, что вернусь. Что хочу здесь жить, а не только работать…

Флинк снова отхлебнул из фляжки.

– Чтобы все у нас с тобой получилось, Шпатц!

Шпатц взял фляжку.

– Твое здоровье, Флинк!

Дверь распахнулась.

Первыми накопитель покинули рабочие. Их всех вместе забрал высокий полный мужчина в бежевом костюме и коричневой шляпе.

– Не повезло ребятам, – прошептал Флинк. – Это Грант пакт Вольцоген. Он управляющий на шахтах в горах Лютвицберге.

– Их сам управляющий забирает? Я думал, что аристократы не занимаются наемниками…

– Таковы правила. Если ты берешь на работу иностранцев, то должен сам их встретить и проводить до места. Взять на себя ответственность. Обычными местными рабочими управляющие не занимаются, конечно.

– А зачем берут иностранных рабочих? Свои не справляются?

Флинк приложил палец к губам.

Серых забирали по одному. За каждым являлся персональный контролер в темно-серой форме, коротко приветствовал, представлялся, и они уходили вдвоем. Один из серых, тот самый, с билетиком от механической гадалки, вышел последним, кивнув Шпатцу на прощание. Было похоже, что со своим контролером он встречается уже не в первый раз.

Дверь снова закрылась, Шпатц и Флинк остались вдвоем. Тишину накопителя заполнили звуки далеких шагов, неопределенных скрипов, шума двигателей, голосов. Шпатц перевел дух, несколько раз сжал и разжал кулаки. Вдох-выдох. Не о чем волноваться. Он же уверен, что его отец сказал правду о настоящей фамилии матери. Все должно получиться. Не о чем волноваться. Не о чем…

Дверь распахнулась, жалобно скрипнув. На пороге появился огромных размеров инспектор в темно-синей форме. Он выглядел как огородное пугало, на которое хозяева не пожалели соломы – объемное брюхо над ремнем, круглые лоснящиеся щеки, волосы цвета спелой пшеницы.

– Хальт! – громким фальцетом произнес он, уперев сардельку указательного пальца на Шпатца. Тот поднялся. Нет, все-таки ростом Шпатц не уступал своему контролеру, только в ширину. – Шпатц Грессель?

– Да.

– Я Хирш пакт Боденгаузен, ваш инспектор по контролю, герр Гессель. Следовать за мной! – туша в синей форме неожиданно легко развернулась и неожиданно быстро направилась в неизвестность. Шпатц подхватил сумку и направился следом.

– Увидимся! – крикнул вслед Флинк. И дверь захлопнулась. Теперь уже за спиной.

Короткий коридор, дверь направо, длинный слабо освещенный коридор с редкими зарешеченными окнами под потолком. Шпатц успел удивиться пробивающемуся сквозь них свету угасающего дня. Ожидание казалось настолько бесконечным, что по его внутреннему ощущению на улице уже должна была быть глубокая ночь. Еще одна дверь.

Огромное мощеное черной брусчаткой поле заливали золотые лучи клонившегося к закату солнца. Серая махина люфтшиффа отбрасывала причудливую тень на глухую стену ангара. Рядом с тремя черными ластвагенами деловито суетились люди в форме и недавние соседи по накопителю из зеленого сектора. Но инспектор Боденгаузен повернул в противоположную сторону – к длинной веренице небольших мобилей, стоявших вдоль металлической оградки, покрашенной в желто-черную полоску.

– Герр Грессель, – ничуть не задыхаясь от быстрого шага заговорил инспектор. – Сейчас мы направимся в карантинную зону Гехольц. Я буду сопровождать вас все время вашего в ней пребывания, за исключением сна и сортира. Когда я буду задавать вопросы, отвечать незамедлительно, меня также можно спрашивать, если возникает такая необходимость. Обращаться ко мне следует герр инспектор. Понятно?

– Да, герр инспектор.

– За время нашего сотрудничества я постараюсь вложить в вас максимум возможных знаний и умений, необходимых для жизни в Шварцланде, и если все пройдет успешно, то мы расстанемся, когда вы обретете статус фрайхер, – Боденгаузен распахнул дверь темно-синего мобиля и посторонился, приглашая Шпатца устраиваться на место рядом с водительским. – Если же все пойдет неправильно… Впрочем, надеюсь, все будет хорошо, и Шварцланд станет вашей новой родиной и обретет в вашем лице доброго подданного и полезного гражданина.

Инспектор улыбнулся, сверкнув маленькими льдинками глаз, захлопнул дверь и обошел мобиль с другой стороны. «Надо же, какая беспечность, никакой охраны или чего-то подобного…» – мимоходом подумал Шпатц. Мотор мобиля басовито заурчал, инспектор выкрутил руль, и площадь за окном сдвинулась. Раньше Шпатцу не доводилось ездить на мобиле. Он их, разумеется, видел, урчащие железно-парусиновые коробки давно не были диковинкой на улицах Сеймсвилля. Но позволить себе раскатывать на них могли только очень богатые и очень эксцентричные люди. Для обычных граждан из самодвижущихся повозок были доступны только паровые автобусы.

