Читать книгу Путаница, или Ветер в голове - Саша Матяш - Страница 2

Глава первая

Оглавление

Разговор не клеился. Я решил, что беседе не хватает сердечности, и, понизив голос, сказал вкрадчиво:

– Ты подумай… ты сейчас кто? Вот именно… А если пойдешь со мной… Обещать ничего не могу, но ты и сам знаешь… Жизнь коротка, а слава вечна. Главное – не упустить свой шанс.

Кусты сирени подступали так близко, что старый сарай и наша скамейка, один конец которой подпирало ведро с примечательной надписью «Кухня», казались обломками корабля, утонувшего в бескрайнем зеленом море. В траве за сараем стрекотал кузнечик, как будто крошечный музыкантик отчаянно бил в барабан. Такая же барабанная дробь звучала и в моей голове. Нас могли хватиться в любую минуту. Я сказал:

– Нет, правда. Ты что, боишься? Это даже смешно. Умирать – так с музыкой!

На самом деле умирать никто не собирался. О завтрашнем дне я думал спокойно, как о деле давно решенном, а сюда пришел, рассчитывая найти сообщника и пару крепкой обуви. На что рассчитывал Паша, было пока неясно. Он тихо сидел рядом, вздыхал, почесывался и до сих пор не произнес ни слова.

Каким-то шестым чувством Паша всегда угадывает, когда я втягиваю его в историю. Я объясняю это его высоким социальным положением. Он всегда на виду, и ему приходится тратить много усилий на то, чтобы не запятнать честь семьи. Когда такое все же случается, то лупят Пашу как сидорову козу, без всяких скидок на нежный возраст и пагубное влияние извне. Под пагубным влиянием подразумевается, конечно, мое. Правды тут ни на грош, но я привык. Дурная слава – это как гвоздика в петлице. Есть люди, которым она идет, а есть те, кому она не к лицу. Тут все зависит от личной храбрости. А храбрости мне не занимать.

Я поднял с земли ветку и помахал ею над головой, делая вид, что отгоняю комаров.

– Если ты думаешь, что я втягиваю тебя в историю, то это не так. Я стараюсь для твоего же блага. Люди такой шанс всю жизнь ждут, а тут – вот он, на блюдечке.

Говорят, что искусство убеждения целиком построено на лести и лжи. Не знаю. Такого же успеха, по-моему, можно достичь, бесконечно и на разные лады повторяя одно и то же. Единственный недостаток этого метода – время. А времени у меня совсем не было. Я боялся, что вожатая Нюша заметит наше отсутствие и подымет шум. В любой другой день – милости просим, только не сейчас. Но тут скамейка под нами качнулась, скрипнуло ведро, и Паша сказал:

– Дурацкая идея. Ничего у тебя не выйдет.

Я заволновался.

– Что значит дурацкая?

– А то. Допустим, я соглашусь. Допустим даже, что согласен. И что? В костер ты все равно не полезешь.

– Ну этого, положим, ты не знаешь, – осторожно возразил я.

– А главное – зачем? Там сухая трава вокруг. Сгоришь как пучок соломы.

К вопросам «зачем» и «почему» у меня давняя неприязнь. Она осталась с детского сада, где я был «маленьким негодяем» и провел много часов, объясняя взрослым причины своих поступков. Я ответил Паше, как отвечал всегда, стараясь напустить побольше тумана.

– В каждом деле есть риск. Но ты не бойся. Ноги-то будут мои. У мусульман, например, хождение по раскаленным углям – это такое покаяние за убийство халифами соперников в борьбе за трон.

Пашино лицо вытянулось.

– Погоди, – перебил он, – это ты о чем? Мы о чем сейчас говорим?

– Древний обряд, между прочим, совершается в разгар мухаррама.

– Чего-чего?

– Это праздник такой, вроде нашего Нового года.

– Какой Новый год? Ты о чем?

– История сохранила свидетельства очевидцев.

Паша с облегчением выдохнул, и на его лице появилась скептическая гримаска.

– Ах, история! Тогда понятно. Опять в книжке какой-то вычитал?

Несмотря на репутацию культурного юноши, книг Паша не читает. Он верит, что здравый смысл даст фору любому историческому факту вроде того, как в «дураке» туз бьет десятку.

– Допустим, вычитал. И что с того?

– А то, что брехня. Значит, они ноги побелкой натирали или мылом. Иначе никак. Тут нужен какой-нибудь фокус, обман зрения.

– Или… – я выдержал театральную паузу. – Можно просто обуться.

– Обуться?! – Сомнение в Пашином голосе сменилось разочарованием.

– Ну да. Ты ведь привез сапоги?

Это был риторический вопрос. Пашин чемодан я тщательно обыскал накануне. Пара резиновых сапог оказалась единственной стоящей находкой.

– Да, но… Вообще-то, это подарок бабушки.

– Ну и что? Дома скажешь, что украли. Неужели кусок резины дороже дружбы?

