Читать книгу Город истин. Сборник прозы и поэзии, посвящённый 320-летию основания Санкт-Петербурга - Сборник - Страница 73

Не всё про себя ещё знаю,

Что скрыто во мне, что таится,

Не зря же двадцатого мая

Мне выпало счастье родиться.

Мне выпала эта удача —

К Неве прирасти пуповиной!

Её огласив своим плачем,

Могла ли не быть я Мариной?

Какие ещё варианты,

Раз выбрала эта малявка

Морских медицинских курсантов

В свои повивальные бабки?

Не в счёт ей тревожное время,

Закутанной мигом в пелёнки.

Что ж, жизнь начинать с «академий» —

Судьба ленинградской девчонки,

Рождённой сестрой-фронтовичкой,

На кафедре служащей этой

И «знающей», только в кавычках,

Про миссию мамы поэта,

Сложившего первые перлы

Пронзительным утренним криком,

Призывным, щекочущим нервы,

А значит – твореньем великим!

Входила я в жизнь, как по трапу,

И волны безмолвно качали

Коляску в руках мамы с папой,

Несущих войну за плечами.

Их юность, повергшую в бездну,

Пульсируя больно в их венах,

Она никуда не исчезла,

Навек затаённая в генах,

Что дочке они передали,

Но было особенно ценно,

Когда в колыбельных звучали

Куплеты из песен военных.

И в доме, где бросили якорь,

Где двор величали «колодцем»,

Я сразу училась не плакать,

Без страха за правду бороться.

Чтоб прыть никогда не остыла,

Не грызли тоска и печали,

Меня коммуналка растила,

Пять острых углов закаляли.

И мчали меня по дороге —

В огонь за друзей (как и в воду!) —

Босые в царапинах ноги,

В простых сапогах-«скороходах».

Нас, мелких, ковры-самолёты

Не раз над землёй поднимали,

Ах, сколько прекрасных полётов

Порой на метле совершали!

Коньки-Горбунки, Сивки-Бурки

Питали богато наш разум,

Зато и в глухих переулках

Не липли к нам грязь и зараза.

В растущих без всяких режимов,

Была и такая в нас жилка:

Всем сердцем сочувствовать джиннам,

Сидящим столетья в бутылках.

Мы их выпускали оттуда

Под магию честного слова

И ждали с надеждою Чуда,

И к подвигам были готовы

Взаправдашним, вовсе не книжным,

С врагами чтоб насмерть бороться!

И было быть честным престижно,

И петь с хрипотцой, как Высоцкий.

Камней за душой не держали,

Ни разу не пользуясь маской,

Мы книги запоем читали,

А верили в мифы и сказки.

Нет-нет, не от рыбьего жира

Взрослели мы так полноценно,

Ведь Пушкин стихов эликсиром

Подпитывал нас внутривенно.

Не магний, не хлористый кальций,

Не суп крупяной с овощами

Огонь разжигал в ленинградцах,

Ходящих пешком под столами:

Чуковский им был «аскорбинкой»,

Маршак был отличной прививкой!

Такой вот росла я, Маринкой,

Не только на кашах с подливкой.

Я скатерть свою «самобранку»

Всегда расстилала с восторгом,

Ведь школьнице с речки Фонтанки

Смешно же не быть фантазёркой?

Теперь я большая-большая —

И мама, и бабушка даже,

Задачки покруче решаю,

И опыт огромнейший нажит.

Я в куклы уже не играю?

Да как бы не так! Это враки!

И сердце опять замирает,

Ввязаться готова я в драки.

Всё так же за правое дело

Кого-то от Леших спасаю,

А если вдруг в лужу я села,

Не ногти, а локти кусаю.

Да, стала я взрослою тётей,

Стихи я пишу и рассказы,

Но дома меня не найдёте,

Мне отдых судьбой не показан.

Да, воздухом часто питаюсь,

А с близких сдуваю пылинки

И быстро умею разгладить

Стихами я чьи-то морщинки.

Ничуть не похожа на дам я,

Ворчливых и загнанных в угол.

Я счастлива, если роман мой

Вам станет спасательным кругом.

Ведь жизнь для меня – это море,

И, зная его назубочек,

Готова помочь тем, кто в ссоре,

Для мира найти островочек.

А те, чьё здоровье хромает,

Лицом пусть не падают в грязь!

Зря, что ли, двадцатого мая

Маринка на свет родилась.

Ей имя дано не напрасно:

Бурлящее, словно родник!

Пусть жизнь ваша будет прекрасна

От маленьких солнечных книг!

Что призваны высушить слёзы,

Затеплить любви уголёк!

Поэзией, песнями, прозой

Несётся весенний поток.

