Читать книгу Красный Вервольф 4 - Саша Фишер - Страница 4

Почему-то я сразу понял, что очки ему не нужны. Простые стекла, это точно. Как и в тех моих, которые я с такой радостью разломал буквально пару дней назад.

– Такое дело, Александр Николаевич, – НКВД-шник по-хозяйски занял место Слободского. – Один человек в шутку прозвал меня Лавриком. А я в шутку решил примерить очки. И, знаете, это оказалось очень эффектная деталь. На нервных собеседников очень отрезвляюще действует.

Я понимающе покивал. Что же ты за фрукт такой, Юрий Иванович, что особиста нашего как школьника выпнул из штаба, а он даже пискнуть не посмел.

– Хм, надо же, – усмехнулся НКВД-шник. – Не бледнеешь, не дергаешься, руки не дрожат при упоминании Лаврентия Палыча. Значит или ты дурак из дремучей деревни, или непростой дядька, а?

«Бл*ха, даже в голову не пришло, что это проверка! – подумал я. – Получается, что прошел, потому что протормозил». Логично, я ведь из другой эпохи, в двадцать первом веке уже не бледнеют при упоминании Берии.

– А чего бледнеть, если совесть чиста? – я пожал плечами.

– Молодец, – без всякой иронии проговорил НКВД-шник и протянул мне руку через стол. – Будем знакомы. Юрий Иванович Карнаус.

Я пожал протянутую руку, не задумываясь. Да уж, реально интересный тип. Не размахивает корочками, званием не козыряет, не допрашивает требовательно. Но манеры откровенно барские, уверенные. Но взгляд при этом не оценивающий. Сильный, умный, но нет в нем этакой цепкости дознавателя.

Оперативник это. Работает в поле, а не вытряхивает сведения из голов собеседников.

НКВД – организация с весьма обширной областью интересов. Там не только глубокие бурильщики служат.

Отлегло чутка, но расслабляться все равно рановато. Отличный мужик Юрий Иванович с тем же выражением лица мне может сейчас пулю в башку пустить или голову свернуть… Э, нет, дядя Саша, так не годится! Недооценивать противника – плохая практика, будешь все время считать, что перед тобой лох, прожить можешь недолго и несчастливо. Но и переоценивать тоже не след. Этот Карнаус явно мужик подготовленный, по движениям видно, что с физухой у него все в порядке, но ведь и я не пальцем деланый. Так что.

– Волков, Александр Николаевич, – ответил я.

– Мы с вами, Сан Николаич, практически ровесники, – сказал Карнаус, закинув ногу на ногу. – Может, давайте на ты? И без ненужного официоза? Как лучше, Саша или Шура?

– Саша сгодится, – усмехнулся я. – Не герром Алексом же вам… тебе меня в самом деле называть.

– Действительно, – Карнаус блеснул зубами в улыбке. – Куришь?

– Нет, – покачал головой я.

– Вот и правильно, – энергично кивнул НКВД-шник. – Я вот тоже бросил. Тогда давай к делу, хорошо?

Юрия интересовал вервольф. Осведомлен о моих «проделках» он был неплохо, иной раз даже лучше, чем я сам. Его сведения включали еще и разные слухи и сплетни, которой обросла фигура Красного Вервольфа как со стороны наших, так и со стороны немцев. Заметно, что поработал он на «отлично», информацию собрал всеобъемлющую. Но интересовало его другое. Мои мотивы. Наводящими вопросами с как бы легкомысленными шутками и комментариями он осторожно вызнавал, кроется за всеми этими вольфсангелями на лбу и плетеными коронами из веток что-то большее, чем просто моя богатая фантазия. Но напрямую он этот вопрос не задавал.

Но он не только спрашивал. В ответ на мои откровения, рассказал мне пару историй, как селяне из окрестных деревень подхватили тему и даже пару фрицев точно так же после смерти расписали. Мол, дядьки решили так себя обезопасить. Порешили сборщика налогов, потом испугались и придумали, что ежели сделать вид, что это Красный Вервольф тут поработал, то может мимо них пройдет гнев фашистов.

Тема янтарной комнаты его не интересовала совершенно. Во всяком случае, обо всей этой истории он не задал вообще ни одного вопроса. Только про деятельность Красного Вервольфа.

– А скажи-ка мне, Саша, надолго ты в отряде Слободского задержаться планируешь? – спросил Юра, когда тема вервольфа явно подошла к завершению.

– Еще не знаю, – честно ответил я. – А что?

