Читать книгу «Лимонка» в войну - Сборник - Страница 6

Именно так называются столицы двух непризнанных государств на языках их граждан, более привычные в РФ «Сухуми» и «Цхинвали» – это по-грузински…

Границу мы пересекали в темноте, поздним вечером под мощный стрёкот неизвестных насекомых. Для того чтобы попасть в непризнанное государство, которого нет на политической карте мира, достаточно предъявить таможеннику российский паспорт и перейти по мосту через реку Псоу. Мы уже в Абхазии, или в Апсны («страна души»), как называют её местные жители.

Непризнанная республика невелика. Живет здесь около 250 тысяч человек – абхазцы, армяне, русские, грузины. Протяженность побережья между реками Псоу и Ингур всего 220 километров. В любой город республики можно добраться от границы на маршрутке. Наша цель – столица Сухум.

Водитель на старом раздолбанном латвийском микроавтобусе мчится по горному шоссе с огромной скоростью, во мраке южной ночи слева от дороги угадываются очертания гор, справа – море. Правил дорожного движения здесь не существует в принципе. Сначала немного не по себе, потом привыкаешь. Проезжаем Гагру, город-курорт в темноте выглядит совершенно фантастически. Пальмы в неоновых огнях, рестораны и дискотеки, где «зажигают» российские туристы. Канны, Ницца и Лас-Вегас в одном флаконе. Часа через полтора въезжаем в Сухум. Впечатление прямо противоположное: на улицах почти нет освещения, какие-то развалины, мрачное здание разбомбленного во время войны вокзала, воют бродячие собаки.

Другое Православие

Нас принимает иеромонах Игнатий, один из сподвижников лидера православных Абхазии отца Виссариона. Давно уже, в очерке «Война в Ботаническом саду», Эдуард Лимонов писал о нём так: «Длинный, сухой, борода, чёрная ряса, отец Виссарион в прошлом два раза сидел в тюрьме. Один раз (с его слов) за то, что заступился за слабого в драке. Отец Виссарион сам рассказывает об этом и, кажется, гордится, что был разбойником, а стал священником. Он похож на Клинта Иствуда, актера американских вестернов… Большие ручищи отца-разбойника сжимают крест, как ручищи Клинта Иствуда – его кольт».

Отец Игнатий, внешне похожий на ветхозаветного пророка, тоже личность весьма колоритная. Называет себя «русским националистом», хотя по национальности абхазец. За стаканом вина, домашним сыром и фруктами он рассказывает нам о себе и своем роде (фамилия Киут), представители которого много столетий жили в горной абхазской деревне. Свою родословную он прослеживает на 1300 (!) лет, в глубь веков. Сам отец Игнатий по первоначальному образованию художник. В начале 90-х поступил в московскую семинарию. Когда началась война, поехал на Родину. Поскольку граница с Россией была перекрыта, зимой он шёл пешком через труднопроходимые перевалы со стороны Карачаево-Черкесии. Всю войну провел в Гудауте, где отпевал погибших и благословлял на бой ополченцев. Теперь служит в Сухумском кафедральном соборе.

Грузинский патриарх Илия Второй во время войны поддерживал Шеварднадзе. После этого абхазские священники вышли из подчинения Тбилиси. Каждый год они пишут в Москву прошения о принятии в лоно РПЦ. Но Московский патриархат зачастую ведёт себя точь-в-точь как выродившаяся российская власть. Иерархам не нужны лишние проблемы. Не хочется возиться с малым народом и портить из-за него отношения с Грузией. Каждый раз абхазским священникам отвечают: «По вопросу о вашей конфессиональной принадлежности обращайтесь к грузинскому патриарху». По сей день положение епархии остается неопределённым. «Какова будет дальнейшая судьба Сухумо-Абхазской епархии, пока неизвестно – это будет решать церковный народ, – сказал отец Виссарион в одном из недавних интервью. – Мое мнение таково: Абхазия и её Церковь должны быть самостоятельными». Действительно, православие здесь иное, без торговли водкой, минералкой и сигаретами и прочей омерзительной изнанки РПЦ.

К тому же христианские традиции Абхазии куда древнее, чем в России. Страна была крещена еще в 527 году. Сохранились церкви раннехристианских времён – греческие, византийские, собственно абхазские, скальные монастыри и каменные иконы. В средневековой столице Абхазии – Лыхны – развалины дворцов абхазских правителей и церковь Успения Богородицы XI века. Внутри храма остатки средневековых фресок. Здесь же похоронен последний абхазский царь – Георгий Сафарбей, присоединивший Абхазию к России. В 1818 г. его за это убили турки. Остался в церкви и след последней войны: на стене видны написанные кем-то карандашом слова: «Господи, помоги моей плачущей Апсны в этот горестный период конца ХХ века».

