Читать книгу Москва-Пекин. Сборник к 100-летию образования союза ССР - Сборник - Страница 45

О.В. Гавриленко

(социологический факультет при МГУ им. М. В. Ломоносова)

Отношение к труду является важным элементом исторической памяти, процесса передачи от поколения к поколению опыта, базовых трудовых установок и воспроизводства трудовых и социальных практик. Трудовая этика – это, прежде всего, те моральные принципы, которые человек использует в работе (отношение к делу, к товарищам по работе, профессиональный долг и т. п.). Приспосабливаясь к социальным, экономическим и политическим условиям жизни люди вырабатывают, в том числе, императивы трудовой этики. Рассматривая Россию в разные периоды её развития – дореволюционный, советский, современный – можно наблюдать трансформацию системы ценностей, норм, ритуалов, традиций, верований, отношения к работе и жизни россиян. Но в то же время некоторые базовые элементы культуры сохраняются, позволяя говорить о типичных чертах представителя российской национальной и деловой культуры – склонность к коллективизму, чувствительность к идее справедливости, нелюбовь к ритмичной работе (авральность), фатализм, терпение, иррациональность поведения и крайности характера, двойственность системы ценностей (сочетание несочетаемого), негативно окрашенные коммуникации («как дела? – да кому сейчас легко..»), важность межличностных отношений и др. Ряд указанных черт наблюдается и в советский период, приобретая новую идеологическую окраску, но по сути не меняясь – коллективизм, приоритет общего над частным, «работа важнее всего», солидарность, равенство и «уравниловка», понимание «своего места» и др.

В современных организациях очень большое значение придается приверженности персонала и формированию его вовлеченности. Приверженность (лояльность) – это социально-психологическая установка, которая характеризуется доброжелательным, корректным, уважительным отношением к руководству, сотрудникам, компании в целом; осознанным выполнением своей работы в соответствии с целями и задачами компании и в интересах компании; а также соблюдением норм, правил и обязательств, в том числе и неформальных, в отношении руководства, сотрудников и компании в целом[288]. Вовлеченность – это комплексный показатель, демонстрирующий общий уровень развития организационной культуры и потенциал развития организации за счет внутренней мотивированности сотрудников, неравнодушного отношения персонала к своей компании и своей работе (делу). Факторами, влияющими на уровень вовлеченности, можно считать предоставляемые организацией возможности для персонала (карьерный рост, обучение и др.), содержание работы (интересная, содержательная работа), справедливое вознаграждение, хорошее качество жизни (в том числе, наличие баланса работы и личной жизни), хорошие отношения с клиентами, начальством и коллегами, грамотно выстроенные практики организации (практики принятия решений, коммуникаций и др.)[289].

В советский период приверженности и вовлеченности персонала как элементам трудовой этики (хотя сами эти термины и не использовались) уделялось серьёзное внимание. Советская культура – это культура коллективизма, где сложно плыть против течения («будь как все», «каждый сверчок знай свой шесток»), важно быть частью коллектива («работа – второй дом»). В то же время работа, «дело» всегда были на первом месте, все остальные аспекты жизни отодвигались ради «главного» («уменье и труд – всё перетрут!», «в полплеча работа тяжела: оба подставишь – легче», «кто хорошо трудится, тому есть чем хвалиться»). Героями времени и фигурами для подражания были именно трудяги (стахановцы, герои социалистического труда и т. п.), праздность порицалась, в том числе на уровне народного творчества – частушек, пословиц и др. (любой советский школьник знал наизусть басню про стрекозу и муравья, и точно знал, кому из них надо симпатизировать).

Гендерное равенство в советский период декларировалось на уровне государственной идеологии, что проявлялось и в трудовых отношениях. Женщина должна была работать наравне с мужчиной, но при этом не забывать, что она дочь, мать, жена, хозяйка. Жене полагалось обеспечить своему мужу возможность эффективно работать, освободив его от быта, но при этом и самой трудиться полный рабочий день. Для того, чтобы не выпадать надолго из трудовой деятельности, рожать следовало как можно раньше (не дожидаясь клейма «старородящей»), а после рождения ребенка как можно быстрее возвращаться к трудовой деятельности, перепоручив заботу о ребенке государству. Коллективизм и особая трудовая этика советского периода во многом наложили отпечаток на характеристику поколения российских «беби-бумеров» (преодоление трудностей, оптимизм, работа превыше всего, работа на общее благо), вырастивших поколение «людей с ключом на шее», поколение Х (самостоятельных, полагающихся на собственные силы, сочетающих коллективизм с индивидуализмом). Россию, по доминирующим ценностям (сострадание, самопожертвование, взаимопомощь, душевная дружба и др.) и гендерным проявлениям (равенство между мужчиной и женщиной как сотрудниками, женский успех в бизнесе), можно отнести к «женственной» культуре, но в то же время мы можем четко видеть и проявления мужественной культуры: все большее стремление к лидерству, к материальным благам, сохранение на обыденном уровне традиционных взглядов на роли мужчины и женщины.