И в жизненной снежной лавине,

В сугробах по горло, в метель,

Спешите, спешите к Марине —

В стихов окунуться купель.

Здесь терпящим бедствия муку,

Безверья сплошную тоску,

Протянут немедленно руку,

А к сердцу больному – строку!

Для раны душевной, как пластырь,

Романса послужит куплет,

Ведь даже в глухое ненастье

Пегаса седлает поэт.

И мчится, и мчится, и мчится,

Он в небе обязан парить!

Я знаю, что нужно учиться

Всю жизнь, чтобы радость дарить.

Хотя не всегда отрываться

Легко от лесов и полей!

Но важно ребёнком остаться

Навек, до конца своих дней!

Привет, дорогой Чиполлино!

Незнайка, я рядом с тобой!

Для мамы близка и для сына

Должна быть святая Любовь

К живой, согревающей книжке

Из тёплых и крохотных букв,

Дающей уютную нишу,

Украсившей скучный досуг.

И в праздник, и в серые будни

Её неизменен маршрут.

Прекрасно, когда тебя любят,

Чудесно, когда тебя ждут!

Я знаю, теперь понимаю,

Зачем так стремилась родиться,

И вас от души обнимаю

Всех книг моих каждой страницей!

Ни бабушек, ни мамы, ни сестёр,

Ни папы больше нет, ни дядь, ни братьев.

Не потому ли знаю с давних пор,

Что хвост трубой держать – моё занятье!

Что на храненьи у меня печать,

Багаж семьи нелёгкий за плечами,

Что права не имею ныть, ворчать,

А в жизни лишь могу души не чаять.

Я в эту жизнь должна быть влюблена

Так вдохновенно, сильно, многогранно,

Как будто рай земной давно она,

А мне в ней быть доверено гурманом.

И я должна, хочу я или нет,

Узнать час «ч», и звёздный час, и полночь!

Попробовать на вкус, на боль, на цвет

И соль и неизведанную горечь.

И сделать так, чтоб голос мой звучал

От голосов других людей отлично,

Вплести в вязь дней весь свой потенциал

Так молодо, свежо и гармонично,

Как оптимист, которому везёт,

Быть в сердце тигром, а в душе – поэтом,

Как может, вероятно, только тот,

Кто был не зря на землю послан эту!

Чтоб исходить и вдоль, и поперёк,

Чтоб истоптать сто пар сапог и посох,

Чтоб изнутри узнать её исток,

Ещё не насладившись ею вдосталь.

За тёть и дядь, за мать и за отца,

За слишком юных бабушек и дедов,

Что так и не дожили до конца,

Лишь почву подготовив для Победы.

А я должна построить прочный дом,

Изобретя точнейшую науку:

Как по цепочке передать геном

Плеяде славных правнуков и внуков.

Той, что, как деды, встанет в полный рост,

И как у внука младшего с картины:

Плеяда в небе вспыхнет тёплых звёзд,

Сияющих в созвездии Марины…

«Всё те же мы: нам целый мир чужбина»,

Куда бы ветром нас ни занесло,

Тоскуем мы без видимой причины,

Как будто двести лет и не прошло.

Ах, как летит, как время мчится быстро!

Когда вернёмся мы из-за морей,

Ни одного не встретим лицеиста,

В Селе же в Царском след простыл царей.

Воспоминанья боли не врачуют,

Но, упрекая нас, вы не правы!

И многие ль из вас сейчас пируют

На берегах сегодняшней Невы?

Нельзя назвать и дружеской попойку

В Санкт-Петербургском пыльном гараже,

И лично я помчусь сейчас на Мойку,

В кондитерскую «Вольф и Беранже».

На чай оставлю мелкую монету

Я здесь, куда примчал меня Пегас,

Но вас среди жующих торты нету…

Так где ж вы, Дельвиг, Пущин и Данзас?

Напрасно вас искать в кругах гламурных,

Где к олигархам льнёт поклонниц рой,

Но, может, вы в кафе «Литературном»

Блинами объедаетесь с икрой?

Мы «оторвёмся» там на всю катушку,

Где нас, «заморских», ждут наверняка!

Ба! В гардеробе за работой… Пушкин!

Как жаль, что в гипсе у него рука!

«Брат Пушкин!» – я спешу к нему в надежде.

Глазам не верю: цел и невредим!

И популярен более чем прежде:

В день сотни селфи делаются с ним!

Вот блин в тарелке пылом-жаром дышит —

Мне кажется, похоже всё на сон!

Зову я: «Саша!» – только он не слышит,

Толпой туристов ушлых окружён.

Что ж, хоть один из нас он занят делом,

Напоминая людям о былом.

Он гипсовой рукой строчит умело

Поэму в… гардеробе за столом.

