Читать книгу Провалился ли европейский эксперимент? Манковские дискуссии о Европе: Найл Фергюсон и Йозеф Йоффе против лорда Питера Мендельсона и Даниэля Кон-Бендита - Сборник - Страница 4

Редьярд Гриффитс: Добрый вечер, дамы и господа. Меня зовут Редьярд Гриффитс. Я организатор этой сессии дискуссий вместе с моим коллегой Патриком Лючиани. Мне опять выпала честь быть вашим ведущим.

Хочу начать с приветствия аудитории всего мира, которая следит за сегодняшними вечерними дебатами в Интернете, на веб-сайтах, включая ведущий канадский новостной источник globeandmail. com. Тепло благодарю телезрителей и радиослушателей, которые настроились на это обсуждение: в Канаде это аудитория «Бизнес ньюс нетворк», «Си-би-эс радио айдиас», «Кэйбл паблик эфферс ченнел» и «Си-СПАН» в континентальной части Соединенных Штатов. И наконец, приветствую две тысячи семьсот зрителей, снова до отказа заполнивших зал Роя Томсона, чтобы присутствовать на Манковских дискуссиях.

В этом самом зале мы уже проводили звездные дебаты. Разве можно забыть вечер с Кристофером Хитченсом и Тони Блэром, когда они спорили о влиянии религии на мир? Год назад восьмидесятидвухлетний Генри Киссинджер участвовал в своих первых публичных дебатах, красноречиво приводя доводы против того, что Китай станет ведущей державой XXI века. А всего несколько месяцев назад нобелевский лауреат Пол Кругман и бывший министр финансов США Ларри Саммерс сошлись в споре о будущем экономики Северной Америки.

Какими бы интересными и увлекательными ни были эти дискуссии, в них отсутствовала актуальность сегодняшних дебатов. В прошлом месяце немыслимое стало почти реальностью, если говорить о будущем Европы. Уже к середине июня 2012 года Греция сформирует новое правительство, которое должно будет решить в ближайшие месяцы, останется ли страна в еврозоне, и это решение будет диктоваться выбором или необходимостью. Много наблюдателей прогнозировали, что выход Греции из еврозоны может вызвать катастрофический скачок расходов по займам Испании и Италии – двух самых крупных в мире стран-дебиторов – и массовое изъятие вкладов во всем регионе. Результатом может стать политическая и экономическая имплозия Европейского союза, которая скорее всего вернет в рецессию не только континент, но и Северную Америку и весь мир.

Но сколь бы страшным ни представляли СМИ этот сценарий о будущем Европы, его необходимо сопоставить с реальными достижениями и важными историческими фактами. Европейский союз, рожденный из Второй мировой войны, сейчас охватывает шесть десятилетий непрерывной истории, двадцать семь стран-участниц, где говорят на двадцати трех языках, и представляет собой развитую экономику, ответственную за четверть всего мирового производства.

В истории человечества европейские институты, ценности и общие цели по праву признаны как одни из самых важных достижений. Поэтому, думаю, все мы (те, кто находится в этом зале, и люди во всем мире, особенно в Европе) сегодня задаемся вопросом, позволит ли значительная мощь, которой обладает Европейский союз, пережить ему этот беспрецедентный кризис и, возможно, выйти из него еще более сильным и сплоченным. Или, как попытаются показать два наших участника, кризис еврозоны является выражением ряда глубоких и роковых недостатков, которые лежат в основе евро и которые обрекают ЕС на крах.

Сегодня мы постараемся ответить на эти важные вопросы и решить крупную геополитическую проблему нашего времени. Мы обсудим пропозицию «Провалился ли европейский эксперимент?». Прежде чем представить звездный состав европейских участников, позвольте сначала выразить признание организации, которая устраивает для нас эти встречи. Исключительно благодаря ее великодушию и заботе об интересах общества мы имеем возможность два раза в год собираться здесь, в Торонто, чтобы услышать дебаты ярчайших мировых умов по самым важным вопросам, которые стоят перед нашей страной и всей планетой. Дамы и господа, поприветствуем соучредителей фонда «Ауреа» Питера и Мелани Манк.

