Читать книгу Непобежденный - Саймон Скэрроу - Страница 7

Макрон и Катон ощутили охвативший столицу ажиотаж за несколько миль до того, как увидели стены города. Ведущая из Остии дорога была забита повозками, караванами мулов и пешими путешественниками, с нетерпением ожидающими празднества в честь разгрома и пленения короля Каратака. Хотя до самого празднования оставалось еще три дня, на Форуме и близлежащих улицах наверняка уже вовсю шло веселье. Скорее всего, поставили побольше торговых лотков с закусками и деликатесами, торгуют предметами роскоши, такими как специи и благовония с Востока, а также сувенирами в честь предстоящего празднества – поддельным кельтским оружием и доспехами, а также безделушками, якобы захваченными у друидов. Людям, отправившимся в столицу поодиночке и семьями, придется останавливаться на ночлег у друзей и родственников, тем же, кому не повезет, придется попросту спать на улицах, пока не закончится празднование.

Даже в лучшие времена Рим был многолюден и зловонен, и Катон мог лишь представить себе, насколько хуже станет в городе сейчас, учитывая приток зрителей и погоду. Дождя не было уже много дней. Практически всю дорогу по морю им пришлось жариться на солнце, и теперь это продолжилось на суше. Над дорогой в столицу клубились облака мелкой светлой пыли, мгновенно покрывавшей любую поверхность и раздражавшей глаза и глотки путешествующих. Но даже изнуряющая жара и пыль не могли лишить всех идущих по мощеной дороге воодушевления. Дав указания поверенному в Остии, чтобы их багаж доставили в дом префекта, Катон и Макрон шли пешком. Долгие годы походных маршей в доспехе и со снаряжением закалили их, поэтому они с легкостью обгоняли гражданских, которые с трудом топали по дороге.

Через некоторое время они остановились на обочине запруженной людьми и повозками дороги и сели на скамью в тени сосен. Там уже отдыхал опцион преторианской гвардии, возвращающийся из отпуска.

– С Британии, а? – спросил гвардеец. – Трудная там служба.

– Слабо сказано, – с чувством ответил Макрон, потирая припухший светлый рубец на ноге выше колена, после ранения стрелой в последней кампании. Зажившая рана все еще время от времени чесалась, и ее слегка жгло. Заметив это, гвардеец махнул рукой.

– Там заработал?

– Какой-то паршивец из охотничьего лука залепил. Чуть выше – и прикончил бы. Не самый славный конец для центуриона после двадцати с хвостом лет службы, скажу я тебе.

Макрон усмехнулся.

– В конце концов, мало кому из нас удается уйти в мир теней в блеске славы. Десять к одному, что случается какая-нибудь глупая травма или болезнь, гонорея, например, и все. И возможностей к этому хоть отбавляй. Будь у меня выбор, я бы гонорею предпочел.

– Правильное решение, – со смехом ответил гвардеец и протянул руку. – Гай Ганник, командир.

Макрон представился сам и представил Катона, а затем прополоскал рот водой и сплюнул в сторону.

– Конечно, вам-то, лентяям-преторианцам, гонорея – самая большая опасность для жизни и тела. Поверь мне, из личного опыта говорю.

Ганник приподнял брови.

– Служил в гвардии?

Макрон почувствовал, как Катон напрягся. Пару лет назад они оба служили в гвардии, когда участвовали в тайной операции. Из тех, какие лучше всего забыть сразу же, как дело сделано. И Макрон решил замаскировать свою оплошность бахвальством.

– Да ладно тебе! По всей Империи легионеры знают, какая непыльная у вас служба. Шататься по Риму в белых тогах и туниках, лучшие места на играх, первые в очереди на любой раздаче серебра, когда император решит вознаградить армию. Ведь я прав?

Ганник счел за лучшее кивнуть.

– Самое большее, куда вас посылают, так это тихо избавить империю от тех, кто перешел дорогу императору, его жене или даже этим его вольноотпущенникам.

– Вот уж точно, командир, – мрачно ответил Ганник. – Скажу я тебе, в последние месяцы такого хватало.

– А? – переспросил Катон, наклонившись в его сторону. – Что же тут происходило?

– Все эти его два грека-вольноотпущенника, Паллас и Нарцисс. Сколько себя помню, грызутся за то, кто главнее будет. Но раньше это происходило без особого кровопролития. А сейчас император стареет, и возникает вопрос, кто будет следующим. Паллас хочет посадить на трон Нерона, своего воспитанника, а Нарцисс надеется на молодого Британика. Они оба понимают, что Клавдий долго не протянет. Особенно если в этом жена его посодействует, Агриппина.

Гвардеец оглянулся по сторонам и заговорил тише:

– Лоза нашептала, что у нее и Палласа все на мази. Как ни крути, она хочет использовать его влияние, а он хочет остаться единственным из советников Клавдия при власти, когда Нерона оденут в пурпурную тогу, что, скорее всего, и случится. Но я вам этого не говорил.