– Да дельце у меня есть одно, – НКВД-шник расплылся в загадочной улыбке. – Саша, как ты смотришь на то, чтобы твой Красный Вервольф еще поработал? Только чуть более… прицельно, а?

– Служу Советскому Союзу, – ответил я. – Странная терминология, Юра. Дельце, просьба. А почему не приказ и не распоряжение?

– Ну так я же не дурак, вроде Хайдарова, – НКВД-шник подмигнул. – Готов спорить, что он брызгал слюной и требовал от тебя звание, номер части и чтобы твой командир телеграмму ему лично прислал, так?

– Примерно, – фыркнул я. Ага, отлично. Значит Карнаус принял меня как равного. Инфу он собирал тщательно и досконально, значит не мог не отправить запросы про меня. И получил дырку от бублика во всех инстанциях. Но Хайдаров сделал из этого вывод, что я шпион и засланец. А Карнаус – что я засекречен еще больше него самого.

– Ну так что, Саша? – он подался вперед и снова протянул мне руку. – Ты согласен вместе поработать?

– Согласен, – я пожал руку в ответ.

– И будешь не против если я немного… эээ… – он покрутил в воздухе ладонью. – Внесу некоторые дополнения в твой ритуал?

– Не против, – усмехнулся я.

– Вот и славно, что мы договорились, – Карнаус поднялся. – Мне пора бежать, вот что. Детали следующей твоей операции обсудим в рабочем порядке. Скажем, завтра вечерком, лады?

НКВД-шник стремительно вышел из штаба. Так быстро, что меня даже ветром обдало. Я остался в штабе один. Снаружи слышались негромкие разговоры, кто-то вроде даже песню затянул. А я обдумывал только нашу беседу. Не совершил ли я только что ошибку, вот так запросто подписавшись непонятно на что?

С одной стороны, это прямо-таки железобетонное прикрытие. Теперь уже не вымышленное, которое я в первое свое знакомство с отрядом Слободского сочинил, а более чем настоящее. Хайдаров во всяком случае точно перестанет ко мне цепляться, он от этого милейшего парня Юры по прозвищу Лаврик бледнеет с лица и нервно дергается. С другой… А что с другой? Ну да, я не имею представления, чем занимаются эти НКВД-шники с неизвестными мне эмблемами. Археологический лагерь Аненербе захватили, этнографа из Пскова вытащили… Ясен пень, я читал во времена оны разные конспирологические статейки о том, что в СССР тоже проводились мистические и оккультные эксперименты. Про то, как некий Глеб Бокий под руководством самого Железного Феликса заигрывали с ясновидением. Что-то еще про проект «Орион» попадалось… Хотя это вроде про более поздние времена. Да и вообще вроде как фейк. С третьей стороны, да ну и что? Допустим, эти ребята и впрямь из того самого секретного отдела, который аналогичен немецкому Аненербе, я-то что с этого теряю? Ровным счетом, ничего. Одни сплошные минусы…

Ворохнулась, конечно, на задворках сознания предательская мыслишка. А что, если они и правда могут что-то запредельное? Подправит этот обаятельный хрен в фальшивых очечках мой псевдоритуал, а я и начну настоящей шерстью обрастать и на луну выть в особо драматичные моменты.

Я фыркнул.

Да ну, бред какой-то.

Пойду лучше Яшку в госпитале навещу.

– Дядя Саша! – возглас Яшки раздался еще до того, как я успел его разглядеть. – Живой! А я уж тут себе напридумывал… Ф-ух, счастье-то какое!

– Здорово, Яшка! – я оглядел внутреннее убранство партизанского госпиталя. Эта землянка изнутри была еще больше, чем штабная. По обеим сторонам – двухэтажные дощатые нары, в дальней части – три комода кухонных. Явно из деревни какой-то доставили. Пахнет карболкой, хлоркой, лекарствами. Смертью и болью тоже пахнет, не без этого. Но сегодня тут царила скорее атмосфера курорта. Раненых было всего четверо, да и те явно не тяжелые. Устроили себе на нижних нарах «лаундж-зону» из матрасов и подушек, керосинку поставили и в картишки дуются.

– Прошу пардон, ребята! – Яшка живенько швырнул свои карты в сброс и подполз к краю. – Дядя Саша, подсобишь мне? Выбраться на свежий воздух хочу, сил нет!

Я с готовностью подставил плечо, и мы поднялись наружу.

– Ладно, хорош прикидываться, – сказал я, когда мы отошли чуть в сторонку. – Что-то мне подсказывает, что ты не так чтобы сильно и ранен.