Сегодня стало модно рассуждать о «корпоративном патриотизме» как особой форме проявления лояльности организации. «Корпоративный патриотизм – это высшая степень приверженности работников организации, желание поступаться личными интересами в интересах компании, эмоциональное сопереживание корпоративным проблемам, отвержение на подсознательном уровне предательства корпоративных интересов»[290]. Это высшее проявление лояльности сотрудника по отношению к своей компании: индивид полностью ассоциирует себя со своей организацией, позиционирует себя как «часть тела» компании, чувствует себя, даже в обыденной жизни носителем ее корпоративных ценностей, демонстрируя «желательное» (с позиции корпоративной культуры) поведение. Тренинги по формированию корпоративного духа и патриотизма часто напоминают «зомбирование» участников, снижая уровень критического мышления сотрудников в отношении организации. Важно понимать и страновые особенности данного процесса: высокий уровень приверженности и преданности фирме является абсолютно органичным для восточных культур (японской, корейской, китайской и др.), а в западных организациях, построенных на ценностях индивидуализма и личной свободы, проявление корпоративного патриотизма является, скорее, сознательно формируемым (а, возможно, и насаждаемым) элементом корпоративной культуры.

В советский период не использовалось понятие «корпоративный патриотизм», но само явление существовало и означало более глубокое понимание патриотизма советским человеком – это не просто лояльность и преданность, это фактически служение организации. Отдавая себя своей организации, работая без выходных на благо предприятия, работник тем самым проявлял патриотизм по отношению к своей стране, государству. Выйти работать в свой выходной, отработать две смены подряд было нормой для ответственного работника. Это можно рассматривать как проявление особой трудовой морали советского человека, отношения к работе и «делу» как главному приоритету жизни.

В советское время культивировалось особое отношение к организации как к «работе всей жизни», если в трудовой книжке была только одна запись это рассматривалось как повод для гордости. Наличие в трудовой книжке большего числа записей вызывало негативное отношение к работнику как к «летуну», ненадежному сотруднику. Придя молодым специалистом в компанию, работник потенциально рассчитывал проработать там до пенсии, что служило некой гарантией длительной занятости и придавало уверенности в завтрашнем дне работникам среднего и старшего возраста. Но всё равно существовали опасения у «возрастных» работников, связанные с возможной потерей места (что выражалось и в обыденных установках – «лучше промолчу, мне надо доработать до пенсии»). Также серьезной привязкой сотрудника к организации в советское время был хороший социальный пакет: ведомственные детские сады и пионерские лагеря для детей работников, санаторное лечение, бесплатное питание, предоставление жилья и т. п.

Важным инструментом регулирования трудовых отношений и поддержания социальных практик в организациях всегда были ритуалы. Организационные обычаи и ритуалы представляют собой действия и мероприятия с высокой степенью эмоциональной вовлеченности, осуществляемые по определенным правилам (формальным и неформальным). Назначением ритуалов является демонстрация и передача сотрудникам ценностей организации, обеспечение стабильности организации, содействие сплоченности персонала и формированию корпоративного духа. Т. Дил и А. Кеннеди[291] настаивали, что понять культуру организации можно именно через традиции, обычаи и ритуалы компании. Ритуалы обеспечивают трансляцию корпоративных ценностей, принятых образцов поведения, порядка выполнения процедур, стандартов этикета и т. д. Т. Дил и А. Кеннеди выделяют следующие виды организационных ритуалов: ритуалы социальной коммуникации (ритуалы, регулирующие отношения между начальством и подчиненными, между сотрудниками разного пола, возраста, социального статуса, между членами организации и внешними агентами), рабочие ритуалы (речь идет о ритуализированных действиях, которые члены организации совершают в своей повседневной производственной практике), ритуалы управления (осуществление руководством основных функций по оперативному и стратегическому управлению, например, составление аналитических отчетов, служебных записок, проведение рабочих совещаний и т. д.), ритуалы официального признания (поощрение лучших сотрудников и создание ролевых моделей для воплощения тех ценностей, которые компания стремится поддержать и сохранить в своей деятельности. Так, к числу таких ритуалов относятся ритуалы перехода, которые используются для официального признания изменившегося статуса индивида).

