Читать книгу День цезарей - Саймон Скэрроу - Страница 7

С первым светом в дом сенатора прибыл посланец из преторианского лагеря. Он доставил приказ Катону, как и всем старшим офицерам вернувшихся из Испании подразделений, явиться к полудню на совещание к префекту Бурру, исполняющему обязанности командующего преторианской гвардией. Сам командующий был так стар и дряхл уже во времена своего назначения несколько лет назад, что к войскам появлялся редко и его обязанности выполнял в основном Бурр, которого все, по сути, и считали главным командиром.

К тому времени как Катон с Макроном добрались до лагеря, в казармы начали возвращаться первые воины Второй когорты. Повозки со скарбом и выздоравливающими все еще находились в пути из Остии, и их ожидали лишь к сумеркам. Для солдат было облегчением оставить позади тяготы походной жизни; все стремились поскорей разместиться в уюте казарм с нормальными постелями, регулярным горячим питанием и укрытием от непогоды. Вдобавок к тому им светила возможность вновь встретить своих товарищей из когорт, что остались в Риме, и похвалиться перед ними своими подвигами в Испании. Ну а после, само собой, вкусить наслаждений, щедро предлагаемых величайшим городом ойкумены.

Но сначала требовалось пройти положенную рутину возвращения в часть после службы в полевых условиях. Вооружение, доспехи и воинское имущество нуждались в чистке и починке; о потерянной и поврежденной экипировке надо было сообщить интендантам, чтобы те организовали со складов замену. Требовалось доставить в казармы запас продовольствия, воды и топлива, да и сами помещения с возобновлением ежедневных осмотров надо было вновь привести в состояние, пригодное для жилья и устраивающее взыскательный глаз опционов и центурионов.

Если процесс этот был обременителен для нижних чинов, то для офицеров, ответственных за возобновление обязанностей учета, он был в тягость и подавно. Для Катона с Макроном, определенных в преторианскую гвардию за считаные дни до отправки Второй когорты в Испанию, времени войти в курс дела фактически не оставалось, не говоря уже о том, чтобы как следует освоиться на новом месте.

В отличие от тесных бараков легиона, рассчитанных на центурию из восьмидесяти человек, казармы преторианцев были куда просторней и на двух своих этажах вмещали целую когорту численностью до пятисот человек.

Катон открыл дверь в обширный ценакул[13] и зашел туда в сопровождении Макрона, держащего при себе вощеную дощечку и стилус для записей. По мере того как префект обходил помещение, открывая заколоченные окна, в комнату врывались косые столпы дневного света, пролегая по длинным столам со скамьями, – помещение, пустовавшее с того дня, как гвардейцы несколько месяцев назад ушли на войну. По столам и плитам пола вольно перекатывались коконы пыли, а в углах и под толстыми балками стропил колыхалась паутина. Мешки с пшеницей, оставленные возле печей, расположенных вдоль одной из стен, прогрызли мыши. Возле прорванной мешковины виднелись темные зернышки мышиного помета. Катон шурнул их носком сапога.

– Надо б сюда людей, прибрать и вычистить. Всю эту пылищу, паутину и дерьмо.

Макрон, кивнув, сделал пометку на дощечке.

– Только хозяйственные работы пока еще не ведутся. Придется назначать первых, кто возвратится.

– То есть кому не повезет?

– В армии, господин префект, по-иному не бывает, – Макрон усмешливо вздохнул.

Катон указал на отошедшие дощечки плинтуса.

– Это тоже устранить. По всей казарме. – Остановившись, он длинно принюхался. – А еще пускай прочистят слив. А то запах такой, будто кто-то залез туда и сдох.

Макрон на ходу сделал еще одну пометку. Первые из вернувшихся солдат уже начинали заново обживать свои места в казарме; появление двоих офицеров заставило их вскочить с кроватей и застыть навытяжку. Еще не отдохнувших после перехода из Остии бойцов тут же загрузили работой. Непосредственно перед отбытием когорты в поход Катон заглядывал и к писарям, но лишь на минуту. Зато теперь, подробно разглядев завал из свитков и восковых дощечек, он с тихой тоской представлял, сколько времени ему понадобится на то, чтобы разгрести и как-то привести в порядок эти залежи.

Жилье префекта, расположенное в конце второго этажа казармы, выходило на двор преторианского лагеря. Наружу из жилой комнаты выступал укромный, защищенный с обеих сторон карнизами балкончик, с которого через стену открывалась бескрайняя панорама черепичных крыш города. Вид был мирный и спокойно-величавый; хотелось как-нибудь в свободную минуту, уединясь, пристроиться здесь с чашей подогретого вина и смотреть, смотреть окрест… Вообще здесь было довольно уютно: спальня с удобной кроватью, небольшой таблинум[14], триклиний и кладовая для личного пользования. Еще имелись две каморки с топчанами для рабов или слуг.