Теперь приступим к дебатам. Аплодисменты двум участникам, выступающим в поддержку предложенного решения, Найлу Фергюсону и Йозефу Йоффе, и их грозным оппонентам, Даниэлю Кон-Бендиту и лорду Питеру Мендельсону.

Питер Манк недавно пошутил, что нам следует переименовать эти мероприятия, назвав их «Дискуссиями Фергюсона», поскольку Найл уже третий раз участвует в наших дебатах. Но как бы то ни было, он один из самых искусных участников прений. Кроме того, он известный гарвардский профессор, обозреватель «Ньюсуик», продюсер документальных фильмов и автор международных бестселлеров.

Йозеф Йоффе, который тоже будет выступать в защиту сегодняшнего решения, привнесет в дебаты жизненную перспективу – точку зрения немцев на быстро разворачивающийся кризис еврозоны. Он издатель авторитетного еженедельника «Дицайт», немецкого эквивалента журнала «Тайм» или «Маклинс». Йозеф Йоффе – автор многочисленных книг по международной политике, включая бестселлер «Сверхдержава. Имперское искушение Америки». Его анализ геополитических событий регулярно появляется во многих изданиях – от «Нью-Йорк таймс» и «Нью рипаблик» до литературного приложения к лондонской «Таймс».

Позвольте представить тех, кто будет выступать против заявленного решения. История жизни Даниэля Кон-Бендита во многих отношениях синонимична европейскому эксперименту: он родился во Франции в 1945 году в германо-еврейской семье, бежавшей из нацистской Германии. Господин Кон-Бендит внезапно появился на европейской сцене в 1960-х годах как ключевой лидер студенческих волнений во Франции. Полвека спустя его все еще любовно называют «Красным Дэнни», он очень влиятельный человек в Европе, где является сопредседателем парламентской группы «Зеленые – Европейский свободный альянс». Кроме того, он член комитета Европарламента по экономической и финансовой политике и комитета по конституционным делам. Он также сопредседатель группы Спинелли, европейской межпарламентской ассоциации, усиленно продвигающей идею федерализации ЕС.

Наш последний участник дебатов – лорд Питер Мендельсон, один из самых видных и ярких сторонников европейского федерализма перед лицом нынешнего кризиса. Он занимал многие высшие посты в качестве члена парламента от лейбористской партии Великобритании при премьер-министрах Тони Блэре и Гордоне Брауне. Самое главное для нас то, что он был комиссаром Евросоюза от Великобритании в 2004–2008 годах, и эта роль позволила ему очень хорошо понять внутренние политические и экономические процессы в Европе. Сегодня он директор «Глобал каунсел», международной консалтинговой фирмы, занимающейся стратегическими вопросами. В довершение ко многим своим талантам он одаренный писатель. Его автобиография, «Третий человек», опубликованная в 2010 году, значилась в списке «Санди таймс» лучшим бестселлером на протяжении пяти недель подряд.

Все двадцать семь тысяч присутствующих проголосовали за или против предложенного решения, когда занимали свои места, что является важной составляющей наших мероприятий. Мы попросили подумать над резолюцией этой встречи: «Провалился ли европейский эксперимент?» Ваши голоса должны дать нам представление, к какому решению в данный момент склоняется общественное мнение в этом зале. Цифры интересные: 41 процент проголосовал за предложенное решение, 37 процентов против и 22 процента не составили своего мнения. Итак, общественное мнение разделилось.

Вторым предметом голосования стал вопрос: «Готовы ли вы изменить свой голос в зависимости от того, что услышите на дискуссии?» Вот это да! Здесь собралась неопределившаяся аудитория! Девяносто процентов присутствующих могут поменять свое решение в течение следующего часа и сорока пяти минут. И только 10 процентов имеют полностью сложившуюся точку зрения. Дамы и господа, наши дебаты начинаются.