Ритуализация организационной практики особенно ярко выражена в советских организациях. Большинству организаций в советский период была присуща иерархическая организационная культура с явными элементами клановой (по типологии К. Камерона и Р. Куинна[292]). В иерархической культуре акцент делается на формализации и рационализации, соблюдении графиков и планов, следовании инструкциям, поддержании иерархии. В клановой культуре эффективность организации достигается за счет внимания к персоналу и поддержанию сплоченности, особого микроклимата в коллективе, формированию ощущения «единой семьи», восприятия руководства в качестве родителей/воспитателей. Сила клановых организаций в чувстве «мы», готовности вместе противостоять «врагу», разделении ответственности за общий результат.

Советским организациям был присущ коллективизм (коллективизм в России имеет культурные и исторические корни, связан с религиозными основами и ценностями – общинность, соборность, смирение, терпение, готовность «жизнь положить за други своя»), высокая дистанция власти, централизация власти и ответственности, опора на межличностные отношения (в советской системе активно поддерживались ритуалы взаимопомощи (деньгами, в натуральной форме (товарами), шефская помощь и т. д.)), отношение руководства к персоналу как к «винтику», долгосрочный наем персонала, доминирование форм нематериального стимулирования. Некоторые элементы «советской организационной культуры» сохраняются и в современных российских организациях, придавая определенный «оттенок» российской деловой культуре. Требования времени и специфика экономики требует сегодня от предпринимателей перехода от иерархической организационной культуры к рыночной (стержневые ценности которой – конкурентоспособность, продуктивность, предприимчивость, агрессивность, индивидуализм. Основная цель организации – победа в конкурентной борьбе, рыночное доминирование, а отношение к персоналу как к средству для достижения цели. Кроме того, в такой организации поощряется соперничество и конкуренция внутри компании: и между подразделениями, и между отдельными индивидами). Несмотря на формирование и уже доминирование таких, достаточно агрессивных с точки зрения корпоративной идеологии, культур, элементы кланово-иерархической организационной культуры в российских компаниях сохраняются, особенно в государственных организациях.

В организациях иерархически/кланового типа большое значение придается ритуализации и соблюдению традиций. «Советским организациям были свойственны ритуалы самого разного типа: календарные (традиции и ритуалы, связанные с подготовкой и проведением государственных праздников: первомайские и ноябрьские демонстрации, новогодние утренники для детей с раздачей подарков, взаимное «одаривание» коллег во время «гендерных» праздников), ритуалы поощрения/наказания (заседания парткомов, обсуждения личной жизни сотрудников, выговоры, размещение на доске почета, присвоение разряда/понижение разряда, путевки в Артек детям сотрудников, приобретение без очереди холодильника, телевизора и др.), ритуалы интеграции (поездки на «картошку», спортивные соревнования, субботники, соревнования коллективов художественной самодеятельности), ритуалы инициации (посвящение в профессию, необходимость «проставиться» новичку, чтобы влиться в коллектив, «скинуться» на юбилей, рождение ребенка и др., «обмывание звездочек», выборы в народный контроль), воспроизводящие ритуалы (ритуалы обновления) (пятиминутки, совещания, политинформации, мероприятия в рамках общества знания, лекции по новым специальностям в институте марксизма-ленинизма), ритуалы решения конфликтов (товарищеские суды, конфликтные комиссии – половина членов от профкома и половина от администрации), кризисные ритуалы (социалистические соревнования, приуроченные к важным датам, «догоним и перегоним Америку», работа по субботам перед сдачей объектов, аврал в конце квартала и квартальная премия)»[293].

