Читать книгу Псевдонимы русского зарубежья. Материалы и исследования - Сборник статей - Страница 9

Эмигрантский РАС – прямой наследник и продолжатель своего российского предшественника[131] – начал выходить в Берлине в 1922 г.[132] под редакцией известного сиониста, еврейского общественного деятеля и журналиста Шломо (Соломона) Гепштейна (1882–1961), являвшегося членом руководящего ядра «старого» «Рассвета»[133]. В середине 1920-х гг. Ш. Гепштейн уехал в Эрец-Исраэль и печатался в РАС в качестве корреспондента. Вместо него главным редактором еженедельника, переселившегося в 1924 г. в Париж, стал Владимир Жаботинский (1880–1940), а соредакторами – его друзья и идейные единомышленники Михаил Берхин и Иосиф Шехтман[134].

Имя первого в русском журналистском мире – как до эмиграции, так и после отъезда из России – достаточно известно[135]. Плодовитый публицист и очеркист, работавший в разных газетно-журнальных жанрах – от политического фельетона до литературной рецензии, от очерка-портрета до репортажа и интервью, – он оставил после себя гигантское количество написанного как под собственной фамилией, так и под различного рода псевдонимами, основная часть из которых, включая наиболее употребляемый – М. Бенедиктов, – давно атрибутирована и не нуждается в дополнительных комментариях (исключая, пожалуй, лишь указание на то, что латинский benedictio является эквивалентом еврейского brakha [отсюда Берхин] – благословение). Участие И. Шехтмана в русских периодических изданиях нам неизвестно, однако эмигрантский РАС (не говоря о собственно еврейской периодике на идише) без него трудно представить. В отношении первого следовало бы расширить «псевдонимный реестр»; что же касается второго, его «рассветинские» псевдонимы, как кажется, должны быть учтены при составлении эмигрантского псевдонимного лексикона. Об этом и пойдет речь в данной заметке.

Михаил Юрьевич (Михаэль Хаим Уриевич) Берхин родился в городке Велиж (Витебской губ.) в 1885 г. Детство и юность его прошли в Харькове, куда семья перебралась в конце 80-х годов XIX века и где его отец, Ури Берхин, стал раввином местной еврейской общины, сменив в этой роли своего тестя Иезекиэля Арлозорова. Последний, согласно семейной легенде, был близко связан с бароном Э. Дж. Ротшильдом, которого всячески склонял к мысли закупать земли в Эрец-Исраэль и создавать на них еврейские поселения.

Окончив юридический факультет Харьковского университета и облачившись после службы в армии в цивильное платье, Берхин занялся журналистским ремеслом. 1914–1917 гг. он провел за границей в качестве корреспондента русских газет – сначала в Норвегии, а затем в Англии, где, между прочим, познакомился и близко сошелся с Б. Шоу. В 1917 г. редактировал петроградский журнал «Европа», а позднее, в 1919 г., служил в редакции газеты «Новая Россия» в родном Харькове. Еще накануне российских революционных потрясений его статьи привлекли к себе внимание, и имя Берхина было замечено и отмечено представителями либерального лагеря. После февраля 1917 г., в короткий период взметнувшейся свободы, П. Н. Милюков, тогдашний министр иностранных дел во Временном правительстве, давно оценивший Берхина как яркого журналиста и вдумчивого политического обозревателя-аналитика, намеревался привлечь его к дипломатической службе, открывшейся для евреев. Речь шла о назначении его послом в Норвегию. Однако произошедший вскоре большевистский переворот разрушил эти планы. В 1920 г. Берхин покинул Россию и обычным по тем временам путем, через Константинополь, прибыл в Париж. Здесь он становится одним из ведущих сотрудников иностранного отдела «Последних новостей» – автором сотен передовиц и острых публицистических статей, а вместе с ними большого количества фельетонов и критических рецензий, написанных умным и талантливым пером. Параллельно с «Последними новостями» он по рекомендации Я. М. Цвибака (А. Седых) становится в середине 30-х гг. постоянным корреспондентом рижской газеты «Сегодня»[136]. Имя Берхина, прежде всего как русского, хотя отчасти и русско-еврейского публициста, обозревателя, критика, появляется также на страницах наиболее авторитетных газет и журналов российской диаспоры между двумя мировыми войнами: ЕТ, «Дни», «Звено», «Современные записки», «Иллюстрированная жизнь», «Числа», «Русские записки» и др. Всë это принесло ему заслуженную славу одного из наиболее ярких эмигрантских журналистов.