Ему не до меня, подозреваю,

И я мешать собрату не хочу,

Поэтому… карету вызываю

И с ветерком по Невскому лечу!

И Пётр на коне летит ретивом,

И давит конь как змеев подлецов…

Ну как же не заметить позитива?

Конечно, он сегодня налицо!

Да, «фейс-контроль» – звучит довольно клёво,

Но кто вас пустит нынче на Парнас,

Матюшкин, Кюхельбекер с Горчаковым,

Кто знает в мире бизнеса о вас?

Не олигархи вы и не артисты,

А дружба с вами не даёт доход.

Ах, как хотелось бы стать оптимистом

И двести лет вообще не брать в расчёт.

Жаль, некому за нас поставить свечку!

За лицеистов кто же стоя пьёт?

Зато ни на одной российской речке

Никто нас на дуэли не убьёт!

Без разницы: целует ли нас муза,

Коль стильно научились рифмовать,

Нас в тысячи «писательских союзов»

Как членов могут запросто принять!

Теперь повсюду есть уже лицеи,

Есть фабрики, штампующие «звёзд»,

Есть инкубатор гениев, конвейер…

И весь «процесс» черезвычайно прост.

Порою по масштабам, правда, страшен,

Смешно искать нам там своих друзей,

Ну а в лицее Царскосельском нашем

Уже давным-давно открыт музей.

Но те же мы, нас время не меняет:

Попробуй-ка пройми, утихомирь

Тех, кто лишь об Отечестве мечтает,

Чужбиной называя целый мир!

Куда бы нас ни бросила судьбина,

Нас не отравит ностальгии яд:

«Всё те же мы: нам целый мир чужбина» —

Но это было двести лет назад.

Понятий прежних в памяти осколки

Не остановят лет грядущих бег:

Вот Пушкина снимают немцы с полки —

Он завсегдатай всех библиотек.

«Счастливый путь с лицейского порога»

Поэт и до Америки прошёл —

И там он свой, любимый, слава Богу!

Его в Нью-Йорке знают хорошо!

Известен Пушкин многим и в Париже:

К нему спешат в театр и на балет,

Не раз его в кафе я здешнем вижу,

Он вхож он в Сорбонну, в университет.

Я Пушкина встречала в римских барах —

Легко проник он и в такую даль,

Подчас сопровождаемый гитарой —

Романсом, где искрясь чернеет шаль.

Он в Касабланке людям греет души,

Я знаю, что он покорил Сидней,

Шальной ямщик поэта не послушал,

И до сих пор он гонит лошадей

Из мира царскосельского лицея —

Из края в край за бурный океан,

И наш союз с Поэтом – панацея,

Бальзам для душ «заморских» россиян.

Всё можно прикупить теперь за деньги,

Но мы не рвёмся страстно на Парнас,

Хоть Пущин, Кюхельбекер или Дельвиг,

Возможно, спят и в ком-нибудь из нас!

Ну что ж, мои друзья, ещё не вечер!

И тесен мир от нас за много миль:

В Париж спешат писатели на встречу —

На слёт свой под названьем… «РУССКИЙ СТИЛЬ»!

«Всё те же мы: нам целый мир чужбина,

Отечество нам – Царское Село»…

Хотя меня, друзья, зовут Марина,

Но лицеисткой быть мне повезло!

Да, это правда, так уж получилось,

Хоть «быть причастной» и велик искус,

Ведь я в лицее Пушкинском училась:

Экскурсовода проходила курс.

В лицейских стенах долго занимались,

Часы и дни здесь проводила я,

И лицеисты мне запоминались,

Как будто бы они мои друзья.

И возвратившись с выпускной пирушки,

Жизнь начала я с чистого листа,

А дома ждал меня любимый Пушкин —

Да, это имя моего кота!

Он разделял на мир со мною взгляды,

Любовь к стихам и ненависть к мышам,

Со мною переехав в Баден-Баден,

Дарил мне вдохновение и там.

Признаюсь, что такая жизнь мне люба,

И на судьбу я не держу обид,

Ведь хоть мой кот достался мне без дуба,

Но он поёт и сказки говорит!

Он в сапогах и по цепи не ходит,

А босиком по утренней росе,

Но Пушкина, одетого по моде,

В кошачью шубку, немцы знают все!

Нет, он не заменяет мышеловку

И по-кошачьи птицам не вредит,

Стихи пишу я под его диктовку,

Когда он у компьютера сидит.

Но если кошки на душе скребутся,


(Чужбиной мир казаться может нам!),

Я в Царское Село могу вернуться,

Хотя всё те же мы и тут, и там.

Проблемы с сердцем я своим улажу,

Причину ностальгии я уйму,

Когда кота тихонечко поглажу

И в руки томик Пушкина возьму…