Столица

С утра в Сухуме уже за тридцать, жарко и влажно. Город потрясающе красив: двухэтажные домики восточного стиля соседствуют с модерновыми особняками начала прошлого века и сталинской отделкой набережных. Даже разрушенные здания излучают какой-то особый восточный эстетизм. Руины, пальмы и море. Всё это великолепие разбавлено брежневскими многоэтажками.

В окружении буйной тропической растительности стоит разгромленное здание правительства Абхазской АССР. Отсюда бежал Шеварднадзе во время победного наступления ополченцев на Сухум в сентябре 93-го. Рядом – полуразрушенный жилой дом, видны его внутренности, развороченные снарядом: кровати и шкафы, остатки чьей-то мирной жизни. О войне здесь напоминает многое. На набережной – обгоревший скелет элитной советской гостиницы «Абхазия». Неподалёку небольшое кладбище и памятник, на мраморных табличках имена сотен погибших ополченцев.

Ритм жизни в Сухуме заметно отличается от московского, питерского и российского вообще. Абхазия – самое теплое место в европейской части СНГ, и климат диктует свои условия. Опять же, восточные традиции. Сухумцы никуда не торопятся: время проводят в уличных кафе в беседах за чашкой знаменитого заварного кофе «а-ля тюрк» по 5 рублей. Кофе вам нальют в любом ларьке или мелкой лавочке. Представить себе местный быт без этого напитка невозможно, так же как и без вина. Вино пьют в больших количествах. В кафе принято заказывать сразу кувшин литра на полтора. В некогда знаменитом ресторане национальной кухни «Нарта» литр обойдется в 35 рублей. Дешево и всё остальное, вплоть до недвижимости: хороший дом в Сухуме можно купить за 8–10 тысяч долларов.

После типовых российских квартир в грязных мегаполисах, пробок, метро и оборотней в погонах на каждом углу здесь чувствуешь, что живешь по-настоящему. Конечно, Абхазия была бы идеальным местом для реализации проекта «Другая Россия». Можно сказать, что он даже отчасти воплощен здесь в жизнь. Напрочь отсутствует давление государственной машины, милиция есть, но просто так не придирается к гражданам. Люди свободны, расслабленны и предоставлены самим себе.

В городе повсюду висят национальные флаги – чередующиеся белые и зелёные полосы, раскрытая ладонь и семь звёзд над ней. Флаги освящены кровью воевавших под ними абхазских ополченцев. Свою независимость, добытую в боях, Абхазия не отдаст никому. Даже к России отношение достаточно взвешенное: абхазцы говорят, что не стремятся к вхождению в состав РФ. Идеальный вариант для них – ассоциированное членство (общая оборона и гражданство). О восстановлении отношений с Грузией и говорить нечего – в стране, где все взрослые мужчины воевали за независимость, этот вопрос не дискутируется. Абхазия – никем не признанное государство, тем не менее она ЕСТЬ. Де-факто с ней вынуждены считаться на Кавказе и в мире. Потому что такова воля её народа.

Власть

Президент Владислав Ардзинба – по образованию историк – первый лидер независимой Абхазии. Он руководил своим народом во время войны и в годы последовавшей затем жёсткой политической, экономической и информационной блокады, в которой позорно приняла участие Россия. Ардзинба теперь живая легенда абхазской государственности, но он тяжело болен.

Когда в Абхазии назначили президентские выборы, Ардзинба призвал народ голосовать за премьера Рауля Хаджимба, выходца из структур КГБ, человека, ранее мало известного широкой публике. Но сравнивать эти выборы с российской операцией «преемник» некорректно. Демократии в Абхазии побольше, чем в любом российском регионе. Девушка-секретарша в МИДе сообщила нам, что собирается голосовать за основного кандидата от оппозиции – Сергея Багапша. Можно ли себе представить, чтобы чиновники в каком-нибудь из российских ведомств признавались в намерении проголосовать за Хакамаду или Глазьева? Всё это говорит о том, что абхазская государственность состоялась.

Нам удалось побеседовать сразу с несколькими людьми из правительства. Говорили, в том числе, и о НБП. К вождю и партии отношение здесь очень теплое. Сам президент хорошо помнит Лимонова, который, как известно, был в Абхазии во время войны в 1993 году.