Ритуалы являются частью организационной культуры, согласно теории Э. Шейна[294] они относятся к уровню артефактов. Э. Шейн выделял три уровня организационной культуры: уровень артефактов, уровень провозглашаемых ценностей и уровень базовых предположений (верований). Шейн изображает организационную культуру в виде айсберга, где доступной для наблюдения является лишь малая, «поверхностная», часть айсберга, а всё остальное скрыто «в глубинах вод». Уровень артефактов включает в себя такие видимые наблюдателю факты (артефакты) как здание организации и его местонахождение, применяемые технологии (в том числе, технологии контроля), формальная организационная структура, использование пространства и времени, организационное поведение, язык, ритуалы, манера общения, истории, мифы и т. д. На этом уровне вещи и явления легко обнаружить, но сложно интерпретировать в терминах организационной культуры.

Второй уровень организационной культуры – это уровень норм и ценностей, как декларируемых, так и реально разделяемых сотрудниками. Эти ценности и представления выполняют нормативную функцию, регулируя организационное поведение. При этом реальное поведение сотрудников может не соответствовать провозглашаемым ценностям. Диагностика организационной культуры на данном уровне представляет затруднения, так как ценности не всегда артикулированы и понимаемы персоналом.

Третий, «глубинный», уровень включает верования и базовые предположения, которые не всегда осознают как рядовые сотрудники, так и руководящее звено. Эти базовые представления принимаются на веру и слабо поддаются рефлексии. Э. Шейн пишет: «Культура как набор базовых представлений определяет, на что мы должны обращать внимание, в чем состоит смысл тех или иных предметов и явлений, какие действия следует предпринимать в той или иной ситуации. Разработав интегрированную систему таких представлений, которую можно назвать картой мира, мы будем испытывать комфорт рядом с людьми, разделяющими наше представление мира, и явный дискомфорт в тех ситуациях, когда будет действовать иная система представлений, т. к. мы не будем понимать происходящего или же, что еще хуже, будем искаженно воспринимать действия других людей и давать им ложную интерпретацию»[295].

К глубинному уровню организационной культуры относят верования, представления о природе времени (линейная или цикличная модели времени), об отношении к работе и личной жизни («живу, чтобы работать», «работаю, чтобы жить»), о понимании «движущей силы» происходящих жизненных событий (источник контроля над собственной жизнью может находиться внутри человека или быть внешним – «я – хозяин судьбы» или «я – заложник обстоятельств и воздействия высших сил»), об отношении к природе (подчинение природе, поиск гармонии, доминирование над природой). Чтобы понять культуру организации, необходимо исследовать уровень базовых представлений. На верования и базовые представления огромное влияние оказывает национальная культура, которая тем самым определяет наблюдаемые различия организационного поведения.

Российская деловая культура и модель управления во многом уникальны – ряд параметров и характеристик близок к западным деловым культурам, а другие ближе к восточным культурам. Исторический и социокультурный контекст придаёт своеобразие российской деловой культуре, которая определяет особенности организационного поведения и организационной культуры российских компаний. Большинство исследователей говорят о таких чертах российской модели управления как высокая дистанция власти, принятие единоличных решений и доминирование авторитарного стиля управления в ситуации хаоса и неопределенности, патернализм, опора на личные отношения, высококонтекстность, правовой нигилизм. Согласно международному проекту GLOBE (Global Leadership and Organizational Behavior Effectiveness) у российского лидерства есть своя национальная специфика – большая дистанция власти, краткосрочность ориентации, низкое избегание неопределенности, слабая ориентация в будущее, управление «методами строгого отца». Эксперты данного проекта описывают типичного российского руководителя как противоречивую личность с явно выраженным жестким автократичным стилем поведения, обладающую способностью принимать индивидуальные решения и принимать на себя ответственность за эти решения. Лидер действуют открыто, быстро и достаточно компетентно в нестабильной внешней среде, меньше нацелен на конечный результат деятельности, но более ориентирован на сам процесс, будучи в то же время очень внимателен к социальному статусу.

Значительное влияние на российскую деловую культуру оказало «маятниковое» развитие страны, т. е. периодическое изменение системы управления то в сторону усиления централизации и ограничения использования зарубежного опыта (период «застоя»), то в сторону децентрализации и активного использования зарубежного опыта (период «реформ»). Отсюда возникает такая черта как авральность, умение собраться, мобилизовать все свои силы в экстремальных, кризисных ситуациях (или просто к концу квартала, года…), за неделю сделать то, что предполагалось сделать за месяц («пятилетку за два года»). Очень характерно поведение российского бизнеса после введения многочисленных санкций – мобилизация ресурсов, сплоченность, усиление взаимопомощи, даже появление «патриотической риторики». Многие зарубежные и отечественные исследователи говорят также о крайностях «русского характера»: переход от трудоголизма к безделью, от смирения к бунту. В «русском характере» сосуществуют миролюбие и воинственность, активность (готовность к риску, вера в собственные силы) и пассивность (фатализм, покорность судьбе). Авральность также часто связывают с географическими и климатическими особенностями России[296] – короткое лето, сжатые сроки уборки урожая, суровые зимы, плохие почвы и т. п. требовали от крестьян совершения коллективных «подвигов», необходимости наваливаться всем миром (это очень хорошо отражено, например, в советском кинематографе).

