Читать книгу Пристанище ведьм - Саша Пейтон Смит - Страница 6

Я не сразу сообразила, что означают ее слова. Они отдавались эхом в моей голове, пока на меня наконец не снизошло озарение.

– Академию? – повторила я.

– Все верно. Так я и сказала, – подтвердила Максин с насмешливой улыбкой, словно ее позабавила моя отчаянная растерянность.

– Ты же говорила, что это санаторий.

– Очень хитрое прикрытие, не правда ли? Скоро ты убедишься в том, что у нас много хитростей, – сказала она и подмигнула мне.

Будь мы подругами, я бы попросила ее слегка сбавить драматизм, но, увы, подругами мы не были.

Проходившие мимо девушки замедлялись подле нас, чтобы поглазеть на новенькую, обменивались парой тихих слов с подружками и шли дальше.

Интересно, как я выглядела в их глазах посреди этого сказочного вестибюля? Жаль, я не успела помыться после вчерашнего и на мне все еще был корсет, запятнанный кровью убитого мною человека.

Хелен вошла вслед за нами. На фоне изящной, гибкой Максин она выглядела крепкой и приземистой. Волосы еще сильнее распушились от долгого путешествия и выбивались из пушистого пучка на макушке.

– Не обижай бедную девушку, – строго произнесла Хелен.

– Я и не обижаю! – воскликнула Максин, оскорбленная такими обвинениями.

– Будь с ней вежлива, а то я возьму эту обязанность на себя, – добавила Хелен, легонько толкнув ее локтем в бок.

Максин раздраженно вздохнула.

– Какой смысл быть ведьмой, если не можешь вести себя загадочно?

Хелен закатила глаза и повернула к двери слева от входа.

– Будь вежлива, – крикнула она через плечо, – а не то скажу миссис Выкоцки, что тебе нельзя доверять новеньких!

– Хелен убеждена, что всегда знает как лучше, – заговорщически шепнула мне Максин.

Я отчаянно пыталась разобраться в потоке информации, который на меня нахлынул.

– Значит, это академия? – уточнила я, и Максин кивнула, явно недовольная тем, как медленно все до меня доходит. – Разве вы с Хелен не медсестры? Где пациенты? Где нас лечат?

Она пожала плечами.

– Мы солгали.

– Солгали? – эхом отозвалась я.

Перед глазами поплыло, и ноги подкосились.

– Никто не позволил бы нам забирать девушек ради такого несущественного занятия, как образование.

Пока что этот ответ казался самым честным из всех.

– Я ушла из школы в четырнадцать лет и не собиралась возвращаться.

Общественную школу на Клинтон-стрит в Нижнем Ист-Сайде можно было описать одним словом: «зверская». Может, когда-то мне и нравилось учиться, но это желание давно выбили из меня линейками по костяшкам.

– Однако мы здесь, – сказала Максин.

– Не понимаю, – пробормотала я.

Она тяжело вздохнула.

– Скоро встретишься с директрисой и все поймешь. Обвинение в убийстве слегка испортило процесс. Пришлось все делать в спешке.

– Мне очень жаль, но выбора у меня особо не было, – съязвила я.

– Мы знаем, – искренне отозвалась Максин.

– Откуда?

– Не могу сказать. Директриса очень серьезно подходит к приветственной речи для новеньких. Но не сомневайся: ты в безопасности, твой рассудок в порядке и ничего тебе не грозит.

Она развернулась на каблуках и пошла вверх по мраморной лестнице. Я последовала за ней, потому что делать мне было больше нечего. Разве что остаться тут и торчать в одиночестве посреди вестибюля, как полной идиотке. Максин быстро шагала на длинных ногах, и я с трудом за ней поспевала, торопливо извиняясь перед девчонками, которых задевала по пути. Кстати, я заметила кое-что любопытное: здесь были не только мои ровесницы, а девушки и женщины всех возрастов. Мимо прошла пожилая дама с белоснежными волосами, в спешке пробежала девочка лет десяти-одиннадцати. На некоторых даже были штаны.