Последнее замечание относительно регламента, которого мы придерживаемся на каждой дискуссии: участникам дискуссии выделяется по шесть минут на вступительное слово и по три минуты на заключительное. Теперь я обращаюсь к Найлу Фергюсону, который открывает обсуждение. Сэр, у вас есть шесть минут.

Найл Фергюсон: Спасибо. (Произносит это слово на двадцати трех официальных языках ЕС.)

В Европейском союзе сказать спасибо можно двадцатью тремя разными способами, и, по-моему, это само по себе иллюстрирует, почему европейский эксперимент закончился неудачно. Помните опыты, которые вы в детстве проводили с игрушечными химическими наборами? Вы добавляли один химический реактив за другим и ждали, когда же произойдет взрыв. Это именно то, что делали в Европе. Они начали с шести государств; этого было недостаточно. Увеличили до девяти… ничего не произошло. Десять… немножко задымилось, и ничего более. Двенадцать… никакой реакции. Пятнадцать… все еще ничего. Двадцать пять… начинает закипать. Двадцать семь – взрыв!

Я абсолютно убежден, что лорд Мендельсон и Даниэль Кон-Бендит скажут, что европейский эксперимент был успешен, потому что в Европе с 1950-х годов царил мир. Когда мы сможем покончить с этой точкой зрения? Объединение Европы не имело абсолютно никакого отношения к миру в Европе начиная со Второй мировой войны; этим мы обязаны НАТО [Организация Североатлантического договора]. Создание Европейского союза не имело ничего общего ни с войной, ни с миром, иначе сформировалось бы Европейское оборонительное сообщество, на которое французское Национальное собрание наложило вето в 1954 году.

Европу следует оценивать с экономической точки зрения. И как обстоят дела в этой области? В 1950-х годах экономика объединенной Европы выросла на 4 процента. В 1960-х примерно на столько же. В 1970-х рост составил 2,8 процента, в 1980-х упал до 2,1, а в 1990-х достиг всего лишь 1,7 процента и так далее, пока не стал нулевым.

По мере укрепления европейской интеграции экономический рост уменьшался. Доля Европы в глобальном ВВП с 1980 года упала с 31 процента всего до 19. С 1980 года рост ЕС опережал Соединенные Штаты только в течение девяти лет из тридцати двух. Уровень безработицы никогда не был ниже, чем в США.

Среди присутствующих есть инвесторы? Какие фондовые рынки были худшими за последние десять лет? Это Греция, Ирландия, Италия, Финляндия, Португалия, Нидерланды и Бельгия – худшие фондовые рынки в мире. И в довершение всего мы имеем валютный союз – окончательно провалившийся эксперимент.

А ведь мы предупреждали, дамы и господа. Мы говорили, что валютный союз без интеграции рынка труда и фискального федерализма обречен на провал. Я предсказал его еще в 2000 году. Это происходит в режиме реального времени в химической лаборатории по другую сторону Атлантики.

Но провалилась также политическая составляющая эксперимента. Знаете, в чем она заключалась? Эксперимент должен был показать, можно ли заставить европейцев сблизиться в еще более тесный союз экономическими методами (несмотря на их нежелание), потому что политические средства потерпели неудачу.

А когда европейцы проголосовали против дальнейшего объединения, их правительства приказали повторить голосование. Это случилось с датчанами в 1992 году, а с ирландцами дважды: в 2001 и в 2008 годах. Граждане этих стран дали неправильный ответ на одном референдуме, поэтому правительства провели повторный. Это объясняет, почему эксперимент потерпел крах: потому что он потерял политическую легитимность. Мы видим это не только в Греции, но и в других государствах по всей Европе. С тех пор как два года назад начался кризис, пали тринадцать правительств, а в последующие несколько месяцев мы станем свидетелями дальнейших отставок.

Наконец, европейский эксперимент оказался геополитической неудачей. Европейский союз должен был служить противовесом Соединенным Штатам. Помните речь «Час Европы» в 1991 году, в которой Жак Поос заявил, что Европа собирается остановить войну в Боснии?[1] Да, думаю, это было в 1991-м. Но в той войне погибло сто тысяч человек, 2,2 миллиона стали беженцами, а конфликт не закончился, пока в него не вмешались Соединенные Штаты.

