Читать книгу Сто дорог к истине. Сборник участников V-ого Всероссийского фестиваля русской словесности и культуры «Во славу Бориса и Глеба» - Сборник - Страница 11

Я – Пересвет. Как лес, мечи и пики —

Полки сомкнулись в плотные ряды.

Я бьюсь перед сраженьем в поединке

Перед лицом Отчизны и Орды.

Один я в поле, и не кликнуть друга,

Хотя за мной стотысячная рать,

Поможет мне наш Бог, моя кольчуга

И всё уменье насмерть постоять.

Там Челубей-батыр, любимец хана,

В бою искусный и свирепый лев:

Копьём он пробивает, как тараном,

С тридцати трех сажéней русский шлем,

А то волчком неистово закружит,

Оглушит криком, обовьёт камчой,

Наскочит ястребом, обезоружит

И голову снесёт кривым мечом.

От крови часто пьян и от кумыса,

Меняя меч на плети и пруты,

Сдирает шкуры пленникам, как крысам,

И переламывает им хребты.

И здесь он перед русскими полками,

Играя силой, нагло гарцевал,

Свистел, грозил копьём и кулаками,

Глумился, наше поле осквернял.

Но видел я: хитрит кровавый кочет —

А вдруг юнец сорвётся? Уж тогда

Его он показательно растопчет,

Как топчет Русь проклятая Орда.

Я должен с ним сойтись в смертельной схватке:

Я в сечах вырос, стал и твёрд, и сед,

И у меня на все его повадки

Готов ответ и припасён секрет!

Святой отец мой, твоему совету

Я буду верен до последних сил:

Твой вещий сон уже предрёк победу,

Меня на поединок вдохновил!

Когда я выехал, как из тумана,

Простой и не закованный в броню,

Наверно, сжалось сердце басурмана,

Враг вздрогнул, будто чуя западню.

Он не нанёс издалека удара,

Не стал юлить, кривляться, принял мой —

Лоб в лоб, копьё в копьё и ярость в ярость,

Как встреча молний, – конный встречный бой.

И я, ликуя, взмыл над полем брани,

Преблагодарный небу и судьбе:

Сейчас во имя духа Русской Рати

Загинет перед миром Челубей!

Рука крепка, вдыхаю полной грудью,

Мне дорог этот необъятный миг,

Расцвеченный воспрянувшею Русью,

Безудержной лавины первый сдвиг.

Вот с грохотом переплелись копыта,

И будто в грудь ужалила змея,

Вот рухнул Челубей, насквозь пробитый,

Вот душит кровь, качается земля…

Теперь мне надо проявить уменье:

Прилипнуть к гриве прочно, как смола,

И мёртвому какое-то мгновенье

На всем скаку не выпасть из седла!

Всё гуще пелена, всё ближе братья…

Пошли мне, Господи, последний вздох,

Чтоб я упал в их крепкие объятья

И до конца Святой исполнил Долг!

Посвящается И.Ф. Оксаничу, участнику Великой Отечественной войны.

Я вспоминаю первый бой, как сон:

Наш батальон был плотно окружён,

И смерть смотрела каждому в лицо,

Но мы готовились прорвать кольцо.

Безбожно низко пролетал снаряд,

Когда привстал над бруствером комбат, —

Лишь брызнули на шёлк сухой травы

Плечо и полумесяц головы…

Из шока вывел нас опять на старт

Застенчивый очкарик-лейтенант:

Он крикнул или попросил: «За мной!»

И мы пошли за ним в неравный бой.

Мы вздыбились над полем, будто взрыв —

Наш батальон метнулся на прорыв.

Сквозь пекло перекрестного огня

Мы раненых тащили на ремнях,

Стреляли залпом, падали, ползли

По складкам перепаханной земли.

И вёл нас лейтенант бросками тел

От точки к точке, где слабей обстрел,

По стыкам в укреплениях и швам,

По перелескам и глубоким рвам,

По кривизне пунктиров между мин,

По скатам суходолов и ложбин,

По промахам чиновников штабных,

По грани между мёртвых и живых.

