Читать книгу И нет тебя прекрасней - Сборник - Страница 7

Писатель Глеб Океанов окончил Литературный институт, проживает в Москве. Пишет фантастику и реалистическую прозу. Участвовал в писательских семинарах и фестивалях «Мы выросли в России» (Петрозаводск и Омск), «Стилисты добра» (Челябинск), «КоРифеи» (Уфа), «Фестиваль Чижевского» (Калуга). Выступал со сцены «Литературных понедельников у Арса-Пегаса».

Печатался в журналах «Новая Литература», «Рассказки», «Новый Енисейский литератор», «Автограф», «Прочтение», «Лиterra Nova», «Тайные тропы», «Пять стихий», «ЛитОбоз. Пресс», на портале «гУрУ» (Берлин).

В сердце аненный/Happy anned

Здравствуй, дорогая.

Раз уж ты открыла конверт и сейчас глядишь на мой ужасный почерк, то, надеюсь, ты дочитаешь послание до конца, а не порвёшь сразу эти тетрадные листки. Писать письма от руки и на бумаге в наше время всё менее привычно, но я попытаюсь. Пишу настоящее письмо в первый и последний раз. Если допустить, что душа человека подобна книге, и её всю можно пересказать от начала и до самого конца, то тогда это моё письмо сродни медленному самоубийству.

Я люблю тебя. Больше всех, всего и больше жизни. Понимаю, что ты уже слышала эти слова, и больше они тебя не трогают. В точности, как и я не могу теперь прикоснуться к тебе, но только к пряди волос, что ты мне подарила. Пусть тебе теперь плевать на мои слова, тон кажется дурацким, образ – противным, а воспоминания обо мне вызывают злобу, дрожь и стыд, – что я могу поделать?..

Ты теперь далеко, и это так непривычно. Ты была рядом всю мою жизнь, сколько я себя помню. Из маленького молчаливого друга со временем ты стала для меня всем. А ведь могла тогда и не улыбнуться мне в ответ – могла показать грубо язык или просто, надувшись, отвернуться, и вся жизнь сложилась бы иначе. Одно мгновение – подумать только! И твоя улыбка… Невозможно забыть того жизнерадостного и беспричинно счастливого ребёнка, каким ты была, и невозможно забыть ту прекрасную девушку, которой ты стала.

Теперь ты далеко. Мало того, что ты уехала из России (в том числе и из-за меня, я полагаю) – любые расстояния всё же преодолимы, – но ты отдалилась от меня самого, и уже давно. И вот эту бездну, знаю, не преодолеть, увы, никак. Я бы мог приехать к тебе, хотя бы в гости – ведь я так хочу тебя увидеть! – но ты только окончательно проклянёшь меня за это.

Нам было хорошо вдвоём – не спорь! Я точно знаю. А заявив обратное, ты бы соврала. Ты меня любила, искренне, страстно и нежно одновременно. И я был готов на всё ради тебя, и ты не представляла своё будущее без меня – я видел это в твоих глазах. Будто разговаривая во сне, твои губы иногда чуть трепетали – с них готовились преждевременно сорваться заветные слова, я знаю.

«Ах! – сказал бы плешивый поэт. – Любовь – обман!», – и всё в подобном духе. Правда банальна. И так пошло и по-детски говорить правду вслух, будто врать не умеешь или не хочешь. Наверное, да, действительно – всё есть химия, программа, алгоритм, всё заранее записано и случится так, как решено заранее. Мне ли этого не знать? Любовь была, любовь прошла, я тебе теперь чужой.

А ведь я знал, что будет так, что так глупо и внезапно всё закончится. Знал, честно. Но всё равно был с тобой, и ради тебя самой в том числе. Ведь ты же была счастлива все эти годы. Хотя и теперь, немного переждав смятение, ты снова будешь счастлива, хоть и без меня. С другим. Потом ещё с одним. Я знаю. Я тебя не виню, да и должен ли? Никто ни в чём не виноват. Ведь концов счастливых не бывает – если счастливый, значит, не конец, как сказал один мудрый человек.

Все эти годы я жил этим мгновением. Я знал, что в этот момент жизнь моя закончится. Нет, ты не подумай, это не юношеский капризный максимализм, это констатация факта. Я вижу будущее, ты знаешь. Догадывалась всегда, по крайней мере. Я вижу насквозь людей, и тебя, и себя самого до молекулярных нюансов. Мне всё ясно, всё понятно: жизнь – наркотик, а мы все, конечно, алчем счастья.

