Читать книгу Москва навсегда. О нелюбви и не только - Сергей Алексеевич Жарков - Страница 7

Накануне Рождества 2000-го Золотарев сидел у Жилина в гостях. Тот переехал в центр Томска, на Фрунзе, сняв 12-метровую квартирку в малосемейном общежитии. Жилин, как и Золотарев, поступил в аспирантуру, но, разочаровавшись в ней, устроился работать редактором на телевидение. Разочаровавшись и в работе на тиви, грядущей весной собрался служить лейтенантом в армию. Еще раз вспомнив и обсудив уход Ельцина в новогоднюю ночь, сменившего его молодого Путина, замолчали.

– Поехали со мной к сестре, Рождество встретим, Света рада будет, – собираясь уходить, предложил Золотарев другу.

– Не… Останусь дома, Володя. Буду вам своей кислой рожей праздник портить. Давай завтра к Никитюку сходим.

– Как хочешь. До завтра.

Золотарев вышел из подъезда в похолодевший зимний вечер. До Академгородка, где второй месяц жила его родная сестра со своим будущим мужем, надо было добираться на маршрутном автобусе. Золотарев отправился к остановке, скользя на тротуарных наледях.

«Что Света нашла в этом энергетике? Сейчас приеду к ним, наверняка, будет мне о преимуществах политеха над универом рассказывать… ладно хоть Маша Севостьянова будет…», задумался он, подходя к автобусной остановке. В новогоднюю ночь сестра приехала с Анатолием, своим будущим мужем, на его праворульной «Тойоте» поздравить родителей и брата.

– Свет, а он не скучный? – куря на балконе с сестрой, негромко спросил Золотарев, кивая в залу, в сторону праздничного стола, за которым с их родителями сидел плотный, одетый в праздничную белую рубашку и пуловер Анатолий.

– Ну, есть немножко, – ответила сестренка.

– Вы же с Серегой с первого курса встречались, и теперь он, – брат кивнул в сторону комнаты.

– Да как-то все шло к тому, что разойдемся с Сережкой… а потом он появился.

– И что у вас случилось-то?

– Володь, давай не будем сейчас…

«И все-таки Света зря бросила Серегу, – размышлял Золотарев, стоя на остановке. – А может, так и надо, за скучных замуж выходить…»

Его взгляд упал на новое здание, судя по всему, недавно выросшее на остановке, с высоким цокольным бетонным этажом и стеклянной надстройкой. Вход был с торца здания. Это было новое, на вид дешевое кафе, за толстыми стеклами которого вовсю двигались люди, по лестнице поднимались и спускались небольшие, по два-три человека, компании молодых ребят и девчонок 18—20 лет.

«Заглянуть, перед тем как к этому инженеру энергетических работ ехать, что ли? – подумал Золотарев. – А пойду пива выпью, настроение подниму себе». Он поднялся по лестнице, над входом висела небольшая вывеска: «Кафе „Бабочка“». «Нда, придумают же название», – ухмыльнулся он и вошел внутрь. Навстречу сразу пахнуло запахом дешевого алкоголя, сигарет, запахом веселой бойкой атмосферы, когда несколько десятков молодых парней и девчонок сидят в молодежном кафе, пьют дешевый алкоголь, закусывают и запивают его дешевыми напитками и закуривают сигаретами. Золотарев в прифасоненных новых джинсах, новом пуховике и новой толстовке выглядел странновато среди рабочей молодежи, одетой в спортивные олимпийки и зимние штаны с начесом, но он чувствовал себя как дома среди молодых пьянеющих и веселых лиц, среди громко звучащей российской попсы.

«Иногдааа я ждуу тебя, как звездааа, веду тебя, иногдааа пою тебя, знаешь, я ищу тебя, ищу уже давно…», – грустно пела из динамиков Алсу. Он заметил единственный свободный столик, добравшись, сел за него. Сняв пуховик, повесил на спинку стула, отправился купить две бутылки «Балтики 9». Вернувшись с пивом и пластмассовым пол-литровым стаканом, налил, с удовольствием потянул с добрых полстакана, закурил, тут же допил первый стакан, принялся за вторую бутылку, в голове помутнело… «Без тебяааа нет меня, протяни навстречу руку, не грусти об этом дне, обещает нам разлуку…», – кричали динамики.

– Можно к вам? – перед ним стояли две совсем молодых девушки, лет 16—17.

– Да, конечно, присаживайтесь.

Одна из них была симпатичная, среднего роста темно-русая девица с заметным бюстом, в короткой юбке. Она сняла с себя плюшевую искусственную шубу. Вторая, маленького росточка, но в джинсах, девица. Золотарев обратил внимание на симпатичную, она оглядывалась в сторону барной стойки, словно ища знакомых.

– Давайте я закажу, – начал Золотарев. – Будете пиво?

– Лучше водки, – за двоих ответила некрасивая. Симпатичная кивнула. Они познакомились. Золотарев пошел к стойке, сразу по-новому вслушиваясь в попсу. «… Я отрываюсь от земли, я от тебя на полпути, и мне так важно, что ты думаешь об этом… Солнышкооо в руках, мне так хорошо с тобой мечтать об этом…»

Он заказал графин водки, на закуску строганину из стерляди, водку захватил с собой. Вскоре принесли строганину.

– За знакомство! – произнес короткий тост Золотарев, не чокаясь выпил. Девицы не оценили дорогой закуски, попросили заказать обычных котлет. Выпили еще. И еще.

– Вы томские?