– Дядя Саша, да что ты говоришь такое? – Яшка прижал руки к сердцу в самом что ни на есть искреннем возмущении. – Нога так болит, что даже поставить мочи нет!

Потом зыркнул по сторонам воровато и наклонился ближе ко мне.

– Эх, еще вчера болеть перестала, – шепотом сказал он. – Только не говори никому!

– Так ты симулянт, получается? – хмыкнул я. – Не успел в партизанский отряд попасть, а уже от боевых заданий косишь?

– Так я же не от боевых, дядя Саша! – глаза Яшки стали испуганными и жалобными одновременно. – Ежели бы заваруха какая случилась, я бы сразу эту шину сорвал. Нет-нет, я не поэтому! Я же и правда ногу подвернул сначала! Опухла так, что мама не горюй! Разве я виноват, что у их медички золотые руки?..

– Ну-ну, давай заливай! – фыркнул я. Блин, вот ведь Яшка, а! Такое трепло, но сердиться на него совершенно невозможно! Даже если он чушь всякую несет или делает.

– Дядя Саша, я хочу жениться! – выпалил он. – Да подожди ты скалиться, знаешь, какая у них тут медичка? Я ее как увидел, так с первого взгляда влюбился. И на всю жизнь, клянусь! А у меня нога, как назло, зажила! И не болит, чертяка! А ежели я из госпиталя сразу выйду, то как тогда к Марье подойти, она же тут – ух!

Я с умилением слушал, как Яшка рассказывает про свою прекрасную Марью. Слободский ее с самым серьезным видом зовет по имени-отчеству – Марья Ильинична, несмотря на то, что она выглядит совсем девчонкой. А партизаны за глаза называют Маняшей. Но любя, а не потому что считают маленькой дурочкой. Она тут их всех в ежовых рукавицах держит. Проводит просветительскую работу, заставила всех зубы чистить и гигиену поддерживать. А все слушаются, даже матерые дядьки.

– Быстрый ты, однако, – я покачал головой, когда его поток славословий иссяк. – Один день знакомы, а ты уже жениться собрался.

– Это как стрела в сердце, дядя Саша, клянусь! – Яшка снова прижал руки к груди. Потом опять воровато огляделся, не подслушивает ли кто. – Слушай, меня тут один тип про тебя расспрашивал. Жутковатый такой, в очках…

– Карнаус? – усмехнулся я.

– Такой вроде веселый, шутил постоянно, – продолжил Яшка, не обратив на мое уточнение внимания. – А глаза как будто волчьи, до костей пробирает, клянусь. Как-как ты его назвал?

– Карнаус, – повторил я. – Фамилия такая у него.

– Ох… – Яшка округлил глаза. – А ведь он мне и не представился даже… Получается, что я какому-то безымянному типу все выложил? Вот я балбес, а… Дядя Саша, ты уж прости меня, дурака…

– Так у своих же ты, чего тут было скрывать-то? – я пожал плечами.

– Он про вервольфа все расспрашивал, а я ему взял да и выложил, что это я среди фрицев растрезвонил историю про человека с головой волка и его мертвую невесту, – затараторил Яшка. – Все-таки, язык мой без костей, метет иной раз как помело, хрен остановишь…

– Забей, Яшка, – я хлопнул приятеля по плечу. – Виделся я с твоим жутким типом сегодня.

– О как! – он подался вперед, глаза заблестели любопытством. – И что? Что?

– А что там сделали с носом любопытной Варвары? – я ухватил Яшку за нос. – Не обижайся, дружище. Служба.

– Понял, умолкаю! – Яшка захлопнул рот ладошкой. Но продержался недолго, секунды три. – А я ведь еще вот что хотел сказать, дядя Саша…

– Приняли-то тебя как? – перебил я его. – Не обижают?

– Да нормально все… – немного растерянно ответил Яшка. – Хорошие ребята…

– Хайдаров прицепился? – понимающе покивал я.

Яшка вздохнул и повесил голову. Похоже, не только в Марье-прекрасной дело, что Яшка мой одноногим прикидывается. Меня хорьку-Хайдарову теперь не достать, руки коротки, а вот на Яшке-то он может сполна отыграться. Припомнить ему, что баранку для фрицев крутил, да белую повязку полицая носил, пока в психушке «отдыхал».

