Читать книгу Лига чемпионов - Сборник - Страница 33

Обычный прожит день очередной.

Сижу и на столе расслабил руки.

Мне что-то говорят и просят внуки,

Бурчит кипящий чайник за спиной,

И лампочка в разбитой старой люстре

Трещит, мигая светом надо мной.

Всё так идёт неспешно и покойно,

Размеренно и с чувствами в ладу.

Почти ничто меня не беспокоит,

Ну разве иногда за ерунду

Сорвёшься криком и поймёшь, что зря…

Переживая и себя коря

За старческую вспыльчивость и строгость,

А видя детскую обиду, страх и робость,

Себя винишь и знаешь наперёд:

Всё позабудется. Как раньше, вновь придёт —

Забота и любовь, и трепетная жалость,

И понимание, что, может быть, осталось

Не так уж много дней, отпущенных тебе,

Подаренных, расписанных в судьбе:

По строчкам, по мгновеньям мимолётным…

И «точно в яблочко», и промахам бессчётным,

Которых не исправить, не восполнить —

И каждый миг об этом надо помнить.

Скажите, вы читали про Войну?

Потом о Мире – пухлые два тома

(Они по школе будут вам знакомы) —

От графа русского, от Льва Толстого:

Он дал нам факты, форму, глубину

Любви, переживаний, чувств и боли,

И ими с лихвой переполнены страницы,

Где весь сюжет в характерах и лицах,

До мелочей навзрыд прописанные роли,

Пришедших из историй и рассказов,

В которых ложь и правда вместе сразу…

От автора, не ментора святого,

А от того, кто знал и славил слово,

Внося божественную искренность и силу,

Рождённую в переживаниях и вере

(Блажен, кто в свет и мудрость их поверил),

И солнце поднялось и осветило,

И обнажило чувственную нежность,

И откровенность, страстность и безгрешность…

На шпаге острия и в главах книги,

В глазах священника и на руках расстриги…

Падение ядра, вращенья бесконечность,

Компот из вишни, летний сад, беспечность:

Спеша сливаются в одной судьбе и жизни,

В цветущей юности, служении Отчизне.

Итак, который будет вам дороже?

Скажите честно, если про Войну —

Я вам поверю… и про Мир пойму.

В одном – любовь, в другом всё жестче, строже…

Который том роднее, ближе вам, по нраву?

Рожденье, смерть, что вас волнует, право?

И чувства дарит ярче и острее,

Во что вы верите и примете скорее —

Войну? А восхищаясь, радуясь… чему?

Потере жизни, помутнению рассудка?

Там лишь одно… ночное время в сутках,

И верить можно только одному —

Себе. Любой другой Войною занят,

А если обещает, то обманет.

Во всём великий смысл и острота порывов.

Для чувств таких, как жалость, доброта…

к сочувствию позывов

Здесь места нет совсем. Не время!

А чтоб собрать хоть что-то – это бремя.

И надо всем парит старуха-смерть

И каждому в глаза спешит смотреть.

Старается вовсю, играет с жизнью,

А на кону – судьба, оконченная тризной,

Финал естественный, когда приходит срок.

А здесь? Когда ещё не время и урок

Наш не окончен первый… и пока

Не ждём финала, перемены и звонка

На перерыв, антракт, на передышку,

Но жизнь уйдёт, и смерть захлопнет крышку.

Ей (смерти) всё равно и не нужны конфузы,

Кого приветствовать – что русских, что французов,

То попадающих под руку эфиопов…

Ей всё равно – лишь приобнять кого-то

И проводить к паромной переправе.

А там монеты две – и вновь назад,

Туда, где можно лгать и править

Свой чёрный бал на людях… и приват.

Как в домино – две краски маскарада,

И на земле рисуют круги ада,

Где мерзости отчётливо видны

Во всех кровавых «подвигах» Войны…

Вот взрыв – и юноша упал, во взоре – страх,

Мгновеньями бегут сюжетов вспышки.

А сколько их… о, бедные мальчишки…

Между прологом с эпилогом – боль и прах.

Ну всё, с Войной понятно стало.