Из рабов у Катона оставалась одна Петронелла. Остальных продала Юлия, а тех, что еще оставались после нее, сбыл вместе с домом сам Катон, чтобы покрыть долги, которые при жизни наделала жена. Без Петронеллы было не обойтись, поскольку она являлась кормилицей и нянькой Луция. Себе Катон мысленно дал задание: как выдастся свободный денек, сходить на невольничий рынок и купить себе одного, а может, даже пару рабов. Деньги были: кое-что оставалось от продажи дома, да еще предстояло получить жалованье за полгода. Вполне достаточно на одного прислужника, а еще на вино и закуски для нечастого угощения товарищей по службе. Ну, и что-нибудь из одежды. Узнав о неверности Юлии, Катон предпочел избавиться от того небольшого гардероба, который она ему насобирала, пока он воевал в Британии. Мысль о том, что ту одежду в его отсутствие мог носить ее любовник, была несносна.

– Вернулся ли опцион Метелл?

– Проверю, господин префект, как только появится такая возможность.

– Как найдешь, скажи ему, что его произвели в старшие секретари. Бедняга Метелл: будет теперь отвечать за канцелярию и жилые помещения, в том числе и мое… Так что к вечеру чтобы все здесь блестело, или я спрошу с него. Скажи ему, что мне нужны одеяла и посуда со склада, пока я не найду себе что-нибудь поприличней.

– Будет сделано.

Напоследок Катон еще не раз оглядел свое жилье, после чего расстегнул на тяжелом плаще застежку-фибулу и сбросил его на табурет возле длинного стола, занимающего основную часть небольшого триклиния.

– Загрузил я тебя, Макрон, не на шутку… Ну да ладно. Я буду здесь, в таблинуме. Сразу по мере готовности жду доклад по численному составу.

Центурион кивнул и собирался уходить, когда Катон озвучил еще одну мысль:

– И вот еще что. Я не хочу, чтобы в казарме размещался трибун Крист. Пусть подыщет себе место при штабе. Если у него есть здесь личные вещи, пусть их унесут туда.

– Как скажешь, господин префект, – сказал Макрон максимально сдержанным тоном.

До назначения Катона Крист номинально значился трибуном, приписанным ко Второй когорте. Как и в легионах, трибуны были в основном молодыми выходцами из аристократических семей и, прежде чем прочно ступить на политическую стезю, отбывали по нескольку лет воинской повинности. Солдаты относились к ним не более как к досадному неудобству, хотя на памяти Макрона кое в ком из них действительно оказывался толк. Одним из таких был и Крист, неплохо зарекомендовавший себя в недавнем походе. Но при этом он проявил себя еще и как любовник Юлии, так что стремление друга держать от себя соперника на максимальном отдалении было вполне понятно.

– Это всё? – уточнил Макрон.

Катон мимоходом подумал.

– Да. С тобой увидимся позже, с заступлением вечерней стражи. Скажем, за ужином.

Макрон, салютнув, пошагал прочь, звучно стуча калигами по коридору, а Катон направился к себе в таблинум, где облокотился об оконную раму и посмотрел вниз. В лагерь постоянно прибывали все новые люди и повозки; орали мулы, чеканили приказы командиры. Разноголосица наполняла двор и отлетала от стен. За прибытием наблюдало небольшое количество войска из когорт, остававшихся на время похода в Риме; до слуха то и дело доносилось добродушное подтрунивание. Какое-то время Катон смотрел, раздумывая, неужели эти самые люди смогут, разобщившись, отойти к тем или иным политическим фракциям, причем настолько, что будут желать кровопролития. Сейчас это казалось просто невероятным, хотя кровавая история римских гражданских войн была не такой уж давней; достаточно вспомнить предыдущий век.

Впивались друг другу в глотку армии Мария и Суллы, Помпея и Цезаря, Октавиана и Антония, слепо следуя за теми, кто ратовал за «любовь к отечеству» и сулил неувядаемую славу, а заодно и неплохую поживу тем, кто поднимет за них мечи. Неужто снова близятся такие времена? Нынешний император взошел на трон, будучи ставленником преторианской гвардии. Его предшественника, деспота Калигулу, прикончили свои же гвардейцы. А теперь вот Нерон думает собственной персоной нагрянуть в преторианский лагерь, да не один, а с сундуком казны, взыскуя заручиться поддержкой гвардии уже с того момента, как Агриппина объявила о кончине своего мужа… Нечего и гадать, что ключи от власти сжимает в своем кулаке именно преторианская гвардия – но при этом нет четкого понимания, как к такому положению дел относятся простые солдаты. Офицеры, само собой, делали свои ставки, и теперь для того, чтобы уцелеть в кипящем противостоянии между фракциями двоих соперников в борьбе за лиловую тогу, им, Катону с Макроном, надо с удвоенной бдительностью следить за каждым своим шагом.

