Читать книгу Проклятие рода Лёвеншёльдов - Сельма Лагерлеф, Сельма Лагерлёф - Страница 8

I

Была, была женщина, которая могла бы все поправить, разъяснить, поставить на свои места. Но при одном условии: если бы захотела. Но не много ли мы требуем от той, которая год за годом тешила душу пустыми желаниями? От той, кто только и умеет мечтать и желать?

Впрочем, кто знает? Вполне может быть, мечты и желания способны изменить судьбу мира. Даже представить страшно… но если это и так, доказать невозможно. Как вы докажете, что мир изменился именно потому, что вы чего-то пожелали? Но вот что несомненно – когда человек живет пустыми желаниями, он уже над собою не властен. Мечты и желания ослабляют волю и заглушают совесть.

Весь понедельник фру Сундлер упрекала себя за неосторожно сказанные слова о Шарлотте. Подумать только: он сидел тут, в ее комнате, говорил так сладко и доверительно! Она даже и мечтать не могла о такой задушевной беседе с предметом ее грез. И сама своим дурацким вопросом вывела его из себя. Ничего хорошего не вышло: Карл-Артур прервал упоительную беседу и убежал в ярости. Да еще и крикнул, что не хочет ее больше видеть. Даже сказал – никогда. Никогда не хочу вас больше видеть.

Она злилась на себя и на весь мир. Когда ее муж, органист Сундлер, предложил пойти в церковь и немного попеть, как они обычно делали в воскресные вечера, она так резко его отшила, что он, хлопнув дверью, ушел из дому и отправился в трактир.

Что тут скажешь? Настроение окончательно упало. Она всю жизнь старалась быть безупречной и в своих глазах, и в глазах других. Она же знала, почему Сундлер на ней женился. Органист восхищался ее голосом, и возможность слушать ее пение в любой день и в любой момент пересилила все доводы. И она честно отрабатывала свой долг: замужество позволило ей жить в собственном доме и не работать за жалкие гроши гувернанткой по чужим людям.

Но в этот день она была просто не в состоянии петь в храме Божьем: вместо кроткого псалма наверняка получилась бы горькая, а если вдуматься, и еретическая жалоба.

Но свершилось чудо. Карл-Артур сам пришел к ней! В половине девятого вечера он постучал в ее дверь и весело, будто и не было утренней ссоры, попросил накормить его ужином. Она, разумеется, удивилась, и ее удивление не ускользнуло от его внимания – Карл-Артур пустился в объяснения: дескать, так устал сегодня, что прилег в лесу вздремнуть и проспал весь день. И обед проспал, и ужин – ужин в усадьбе подают ровно в восемь. И теперь страшно голоден. Не найдется ли у фру Сундлер куска хлеба с маслом, чтобы утолить голод?

Нет, не зря Тея Сундлер была дочерью образцовой домоправительницы Мальвины Спаак. Никто не мог бы сказать, что она плохо ведет хозяйство. Нашлись и хлеб, и масло, и пара яиц, нашлись и молоко, и даже домашняя ветчина.

Она очень обрадовалась – Карл-Артур вернулся! Мало того, как ни в чем не бывало, как настоящий старый друг, попросил о помощи. Накрыла стол и начала объяснять, как она корит себя за неловко сказанные слова о Шарлотте Лёвеншёльд. Он же не думает, что она хотела вбить клин между ним и его невестой? Как раз наоборот – она-то, Тея Сундлер, уверена: быть учителем – чудесное призвание. Но вы должны понять – мне трудно примириться с мыслью, что приход лишится такого прекрасного проповедника, как магистр Экенстедт. Каждый день молю Бога, чтобы этого не случилось, чтобы магистр остался у нас, в глуши. Вы же понимаете: здесь так мало возможностей услышать живое слово Божье!

– Что вы, что вы, фру Сундлер, если кто-то и должен просить прощения, то это я. И уж никак не должны вы огорчаться – теперь-то я знаю: вас мне послало Провидение. Это именно оно, Провидение, вложило невинный вопрос в ваши уста. Если хотите знать, фру Сундлер, вы мне очень помогли. Более того, вы меня спасли.

И он взахлеб поведал ей все, что случилось после того, как он так драматически покинул ее дом (читателю может прийти на ум слово «театрально», но он сказал не так – он сказал «драматически»). И теперь он, Карл-Артур, настолько счастлив, настолько исполнен восхищения Господней снисходительной мудростью, что не может удержаться – ему надо с кем-то поделиться своей радостью. И он благодарит Бога, что этим кем-то оказалась именно фру Сундлер, чья мать сделала так много для их семьи.

И что должна была сделать фру Сундлер, услышав про разорванную помолвку и про новый союз, заключенный на пыльной деревенской дороге с первой попавшейся женщиной? Она должна была понять, какие опасности ждут молодого пастора. И уж конечно, должна была понять, насколько Шарлотта оскорблена и огорчена его нелепой вспышкой. Она соглашалась с его выпадами по поводу ее тщеславия и златолюбия не всерьез, а саркастически, из чистого упрямства. Шарлотта просто дразнила жениха, когда говорила, что он должен стать настоятелем собора или епископом, что она выходит за него замуж только в расчете на его карьеру. И уж само собой, могла бы разъяснить Карлу-Артуру, что его неожиданный союз с девушкой из Даларны пока еще под большим вопросом. Никаких формальных обещаний он же ей пока не давал.

Но вернемся к тому, с чего начали: если молодая женщина год за годом только и мечтает, как бы подобраться поближе к этому неотразимому юноше, как бы стать его подругой и наперсницей (ничего иного, только подругой и наперсницей), если это и есть предел ее желаний, подумайте сами: как ей набраться сил, чтобы выложить все эти трезвые и разумные доводы в такие минуты? В минуты, когда он так горячо и вдохновенно, ничего не тая, изливает перед ней душу?

Нет, и еще раз нет. Как мы можем требовать от Теи Сундлер каких-то разумных и даже просто сознательных поступков, когда ее захлестнула волна восхищения и сочувствия? Мало того, она посчитала истинным подвигом нелепое странствие пастора в поисках «первой встречной».

А может быть, мы ждали от нее попыток оправдать Шарлотту? Допустим, могла бы напомнить Карлу-Артуру, что его бывшая невеста известна своим бескорыстием и готовностью помочь всем и каждому, забывая при этом о самой себе? Если ждали, то ждали напрасно.

А ведь вполне возможно, Карл-Артур был не так уж уверен в своих действиях, как хотел показать. И даже малейшее сомнение могло бы поколебать эту уверенность. Даже если бы она округлила глаза от ужаса или просто испугалась. Или всплеснула руками – ведь мог бы очнуться и отменить глупую помолвку с неизвестной девушкой из чужих краев.

Но фру Сундлер не округлила глаза и не всплеснула руками. Она, очарованная пылкостью этого неотразимого юноши, уже и сама начала думать, что порыв его – едва ли не Откровение свыше. Подумайте только: не побояться и вручить свою судьбу Богу! Вырвать любимую из сердца, отказаться от земных благ и пуститься в путь в ожидании знака Божьего!

Разве могут кого-то напугать слова восхищения? Восхищения твоей верой, твоим мужеством? Конечно нет. И Карла-Артура эти слова не испугали. Он принял их за чистую монету, и его решимость продолжать начатый путь только укрепилась.