Хотя бояться мужу не пристало,

Но не она для нас пристанище души.

Нам Мир с любовью будут идеалом,

О Мире и любви скорей пиши —

Без взрывов, стонов… в неге и тиши…

Так хочется на юность посмотреть,

На молодость в наивной страсти первой,

А самому красиво постареть,

Не поклоняясь ни Аресу, ни Минерве.

Стремление к полёту, вере, чистоте —

Вот то, о чём поют писатель и поэт.

О нежности, душевной теплоте

Мечтают: воин, пацифист, эстет.

А первый бал Наташеньки Ростовой?

Что лучше для сюжета для простого?

И первый поцелуй, и детские желанья:

Улыбки, танцы, девичьи мечтанья…

В любви, Войне есть общее – экстаз!

Но если первая есть жизни продолженье:

Стремленье к идеалам, чистоте,

Искусству и природной наготе,

То во второй – от идеалов отрешенье:

Души падение и саморазрушенье,

И в этом убеждались мы не раз!

Война и смерть – как сёстры, две подруги.

Когда я в церкви на венчание смотрю,

То понимаю, что нас движут к алтарю

Любовь и Мир в гармонии, на пару.

Война ж нам дарит ненависть, отраву,

Озлобленность, пороки и недуги…

Что автор нам даёт, во что он верит сам?

Какие движут им подспудные идеи,

Иль только образы и темы им владеют,

И всё расписано по планам и часам?

Довольно… всё уже предельно ясно:

Есть Мир, в котором жить непросто, но прекрасно,

И есть разлучница – могильщица Война,

Что с чёртом под руку… и с ним обручена!

Четыре девушки стоят передо мною,

Четыре грации поют судьбу мою.

И все они желанные (не скрою),

И всех я жду, и каждую люблю.

Такие разные, и столько шарма в них…

Я нахожу в любой, что мне подходит.

И с каждой – будто снова я жених,

И с каждой всё впервые происходит!

С одной мне нравится бывать в лесу,

С другой гуляю я нагим по пляжу,

А этой я подснежники несу,

А та про Новый год мне всё расскажет!

И изменяю им, и не винюсь за это,

Вся наша жизнь сюрпризами полна.

Одну зовут Весна, другую – Лето,

А рядом с ними – Осень и Зима!

Сижу за столом, а на чайнике кукла надета,

Листаю тетрадь, и нетронутый стынет обед.

Здесь копии всех документов по делу поэта,

Которые ждали меня и пылились на полках сто лет…

Серебряный век. Серебрились виски у мальчишек,

Растоптанных судеб, растерзанных в клочья семей.

Каких начитались с наганами «Кожанки» книжек?

Хватило ли собранных ими… надгробных камней?

Двадцатые числа (конца окаянного лета),

Начало безумных, окрашенных скверною бед.

Последняя песня в слезах и с надрывом допета,

Ногтями на стенке написан прощальный сонет.

Кому повезло? Тем, что сдались, а может, уплыли?

Бистро и гитара, про русское поле шансон,

Вокруг всё не то – про луну и про снег позабыли,

Щелчком подзывают, шутя обращаясь – гарсон.

Упали на скатерть кровавые капли варенья,

И папка в руках, и ком в горле, и замерший взгляд.

Подшитый листок недописанного стихотворенья

(О том, как в Египте феллахи под пальмой сидят…)

И «выстрел» под ним… приговор приведён в исполненье.

Как сказочно рождается цветок!

С улыбкой раскрывается бутон

И, радуясь летящему рассвету,

Головку поворачивая к свету,

Приветствует очнувшийся Восток,

И с каждым часом чуть меняет тон.

Так, приоткрыв слегка своё начало,

Впускает внутрь любовницу-пчелу,

Чтобы отдать пришедшему теплу

То, что потом триумфом зазвучало:

Красивый плод, исполненный желанья,

Продолжить жизнь – цепочку мирозданья.

С надеждой разбросав свои частицы,

Которые разносят ветры, реки, птицы…

И вновь сначала… и идёт по кругу

Цветением пропетая любовь,

В стихе весеннем зажигая вновь

Влечение… и тянемся друг к другу.