После событий минувшей ночи Британник, скорей всего, воспылал желанием поквитаться со своим сводным братом. И для Нерона с его советниками это наверняка не секрет. Но почему они, в таком случае, до сих пор ничего не предприняли? Отчего б не довершить начатое: схватить Британника и умертвить его, вызвав таким образом в стане его противников цепенящий ужас? Вероятный ответ здесь, пожалуй, в том, что они стерегутся последствий за подобную открытость своих деяний. Если Нерон убьет своего соперника, то это может побудить его сторонников среди сенаторов и офицеров Рима и провинций к ответным действиям. Или же кто-то рассчитывает, что само наличие Британника может отчасти обуздывать Нерона. Если причина именно в этом, то исходить оно может от кого-то близкого к императору, людей вроде Палласа и Агриппины. Или Неронова наставника Сенеки вкупе с действующим начальником преторианской гвардии Бурром, его закадычным другом. Есть вероятность, что внутренний круг императора расколот и внутри фракции существует еще один уровень разделения…

С тягостным вздохом Катон отвлекся от своих раздумий. Пока напряженность между Нероном и Британником не полыхнула открытым пламенем, какая, в сущности, разница, кто из них окажется наверху. Не придаст этому значения ни преторианская гвардия, ни разномастный римский плебс. В смертельных политических игрищах по смене власти им сподручней оставаться сторонними наблюдателями. Как оно обычно и бывает…

Мысли Катона окончательно прервал стук в притолоку. Префект даже с некоторым облегчением повернулся спиной к панораме города и шагнул с балкона обратно в комнату. Там на пороге дожидался опцион Метелл. Из-под мышки у него торчала скатка одеяла, а в другой он держал котелок и кружку.

– Прошу извинить. Центурион Макрон распорядился доставить сюда вещи.

– А, ну да. Отнеси их ко мне в спальню.

По возвращении Метелл застал префекта в таблинуме. Сидя за столом, Катон задумчиво водил по пыльной столешнице пальцем, отчего из-под серого налета прорисовывалась свежая желтоватая дорожка.

– Как я понимаю, Макрон сообщил тебе и о твоем назначении главным по казарменному хозяйству?

– Точно так, господин префект.

– Тогда – с повышением. Оплата за это удваивается. Но учти, ее нужно отработать. И первой твоей работой будет найти себе подручных. Пускай они сделают у меня уборку.

– Будет исполнено.

– Далее, подать мне сюда отчет о численности состава, а с ним – завещания тех, кого мы потеряли в Испании. По всей видимости, они хранятся в штабе, в особом сундуке.

– Точно так. Я сам уложил их туда перед нашим убытием в поход.

Катон не помнил, чтобы отдавал насчет этого распоряжение, а потому был впечатлен инициативностью Метелла. Но инициативность – это одно, а самоуправство не в соответствии с чином – совсем другое.

– В будущем будь добр ставить меня в известность о подобных своих поступках. Я ясно выразился?

– Точно так, господин префект.

Для большей вескости Катон пронзил подчиненного светло-стальным взглядом, после чего встал из-за стола. Времени, судя по свету за окном, было около полудня.

– Я ухожу на собрание офицеров. Обеспечь, чтобы к моему возвращению мои приказы были выполнены. Да, и пусть мне принесут что-нибудь поесть. Хлеба и мяса будет достаточно.

– А что попить?

День выдался прохладный, а к вечеру худому жилистому телу префекта станет еще холодней.

– Подогреть немного вина. И разжечь огонь в жаровне.

– Будет исполнено.

Катон прошел через триклиний и снял с табуретов свой плащ. Повелительный тон, который он избрал для общения с подчиненным, вызывал некоторую стыдливость. Виной тому эти раздумья о политике; всю злость от них он, получается, выместил на подчиненном… У дверей Катон слегка замешкался и повернулся к опциону.

– Метелл… По мне, свое повышение ты заслужил. В Испании ты вел себя с честью. И, думаю, так же будешь служить и здесь, в Риме.

– Благодарю, господин префект. Сила и честь!

Чеканность девиза легионеров скрадывала истинные чувства опциона, а потому Катон секунду помолчал, оглядывая Метелла, и лишь затем кивнул:

– Вот так в дальнейшем и действуй.