Свет лился в окна, наполняя мраморный вестибюль слепящим ярко-белым мерцанием. Максин отвела меня на пролет второго этажа и дальше по боковой лестнице на третий. Ковер там был пушистый и черный – резкий контраст с белизной внизу. Золотой дамаст на стенах едва проглядывал за рядами женских портретов, ферротипов[2] и фотографий.

На одном из снимков, явно довольно свежем, компания девчонок смеялась и обнималась на фоне озера. Прямо рядом с ними висел портрет чопорной дамы в елизаветинском воротнике.

Я не знала, куда спешили остальные девчонки, которых мы видели в вестибюле и на лестнице, но явно не сюда. На третьем этаже не было никого, кроме нас с Максин.

На периферии поля зрения что-то мелькнуло, и я вздрогнула, ахнув, прижала ладонь к груди, но тут же расслабилась, когда увидела полосатую кошку. Она вышла из темного угла с молью в зубах и довольством собой на мордочке.

– Они тут повсюду, – объяснила Максин, заметив мое изумление.

– Кошки?

– Да.

– Это так задумано?

– Не совсем. Они спасают нас от моли, и большинство особо не царапается. Правда, черная с кухни любит кусаться.

Полосатая кошечка снова растворилась в тени, и мы с Максин пошли дальше по коридору.

Мы проходили мимо деревянных дверей, пока наконец не остановились перед той, на которой была аккуратно выведена цифра одиннадцать.

– Это твоя комната, – объяснила Максин.

Хотя она заверила меня, что здесь мне ничего не грозит, я все еще чувствовала легкую грусть и раздражение. Мне пришлось бросить родной район, работу, и теперь я должна жить в какой-то школе, полной чудачек? В то время как моя бедная мать сидит в палате психбольницы совсем одна, и никто ее не навещает? Конечно, Максин тут ни при чем. Если кто и виноват в моем несчастье, так это мистер Хьюс, но мне ведь надо найти какой-то выход своей досаде.

Максин толкнула дверь. На первый взгляд комната напоминала общую спальню над ателье. Здесь стояли четыре кровати, по две слева и справа от входа, но не из дешевого железа, а на деревянных каркасах ручной работы и с балдахинами.

Пышный черный ковер выгодно контрастировал с золотым туалетным столиком у дальней стены и обоями из золотого дамаста, как в коридоре. Пожалуй, мне еще не доводилось видеть такой красивой комнаты.

– Вот эта свободна, – сообщила Максин, показывая на ближайшую кровать слева. – Мы уже подготовили все необходимое. Осенняя форма лежит на постели, а в шкафу висит еще четыре. Обувь под кроватью. Соседки тебе покажут, где найти все остальное.

– Хорошо.

– Ты, наверное, сильно устала. Я три дня проспала после моего первого всплеска. Думала, голова лопнет от боли. Некоторые до недели в себя приходят. В общем, отдыхай.

Она развернулась к двери, и я выпалила ей вслед:

– Всплеска?..

Максин посмотрела на меня, вопросительно вскинув брови. Меня ужасно сердило то, как она увиливала от вопросов и хитро ухмылялась.

– Это не моя вина, – добавила я. – Не знаю, как ножницы оказались у него в шее. Я их даже не трогала!

Максин вздохнула.

– Миссис Выкоцки все тебе объяснит.

– Меня не отправят в тюрьму? – на всякий случай уточнила я, хотя нелегко было признать вслух, что у полиции есть все основания так поступить.

Максин рассмеялась и крикнула уже из-за двери:

– Пока нет!

И оставила меня одну.

Я подошла к своей кровати и провела ладонью по форме, которую для меня подготовили. Черная хлопковая блузка с пышными рукавами, которые резко сужались на локте, передник и шерстяные гетры того же цвета, черная бархатная лента на волосы и накидка – все как у всех. Меня поразило высокое качество ткани и пошива.

