Читать книгу Краткая история Европы - Саймон Дженкинс - Страница 12

Ко II в. до н. э. господство Рима в Западном Средиземноморье было практически неоспоримым; границы его влияния быстро расширялись. Кроме Италии Рим обзавелся новыми провинциями на юге Испании, в Южной Галлии и Северной Африке. В 200 г. до н. э. римские войска помогли Афинам освободиться от слабеющей хватки Македонии, а в 133 г. до н. э. Пергамское царство Александра было преобразовано в новую восточную провинцию Рима – Азию. Все провинции должны были покоряться Риму и платить налоги; Рим, в свою очередь, обеспечивал им защиту и даровал римское гражданство местным правителям.

Этот греко-римский идеал гражданства в условиях верховенства права стал связующим элементом зарождающейся римской государственности. В процессе завоеваний римляне впитали господствовавший в бассейне Средиземного моря эллинизм. Они коллекционировали греческую литературу, копировали архитектуру и импортировали скульптуру. Они высоко ценили сокровища великой Александрийской библиотеки. Высшие слои римского общества говорили на греческом языке и обучали греческому детей, подобно тому как много позже европейские аристократы будут разговаривать на французском, а потом на английском языке. Рим перенял философские учения Афин: стоицизм, эпикурейство, скептицизм и кинизм. Оратор Цицерон вдохновлялся греческим правом и риторикой своего греческого предшественника Демосфена.

Не всем это пришлось по нраву. Самозваный патриот Катон (234–149 гг. до н. э.) считал притягательную греческую культуру «мягкотелой» и манерной. Он говорил, что обычаи «самого испорченного и неуправляемого из народов» развращают римскую молодежь. Поэт Гораций писал: «Пленная Греция взяла в плен своих неотесанных завоевателей». Прошли годы, и другой поэт, Вергилий, примиряя две культуры, писал: пусть греки умеют «обличье мужей повторить во мраморе лучше», пусть они лучшие правоведы, астрономы и математики, но все эти добродетели ничто без свободы действий. «Римлянин! Ты научись народами править державно – В этом искусство твое! – налагать условия мира»[2]. Мир, уверял соотечественников Вергилий, начинается с военного превосходства; так начиналось римское обожествление воинской славы, которое просуществует до конца империи.

Pax Romana («Римский мир») Вергилия опирался на регулярную армию, насчитывавшую примерно 125 000 солдат, не считая наемников. Римскими легионами, расквартированными в провинциях, командовали полководцы-патриции, которые правили на местах как военные диктаторы. Назначенные сенатом военачальники богатели, наживаясь на военных трофеях и взимая подати с населения. За счет этих средств они не только обеспечивали себе личную преданность солдат, но и покупали политическое влияние в столице империи. Это привело к преобладанию провинциальной конъюнктуры в политической жизни республики.

Кризис достиг решающей стадии в 133 г. до н. э., когда должность трибуна занял Тиберий Гракх, а позже его брат Гай. Они хотели раздать землю в собственность ветеранам войн и плебеям. Гракхам противостояли богатые сенаторы, организовавшие их убийство. Но, испытывая на прочность институты республики, место Гракхов заняли другие политики и бывшие военачальники, такие как Цинна и Сулла. В 82 г. до н. э. Сулла объявил себя диктатором Рима и представил программу реформ, превративших коррумпированный и продажный сенат в олигархию. В 73 г. до н. э. пришла новая беда: в районе Капуи подняли восстание гладиаторы под предводительством харизматичного лидера по имени Спартак. Спартак собрал армию из 70 000 рабов и сочувствующих, которая за год увеличилась до 120 000 человек. Разразившаяся гражданская война завершилась поражением рабов. Шесть тысяч страшных распятий выросли по обочинам дорог, ведущих в Рим, – как предостережение от повторения бунта.

Римская республика страдала от тех же проблем, что и афинская демократия. Личная власть и честолюбие разрушали ее институты и обходили механизмы защиты. Одолев в гражданских войнах многочисленных соперников, в 52 г. до н. э. единственным консулом Рима стал солдат по имени Помпей. Военные успехи принесли ему славу и деньги, в его честь устроили три триумфа – во время последнего он ехал в колеснице, инкрустированной драгоценными камнями. За колесницей шли дикие звери, а в руках Помпея была держава, символизирующая его завоевания. Теперь, когда один человек, опираясь на народную поддержку, мог контролировать сенаторов, консулов и трибунов, баланс власти разрушился. Нет в мире силы мощнее популизма.