В 1925 г. как политическая альтернатива Всемирной сионистской организации возникает партия сионистов-ревизионистов во главе с В. Жаботинским, к созданию которой Берхин приложил немало усилий. Незадолго до этого, в декабре 1924 г., как было сказано, из Берлина в Париж перебрался РАС, превратившийся в главный печатный орган ревизионистов на русском языке. Берхин (наряду с В. Жаботинским и И. Шехтманом) стал одним из его редакторов. И вот что в особенности интересно: несмотря на то что еврей-сионист Берхин «половину дня» проводил как русский журналист Бенедиктов, который ни в малой степени не пересекался с еврейскими темами (или, скажем так, еврейские темы не становились в данном случае чем-то особенным, основным, не отличались от любых других), это «параллельное существование» в русском мире было для него в высшей степени органичным и естественным. Более того, профессиональный газетчик Бенедиктов, будь то глубоко аналитический политический фельетон, публицистический памфлет или реакция на события в литературном или театральном мире, не только ни в чем «не изменял» еврейским интересам, но и в другой своей ипостаси – как еврейский журналист и общественный деятель – давал ясное представление о глобальном мировом контексте, в который теснейшим образом вплетались собственно еврейские проблемы.

На участие Берхина в двух разнородных по целям печатных органах, причем на положении в одном случае («Последние новости») крайне значимой, а в другом (РАС) – просто ключевой фигуры, отреагировал русско-еврейский поэт Довид Кнут, посвятивший всеуспевающему Михаилу Юрьевичу такую эпиграмму:

После вторжения нацистов во Францию Берхины, покинувшие Париж, жили в неоккупированной зоне (Montpellier). По крайней мере до 5 мая 1941 г. они еще находились там – именно этим днем датировано письмо Н. В. Милюковой (урожд. Григорьева; в 1-м браке Лаврова; 1881–1959? 1960?), второй жены П. Н. Милюкова, адресованное жене Берхина и сохранившееся в его архиве. Перебравшись осенью 1941 г. в США и поселившись в Нью-Йорке, Берхин до 1948 г. активно занимался проблемами, связанными с деятельностью ЭЦЕЛ (Иргун Цва Леуми) – еврейской подпольной вооруженной организации, возникшей в 1931 г. в подмандатной Палестине. В 1943 г. вместе с И. Френкелем и при участии Ю. Бруцкуса, М. Вишницера и С. Полякова-Литовцева он редактировал журнал «Заря», посвященный еврейским интересам. Вместе с Элияху Бен-Хорин издал книгу «The Red Army» (New York, 1942).

Зимой 1948–1949 гг. Берхин принял совет своего близкого друга М. Бегина, будущего премьер-министра Государства Израиль, переехать в Святую Землю и войти в Комитет партии Херут. Он становится одним из ведущих политических обозревателей одноименного партийного органа. Его обзор политической жизни в Израиле («La vie politique dans L’État d’Israël»), написанный в соавторстве с приемным сыном, Ж. Готтманом, был опубликован в журнале «Revue française de science politique» (1952. Vol. 1. № 1–2. Р. 156–166).

В 1952 г. Берхина не стало: он умер в Тель-Авиве после операции по удалению раковой опухоли.