Больше всего я обрадовалась нижнему белью. Три идеальных корсета и три шелковые сорочки. Такого роскошного белья у меня в жизни не было. Мне уже не терпелось сорвать с себя окровавленный корсет, и я даже коротко рассмеялась от облегчения.

В зеркале у дальней стены маячило мое отражение, и я увидела болотно-зеленый синяк на шее. Впрочем, вся моя кожа теперь ощущалась как будто чужой, так что сейчас меня это не сильно волновало.

По поводу изнеможения Максин верно сказала: я чувствовала сильную тяжесть во всем теле, и в голове стоял туман. Однако я не сразу юркнула в постель. Сначала подошла к окну в алмазной раме и поднесла пальцы к узкой щели, через которую просачивался холод. С третьего этажа открывался панорамный вид на заросший Форест-парк и печальный двор академии, окруженный стеной.

Я отодвинула засов и толкнула окно – просто чтобы проверить, открывается оно или нет. Хотя прыгать с третьего этажа было высоковато. И делать я этого не собиралась. По крайней мере, пока.

Наконец я легла на кровать, не зная, как быть. Надо мной нависал балдахин из темно-красного бархата, в тон покрывалу. Я провела ладонью по подушкам, набитым гусиным пухом, и вздохнула.

Однажды в шесть лет меня отправили домой из школы, потому что я никак не могла перестать плакать. Мама спросила, в чем дело, и я попыталась как можно подробнее ей объяснить: что подняла руку, хотя обычно этого не делала, и спросила учительницу, когда нам расскажут про другую сторону мира, изображенного на карте. Она перевернула плакат и показала, что на обороте ничего нет. «Это все. Это и есть весь мир». Когда я поняла, что у него нет изнанки, нет нового мира, который мы могли бы исследовать, это осознание разбило мое детское сердечко.

А сейчас, лежа в кровати с вырезанными на изголовье феями и лианами, я гадала о том, не ошибалась ли моя учительница. Ведь сейчас я в самом деле очутилась на оборотной стороне, в совершенно новом мире.

Мне снился особняк в тонах золотого и бордового. Компания мужчин в пошитых по фигуре костюмах, собравшихся за начищенным до блеска столом красного дерева. Я стояла в углу и наблюдала за ними, подобно призраку. Ко мне подошел растрепанный кудрявый юноша в сером пальто. Он потянулся к моей руке… Нет, не чтобы взять ее, а чтобы передать мне какой-то предмет. Мои швейные ножницы, теплые, как человеческая плоть, влажные от густой крови, которая начала стекать между моими пальцами. Одна капля упала на белый ковер, и юноша мне подмигнул. Собравшиеся за столом резко затихли и посмотрели на меня.

Я очнулась на мягкой, но плотной подушке и в замешательстве огляделась. Дамастовые обои, бархатный балдахин – все на месте. Значит, хотя бы эта комната мне не приснилась.

Тот парень. Он тоже настоящий. Или был настоящим. Мы с ним уже встречались.

Он приходил к нам в прошлом декабре, сразу после Рождества. Я отчетливо это помнила. Уильям ввалился в квартиру поздней ночью – настолько холодной, что на мое одеяло лег иней, – и вырвал меня из глубокого сна. Я зажгла лампу на прикроватной тумбочке, взяла ее и вышла на кухню. Обмякший Уильям опирался на плечи невероятно привлекательного парня. Обычно мой брат не приводил к нам друзей – только Оливера, и то очень редко. Они покачивались, распевая пьяную песню о потерянной любви, но тут же умолкли, увидев меня.

– Что случилось? – спросила я.

– Фсе фпорядке, – с трудом пробормотал Уильям.

– Боюсь, он слегка перебрал, – объяснил его друг.

– Что ж, надеюсь, хорошо провел время, – ядовито проговорила я.