У россиян особое отношение к правовым нормам (правовой нигилизм), отсутствует установка обязательно соблюдать законы и правила (жесткость правил и законов компенсируется необязательностью их исполнения). Согласно теории Ф. Тромпенаарса и Ч. Хэмпден-Тёрнера[297] российской деловой культуре свойственен партикуляризм (обстоятельства, отношения важнее закона). Российскому бизнесу присуще доминирование неформальных отношений в бизнесе, очень высока роль личных связей и отношений, обменов деловыми и личными услугами (явно влияет на эффективность бизнеса наличие «своего» человека в налоговой службе, на таможне и др.). В России государство является одним из главных регуляторов экономики, что во многом способствует рождению патернализм. Отношения с властью – это значимый фактор успеха, так как велика зависимость бизнеса от решений власти (разрешений или запретов, порядка распределения ресурсов и льгот, квотирования и лицензирования). Российскому менеджменту свойственны высокая степень адаптации и быстрота реакции на изменения внешней среды. Привычка бороться за выживание, жить в постоянном напряжении порождает изобретательность и умение выходить практически из любых сложных ситуаций. Умение адаптироваться к ситуации и «правилам игры» способствует успешной деятельности российских предпринимателей как в России, так и за рубежом (ярким примером опять же является выживание российского бизнеса в условиях санкционного давления). Повышенная склонность к риску тоже считается характерной чертой российского менеджмента. Ситуация, в которой развивается российский бизнес, приучает предпринимателей к неизбежности повышенного риска. Зачастую масштабные проекты разворачиваются без детального планирования и подготовки, но с «полаганием на авось». Российским предпринимателям и менеджерам свойственна достаточно большая самостоятельность в решении деловых проблем и умение брать на себя ответственность за принятые решения. Хотя на уровне населения в целом, согласно исследованиям Г. Хофштеде, определяется очень высокое избегание неопределенности и негативное отношение к риску.

Наличие высокой дистанции власти является, наверное, самой яркой и определяющей чертой российской деловой культуры. По Г. Хофштеде, Россия по данному параметру получает более 90 баллов из 100. В России доминирующий угол в отношениях между властью, бизнесом и обществом – власть (низкие издержки осуществления принуждения, высокие издержки защиты прав собственности и высокие издержки коллективных действий). Высокая дистанция власти проявляется в централизации власти, в излишней зависимости подчиненных от начальника, ожидании указаний от начальства, авторитарности власти, в значительной дифференциации заработной платы между уровнями иерархии, а также в послушании, смирении подчиненных перед руководством (боязни высказывания собственного мнения, не совпадающего с мнением начальства)[298].

Зарубежные предприниматели и менеджеры выделяют особенности российских организаций, которые отличают их от иностранных (прежде всего, западных) компаний[299]: хаотичность организации бизнес-процессов и труда работников, неумение руководства позитивно оценивать хорошую работу персонала, ориентация на краткосрочный результат, внешний локус контроля и обвинение в неудачах не себя, а внешние обстоятельства, плохая информированность сотрудников по организационным вопросам и проблемам, дублирование функций, отсутствие четкой связи между результатом и вознаграждением. Но при этом высоко оценивается умение российских менеджеров и предпринимателей действовать в условиях неопределенности, принимать решения и нести за них ответственность, высоко ценится самоотдача самих сотрудников, готовых работать сверхурочно ради выполнения задачи, не требуя за это вознаграждения.