Ответ на этот вопрос был очевиден и предсказуем. Однако Паша отвечать не торопился. Наконец он придвинулся ближе и ни с того ни с сего спросил:

– Ты это, случайно, не из-за нее? Только честно!

Мне пришлось сильно постараться, чтобы ни один мускул на моем лице не дрогнул.

– Или все-таки из-за нее?

Паша обожает секреты. Он собирает их, как некоторые собирают марки или чешский хрусталь. Особое удовольствие ему доставляет обсуждать свою коллекцию с кем ни попадя. Я решил не отвечать. Пусть думает, что хочет.

– Так я и знал! – Пашин голос дрожал от скрытого злорадства. – То-то я думаю: какие мусульмане? Какая Бухара?

– Мухаррам, – поправил я.

– Вот именно. С бухты-барам. Ты, друг, совсем спятил. Сам ведь знаешь: от нее одни неприятности. Будешь, как Орешкин, по субботам металлолом собирать. Ха-ха! Те еще свиданьица! Мама говорит, что она слишком партийная.

– Му-хар-рам, – повторил я по слогам и твердо посмотрел ему в глаза.

Пашины и без того розовые щеки стали пунцовыми. Он поджал губы и тоже твердо посмотрел мне в глаза. Паша на голову выше меня и килограммов на двадцать тяжелее. В драке его не так-то легко сдвинуть с места, но отступать я не собирался. Дружба – тот еще омут. Хотелось бы мне знать, отчего он так всполошился: боится потерять меня или упустить ее? В беспощадном свете этого внезапного открытия мне стало совершенно ясно, что сапоги тут ни при чем и я попросту теряю время.

Я поднялся и неторопливо отряхнул брюки.

– Ну как знаешь. Не хочешь, не надо. Как-нибудь без тебя обойдусь. А ты береги сапоги. Глядишь, осенью они помогут тебе с математикой.

К такому повороту событий Паша был не готов.

– А ты? А я? Мы же вместе занимаемся!

Он тоже поднялся и нерешительно топтался на месте, собираясь идти за мной. Я сказал:

– Ты только не обижайся, но ты меня назад тянешь… в смысле успеваемости. И вообще.

– Но ты же маме моей обещал!

– Перед Серафимой Григорьевной я извинюсь. И вот еще что, не ходи за мной, давай попрощаемся здесь. Тебе – сюда, а мне – направо.

Следовать этому совету было непросто, потому что от сарая через рощицу старых акаций уводила единственная, затерянная в лопухах тропинка. И пока Паша растерянно оглядывался по сторонам, я шагнул вперед и скрылся в пыльной духоте зарослей.


Конечно же, все было из-за нее. Из-за кого же еще? Пиная на ходу пушистые головы одуванчиков, я медленно брел по тропинке вперед. Легко сказать «обойдусь». До похода к Девичьей башне оставалось чуть больше суток. А у меня не было ни помощника, ни обуви, ни надежды что-то исправить. Здесь самое время пояснить, что Девичьей башней называли в этих краях разрушенное пожаром, похожее на маяк строение с толстыми стенами и грубой каменной кладкой. Пожар, согласно легенде, устроила сама хозяйка, надеясь этим отчаянным жестом вернуть неверного возлюбленного. (Так и слышится рассудительный голос мамы, объясняющей кому-то по телефону, что отчаянными жестами вернуть никого нельзя, а расставаться нужно легко и ровно за день до того, как тебя решили бросить.) Но речь не об этом. Так повелось, что каждый год в конце августа из всех окрестных лагерей к башне приходили ребята старших отрядов, разводили на поляне огромный костер и в память о несчастной погорелице ровно в полночь «венчали на царство» новую хозяйку.

История Девичьей башни, хоть и древняя, никогда не казалась мне ни увлекательной, ни поучительной, ни забавной. Поэтому об обряде венчания я толком ничего не знал. А узнать было необходимо. Мой внезапно возникший интерес подогревали два обстоятельства: во-первых, нынешним летом к башне отправлялся я сам, и, во-вторых, я намеревался пустить это славное мероприятие под откос.

Когда объявили день похода, я остановился у доски объявлений и внимательно изучил план лагерных мероприятий, напечатанный на трех полинявших за лето страничках. Нужный мне абзац гласил: «В первом отделении юноши, окружив костер, передают из рук в руки венок, соревнуясь при этом в ловкости и смекалке; во втором отделении – победитель выбирает хозяйку бала; начинается маскарад». Я совсем не хлюпик, но до сих пор единственным видом спорта, где мне по-настоящему удалось блеснуть, были шашки. От доски объявлений я ушел в глубокой задумчивости. Одно было ясно: соревноваться в ловкости и смекалке никто не будет; выбор сделаю я и выберу, кого захочу. То есть понятно кого.

Через несколько дней план был готов. Вечер у Девичьей башни представлялся мне так.


