Читать книгу Под другим углом - Сборник - Страница 11
Дарья Жарова
ОглавлениеИнтерес к поэзии привел к обучению в Институте журналистики и литературного творчества. Затем последовало сотрудничество с организациями сферы культуры в качестве smm-специалиста и фотографа (Усадьба Муравьева-Апостола, Музей Басманного района, Культурный центр МЕОД и др.).
За последние годы было множество публикаций текстовых и фотографических произведений в различных изданиях («Театральный курьер», «Музыка и время», «Страстной бульвар», «Культурные новости столицы», «Журнал ПОэтов», «Академия поэзии», литературно-художественный альманах «VITA», «Мир музея» и др.).
Журналистское образование и фотографический взгляд позволяют создавать произведения и в области слова, и в фотографии.
* * *
Пришлось долго дуть ветру и лить дождю,
Но камень держался как мог.
Однажды он скатился к подножию —
Почва ушла из-под его ног.
Он был заботливо кем-то подобран,
Его бока еще не обросли зеленью.
Придав строгость его кривым формам,
Обточили, сделав людям полезнее.
Он трудился – так было условлено.
Его не топил дождь, не сдувал ветер,
Но он скучал по своему дикому склону,
По времени, когда его не заметили.
А после его кожа треснула,
И обнажился блеск драгоценности,
И чем больше была радость ювелира,
Тем больше в камне было грусти.
Углы грубые отшлифовав,
Выставили в холодной витрине музея.
Ему бы закатиться под шкаф,
Где на него все время бы не глазели.
Его истерзали, внешность сделав красивой,
Не слышно крика из-за его молчанья.
Ему не хотелось постамента в витрине,
Ему нравилось быть лесным серым камнем.
* * *
Здравствуйте. Я – кот.
Я молод, красив, образован.
Мне от рождения лишь год,
Я живу вместе с ученым.
Мои миски сплошь из фарфора,
Мои игрушки – из шелка помпоны.
Моя мать сдохла под забором…
От голода вроде… Не помню.
Я рано понял, как я велик,
И, чтоб сверкал моего ума бриллиант,
Смахивая хвостом пыль с книг,
Я читал очередной фолиант.
Я изучил латынь и санскрит,
Я открыл познания двери:
И мифы с острова Крит,
И божественный стих Алигьери.
В оригинале поддался мне «Фауст»,
И Софокл, и Апулей,
И я нисколечко не сомневаюсь,
Что невежд этих всех я мудрей.
Начитавшись чужих изречений,
Изучив непотухшие звезды,
Я осознал, что я истинный гений,
Эти книги не принесли мне пользы.
Я напишу свой талмуд:
«Философских мышлений картина».
Конечно, не все ее поймут,
Например, какая-нибудь псина.
Я испачкал чернилами лапы,
Исцарапал кипу бумаг!
Но с названия не сдвинулся ни капли,
Ну не выражалась мысль никак.
Испортил хозяину все труды,
Ну мне же где-то писать надо!
О, сколько я написал белиберды!
Наверное, плохая бумага…
И на меня сошло прозрение:
Я кот с лапами, вот, и с усами,
И я непревзойденный гений!
То, что я мыслю, не выразить словами.
Почему я не сразу осознал:
Мои мысли так велики!
Каждая моя мысль – идеал!
Ей не уместиться в рамках строки.
Что ж, я доволен собой безбрежно!
Такого, как я, не было на планете!
Пойду спрячусь в шкафу с одеждой,
Пока хозяин не увидел бардак в кабинете.
* * *
Дворник курил, сметая серый пепел метлой,
Прутья шуршали, будто ломают хворост.
Дворника смыло спешащей черной толпой.
Дождь накрывал наш стареющий город.
Жались друг к другу в морщинах лица домов,
Стыдясь своей бесцветно-серой кожи.
Дома будто выросли сами – поля сорняков.
Нам их жаль, ведь и мы такие же тоже.
Дождь продолжался, но русло людей стало ýже.
Бездомные на улице мокли дома.
Дождь смыл пыль, но сапогами разбрызгали лужи.
Ничего, как-нибудь грязь отряхнется сама.
Фасад опадает, как со старых животных шерсть.
Своею жизнью расплачиваются за время.
Завтра дворник мести пойдет ровно в шесть,
А дома прижмутся друг к другу сильнее.