Незадолго до Октябрьской революции российскими предпринимателями были разработаны принципы ведения бизнеса (своеобразная этика ведения бизнеса), которые вполне актуальны и сейчас: 1) уважай власть (во всем должен быть порядок, власть – гарантия порядка); 2) будь честен и правдив (это основа гармоничных отношений в бизнесе); 3) уважай право частной собственности (свобода предпринимательства); 4) люби и уважай человека труда (взаимное уважение предпринимателя и работника создает общую гармонию); 5) будь верен своему слову (никто не верит человеку, нарушившему данное им обещание); 6) живи по средствам (расточительность это негативная черта для предпринимателя); 7) будь целеустремленным (важно идти к поставленной цели и не отвлекаться по мелочам)[300].

Советская идеология не предполагала развитие предпринимательства, наоборот, частнособственнические интересы препятствовали проведению ключевых для молодого советского государства проектов индустриализации и коллективизации. Одновременно сама фигура предпринимателя обрастала негативными коннотациями, воспринимаясь как тормоз на пути развития советского государства, как пережиток старой системы. На долгое время в сознании россиян закрепилось негативное отношение к богатому человеку – «честным путём денег не заработаешь», бизнесмены – это деляги, воры и др., дихотомия «честный труженик vs бизнесмен»

В СССР действовала административно-командная система управления, а этика советского общества определялась коммунистическими идеалами и нормами социалистического общежития. Советским организациям была свойственна достаточно двойственная организационная культура – часто декларировалось одно, а наблюдалось совсем другое. Так, на уровне лозунгов и деклараций заявлялось о необходимости инициативы и выдвижения новых идей, о ценности каждого сотрудника, о важности лояльности организации и чувстве гордости за своё предприятие или учреждение. Реально же можно было наблюдать беспрекословное подчинение руководству и «линии партии», отсутствие связи между результатами работы и получаемым вознаграждением, проявление формализма, соблюдение формальных требований (главное вовремя прийти на работу и не уйти раньше времени, и не важно, чем работник занят в течение рабочего дня) и неформальных («скинуться» на подарок коллегам, отмечать совместно праздники), невнимание к индивидуальным особенностям и способностям работников («незаменимых у нас нет»).

В советское время большое внимание уделялось совершенствованию производственных процессов и формированию новой, отличной от прежней, системы управления. В советских организациях с самого начала образования СССР стала внедряться в качестве новой парадигмы социального управления научная организация труда (НОТ). Идеи Ф.У. Тейлора с его акцентом на формализацию, стандартизацию, рационализацию производственного процесса, научный подход к организации производства нашли горячий отклик среди советских управленцев. Научная организация труда преобразовалась в социальное движение, подхваченное организациями разных отраслей народного хозяйства.

В 20 веке большую роль в развитии теории и практики социального управления играла социальная инженерия, понимаемая как деятельность по проектированию и изменению социальных институтов и систем. Социальная инженерия в России получила активное развитие начиная с 20-х годов 20 века. Программы рационального экономического и социального планирования идеально вписывались в технократическую логику управления молодым советским государством. Рациональное управление обществом и государственное регулирование политической, культурной, экономической сфер являются примерами осуществления социальной инженерии в СССР. Согласно подходу К. Поппера, само создание советского государства и ряд крупных проектов того периода (например, НЭП, первые пятилетки, освоение целинных земель) являются примерами «утопической» социальной инженерии, когда проводились не частичные и постепенные реформы, а радикально менялась основа построения общества и государства. В 20-е годы в СССР проблемами организации труда и управления занимались несколько научно-исследовательских институтов (Центральный институт труда (ЦИТ) и др.). Большой вклад в развитие социальной инженерии и движения НОТ (научной организации труда) внесли А.К. Гастев и Н.А. Витке. Гастев выступал за то, чтобы наука об организации труда базировалась на взаимодействии социальных наук и естественных[301]. Экспериментальные методы и опору на факты социальные науки должны были заимствовать из точных естественных наук. Он настаивал на математизации психофизиологии для возможности оперирования коэффициентами возбуждения, усталости работников при принятии управленческих решений. Н.А. Витке рассматривал человека в качестве активного фактора производственного процесса, а не пассивного элемента. Он разделял научную организацию производственного процесса (базирующуюся на физиологии и психологии) и научную организацию управления (основанную на социальной психологии).