Мы были злы от пота, фляг пустых,

Пробитых, как у мёртвых, животы,

А командир легко брал этот кросс,

То припадал к земле, то в полный рост

Вдоль камуфляжных батарей шагал,

Как будто бы читал планшет врага.

Для рукопашной не был он силён,

Когда же в клин собравшись, батальон

Вонзился в гущу вражеских траншей,

Чтоб перерезать щупальца клещей,

Очкарик, привязав очки бинтом,

Сшибал прикладом и колол штыком,

Страшил гримасой, словно бой – игра,

И матерился и кричал «Ура!»

И каждый дрался выше сил, как чёрт,

И стало ясно: батальон пройдёт,

Проломится к дивизии своей

Сквозь тысячи заслонов и смертей.

И в том бою, жестоком и крутом,

Стал лейтенант мне братом и отцом,

Ориентиром и поводырём

На всю войну и на всю жизнь потом.

Но я дойти до наших не успел:

Попал у речки в снайперский прицел!

Когда ж меня прошило, как иглой,

И лейтенант склонился надо мной.

Я умолял судьбу и рай, и ад,

Чтобы его не испарил снаряд.

Памяти Вани Реутова, выпускника школы № 12 города Белгород, погибшего в Афганистане в возрасте 18 лет.

Я упал на горячую осыпь,

А меня ещё пару секунд

Ищут пули, как жёлтые осы,

И жужжат, и щебёнку секут.

К сожаленью, мундир мой – не панцирь:

Вот реальностью муторных снов

В сгустках крови сочится сквозь пальцы

Ибрагимов душистый плов.

Потроха на земле – слишком круто!

Я не чувствую боли сквозь шок,

В восемнадцать поверить-то трудно,

Что пришёл твой последний срок.

Вдруг я рухнул обрубленной веткой,

У судьбы захлестнулась канва,

И моя одноклассница Светка

Вдруг – невенчанная вдова…

Перед смертью мне страшно за маму

(Ей и так очень трудно с отцом!),

Но, сорвавшись в бездонную яму,

С болью думаю я о другом…

Я ни разу не слышал оваций,

Заезжая в «свои» кишлаки,

Озирают нас тупо афганцы —

Дети, женщины и старики…

За дувалами дула, а в крыши

Месяц сабли кривые воткнул…

Всё здесь скрытым презрением дышит

К чужеземцам, принесшим войну.

Здесь призывы о долге пустые

Отравляют нам души, как дым:

Ненавистна афганцам Россия,

Ненавистен Наджипов режим!

Здесь никто под обстрелом не спрячет

Ни порывы души, ни обман!

Стонет: мечется, блеет и плачет

Балагур-богатырь как баран.

А молчун, мигом прыгнет из щели

Под разрывы спасать крикуна,

Тяжкий центнер затащит в траншеи,

Мягко скажет: «Держись, старина!..»

Эти горы коварней, чем джунгли,

Восемь лет нам ломают бока!

Миллиарды, отлитые в пули,

Не решают решенье ЦК.

Вроде шамкали: «Сфера не наша,

И у Льва там увяз коготок…»

Но вогнал звёзднокрашенный маршал

Нас в блицкриг на не ближний Восток.

Матерей наших тысячи в страхе

Ожидают зловещей судьбы:

С гор Афганских стекают, как с плахи,

На погосты отчизны гробы…

Пополняя число этих ящиков,

Здесь бросают, как в воду топор,

Необученных юношей-мальчиков

Выбить воинов-горцев из гор.

Я войну эту видел под глянцем

И о подвиге гордо мечтал,

Но подстреленным новобранцем

И мечты, и весь мир потерял…

Расчленят духи труп мой на месте?

Или, может, в родную страну

Возвратится мой прах «грузом двести»,

И я к предкам навеки примкну?…

Моя стать, что дала мне природа,

Превратилась в бесформенный жом…

Вот уж западный край небосвода

Заслонился кровавым плащом…

За ущельем афганец свирепо

Воет, роет коричневый прах….

И звезда, прочертившая небо,

Как свеча, догорела в глазах…