«Спасибо, что приехали в такой трудный для нас момент. Мы внимательно следим за вами, ребята, видим, как вас то сажают, то выпускают. Мы сочувствуем вашей борьбе, – говорил нам один из руководителей республики (раскрывать его имя пока ещё рано). Я не верю всем этим российским чиновникам и депутатам… вот Лужков к нам приезжал, потом Жириновский… Они только языком мелют, а в случае войны нам не помогут. Где были они все, когда Лимонов приезжал к нам во время войны?» Он выходит в соседнюю комнату, приносит бутылку коньяка и фрукты. Мы выпиваем по рюмке за будущее Абхазии, прощаемся, и договариваемся обязательно созвониться в ближайшем будущем.

Что будет?

Беслан – брат о. Игнатия – во время войны был ополченцем. Теперь везёт нас на своей «Волге» в Новый Афон. Когда проезжаем мост через горную речку, показывает на горы: «Вот здесь были наши позиции, а на том берегу – грузинские. Целый год здесь держались». А мост не взрывали? – спрашиваю я. «Нет. Грузины думали, что он им понадобится, а мы – что нам пригодится. Так в итоге и получилось».

Беслан уверенно ведёт машину по горному серпантину. Он воевал за эту землю, а сегодня привёз сюда нас, гостей. Беслан – хозяин в Абхазии, и, если Саак сунется сюда, он и еще тысячи мужчин вновь возьмутся за «калашниковы», которые лежат у них дома. В этом – сила Абхазии. Фактически народ здесь напрямую осуществил своё право на независимость с помощью оружия. Такая вот «военная демократия». Может быть, лучшая форма власти из тех, что придумало человечество.

Развитие страны сдерживает висящая над ней дамокловым мечом грузинская угроза. Но даже сегодня перспективы войны для Тбилиси выглядят очень сомнительно. Грузинские власти не решаются на откровенное вооружённое нападение, ограничиваясь мелкими провокациями, вроде обстрела следовавшего в сухумский порт турецкого сухогруза. Дело в том, что кроме вооружённого ополчения Абхазия имеет вполне боеспособную регулярную армию, включающую военно-морской флот, авиацию, артиллерию и разведывательные войска. Раз уж Грузия не смогла справиться с Абхазией в начале 90-х, то теперь это ей явно не по зубам. В Министерстве иностранных дел РА полагают, что сегодня Грузия использует метод постоянного силового давления, выступая с принятой для этой страны истеричностью, но в реальную войну втягиваться боится. Тем не менее, на всякий случай здесь все готовятся к войне.

На реке Ингур стоят российские миротворцы. Хорошо, что стоят: это один из факторов сдерживания грузинской агрессии.

Когда мы покидали «страну души», шел сильнейший тропический ливень. Потоки воды устремились прямо по пограничному переходу, который превратился в небольшую реку, текли потоки воды. В Адлере «оборотни» на вокзале проверили у нас документы аж дважды («Вы в Абхазию ездили? С какой целью? А почему на сегодня обратных билетов не купили?») Даже ночью менты шляются по пляжу с фонариками. Светят в лица людям и внимательно их разглядывают. Сразу ясно, куда попали. Здравствуй, Родина! И до свидания: наш путь теперь в другую непризнанную республику, в «горячую точку», где уже начинается война – несдающуюся Южную Осетию.

Дорога жизни

Железнодорожный вокзал Владикавказа, столицы Северной Осетии – Алании, как называют её сами осетины, почитая свои исторические и этнические корни. Неизменные таксисты, предлагающие поехать куда угодно. Первый взгляд на город: восточный колорит виден сразу, в архитектуре и в самих жителях. Узнаем у таксистов, откуда можно добраться до Цхинвала. Перед тем как отправиться в главный пункт нашего путешествия, звоним в правительство Северной Осетии и пытаемся выяснить номера телефонов руководства Осетии Южной. Там отвечают, что номера мобильных у них постоянно меняются, и вообще, если мы хотим в Цхинвал, то нам надо просто сесть в автобус и поехать туда. Это мы и собираемся сделать.

Еще не доехав до автовокзала, в маршрутке знакомимся с молодым осетином. Недавно он занимался бизнесом во Владивостоке, а теперь вернулся домой. Сообщает нам о своём намерении ехать в Цхинвал осенью, когда начнётся настоящая война. Зачем? Всё очень просто: воевать на стороне своего народа, за свою Родину. «Не хотят грузины жить в мире – люлей получат», – улыбаясь, говорит он.