– Понимаю, – ответил Катон. – Значит, дело к развязке?

– Верно. Нарцисс использовал своих агентов, чтобы пришить сторонников соперника, а еще сенаторов, близких к Агриппине. А она и Паллас давят на старика, чтобы тот выбрал наследником Нерона, а не Британика, и стараются избавиться от сторонников Британика, чем больше, тем лучше.

Гвардеец покачал головой.

– Скажу я вам, тут настоящая кровавая баня была. Можете себе представить, теперь в Риме все на грани. Лучше вам было другое время выбрать, чтобы домой вернуться. Конечно, поскольку вы люди военные, вам несколько проще, чем остальным. Если хотите моего совета, то держитесь подальше от сенаторов и их интриг. А самое важное, держитесь подальше от этих двоих ублюдков, Палласа и Нарцисса.

Катон и Макрон быстро переглянулись. В прошлом именно Нарцисс вынудил их выполнять тайные поручения. У Катона были все основания ненавидеть императорского вольноотпущенника, но еще больше у него было оснований ненавидеть и бояться Палласа, который в свое время организовал заговор, чтобы убить императора, а заодно с ним и Катона с Макроном.

Ганник откинул клапан вещмешка и достал оттуда буханку хлеба и кусок вяленой свинины.

– Разделите со мной еду, господа? У меня не слишком много, но сочту за честь.

– Благодарю, – ответил Катон, протягивая руку.

Ганник отрезал ему изрядный ломоть хлеба и оторвал полосу вяленого мяса. Затем угостил Макрона, и они некоторое время молча жевали, глядя на людей и запряженные мулами повозки и фургоны. Потом Ганник прокашлялся и хлебнул из фляги.

– Позволю себе спросить: вы в отпуску?

– Так точно, – ответил Катон, решив, что не следует становиться предметом ненужного обсуждения среди товарищей Ганника. – Немного отдохнем и расслабимся в ожидании нового назначения.

– Наверное, родные вас ждут не дождутся обоих?

Катон кивнул.

– У меня сын. А вот у Макрона мать, как это ни смешно, в Британии.

– Правда?

Гвардеец с интересом поглядел на Макрона.

– Что же может делать достойная римская женщина в такой варварской дыре?

– Долгая история, – ответил Макрон с набитым ртом. Проглотил. – Если коротко, то у нее в Лондинии питейное заведение. Половина доли – моя. Так что в Риме у меня родни нет, но, смею сказать, я нахожу способы чувствовать себя тут как дома.

Они закончили есть, и Ганник отправился искать место в тени, чтобы поспать на сытый желудок, а Катон и Макрон пошли дальше. Дневная жара была ужасающей, и вскоре пот уже ручьями тек по их лицам. Они шагали миля за милей, минуя аккуратные фермы по обе стороны дороги. Потом солнце начало клониться к закату, а дорога обогнула небольшой холм, и они увидели в паре миль впереди пригороды столицы, покрывающие землю сплошным покрывалом красных черепичных крыш, над которыми возвышались храмы и дворцы. Они оба уже много раз видели это, но у Катона всякий раз немного учащался пульс при взгляде на столицу величайшей в известном им мире империи. Восседающий в величественном дворце, возвышающемся над Форумом, император и его приближенные властвовали над миром, простирающимся от безбрежного Океана до засушливых пустынь Востока. Над людьми всех цветов кожи и всех уровней цивилизованности и варварства, которые были подданными Рима и подчинялись его законам. А на таких людях, как он и Макрон, лежала обязанность защищать границы этой огромной империи от племен и царств, взирающих на нее с завистью и враждебностью.

Катон отвел друга немного в сторону, чтобы остановиться, вытереть пот со лба и насладиться зрелищем. Они выпили воды из фляги Макрона. Где-то среди этого множества плотно стоящих домов стоит и его дом, тот, который он мечтал разделить с Юлией, тот, где они должны были вести свою семейную жизнь. Но теперь она мертва, и, без сомнения, ее прах лежит в небольшой урне, стоящей в нише в холодном семейном склепе ее отца, сенатора Семпрония. Все, что осталось от полной жизни умной и отважной женщины, завоевавшей сердце Катона, – их единственный ребенок. Именно рождение Луция фатально подорвало здоровье Юлии, что и привело к смерти. Катон опасался, что его будут раздирать противоречивые чувства, отцовская любовь и обида на того, кто стал причиной смерти любимой женщины. Скоро он обнимет сына, которому уже больше двух лет.

– Пошли, брат, – тихо сказал ему Макрон. – Уже недалеко.

Катон не ответил.