– Я ознакомился с вашим делом, герр Грессель, – мобиль остановился рядом с пропускным пунктом у ворот. – Там написано, что вы служили в армии и единожды участвовали в боевых действиях. В каком конфликте, позволите ли узнать?

– Уния Блоссомботтен, герр инспектор. Неспокойный район на севере Сеймсвилля. Два года назад там убили Гебо Велтиста, двоюродного брата нашего короля. И вспыхнуло сепаратное восстание. Я приписан к инженерным войскам, моя часть была мобилизована в состав горной армии, так что я тоже в каком-то смысле поучаствовал.

– Вы не разделяете интерес короны в этом конфликте? – Боденгаузен бросил быстрый взгляд на Шпатца, затем приоткрыл со своей стороны окно и предъявил заглянувшему в мобиль охраннику пропуск. Дверь закрылась, тяжелый створ ворот пополз влево, открывая дорогу.

– Отнюдь, – Шпатц усмехнулся. – Вы знакомы с историей Унии Блоссомботтен? Это настоящая заноза в заднице Сеймсвилля! Фактически, это обширная горная долина, близ которой добывается уголь, железо и некоторые другие полезные ископаемые. До того, как месторождения открыли, это была просто дыра на задворках. Сейчас же этот регион мог бы процветать, но нет же! Среди местных жителей бытует убеждение, что прогресс несет зло и порок. И нужно как можно больше вставлять ему палки в колеса. Сначала они устраивали диверсии на шахтах и складах. К счастью, они по своим убеждениям не пользуются взрывчаткой, иначе жертв могло быть больше… Они устраивали шумные демонстрации, несколько раз поджигали бараки рабочих. Если кто-то из местных нанимался на шахты, то его могли повесить. Ни королю, ни владельцам шахт не хотелось доводить дело до военного конфликта. Но получилось… как получилось. При подавлении бунта король счел необходимым воспользоваться самыми передовыми технологиями своей армии, чтобы продемонстрировать этим дремучим горцам силу прогресса. Восстание было подавлено рекордно быстро.

Инспектор засмеялся.

– Я слышал, что король Сеймсвилля пытался купить люфтшифф, должно быть, это было связано с этим мятежом?

– Не знаю таких подробностей, но думаю да, – Шпатц поерзал на жестком сидении мобиля, в очередной раз недобро помянув конструкторов сидений. Создавалось впечатление, что здесь в Шварцланде старались создать все условия, чтобы человеку хотелось побыстрее вскочить.

– У вас имелись собственные интересы участвовать в этом конфликте?

– Да, – кивнул Шпатц. – Мой отец – совладелец угольной шахты. Семья Грессель уже лет четыреста занимается банным делом. Десять лет назад отец посчитал, что уголь – более выгодный вид топлива и принял участие в разработке шахты.

– Так вы богатый наследник? – Боденгаузен показал пропуск еще одному охраннику на еще одних воротах.

– Нет, – Шпатц вздохнул. – Я оказался не очень пригоден к ведению дел, так что отец принял решение воспитывать преемника из моего сводного брата. Сына своей младшей жены.

– Эта система всегда меня удивляла, – хохотнул инспектор. – У нас не принято иметь несколько жен! Моя Бинди порвала бы меня на тряпочки, если бы я заикнулся еще хоть об одной женщине!

– Младшую жену нельзя взять в дом просто так, герр инспектор, – Шпатц оглянулся на закрывающийся створ последний пограничных ворот. – Она переходит по наследству, только если умирает брат.

– Но я слышал, что она тоже становится женой, – инспектор криво ухмыльнулся, круглые щеки его раскраснелись. – Во всех смыслах, если ты понимаешь, о чем я.

– Кому как повезет, герр инспектор, – Шпатц подмигнул. – Младшая жена не всегда младше. Думая о младших женах мы всегда представляем юную прелестницу, но обычно все же первыми умирают старшие братья. А младшие берут себе в дом их вдов… Так что…

– Благородный обычай, – одобрительно хмыкнул Боденгаузен. – Но у вас-то было иначе?

– Да, – лицо Шпатца потемнело. Балагур-инспектор задел за больную тему. Джерд была как раз женой младшего брата. Не юная прелестница, всего несколькими годами младше Блум, его матери. Когда брат отца погиб, ходили разные слухи, поговаривали даже, что тот завал на шахте не был несчастным случаем. Но никто ничего не доказал, отец стал владельцем всех семейных активов, а Джерд вошла в семью младшей женой. Ее старшему сыну было пятнадцать, на два года младше Шпатца. И потом у них с отцом родилось еще четверо детей. Один из язвительных соседей как-то предположил, что именно отец Шпатца и заделал Джерд ребенка. Шпатц тогда расквасил умнику нос и выбил пару зубов, но только лишь потому, что сам был склонен думать точно так же. Просто старался вслух не говорить все эти страшные вещи.