Мое раздражение грозило в любой момент перерасти в приступ гнева. Уильям ни разу не приходил домой пьяным. Я вообще не помнила, чтобы он пил! Я вот весь вечер провела за уборкой: отмыла грязную плиту, причесала маму, подготовила одежду на стирку… В то время как мой брат веселился с какими-то неизвестными мне друзьями!

– Спасибо, дальше я сама, – сказала я, забирая Уильяма у незнакомого парня.

Тот посмотрел на меня мутным взглядом – наверное, тоже «слегка перебрал».

– Я Финн, – вдруг представился он, и тогда меня удивил его ирландский акцент.

– Э-э, Финни! – промямлил Уильям, уткнувшись носом ему в воротник.

Я не ожидала, что мы будем обмениваться именами.

– Ну, я Фрэнсис. Сестра Уильяма.

– Он часто о тебе упоминает, – заметил Финн.

– Моя драгоценная сестренка, – промычал Уильям, пока я перекладывала его руку с плеч Финна на свои.

Он покачнулся, и мы едва не рухнули на пол.

– Эй, эй! – вскрикнул Финн и тут же подхватил моего брата с другого бока.

Мы подтащили Уильяма к постели и уложили прямо поверх одеяла. Финн быстро развязал ему шнурки, при этом глядя не на обувь, а на меня, что было само по себе впечатляюще. Хотя от его пронзительного, серьезного взгляда мне хотелось спрятать лицо за распущенными волосами.

– Откуда ты знаешь моего брата?

– Мы вместе работаем.

Уильям ушел с должности мальчика на побегушках у судьи Кэллахана около года назад, и в последние месяцы все чаще где-то пропадал. Я знала только, что он работает помощником в какой-то ассоциации джентльменов. В клубе, который посещают важные персоны. И если бы Уильям хорошо себя показал, его могли бы взять в своего рода подмастерья и обучить предпринимательской деятельности. По крайней мере, он мне так говорил, когда я жаловалась.

– В клубе?

– Да.

– Чем вы там занимаетесь?

– Неважно, – отмахнулся Финн и открыл было рот, чтобы добавить что-то еще, но тут же передумал.

Я немного подождала, но он молчал.

– Отвратительно себя чувствую, – пожаловался Уильям, зарываясь носом в подушку. – Зачем ты столько в меня влил?

– По-моему, нечестно все валить на меня, – возмутился Финн.

– Все этот виски… Завтра не смогу работать, – бормотал Уильям.

– Я тебя прикрою, не волнуйся. Хотя ты многое потеряешь, знаешь же. Завтра воскресенье, и босс придет в своем…

– Фиолетовом костюме, – хихикнул Уильям, насколько он вообще мог смеяться в таком состоянии.

– Опишу тебе в деталях, как он выглядел, когда вернешься, – пообещал Финн, похлопал Уильяма по плечу и поднялся на ноги.

– Нет, подожди! Надо написать больше песен, а то никакого мюзикла не получится!

– Мюзикла? – переспросила я.

– Три порции виски назад постановка мюзикла казалась неплохой идеей, – объяснил Финн.

– Мое имя прославится, Фрэнсис! – воскликнул Уильям.

Я тяжело вздохнула.

– Ложись спать, Уильям.

– Ты никогда не даешь мне веселиться!

– Похоже, ты веселишься за нас обоих, – огрызнулась я.

– Зачем ты так? Я очень усердно тружусь… – пробормотал он, закрывая глаза.

– Ах усердно? – насмешливо передразнила его я. – У меня руки все в крови от того, как много я работаю по дому. Не могу тебе показать, потому что в квартире у нас невыносимо холодно и мне приходится носить перчатки, чтобы руки не онемели. Но ничего, я все понимаю. Ночь у нас обоих выдалась богатая на события. Ты выпивал с друзьями, а я читала маме вслух чертового Диккенса, потому что она не может успокоиться и уснуть, когда тебя нет дома!

Горло сдавило от обиды. Мне очень хотелось наказать брата, но в итоге я просто выставляла себя дурой перед его другом. Глупо было плакать. Плакать всегда глупо.