На автовокзале берём тачку за 400 рублей, и вот уже мчимся по дороге на Цхинвал. Едем в неизвестность, знаем только, что обстреливают город, но что и как… Потёртая немецкая машина, за рулем осетин Руслан и его друг Рауль, оба – коренные цхинвальцы. Рауль только что продал машину и едет домой, чтобы с оружием в руках защищать свой город.

Они первыми вводят нас в курс дела. Рассказывают необходимые факты и просто плещут эмоциями. Сквозь улыбки и шутки на злобу дня чувствуется отчаянность взглядов и мыслей наших попутчиков. Это не отчаяние опущенных рук, это, наоборот, чёткое осознание действительной опасности и готовность ей противостоять. Простые мужчины-осетины, без оружия и военной формы, в этой ситуации стали бойцами, защитниками.

Мы пересекаем формальную государственную границу РФ с Грузией, или действительную между Северной и Южной Осетией. На границе у нас проверяют документы, с которыми вроде всё в порядке. Но мы представляемся журналистами питерской газеты, и нас просят пройти в помещение КПП. Солдат-срочник, вооружённый автоматом, ведёт нас в кабинет. Мы честно не понимаем, зачем нас куда-то ведут. Оказалось, это стандартная процедура для въезжающих/выезжающих журналистов. Беседа с сотрудником военной разведки, который просит узнать побольше информации и потом сообщить её ему. Внимательно выслушиваем разведчика, уверенно киваем, но в голове уже возникает мысль, что ничего сообщать ему мы не будем, даже если будет что сообщать. Хочется сказать ему: хочешь узнать что-то о ситуации в Цхинвале? Садись в машину и езжай туда.

Через несколько минут мы уже едем по территории «Хуссар Ирыстон» – югоосетинской республики. Вокруг горы, высокие – две, две с половиной, три тысячи метров. На вершинах лежит снег. Если открыть окно машины, то слышен шум быстрой горной реки. Мы движемся сквозь молчаливую природную красоту, которая впечатляет нас ровно настолько, насколько и пугает. Дорога разбита и пустынна, редкие машины проскакивают почти незаметно, такое ощущение, что мы въехали в какую-то сталкеровскую зону. Наши сталкеры, Руслан и Рауль, ведут нас в известную им неизвестность столицы РЮО города Цхинвал.

Мы останавливаемся, чтобы напиться из настоящего минерального источника с природной «газировкой». Постепенно темнеет, а до Цхинвала ещё далеко. Въезжаем на грунтовую объездную дорогу, она была сделана во время первой войны с грузинами, поскольку основное шоссе на Цхинвал проходит через грузинские села и контролируется вражескими войсками. Объездная трасса труднопроходима, особенно после дождя, но сейчас это единственный путь в город, без преувеличения, дорога свободы и дорога жизни. Этот последний и самый опасный отрезок мы преодолеваем уже в темноте, по пути встречаем редкие посты цхинвальских ополченцев. Здесь дорога ещё более пустынная, пугающая. «Херовый район проезжаем, – говорит Руслан, – тут грузинский пост рядом, могут подстрелить».

Подъехав вплотную к городу, подбираем двух ополченцев, появившихся из темноты, один из них брат Рауля. Он одет в камуфляж, весело шутит, обращаясь к нам. Спрашивает, есть ли у нас бронежилеты и каски, да знаем ли мы вообще, куда приехали?! Снова смеётся. Потом, узнав, что мы журналисты из Питера, серьёзно говорит мне: я окончил художественное училище, мечтаю побывать в вашем городе, увидеть картины великих художников в Эрмитаже и Русском музее… Уже через несколько минут он снова растворяется в темноте, уходит на боевой пост.

Ночь первая

Уже поздно, и наш сталкер Руслан предлагает остаться у него дома. Мы, естественно, соглашаемся, хотя живёт он едва ли не в самом опасном районе Цхинвала, на северной окраине, в каких-нибудь 500 метрах от грузинских позиций в селе Тамарашени. Эту часть города с наступлением темноты грузины обстреливают постоянно и особенно интенсивно.