Дорогая, помнишь ту снежную ночь? Тот фонарь и мост? Конечно, помнишь. И я помню твои холодные щёки и горячие губы, слёзы от ветра и растерянное выражение чудесных глаз, в расширившихся зрачках которых отражалось моё счастливое лицо. Ты ведь никогда не забудешь меня. Хоть ты и выбросила наш фотоальбом, он тебе и не нужен – ты и так до мельчайших подробностей помнишь каждую нашу общую фотографию. И оттого мне так странно, что ты сможешь после всего, что между нами было, идти дальше. Себе же я не пророчу ничего, как ни стараюсь. Все возможности утрачены. Жизнь могла бы сложиться иначе, не встреть я тебя в детстве, не улыбнись ты мне, не возьмись мы за руки. И в то же мгновение я, сопляк, узрел будущий крах надежд и мечтаний, но, не задумываясь, вступил в блаженную пропасть. Ты – моя femme fatality. И оно того стоило. Всё было не зря…

Когда это письмо дойдёт до твоего треклятого Амстердама и окажется в твоих лапках, меня уже не будет на этом свете. Да, уверен, ты понимаешь, что я не шучу. Уж в таких-то вещах – точно. Это давным-давно обдуманный шаг. Я видел все варианты моей жизни после тебя, и нигде меня не ждёт ничего хорошего – только одиночество и скука, только бессмысленность и безумие. Ни какого-либо затаившегося таланта не проявится у меня, ни семьи я не создам, не сделаю никому добра, как бы ни старался. А потом и стараться не буду. Я видел их всех, тысячи себя. И прямо сейчас вижу, стоит только закрыть глаза. И все тысячи «я» несчастливы. Видимо, всё моё существование на этой прекрасной Земле случилось лишь для того, чтобы скрасить твою юность, сделать тебя женщиной, сделать тебя той, кого будут любить твои дети и внуки. А я, выполнив свою задачу, снизойду в небытие и воссоздамся вновь, как делал уже не раз.

Запомни или сохрани письмо: пройдёт много лет, ты будешь идти по античным руинам Италии, держа за руку маленькую дочку, другой рукой придерживая округлый живот с будущим сыном внутри. Когда экскурсовод отойдёт по делам, а твоя дочь отвлечётся на большую синюю бабочку, ты приметишь ребёнка лет семи, который будет с любопытством глядеть на тебя. Вы приветливо улыбнётесь друг другу, а потом подойдёт твой муж, ребёнок смутится и убежит. Запомни тогда того кудрявого малыша – это буду я.

Спорим на шоколадку, что ты сама не понимаешь, почему веришь в весь этот бред? Всё очень просто – ты знаешь меня почти всю сознательную жизнь, и ты всегда интуитивно чувствовала всё то, что я сейчас тебе описываю. И, быть может, ты тоже слышала тиканье того абстрактного таймера, по истечении которого твоя любовь должна была погаснуть, но ничего не могла с этим поделать. Да и не надо было, наверно.

Я знаю будущее, я помню прошлое и часть своих прошлых жизней – не все, но всё же. Знаешь, я ведь был и мужчиной, и женщиной, я был зверем и был червём, и травою, и камнем, и светом. Я умирал и возрождался. Я снова умру и снова появлюсь.

Скоро мои лёгкие наполнятся холодной Москва-рекой, и тело бездвижно пойдёт ко дну. Какое-то время спустя я буду дико кричать посреди родильной палаты под слепящим светом больничных плафонов.

Это моё первое и последнее письмо, любимая. Мне сейчас пять лет, мы с мамой отдыхаем в Евпатории. Мама пока ушла с турбазы в магазин, а за мной попросила присмотреть сторожа. Я выпросил у него эти тетрадные листочки, которые ты сейчас держишь в руках, и пишу это послание в будущее, а сторожу издалека кажется, будто я просто рисую. Осенью в нашем детском садике появится новая девочка, и мы впервые с тобой встретимся, и не будем потом расставаться многие годы. Всё это время я буду бережно хранить эти листки внезапного ясного прозрения, чтобы однажды ты их прочла.

Люблю тебя. Любил. И буду любить. Всю жизнь. И потом. Всегда.

P.S.

Думаю, сейчас ты в задумчивости грызёшь ногти – немедленно прекрати! Брось так делать. Дурацкая привычка.

Уфа

Лето 2014