– М-м… Извини, Фрэнсис.

Уильям перекатился на спину и вытянул руки, словно хотел меня обнять, но тут же уронил их на матрас.

– От твоих извинений мне ни горячо ни холодно. Давай спи. Утром поговорим.

Наша мама считала, что в середине ночи все кажется хуже, чем есть на самом деле. И, наверное, была права.

– Спокойной ночи, дружище, – сказал Финн, похлопав Уильяма по голове.

Из вежливости я проводила его до двери.

– Приятно было с тобой встретиться, Фрэнсис… наконец-то, – сказал он у порога.

– Наконец-то?

– Для твоего брата ты дороже всего на свете, – улыбнулся Финн, но я на улыбку не ответила.

– Больше не надо его спаивать, ладно?

Мы одновременно потянулись к щеколде, и наши руки на мгновение соприкоснулись.

– Хорошие у тебя перчатки, – заметил Финн, не глядя мне в глаза.

– Никогда не знаешь, когда заглянут гости. А встретить их без перчаток было бы просто скандально, – пошутила я, хотя голос у меня звучал несколько натянуто.

– Что ж, с радостью сообщу всему приличному обществу, что твои манеры на высоте, – пошутил он в ответ, и это было даже мило с его стороны.

Наверняка он почувствовал, как у нас холодно, и уж точно слышал мою постыдную тираду, когда я отчитывала Уильяма. И, вместо того чтобы посмеяться надо мной, Финн поддержал шутку. Не помню, пожелала я ему спокойной ночи или нет, но он мне пожелал, оглянувшись через плечо уже на пороге, словно ища что-то в моем взгляде.

Я потерла глаза, тщетно пытаясь стереть эти воспоминания об Уильяме. Некоторые жгли сердце больнее других.

Не знаю, сколько я продремала. За окном было еще светло, в коридоре тихо, во дворе – никого. Скорее всего, учебные кабинеты располагались далеко от этого крыла.

Какое-то время я ходила по комнате, заглядывая в тумбочки и шкафы своих соседок, но ничего интересного там не обнаружила. Хотя чего я ожидала? Дневника с записью «Помогите! Накидки у них очень красивые, но меня отсюда не выпускают!» или вроде того? Вместо него нашлись только одинаковые комплекты формы, книги, листы бумаги и чернильницы, бутылочка духов с ароматом сирени и жемчужные серьги, небрежно брошенные на стуле.

Наконец я подумала, что рыться в чужих вещах как-то неправильно, и решила выйти прогуляться. Насладиться ароматом сосен, окружавших академию. Я всю жизнь провела в городе, среди сирен, шума и дыма фабрик, и от полнейшей тишины «Колдостана» мне становилось не по себе. Может, все это будет казаться не таким невероятным, если выйти на улицу и убедиться в том, что деревья и трава настоящие.

Я побежала вниз по лестнице, провожаемая взглядами с масляных портретов и фотографий. И уже потянулась к медной ручке двери, когда тишину, словно острым ножом, разрезал голос Максин. А ведь я даже не заметила ее в вестибюле!

– Куда это ты?

Она сидела на шелковой кушетке у стены с книгой в руках и выражением ужаса на лице.

– Прогуляться по парку?

– Нет-нет. Нельзя, – рявкнула она, и по ее интонации я поняла, что допустила серьезный промах.

– Но… – прошептала я, и глаза у меня защипало от слез, как всегда, если мне становилось неловко или стыдно.

Господи, за последние сутки я слишком уж часто плакала. Надо постараться больше не распускать сопли.

– Нам ни в коем случае, никогда нельзя выходить отсюда без сопровождения, – твердо произнесла Максин. – Это ясно?

– Да, – пискнула я, хотя мне было ни капли не ясно.

– Отлично. Тогда идем со мной, – позвала она с натянутой улыбкой. – Ты спустилась как раз вовремя. Пора познакомить тебя с великой Выкоцки.