– Ты уверен, что готов пустить меня на постой в своем доме? Если хочешь какое-то время побыть один, я тебя пойму. Тебе нужно время, чтобы привыкнуть к мальчику и пережить свою скорбь по Юлии.

Катон тряхнул головой и попытался сделать бодрое выражение лица.

– Нет. Хватит мне уже скорби. Можешь пожить у меня. Осмелюсь сказать, мне пригодится твое общество.

– Тогда ладно. Но предупреждаю тебя. Я нагулял хороший аппетит и способен съесть все припасы. Я голоден, чертовски голоден. Чем скорее мы скинем мешки и устроимся на ночлег, тем лучше.

Они снова вышли на дорогу. Стало смеркаться, последние лучи солнца освещали холмы и город теплым светом, но повозки и пешеходы не останавливались, продолжая двигаться к великому городу, предлагавшему в обмен на пропитание развлечения и наслаждения, которые влекли к себе десятки тысяч путешественников. С наступлением темноты на городских стенах зажглись факелы, загорелись огни в городских домах и костры у ворот там, где остановились на ночлег другие путешественники. Они сидели вокруг у костров, слышались пение и смех, все наслаждались вечерней прохладой.

Катон и Макрон непреклонно двигались вперед. Прозвучал сигнал горна, возвещая о наступлении первого ночного часа, и они дошли до высоченных Раудускуланских ворот. Показали опциону свои военные жетоны, чтобы не платить за вход в город, и вошли. Они не были в Риме уже почти три года, и вонь клоак, порченых овощей и кислый запах гниения на мгновение показались им невыносимым. Виа Остия в черте города проходила через Авентин, густонаселенный район, состоящий из ветхих многоэтажных домов, более высоких, чем в Остии, и нависающих над улицами. Местами на стенах домов висели светильники, слабый свет струился из окон и дверей. Двое легионеров шагали по тротуару, возвышающемуся над уровнем мостовой. На улице еще было много народу, они сновали туда-сюда, уворачиваясь от грохочущих по изрезанной колеями мостовой повозок. Катону не слишком нравилось, что они выделяются в толпе своими военными туниками, но, похоже, никто не обращал внимания ни на него, ни на Макрона.

И это пробудило в нем привычное чувство обиды. В Британии он и Макрон командовали сотнями легионеров, которые уважали их как людей и как командиров. Боевые товарищи, проливавшие кровь и отдававшие свои жизни за то, чтобы эти люди в Риме могли спать спокойно, не опасаясь никаких врагов и наслаждаясь плодами военных побед римской армии. Но в Риме почти ничего не знали о том, как тяжело достались Макрону, Катону и другим легионерам эти победы на земле Британии, о них почти не писали в ежедневных объявлениях на Форуме, да и то, что писали, люди читали очень редко. Для толпы они были все равно что невидимы. Это разочарование лишь еще больше отяготило ему сердце. Миновав высоченную стену Большого Цирка, они начали спускаться к Форуму.

Центр города был залит светом факелов и жаровен, вокруг было полно гуляк, лоточников, проституток и воров-карманников, и их гвалт эхом отражался от стен храмов и общественных зданий. Катон покрепче прижал рукой клапан вещмешка и настороженно поглядывал по сторонам, пробираясь через толпу на Форуме. Макрон сделал то же самое, хотя и непрестанно оглядывал голодными глазами женщин, стоящих у входов в бордели. Когда двое легионеров прошли мимо, некоторые из них принялись окликать их, предлагая свои услуги, но большинство стояли с тусклыми пьяными лицами, либо напившись, либо до смерти устав от тягот своего ремесла.

– Эй, ты! – окликнула их рослая светловолосая женщина с узким подбородком, зазывно улыбаясь и преграждая им путь. – Легионеры, да? У меня для военных особые цены. Особые цены и особые услуги.

Она подмигнула Катону, но тот просто сделал шаг в сторону и пошел дальше, миновав ее. Тогда она поглядела на Макрона и взяла его за руку прежде, чем он успел среагировать. Ему довелось пару раз пообщаться с женщинами за время их путешествия из Британии, но он все равно ощутил хорошо знакомое покалывание в паху и остановился, чтобы посмотреть на нее повнимательнее.

– Нравится то, что увидел, а?

Женщина понимающе улыбнулась и, крепко держа его за руку, прижала его ладонь к покрытому волосами бугорку между ног.

– А то, что нащупал, нравится?

– Очень даже, – с усмешкой ответил Макрон, ощущая жестокое томление. Но увидел, как Катон остановился и оглянулся, хмуро глядя на него, и убрал руку. – В другой раз.

– Какая жалость, – ответила женщина, на мгновение сжав ему руку. – Ты похож на того, кто может доставить удовольствие женщине. Если еще сюда придешь, спроси Колумнеллу. Я буду наготове для тебя. То, что я сказала насчет особых цен, остается в силе.