В РАС Берхин пользовался рядом псевдонимов, под которыми выступал и в других органах печати: М. Б., М. Бенедиктов или, соединяя вместе подлинную фамилию и основной псевдоним, М. Берхин-Бенедиктов – так, например, подписаны некрологи М. Винавера[138] или С. Юшкевича[139]. При этом следует подчеркнуть, что в рефлексиях на выбор того или другого псевдонима у Берхина заметны своего рода «жанровые перегородки», пусть прозрачно-проницаемые и не всегда строго соблюдавшиеся. Бросается в глаза, что в большинстве своем статьи и заметки, связанные с культурно-художественной тематикой, включая рецензионные отклики и библиографическую информацию, он чаще всего подписывал инициалами М. Б.[140] (реже эти материалы шли под его подлинной фамилией[141]), а политические материалы – Берхиным или Бенедиктовым, как, например, «Ответ М. П. Арцыбашеву». Суть этого ответа заключалась в следующем. М. Арцыбашев решил проявить интерес к еврейскому вопросу в Советском Союзе и в рижской газете «Слово» опубликовал большую статью «Колонизация Крыма». В своем отрицательном отношении к этому проекту он неожиданным образом нашел единомышленников в… сионистах, для кого такая колонизация была явлением противоестественным. Сионизм, в представлении русского писателя, стал едва ли не попыткой очистить еврейский народ от «греха большевизма». В ответ на это Бенедиктов-Берхин писал:

Сионисты считают, что евреям не в чем оправдываться перед русским народом. Не евреи виноваты в русской трагедии. И если евреи принимают активное участие в разных антибольшевистских партиях и организациях, то отнюдь не для того, чтобы что-нибудь кому-нибудь доказать. Еврейство, как и русский народ, как и все другие народы, населяющие Россию, – пестро по своему социальному составу. В его среде имеются и большевики, и ярые противники последних. Да если бы евреи и последовали совету г. Арцыбашева и создали бы некую особую антибольшевистскую организацию, это мало убедило бы тех, которые взваливают на еврейский народ ответственность за события, имеющие свое естественное историческое объяснение. Нет, комплимент г. Арцыбашева – не по адресу[142].

Деятельность Берхина в РАС прибавляет к группе уже выявленных псевдонимов, которыми он пользовался (Б.; М. Бенедиктов; М. Берхин-Бенедиктов; М. Б – ов; М. Б.; М. Ю.; М. Ю. Б.; М. Ю. Б – ов; М. Юрьев; в ЕТ, переводившейся на французский язык: М. Benediktoff [М. Benedictov]; M. B.), несколько новых. Так, с высокой долей вероятности можно предположить, что ему принадлежат материалы, подписанные «М – ъ», как, например, беседа с гостившим в Париже главным режиссером тель-авивской оперы М. Голинкиным[143] – завзятый театрал Берхин, водивший дружбу со многими известными эмигрантскими деятелями искусства, отвечал в РАС за художественный отдел (театр, музыка, живопись, литература, концерты, артистическая жизнь). Есть также основание полагать, что Берхин пользовался в РАС еще одним псевдонимом – Зар (др. – евр. «чужой»). Трудно сказать, какой смысловой оттенок хотел акцентировать Берхин в этом своеобразном «негатониме» (если в самом деле он принадлежал ему): «близкий» и «свой» в РАС, он, возможно, делал упор на объективность материалов, подписанных им, как бы дистанцируясь от описываемых событий, глядя на них извне, «чужими глазами». В подчеркнутом противоречии избранному псевдониму на статьях и репортажах Зар’а лежит печать такой степени осведомленности и принадлежности к кругам РАС, которую человек, находящийся вовне, за пределами самого тесного и доверительного круга сотрудников этого еженедельника, едва ли мог иметь. Складывается впечатление, что псевдоним «Зар» избран именно для создания игрового контраста между именем и реальным лицом, облаченным доверием самой ревизионистской верхушки, членом которой являлся Берхин. На Берхина, кроме того, может указывать интерес Зар’а к освещению художественной жизни; см. подписанный им отклик на концерт еврейской актрисы Ш. Авивит[144], при том что в этом номере уже имеется материал М. Б. – беседа с главным режиссером театра «Габима» Н. Цемахом[145] – и политическое обозрение «Политика и “тактика” (Уроки сионистской конференции в Варшаве)» за его подлинной фамилией[146]; через несколько месяцев в РАС опубликовано новое интервью М. Б. с Н. Цемахом[147], а Зар в том же номере представлен политическим фельетоном «Кампания Ватикана»[148].