Проходим в дом, нас встречает жена Руслана, Рита. Осетины гостеприимны: нам быстро накрывают стол. Всё скромно: сыр, овощи, хлеб, домашнее вино, но искренне, от всей души. Нас рады видеть, мы дорогие гости. Несмотря на позднее время, собираются соседи – женщины, помогают накрывать на стол. Ведь мы – журналисты из далёкого полустоличного Петербурга, мы интересуемся их судьбой. Им так тяжело сейчас: еженощные обстрелы, неизвестность впереди, постоянное напряжение. И мы как люди из другого мира, мы как маленький кусочек надежды для них. На самом деле этот вечер и ночь в блокадном Цхинвале забыть будет сложно.

Мы не успеваем выпить и первого стакана домашнего вина, приготовленного нашим хозяином, как где-то раздаётся пулемётная стрельба, через несколько минут слышен взрыв. Стреляют из миномета. Затем ещё один, потом ещё и ещё. Маленькая хозяйская собачка Марфа при звуках обстрела убегает в дом и забивается под кровать. Животные вообще очень чутко реагируют на выстрелы, инстинктивно понимая, что смерть где-то рядом.

Мы встаём из-за стола, выходим на улицу, там уже собрались соседи из ближних домов. Под звуки обстрела (пока стреляют не по городу, а по расположенной рядом с Цхинвалом осетинской деревне Сарабук) мы начинаем беседовать с ними. Нам показывают следы от пуль на домах, части разорвавшихся мин, собранные на улицах города. Показывают подвал строящегося дома, который переоборудовали в бомбоубежище. Жители спускаются туда, прячут детей, когда обстрелу подвергается именно их район. А бывает это довольно часто. Обстрелы начинаются около 10–12 часов вечера и могут продолжаться до рассвета или до полудня.

Пожилая осетинка, всю жизнь проработавшая преподавателем истории в цхинвальской школе, учившая и грузин, и осетин, и русских, спрашивает у нас: «Где Россия, почему не защитит нас? Мы столько страдали, добиваясь, чтобы вы взяли нас к себе… Что нам ещё нужно сделать?» Ответить ей пока нечего.

Те, которые творят мир

В 9.15 утра на базе российских миротворцев военные проводят встречу с журналистами, раздают сводку произошедших за сутки событий. Возле КПП собираются телевизионщики с камерами, кое-кто из пишущих корреспондентов, подходим и мы.

Перед тем как начинается «официальная» пресс-конференция под запись, происходит неформальное общение. Нам рассказывают, что грузины подогнали к селу Никози гаубицы и всю ночь обстреливали позиции осетинских миротворцев. Но всего этого офицер не может сказать в телекамеру, иначе быстро лишится своей должности («если я это скажу, меня начальство трахнет»). В эфир идёт информация о том, что «неизвестными силами обстрелян пост миротворцев». Вот такого качества сведения дают журналисты из зоны боевых действий, такую «правду» о войне в Цхинвале узнают «дорогие россияне».

Российские миротворцы базируются в самом Цхинвале на улице, которую назвали в их честь. На улице Российских Миротворцев они принимают самое непосредственное участие в разгорающемся конфликте. Принципиального командующего генерала Набздорова обожали осетины и ненавидели и даже грозились убить грузины. Он принимал участие в бесконечных переговорах между противоборствующими сторонами, решал многие вопросы, от которых зависела судьба Цхинвала и его жителей. Но потом под давлением грузинской стороны российские власти убрали генерала с поста командующего… Развивающиеся события показывают, что роль российских военных миротворцев под вопросом. Их посты практически ежедневно подвергаются обстрелу, договорённости, принятые днем, нарушаются уже ночью. Естественно, не будь русских солдат в Цхинвале, сценарий военных действий был бы радикально другим. Но всё же очевидно, что миротворцы не способны предотвратить эскалацию конфликта, начало войны, если таковая будет запланирована Грузией.

Мы добираемся до границы с Тамарашени. Там стоит осетинский пост. За ним – наши миротворцы. Дорогу перекрывает потрёпанная бронетехника и солдаты в голубых касках. Здороваемся, представляемся. Солдаты охотно беседуют, смеются. Демонстрируют изрешечённую пулями дверь, которая когда-то закрывала вход в здание поста. Находим старшего, им оказывается молодой офицер Денис из Великого Новгорода. Просим разрешения снимать и фотографируемся на память. На вопрос: какая у вас задача, Денис отвечает, что миротворцы обозначают свое присутствие и не имеют права открывать огонь. Стрелять можно только в случае прямого нападения с личного разрешения командующего. Всё ясно. Желаем удачи солдатам, прощаемся и уходим.