Ночь. Костер догорает. Круг света на траве постепенно бледнеет, и поляна погружается в темноту. Лиц не разобрать, видны только руки и венок, бесшумно скользящий по кромке света, – один виток, второй, третий… И вдруг происходит невероятное: венок срывается вниз и исчезает в густых клубах дыма. Его уже не достать. Люди растерянно сбиваются вокруг костра. Для них праздник закончился. А для меня он только начинается. Я проталкиваюсь вперед, ступаю на раскаленные угли и выхватываю венок из огня. Под каблуком с треском лопается головешка. Искры, взлетая в небо, освещают мое лицо – оно спокойно и безмятежно. Я знаю, все взгляды обращены ко мне. Но массовка мне больше не интересна. Мимо… Мимо… Я иду к ней. Меня переполняет страх и согревает надежда. «Возьми. Это тебе», – говорю я и протягиваю ей венок.


Я много об этом думал. По расчетам выходило, что мне понадобится секунд двадцать, от силы тридцать, в худшем случае – если какой-нибудь безумец попытается меня удержать – минута. Резина должна выдержать. Беда заключалась в другом: рука, «случайно» роняющая венок в огонь, была Пашиной, и, где найти другую, я пока не знал.

Из задумчивости меня вывел звук ломающихся веток. Кто-то за моей спиной ломился сквозь кусты. Я собрался было оглянуться, когда совсем другая, злая и вместе с тем приятная мысль заставила меня передумать. Я не только не обернулся, я даже чуточку ускорил шаг. Неизвестный начал отставать, а через минуту я услышал позади прерывающийся знакомый голос.

– Эй, – кричал Паша, – погоди!

Я сделал вид, что не слышу.

– Эй! – неслось мне вдогонку. Я вспомнил, что плана Б у меня нет, и, прислушавшись к голосу разума, сбавил шаг. Паша догнал меня у душевых кабинок. Он взмок и едва дышал.

– Хорошо, – выдохнул он, – бери сапоги. Я согласен.

Ага, должно быть, и он прислушался к голосу разума, не зря все-таки я упомянул математику. Меня так и подмывало сказать что-нибудь поучительное, но времени совсем не было. Деревья закончились. Мы стояли на главной аллее.

– Значит, сделаем так… – сказал я. – Завтра запишись добровольцем на кухню. Поможешь погрузить продукты в машину, а заодно спрячешь в кузове сапоги.

– А ты?

– Мне лучше пока оставаться в тени.

– А мне, по-твоему, нет? Как я появлюсь с резиновыми сапогами на кухне? Знаешь, сколько там будет народу?

– Обмотай их во что-нибудь, положи в кастрюлю и скажи, что несешь ложки с вилками.

– Ты серьезно? Какие вилки и кто мне кастрюлю даст?

– Хорошо, тогда не кастрюлю. Найди что-нибудь… да хоть вот эту штуковину… – я показал на стоящее под скамейкой ведро. – Смотри, тут даже надпись есть. Скажешь шоферу, что тебя прислало начальство. Дескать, не знаю, что там, просили не открывать.

Впереди показались знакомая красная крыша и кусок кирпичной стены. Мы почти пришли. Вдруг Паша сильно толкнул меня в бок и пробормотал, уставясь себе под ноги:

– Слева по курсу… Только не пялься, не пялься. Они на нас смотрят.

Я прошел вперед и через несколько шагов, уже сворачивая на тропинку, незаметно оглянулся. За спиной осталась уходящая вдаль аллея и неприметная лавочка, наполовину укрытая кустами. На лавочке сидели две девчонки и шептались о чем-то, провожая нас взглядами.

– Видел? – спросил Паша, как только скамейка скрылась из вида. – Интересуются, между прочим.

Почему-то я сразу заподозрил в его словах угрозу моему плану и резко спросил:

– Чем интересуются?

Паша хохотнул.

– Ни чем, а кем. Нами, старик, нами. Одна особенно. Спрашивала, почему мы на танцы не ходим. Как они тебе? Приятненькие такие карасики.

– Ах, это? – успокаиваясь, сказал я. – Ты вот что, в кузове выбери место понадежнее. Машину трясет на ухабах.

– Да не волнуйся ты так, – перебил Паша. – Я что думаю: девочки на вид симпатичные, а в голове небось одна пудра и шуры-муры. Если бы мы захотели…

– И кстати, только что вспомнил. Носки… Как у тебя с носками?

Но Паша меня совсем не слушал.

– Ты заметил? Глаз с нас не спускали…

Я остановился и, оглядев Пашу с ног до головы, подумал: «Вот я стою на пороге важнейшего события в моей жизни, может быть самого главного, и в то же самое время хочу довериться идиоту. Не идиот ли я сам после этого?»

– Ты знаешь, – перебил я Пашину трескотню, – пожалуй, я сам займусь сапогами.

– Почему? Ты что, мне не доверяешь?

– Ну что ты, – ответил я, – наоборот. Но в столовую ты все-таки запишись. На всякий случай.

Мне показалось, что Паша вздохнул с облегчением. Я тоже повеселел, как человек, по счастливой случайности уцелевший в авиакатастрофе.

Путаница, или Ветер в голове

Подняться наверх