Другая правая рука Жаботинского по РАС, его соратник и биограф Иосиф Бер (Борисович) Шехтман (1891–1970), родился в Одессе, учился в частной гимназии М. Иглицкого, высшее образование получал в Новороссийском и Берлинском университетах. Сотрудничал еще в «старом», дореволюционном «Рассвете», став в 1910-е гг. его берлинским корреспондентом. В 1917 г. был избран членом Украинской рады, а в 1918 г. – членом Всеукраинской еврейской национальной ассамблеи. Покинув в 1921 г. Россию, Шехтман постепенно занял видное место в мире еврейской журналистики и публицистики: сотрудничал во многих органах идишской печати – вместе с В. Лацким-Бертольди редактировал в Риге газету «Dos Folk» (в которой печатались М. Берхин, И. Ефройкин, В. Жаботинский, А. Кулишер, Л. Неманов, И. Тривус и др. известные русско-еврейские журналисты и общественные деятели), был редактором ревизионистской газеты «Nayer Veg» и соредактором (вместе с В. Г. Акцыном) журнала немецких эмигрантов-евреев в Париже «Die Welt», печатался в варшавском журнале «Der Moment» и др. Его имя также стало широко известным в связи с собиранием документов и написанием правдивой истории еврейских погромов на Украине в годы Гражданской войны[149], а позднее – как историка ревизионистского движения[150], автора наиболее полного жизнеописания В. Жаботинского[151] и авторитетного ученого-мигрантоведа[152], научное наследие которого сегодня пристально изучается[153]. В 1941 г. Шехтман переселился в США, где служил в Institut of Jewish Affairs (1941–1943; в 1943–1944 гг. возглавлял в этом институте исследовательское Бюро по проблемам социальных движений), а также был консультантом в OSS (Департамент стратегической службы). До смерти являлся президентом Союза ревизионистов Америки и членом международного Совета сионистов-ревизионистов.

В РАС Шехтман пользовался псевдонимами «Ю. Борисов» или «Ю. Б.». Правда, на Ю. Б. мог бы претендовать другой известный еврейский журналист и общественный деятель – Юлий Давидович Бруцкус (1870–1951), также печатавшийся в этом еженедельнике. Однако все признаки и предпочтения – проблемно-тематические, лексические, стилистические и пр., многочисленные «мостики», связи и скрепы, существующие между Шехтманом и Ю. Борисовым, которые в одних случаях видны невооруженным глазом[154], а в других требуют тщательного и дотошного анализа, однозначно указывают на то, что в Ю. Б. (в развернутом виде – Ю. Борисов, в полусвернутом – Ю. Бор) закодирован именно Шехтман[155].

Так, например, подписанный Ю. Борисовым очерк «Человеческий документ»[156] представляет частное письмо убийцы С. Петлюры Ш. Шварцбарда, написанное более чем за полгода до убийства, и комментарий к нему. В письме высказывалась боль человека, еврейского националиста; оно было приложено к делу Шварцбарда как документ, рисующий его психологический портрет и амнистирующий совершившего возмездное деяние. А в следующем номере, уже под своей фамилией, И. Шехтман помещает очерк «Культ Петлюры»[157], где развивает тему наказания зла и превращения частного судебного процесса в крупное общественно-политическое событие.

Одна из «фирменных» тем Шехтмана-публициста и Шехтмана-историка, как было указано выше, – еврейские погромы на Украине периода Гражданской войны. Та же тема, в основном в приложении к петлюровщине, интересует и Ю. Борисова[158]. Описание добровольческих зверств по отношению к евреям оказывается и в центре внимания автора, подписывавшего свои материалы псевдонимом «Юст», также, как мы считаем, принадлежавшим Шехтману, см., например, его очерк «К истории проскуровского погрома»[159] или – как продолжение темы Ш. Шварцбарда – рецензию на книгу, посвященную судебному процессу над ним и написанную его защитником, французским адвокатом Анри Торресом, см.: Torrès H. Le procès des pogroms (Paris: Les editions de France, 1928)[160], или рецензию на книгу Н. Махно «Le revolution russe en Ukraine. 1917–1918» (Paris, 1927)[161]. Рецензируя книгу В. Шкловского «Сентиментальное путешествие» (Берлин; М.: Геликон, 1923), в которой тема погромов в годы Гражданской войны вроде бы отсутствует, чувствительный к ней Юст-Шехтман и здесь находит нечто с ними связанное:

Еврейских погромов Виктор Шкловский не видел и не описывает, – говорится в рецензии. – Но он видел погромы, устраивавшиеся русскими войсками в Персии – они отчасти объясняют, откуда у русского солдата такой большой погромный навык. Рассказ о персидских погромах звучит так знакомо.