А.К. Гастев, будучи руководителем Центрального института труда (ЦИТ), говорил о необходимости преобразования предприятий в определенного рода социальные лаборатории, социальная инженерия рассматривалась им как научно-прикладная технология изменения прежней системы «человек-машина». В рамках социоинженерной деятельности и при проведении тщательного анализа трудового процесса необходимо внедрять инновационные, научно обоснованные, технологии улучшения производства и управления, запуская новые «научно отобранные» образцы в серийное производство. Важно не просто обучить прогрессивным методам работников, но создать условия для совершенствования ими применяемых методов и технологий. Фактически научная организация труда стала не просто некой парадигмой управления, но и императивом для работы сотрудников всех уровней организации, приведя в дальнейшем к развитию соцсоревнования и подъему ударничества. Участие в соцсоревнованиях способствовало приобщению вчерашних крестьян к новым формам труда, повышало их профессиональную квалификацию.

В 20-е годы большое внимание уделялось исследованию психологических особенностей профессиональной деятельности при решении задач рационального распределения и использования трудовых ресурсов[302]. Развивалось такое направление как профессиография, описывающее технические и психофизиологические характеристики разных профессий. «Ученые, выявив психофизиологические функции, которые нужно было изъять из конкретного вида работы, устанавливали оптимальные сочетания квалифицированных и малоквалифицированных операций с целью реконструкции состава профессий, рационализации трудового процесса и реконструкции орудий труда»[303]. В Казанском институте НОТ изучалась зависимость скорости работы индивида от его настроения, темперамента, мышечного напряжения; на заводе «Шарикоподшипник» проводились эксперименты по ритмизации трудового процесса (что позволило поднять в цехе производительность труда на 163 %); на Горьковском автозаводе работала лаборатория, которая составляла физиологические паспорта рабочих мест, проводила рационализацию режима труда и отдыха; многие центры и институты разрабатывали технологии профориентации школьников, методы аттестации руководителей, укрепления трудовой дисциплины и др.[304]

Ближе к 80-м годам 20 века в СССР стала активно разрабатываться проблематика социальных технологий, которые помогали, например, заводским социологам тиражировать отработанные стандартные алгоритмы для решения типовых задач социального управления. Советские заводские социологии накопили богатый опыт решения прикладных задач социальной инженерии и социального управления по снижению текучести кадров, повышению сплоченности коллектива, управлению конфликтами, по адаптации молодёжи на предприятиях, внедрению новых форм организации труда и т. п. В.В. Щербина рассматривает социальные технологии как «разновидность технологий, понимаемых в широком смысле как стандартизированные средства организации и рационализации практической целенаправленной управленческой деятельности, которые при решении типовых задач гарантируют достижение заданного результата, как и любая технология задает порядок и содержание операций»[305]. Несмотря на быстрое распространение прорывных технологий, в том числе и в сфере управления, социальным инженерам часто приходится принимать во внимание ограниченность технологизации социального мира[306]. Технологии, в том числе, социальные, предполагают алгоритмизацию, разделенность на этапы, последовательность, предсказуемость результата. Крах многих модернизационных проектов был обусловлен непринятием во внимание локальных социальных условий и культурной среды реализации различных социальных проектов; множеством побочных эффектов технологизации; стандартизацией, которая по определению не работает с различиями, стремясь их устранить. Так как объектом социальных технологий являются люди, мы не можем говорить о полной предсказуемости результата технологизации. Социальные технологии не могут быть в точности воспроизведены в любое время в любом месте в заданных условиях. При этом сам объект применения социальных технологий не является пассивным и результат технологизации будет зависеть от поведения социального объекта.

Социальные технологии, применяемые для построения советских организаций и формирования основ новой трудовой этики, ложились на достаточно благодатную почву. В дореволюционное время русский крестьянин не разделял работу и другую жизнь, «жил, чтобы работать», работал на благо общины, помогал тем, кто рядом, разделяя общие тяготы. И в советское время работник вёл себя схожим образом – работал на общее благо, проявлял коллективизм и поддержку своих товарищей, отодвигал личные интересы и потребности на второй план. Советский труженик – это человек, занятый общественно-полезным трудом. К тунеядцам всегда было крайне негативное отношение как на уровне государственной идеологии (был принят даже специальный указ о «тунеядстве»), так и на уровне общественного мнения (довольно часто к тунеядцам народ относил и представителей творческих профессий). Советская трудовая этика – это этика созидания, самоотречения, это убежденность в том, что труд приносит моральную пользу, это доминирование нематериального стимулирования. Для советского общества был характерен энтузиазм, трудовой героизм, вера в светлое будущее, формирование самоощущения «творца новой жизни», всё это помогало справляться со всеми тяжелыми испытаниями, которых на протяжении 20 века в нашей стране было множество.