– Боюсь я его, дядя Саша, – прошептал Яшка. – Он меня сразу невзлюбил, как только увидел, хорошо, ребята заступились. И Марья еще… Ох и девка! Как она его отбрила, когда он в госпиталь сунулся, чтобы мне допрос устроить! «Вы, говорит, товарищ Хайдаров, свои разговоры мне здесь не ведите! Раненым покой нужен, ясно вам?»

– Подумаем, что можно сделать, Яшка, – я рассеянно потрепал его по плечу.

– Он меня сразу же коллаборационистом обозвал и перебежчиком, – шепотом продолжил Яшка. – И военно-полевым судом пригрозил, мол все по закону будет, чтобы я не думал, что мне вот так с рук все сойдет.

– Разберемся, – я скрипнул зубами. Вот бл*ха… А ведь Хайдаров может ведь и не отцепиться от Яшки так просто. Действительно придется что-то придумывать, чтобы его из-под прицела Хайдарова вытащить. После унижения Карнауса он еще злее станет, наверняка. Меня достать не может, будет на Яшке отыгрываться.

– А, так я что еще сказать-то хотел! – Яшка встрепенулся и снова оживился. – Слободский Беккера в плен взял! Я сначала глазам своим не поверил, когда мы нос к носу столкнулись в лагере.

– Беккера? – нахмурился я, припоминая, кто такой Беккер. – Толстенький такой, из отдела пропаганды?

– Да нет, другой! – Яшка махнул рукой. – Тот толстенький – Вебер. И он не эсэсовец. А Беккер – тощий такой, с шрамом на глазу. Штурмшарфюрер.

– А! – припомнил я одного из своих собутыльников. – Из Аненербе. Фотографию своего кота еще всем показывает.

– Да-да, он, – покивал Яшка и сделал «значительное лицо». Будто я уже должен сделать какие-то выводы.

– Ну и что? – я пожал плечами. – Мы на войне, тут бывает пленных берут.

– Так этот Беккер вроде как договорился, чтобы его обменяли на кого-то! – воскликнул Яшка. – А он в лицо меня узнал. Получается, что в Псков я теперь уже точно вернуться не смогу.

– Какой-то ты непоследовательный, Яшка, – усмехнулся я. – То говоришь, что засветился, и тебе больше нельзя среди фрицев быть, а теперь какого-то Беккера испугался. Ты определись уже! Ты хочешь в партизанском отряде остаться или обратно в коллаборанты к фрицам вернуться?

– Не знаю я, дядя Саша, – снова пригорюнился Яшка. – Если этот Хайдаров от меня не отцепится, мне ведь бежать придется. А куда тут бежать-то? Только в Псков, получается. А Беккера отпустят, так он живо меня сдаст, что я из партизан.

– Эх, Яшка, вредно тебя одного оставлять, вот что! – я рассмеялся. – Столько всего уже наворотил, хрен распутаешь. И жениться хочешь, и Хайдарова боишься, и печалишься насчет Беккера…

– Хорошо, что ты живой, дядя Саша, – Яшка коротко вздохнул. – Ты вернулся, и сразу как-то жизнь проще кажется. Не буду больше огород городить. Как ты скажешь, так и сделаю, вот. Хоть в огонь, хоть в воду, лишь бы с тобой.

– Я тоже рад, что ты жив, Яшка, – улыбнулся я. – Кстати, а может ты слышал чего про Кузьму?

– Так это… – начал Яшка, но тут из центра лагеря послышались громкие голоса. Я вскочил и приложил ладонь ко лбу.

– Кажись, Слободский вернулся, – проговорил Яшка. «Наташа!» – радостно екнуло сердце.

– Ну что, проводить тебя до госпиталя, или еще тут посидишь? – спросил я.

Я выскочил из землянки для раненых и торопливо направился к компашке партизан, сгрудившихся вокруг командира. Пришлось даже себя чутка притормозить, а то мчусь, как школьник на свиданку с радостной рожей. Букетика цветов в руках не хватает.

Слободский стоял в центре и, судя по выражению лица, рассказывал какие-то радостные новости, рядом с ним стояла Наташа. Серьезная такая, в форме и с винтовкой за плечом. Давненько я ее такой не видел, все больше в городских платьях или вообще замаскированной под старуху. Я протиснулся вперед. Лицо Наташи сначала расцвело счастливой улыбкой, когда она меня заметила. Сердце так радостно заколотилось от предвкушения, что сейчас я обниму свою милую снайпершу. Но длилось это ровно секунду. Улыбка моментально завяла, лицо Наташи снова стало серьезным и даже как будто испуганным. На меня она больше не смотрела. А смотрела совсем в другую сторону.