Читать книгу Ключ под ковриком - Сергей Александрович Падалкин, Роман Газета - Страница 2

Наша старая школа была прямо около порта. Персонажи в школе были весьма колоритные. Серёга, сосед по парте, который первого сентября в первом классе не ходил на линейку, потому что надоело за два предыдущих года. Этот огромный детина девяти лет лупасил весь класс и половину школы. До конца букваря он так и не доучился, пошёл на повышение в спецшколу для трудных детей и подростков, а к шестнадцати годам уже сел не за парту, а за разбой. Иногда он появлялся в городке, прежде чем снова отправиться за новыми татуировками. Однажды поймал Мазура (фамилия такая, имени никто не знает), усадил на лавочку, воткнул в неё же финку ручной работы и объяснил правила игры. Мол, отходим в разные стороны на десять шагов, потом по сигналу кидаемся к ножу, кто первый схватит, тот другого и зарежет. По сигналу Мазур бросился наутёк, и не видел Серёгу с тех пор пятнадцать лет, пока не встретил в церквушке, где бывший гроза района каялся и замаливал грехи на посту заместителя дьячка.

Но вернёмся в четвёртый класс. Как раз распределяли, кому какой язык учить. Не знаю как у вас, а в нашей школе класс «А» это были мажоры, «Б» – подающие надежды, а «В» вроде как лучшее из оставшегося «Г». Разумеется, А и Б сидели на элитном английском, ну а мы осваивали немецкий на случай войны. Всё бы ничего, у нас в школе был даже заслуженный учитель Украинской ССР по физике, да вот ни одного учителя немецкого не было. Полгода мы радостно и весело валяли дурака, но однажды весной в час небывало жаркого рассвета вошла красивая тёха (тётя на тогдашней школьной фене), и на непонятном, но не украинском языке чего-то сказала. Ирина Павловна сразу откровенно призналась, что дойч у неё был вторым в университете и она его терпеть не может, давайте лучше я вас научу французскому. Учебный год подходил к финишу и терять время на буквы и прочую лабуду было некогда, и мы хором пели – нет, не гимн – а весёлые французские песенки. Прям как в фильме «Республика ШКИД». Были ли они (песенки) столь похабны, как в сценарии Пантелеева, нам неведомо, никто не понимал ни слова, но я до сих пор помню солнечную «Сюр лё пон, давиньон, они дансе тутанрон». На следующий год Ирина Павловна исчезла, и наши беспечные уроки французского прекратились. Нашли другую, ещё моложе и ещё красивее, и пока она пыталась как-то совладать с нашим развесёлым коллективом, прошло полгода, и выпускница запорожского педагогического залетела в декрет от физрука. Это многозначительно сказал Димка, сын биологички. Мы не совсем понимали, что это значит, но куда-то подевалась и наша училка, и физкультурник.

Директриса Жанна Андреевна была редкой самодурой. Вела русский язык и литературу, и такое было впечатление, что старалась внушить страх и ненависть к обоим предметам. Взгляд у неё был то стеклянный, то оловянный, а то и деревянный. Наверное, поэтому новую учительницу немецкого ждали долго. Да мы и не особо ждали. Но однажды дождались. Моника Гердхáрдовна (почему-то ей казалось, что с таким ударением нам легче будет произносить) была настоящей немкой из ГДР. И очень хорошо понимала по-немецки. Одна беда, по-русски говорила не очень. Мне, как отличнику, доводилось выступать переводчиком между нею и классом, а то и между нею и приглашёнными родителями. Ясное дело, половина пацанов и русские буквы путали, а с немецким вообще завал. Но как-то до конца восьмого класса дотянули, а там кто в бурсу, кто в тюрьму, в общем стало легче.

По крайней мере, когда на первом курсе университета меня чуть не отправили в армию из-за заваленного экзамена по немецкому, уроки Моники пригодились. Университетская преподавательница была суровой и смешной. На первом же занятии процитировала нам Лермонтова:

Не пылит дорога, не дрожат листы.

Подожди немного, отдохнешь и ты.

А потом, благоговея, подкатила глаза, и говорит, мол, слушайте, как утончённо и ритмично звучит в оригинале у Гёте:

Каум айнэн хаух

Дии фёгеляйн швайгэн им вальдэ

Вартэ нур байдэ

Руэст ду аух…

Ну или что-то в этом роде.