Макрон приподнял брови.

– А насчет особых услуг?

– И это тоже.

Женщина быстро поцеловала его в губы, и Макрон ощутил запах вина в ее дыхании.

– Тогда до скорого свидания, – сказал он и прибавил шагу, чтобы нагнать друга. Они пошли в сторону длинной прямой улицы, которая вела в район Квиринал.

Когда они вышли с Форума, Катон остановился у светильника, висящего на стене у лавки пирожника, и достал письмо, которое больше года назад отправила ему Юлия. Там она объясняла, как найти дом, который она приобрела. Дом, где она ждала его возвращения. Пока шли боевые действия, Катон часто представлял себе, как придет домой, как снова обнимет ее. Но теперь эти мысли лишь дразнили его. Жестоко. Он ощутил, как встрепенулось его сердце, когда увидел написанные ее аккуратным почерком слова. Поспешно свернул письмо и убрал в вещмешок.

– Уже недалеко. Туда.

Не дожидаясь ответа, он быстро зашагал вперед. Макрон обернулся, еще раз поглядев на Колумнеллу, которая уже обхаживала худощавого седовласого мужчину с мешками под глазами. Тяжело вздохнув, он быстро пошел следом за своим другом. Хотя Квиринал и считался одним из самых благополучных районов Рима, улица была не слишком широкой, и по обе стороны от нее отходили мрачного вида темные переулки. Именно в таких пешие разбойники прячутся в темноте, чтобы наброситься на неосторожного прохожего. Ближе к вершине холма, где воздух был не столь зловонен, стояли уже не многоэтажные дома, а частные, принадлежащие зажиточным торговцам из сословия всадников, того же, к которому принадлежал и Катон, а также дома наименее влиятельных сенаторов. Тут было множество лавок с красивыми фасадами, где торговали дорогим товаром – специями, тканями, хорошими винами и хлебом.

Миновав два перекрестка, они свернули направо на третьем. Катон принялся считать входы и остановился у опрятной деревянной двери с ровными рядами выпуклых шляпок гвоздей, в пятидесяти шагах от перекрестка. К двери вели три истертые ступени, над ней висела масляная лампа на железном крюке, достаточно высоко, чтобы ее не украл какой-нибудь проходящий мимо ловкач. Катон поглядел на дверь, взяв себя за подбородок указательным и большим пальцами.

– Ты в порядке, Катон?

– Нет… не совсем.

Макрон подошел к другу и положил руку ему на плечо. Он был рядом, когда его друг повстречал Юлию, и за прошедшие годы достаточно хорошо узнал ее, чтобы тоже горевать о ней. Не только потому, что это затрагивало Катона. Чудесная женщина, которая стала бы чудесной матерью и, что еще важнее, была тем человеком, который давал Катону радость в жизни и повод уйти от привычной меланхолии. Макрон знал Катона с тех самых пор, как тот начал служить в легионе, видел, как его товарищ прошел путь от опциона до префекта, став ему старшим по званию. «Как странно, – иногда задумывался Макрон, – когда один человек тебе товарищ по оружию, друг и командир одновременно». Но дело даже не в этом. Катон был для него не только товарищем по службе, он был будто младшим братом или даже сыном. Поэтому Макрон делил с ним радости и горести во всем, будто отец.

– Юлии нет, но здесь твой сын. Ты ему нужен, особенно теперь, когда у него нет матери.

Катон уныло поглядел на него.

– Что я знаю о том, как это, быть отцом, Макрон? Последние десять лет я почти всегда был воином и никем больше. Ходил по колено в крови людей, которых я убил и которых убили на моих глазах. Что я знаю о том, как вырастить и вскормить ребенка?

– Я не говорил, парень, что ты должен ему сиську дать. Только о том, что ему нужен мужчина, с которого он будет пример брать, который научит его, что к чему. В этом духе. На это ты способен не хуже других. Сделаешь все правильно, и, уверен, юный Луций станет ничем не хуже своего отца, понимаешь? Слушай, я устал. Ноги болят, есть хочется. Что, будем и дальше тут стоять, как пара бродяг, или все-таки войдем?

Катон устало улыбнулся.

– Ладно, пошли.

Сделав глубокий вдох, он поднялся по ступеням и дважды ударил дверным кольцом, громко. Ничего не произошло, и он уже было собрался стучать снова, когда они оба услышали, как кто-то кашлянул, а потом заскрежетал маленький засов. Открылась небольшая дверца за зарешеченным окошком, и оттуда на них уставилась пара глаз с подозрением.

– Кто такие? – грубо спросил человек за дверью. – Мы никого не ждем. Ну?

Катон поглядел в глаза человеку за дверью.

– Префект Квинт Лициний Катон, вернулся со службы в Британии. Это мой дом. Мое жилище. Впусти меня.