Однажды Генри Киссинджер задал свой знаменитый вопрос: «Кому позвонить, если нужно вызвать Европу?» Ответ стал известен несколько лет спустя: баронессе Эштон Апхолланд[2]. Никто о ней никогда не слышал, и она тоже не давала о себе знать. Дамы и господа, вы канадцы. Вы знаете, как тяжело управлять федеральной системой всего с десятью провинциями и двумя языками; именно поэтому вы скорее, чем остальные, поймете, почему европейский эксперимент с двадцатью семью странами и умопомрачительным количеством языков – двадцатью тремя – с треском провалился. К счастью, здесь, в Канаде, мне требуется сказать всего два слова. Спасибо и мерси.

Редьярд Гриффитс: Даниэль Кон-Бендит, ваша очередь.

Даниэль Кон-Бендит: Добрый вечер. Я могу сказать это только на английском. Знаете, мне нужно успокоиться. Никогда не слышал таких глупостей! Я скажу вам, почему это так. Мои родители бежали из Германии в 1933 году. Отец был адвокатом, и его могли арестовать после поджога Рейхстага. Потом им пришлось бежать на юг Франции, потому что и мать, и отец были евреями. Я был зачат после высадки войск союзников в Нормандии. Через девять месяцев, в апреле 1945 года, я родился.

Представьте, что я сказал бы родителям, что через пятьдесят лет между Францией и Германией не будет размещено никаких вооруженных сил, кроме НАТО, что не будет никаких войск, никаких солдат во всей Европе. Представьте, как я сказал бы им, что на континенте можно путешествовать где угодно. Родители на это ответили бы: «У нас проблема. Наш мальчик заговорил слишком рано, и он несет вздор».

Объединение Европы было большим цивилизационным шагом. Многие самые деструктивные политические эксперименты в мире зародились в Европе: мы создали колониализм, мы создали фашизм, мы создали коммунизм. Наш континент был самым смертоносным регионом в мире. Мы начали две мировые войны, поэтому сражения необходимо было прекратить. Мы не могли продолжать двигаться по этому пути и решили, что лучшая идея – это сформировать союз, который позволил бы европейским народам сотрудничать и обмениваться товарами. Они сделали большой шаг вперед, когда создали Европейский союз.

Затем пал коммунизм. А потом пришло поколение Франсуа Миттерана и Гельмута Коля. Миттеран сказал (и Маргарет Тэтчер с ним согласилась), что необходимо углублять европейскую интеграцию, чтобы в Европе больше не было гегемонии одного государства, чтобы не было войн и чтобы страны могли сотрудничать – сражаться в парламенте, но не на поле битвы.

Потом европейцы создали евро. Да, евро переживает трудности. Но вести дела в союзе нелегко. Общее государство в Европе никогда еще не создавалось без войны. И вы правы, Найл, относительно Боснии; я лично поддержал идею европейской интервенции. Но нам нужно взять на себя ответственность за континент. Посмотрите на сегодняшнюю ситуацию в Европе; национальные государства в одиночку не могут справиться с проблемами кризиса – экономического и бюджетного, а также с последствиями изменения климата. При сегодняшних темпах ни одно европейское государство через тридцать лет не войдет в «Большую восьмерку». Только Европа может защитить Европейский союз.

Да, этот процесс нелегкий. Но я предпочитаю, чтобы европейцы преодолевали трудности, общаясь друг с другом, чем воевали между собой. Язык войны универсален, поэтому аргумент о языковых барьерах звучит безумно. У нас есть переводчики. Мы можем работать вместе. Приходите в Европейский парламент и убедитесь сами.

Присоединение к Европейскому союзу – мечта многих государств. Если он так плох, как вы его представляете, то почему в странах голосуют за вхождение в него? Почему после падения Берлинской стены к нему захотели присоединиться поляки? А что насчет венгров?