И далее приводится цитата из «Сентиментального путешествия»:

Город был разделен на участки, каждая команда грабила свой квартал. Для освещения город зажгли… Разбитые ставни магазинов висели на петлях. Люди рылись во внутренностях темных лавок, выкидывая оттуда длинные полосы материи, как кишки… Женщины, спасаясь от насилья, мазали себе калом лицо, грудь и тело, от пояса до колена. Их вытирали тряпками и насиловали… Это был прообраз, своего рода репетиция еврейских погромов, – заключает рецензент[162].

На то, что за Юст’ом скрывается именно Шехтман, среди прочего указывает и тот факт, что под этим псевдонимом описаны кровавые события в Киеве, живым свидетелемкоторых явился автор [163].

За подписью «Юст» в РАС печатались разнообразные материалы, свидетельствующие о том, что данный псевдоним репрезентировал весьма компетентного автора[164], который, подобно Берхину, принадлежал к руководящим кругам ревизионистского движения. Об этом говорят и его детальная осведомленность в расстановке сил на карте политического сионизма, в спорах между собой разных сионистских группировок, и взгляд человека, находящегося не вовне, а в их эпицентре, и зрелость высказываемых по их поводу суждений[165]. Юст, как и предполагаемый нами владелец этого псевдонима, не был чужд и культурной тематики, см., скажем, его репортаж «На выставке И. Рыбака»[166].

Резонно предположить, что имя Юст является производным от Юс (еще один псевдоним Шехтмана в РАС[167]), которое, в свою очередь, вероятно, восходит к уменьшительно-ласкательному имени Юзик, Юсик, Юс – детско-юношеской и домашне-приятельской трансформации Иосифа, Йосефа, Йоси. Превращение же Юса в Юст’а, очевидно, обязано игровому сдвигу-поиску в имени новой смысло-языковой семантики: Юст (Just – Justus) – «право», «законность», «справедливость» (не исключено, что в имплицитной форме – даже «судящий»). Возможно, следует принять во внимание хотя и менее релевантное, но имеющее право на существование объяснение, что Юс стал Юст’ом, дабы избежать невольной связи с Ю-с’ом (так, «сокращая» свой псевдоним «Юниус», подписывал некоторые материалы один из активнейших авторов РАС А. М. Кулишер).

Ю. Борисов и Юст на страницах «Рассвета» остались, даже когда в 30-е гг. Шехтман стал там появляться реже, см. статью первого «Пытка продолжается» – о массовых арестах евреев в России для выкачивания иностранной валюты и золотых монет[168] – и в том же номере фельетон Юст’а «Из парижского блокнота» – об антисемитизме «парфюмерного короля» Франсуа Коти, объявившего кампанию против «иудео-германских банкиров», якобы овладевших мировым капиталом и диктующих свою волю правительствам и парламентам всех стран[169].

Вообще это был твердый принцип, принятый в журналистике и проводимый и в ЕТ, и в РАС фактически без исключений: автор мог выступать в номере с несколькими материалами, однако использование одного и того же имени не допускалось (это, заметим, в каком-то смысле облегчает работу по дешифровке псевдонимов). Как правило, Шехтман давал более одного материала в номер, т. е. почти постоянно складывалось такое положение, когда, помимо автонима, нужно было ожидать еще Юса, Юста или Ю. Борисова. При этом, как и у Берхина, бросается в глаза «распределение функций» между именем и псевдонимом: подлинной фамилией подписывались обычно материалы, связанные с политико-сионистской тематикой, с кругом проблем, где автор выступал как публицист-аналитик, пропагандист сионистского движения; псевдонимами – все прочие, включая рецензионно-библиографические обзоры, статьи и заметки, под которыми почти нигде нет имени Шехтман, а только Ю. Борисов[170]