– Не хочешь говорить об этом?

– Не очень, герр инспектор, – признался Шпатц. – Но если это важно, я готов рассказать историю моей семьи.

– Вот как мы поступим, герр Грессель, – инспектор на несколько мгновений отвлекся от пустынной дороги и серьезно посмотрел на Шпатца. – Одним из вечеров мы возьмем бутылочку шнапса из моих запасов, и вы мне расскажете все.

«Договорились», – подумал Шпатц и стал бездумно смотреть на дорогу. Полотно из почти идеально подогнанных булыжников пролегало между невысоких холмов, кое-где украшенных небольшими группками невысоких деревьев. «Надо же, у нас даже некоторые центральные улицы после дождя становятся похожи на сточные канавы, а здесь до ближайшего города еще ехать и ехать, а дорога – камешек к камешку», – Шпатц вдруг почувствовал, что наконец-то расслабился. Инспектор молча вел мобиль, за окном машины – пасторальная идиллия, размеченная кое-где желто-черными столбиками. Редкие пушинки облаков в густой лазури неба. Темное золото солнечного диска у самого горизонта. Пестрые булыжники идеальной шварцландской дороги. С одной стороны, вроде бы окружающий мир остался прежним – в Сеймсвилле те же холмы, те же деревья, те же редкие гранитные валуны, утопающие в высокой траве. С другой – что-то неуловимо изменилось. Словно пограничное бюро – это не конструкция, возведенная людьми, просто в том месте, где им захотелось, а нечто большее. Граница другого мира. Чужого. Незнакомого. Подозрительно похожего на тот, который Шпатц только что покинул, но иного.

– Когда я впервые приехал в Чандар в составе посольства, – вдруг снова заговорил инспектор. – Я долго не мог понять, что вокруг не так. Вроде те же деревья, запахи, люди. Но всей кожей чувствуешь, что ты на чужбине.

– Я очень громко думаю, герр инспектор? – Шпатц повернул голову и посмотрел на краснощекий профиль Боденгаузена.

– У тебя лицо такое же растерянное, как у меня тогда, – инспектор усмехнулся. – То хмуришь лоб, то оглядываешься беспомощно. Ты ни разу не выезжал из Сеймсвилля, судя по твоей анкете. Так что я точно знаю, что ты чувствуешь.

– И это значит что-то особенное?

– Не думаю, – Боденгаузен пожал плечами. – Впрочем, профессор философии из Стадшуле со мной бы не согласился. Среди интеллигенции принято считать, что государственные границы – это объективная необходимость, и люди – только пешки глобального процесса. Или, говоря другими словами, мир разделен на безусловные части и меняется в угоду высшему смыслу.

– Не уверен, что правильно понял, – Шпатц наморщил лоб. – Граница объективна, то есть возникает сама по себе. И люди в любом случае ее возведут, потому что по-другому не может быть? А война?

– А война не начинается случайно. Если мир изменился, и границы сдвинулись, то у людей не будет выбора, кроме как последовать за ними. И воевать, если надо.

– И побеждает всегда только та сторона, которая служит высшему смыслу? Мир просто не позволит неправой стороне победить?

– Да, что-то вроде того, – Боденгаузен кивнул, повернул голову и подмигнул Шпатцу. – Хорошо, что я не философ. Но ты быстро схватываешь. Хорошее образование?

– Очень обрывочное, – Шпатц пожал плечами. – Школа грамотности, курс в инженерной части и частные уроки. Надеюсь его продолжить в Шварцланде.

– Правильный настрой, герр Грессель. Для фрайхера доступны курсы вольнослушателей в Стадшуле любого города, рекомендую воспользоваться этим правом сразу же, как только это станет возможным. Местное образование увеличивает как шансы получить статус эдлера, так и возможность найти хорошую работу.

Мобиль притормозил, Боденгаузен вывернул руль вправо. Второстепенная дорога сворачивала за холм и упиралась в высокие металлические ворота. Решетчатый забор оплетали колючие даже на вид кусты, усыпанные мелкими желтыми цветочками. Караульную башню справа от ворот Шпатц тоже заметил не сразу – будка с часовым пряталась в обширной кроне высокого дерева. Перед воротами – мощеный брусчаткой небольшой плац, на котором с комфортом могли разместиться три или четыре ластвагена. На уровне глаз на воротах ровными черными буквами было выведено: «Гехольц». Чуть пониже: «Карантинная зона». А над воротами сияли начищенной латунью буквы девиза: «Честность свободна от страха».