Выбираемся в город, которого мы пока ещё не видели. Ярко светит солнце. Проходим мимо местного университета. С удивлением замечаем абитуриентов, которые внимательно разглядывают списки успешно сдавших вступительные экзамены. Работают магазины, аптеки, функционирует центральный телеграф, междугородный переговорный пункт. На рынке торгуют, в том числе и грузинки из близлежащих сёл. Тех самых, откуда ведутся обстрелы Цхинвала. Это ярко показывает, что между грузинами и осетинами нет этнического конфликта. Причины войны – иные.

Продолжаем изучать окрестности, идём по одной из центральных магистралей – улице Сталина. Ничего не напоминает о том, что на самом деле город находится в полублокаде, а на его границах ведутся настоящие ночные бои с применением артиллерии и миномётов. С точки зрения обороны Цхинвал расположен самым неблагоприятным образом. Со всех сторон он окружен горами. С одной стороны его граница совпадает с границей между Южной Осетией и Грузией. С другой стороны Цхинвал подпирает грузинское село Тамарашени. Таким образом, линия фронта начинается практически в самом городе.

Ночь вторая

По телевидению сообщают, что подписано очередное соглашение о прекращении огня. Но в то, что обстрелы прекратятся, не верят ни жители Цхинвала, ни солдаты на миротворческих и боевых постах. Все готовятся к ночи, зная, чего от неё ждать. Взрослые мужчины и даже 14–15-летние пацаны с наступлением темноты уходят в дозор, защищать свой город, свою свободу.

Обстрел начинается около полуночи, огонь намного более интенсивный, чем в прошлую ночь. Стреляют с разных сторон, по близлежащим осетинским селам и по самому Цхинвалу. Стреляют из пулемётов, миномётов и впервые из ещё более тяжёлой артиллерийской техники. Грузины в отличие от осетин не испытывают проблем с оружием.

В какой-то момент начинают стрелять из Тамарашени по нашему кварталу: в два часа ночи просыпаемся от сильного взрыва где-то рядом. Одеваемся, выходим на улицу, снова взрыв, звон стекла, может быть, в какой-то сотне метров от нас. Потом, утром, мы ходили в этот дом: мина пробила крышу и потолок, все стёкла выбиты. Чудом никто не пострадал.

Дурной грузин, или Тень бесноватого дауна

Мишико Саакашвили, американоидный грузин, с триумфом взошедший на тбилисский престол в результате хорошо спланированной и оплаченной розовой «революции», – нервное политическое существо. Саака сравнивали с печально отметившимся в истории Грузии Звиадом Гамсахурдия.

Грузия после распада Красной империи СССР непрерывно пребывает в состоянии глубокого кризиса. В данной ситуации было естественным появление «великогрузинского мессии» Гамсахурдия, провозгласившего громкое: Грузия для грузин! Развязавшего войну против «мятежной» Южной Осетии, измазавшегося по шею в крови мирных и безоружных людей, потом свергнутого, изгнанного и убитого. Далее власть перешла к одному из главных виновников развала Красной империи Шеварднадзе, который недолго думая начал ещё одну бессмысленную войну, теперь уже против Абхазии. Она была бесславно проиграна, старый козел едва унёс ноги из Сухума.

Застой и нищета характеризуют послевоенный период грузинской жизни. Но мудрые заокеанские хитрецы от империи, интересы которой простираются вплотную к границам того, что осталось от великой Красной империи, вскармливали нового «вождя нации», молодого, амбициозного, в меру упитанного и очень активного. За скромный гонорар он был готов осуществлять любые планы, разработанные в Вашингтоне. Всё это делается с использованием старой великогрузинской риторики. Злобный Саак брызгает слюной не только на «сепаратистов» Абхазии и РЮО, но и на Россию. Кто-то считает его умным и последовательным политиком, но он более всего напоминает хорошую, исполнительную электромеханическую куклу, с пультом управления в руках Дяди Сэма.

Уезжая из Цхинвала, мы узнали о том, что грузины подтянули тяжёлую технику, что спикер парламента Бурджанадзе сделала очень жёсткое заявление, прозвучавшее как сигнал к началу большой войны. «У этой сучки, что, детей нет?» – ругался Руслан. Всё говорило о том, что грузины готовятся к штурму города. Действительно, уже из радионовостей мы узнали, что ведётся сильнейший обстрел города, потом были единичные попытки прорыва обороны Цхинвала…

Андрей Дмитриев, Андрей Зыков, сентябрь 2004