– Нет, я с Шегарки, – ответила симпатичная и виновато опустила глазки в стол.

– Я с Парабели, – ответила некрасивая и нагловато посмотрела прямо в глаза Золотареву.

– Учитесь или работаете?

– В медучилище учимся, она вон в анатомке дежурит, – кивнула нагловатая в сторону симпатичной. Та в ответ улыбнулась и с надеждой в глазах посмотрела на Золотарева. «Наверное, и нужно искать такую вот, простую и деревенскую, из Шегарки, с красивой грудью, которая в анатомке работает. Будет мне по гроб жизни благодарна, что вытащу ее из деревни. А если еще и в Москву…».

– Хотела бы в Москве жить? – обратился он к одной только симпатичной. Но она не ответила, посмотрела на подружку. Та молчала.

– Хотели бы? – поправился Золотарев.

– Да отчего бы не жить, – ответила некрасивая. – А ты что, из Москвы?

– Нет, я местный, – ответил Золотарев. – С Иркутского тракта.

– Как тебя на Фрунзе занесло? – спросила некрасивая.

– К другу заходил.

– А где друг-то?

– Да так, не пришел пока.

Принесли котлеты, под них еще выпили. Некрасивая, быстро съев свои котлеты, закурила.

– А ты куришь? – спросил симпатичную Золотарев.

– Да, иногда, когда хочется. Сейчас не хочу.

Она все больше и больше нравилась опьяневшему Золотареву. «Такая вот и нужна в женах, не наши университетские, фригидные и закомплексованные, которые Канта с Достоевским обчитались, и не поймешь, что хотят от жизни, а вот такая спокойная, из медучилища, из деревни. Наверняка готовит хорошо и откачает, если что… Что же дальше-то? Надо с симпатичной на завтра договориться. В кино ее сводить, или в театр, театр-то есть на праздники?» – думал Золотарев.

– Какие книги нравится читать? – спросил он обеих подруг.

– Какие еще книги, их в училище полно, – ответила толстая.

– Я больше сериалы люблю смотреть, – ответила симпатичная и виновато улыбнулась.

«Ну и к лучшему, зато в постели с ней будет хорошо», – все больше пьянел Золотарев. Ему казалось, что в симпатичной девице из медучилища он нашел свою будущую жену, и теперь стремительно пьяными мыслями обдумывал завтрашний день, следующий месяц, перевод симпатичной девицы в Москву, их женитьбу. «В общаге, в ДАСе, есть блоки для женатых, отдельно будем жить, – думал Золотарев, наливая водки. – О чем бы еще с ними поговорить? Куда им ходить нравится? Наверное, сюда…»

– Я присяду? – прервал его мысли бойкий паренек в адидасовской олимпийке, державший в руках графинчик водки.

– Да, конечно! – обрадовался Золотарев новому лицу.

Тот присел, быстро налил.

– Предлагаю выпить за знакомство! Я Юра.

Познакомились и выпили.

Юра, не раскачиваясь долго, зацепил кусок подтаявшей строганины, закусил.

– Предлагаю за праздник, за Рождество Христово!

– За Рождество!

Все снова выпили. Девицы с приходом Юры оживились. И вообще все сразу стало совсем хорошо. Золотарев отправился к барной стойке, заказал еще графин водки и котлет для девиц. «Ты здесь, прикосновение рук… прикосновение губ, прикосновение души к душе, ты рядом со мной ужеее! Как электрический ток, из позвонка в позвонок проходит нежно волна тепла! О как долго тебя я ждала! Ты здесь!» Золотарев пытался вспомнить, откуда взялся Юра, кажется, сказал, что приехал с Урала… «Ты здесь! Только не уходи, все у нас впереди! Только не уходи! Чувствую я тебя, радуясь и любя! Ты здесь!» «Как его в Томск занесло? Надо же. Как здорово, славный парень этот Юра, позову его в гости к себе, в Москву, на свадьбу… как же ее зовут?..» «Ты здесь! Я знаю точно, ты здесь!»

Он вернулся с графином, выпили.

– Ты из Москвы, Володька, это круто! Вот эта песня – «Я московский озорной гуляка!» Помнишь, да? Вот эту песню пойдем в караоке споем, я заказываю!

– Пойдем, Юрка, конечно, помню, это моя любимая песня!

– Девчонки, мы сейчас! – провозгласил Юра.

Народу в кафе все прибавлялось, был уже настоящий шалман, все кричали и курили. Объявляли тосты, всем было весело. В караоке стояла очередь, но Юра всем быстро объяснил про Володьку из Москвы, заказал «Гуляку».

– Вот это песня! Вовка! Вот это песня! – тыкал пальцем Юрка в экран караоке.

– Каждая задрипанная лошадь

Головой кивает мне навстречу!

Для друзей приятель я хороший,

Каждый стих мой душу зверю лечит!

Я московский озорной гуляка!

По всему Тверскому околотку

В переулках каждая собака

Знает мою легкую походку! Да-да-да!

Они спели, им зааплодировала вся очередь в караоке. Довольный Золотарев всех пригласил приезжать к нему в Москву.

– Особенно тебя, Юрка, жду!

– Конечно, приеду, о чем речь, мы там такого шороха наведем! Вся Москва запомнит! Слушай, у меня презервативы есть, – почему-то перешел на шепот Юрка. – Тебе твоя в юбке, мне толстую в джинсах, есть где?

– Да постой, какие презервативы, – громко ответил Золотарев. – Я на ней жениться хочу, ты что!

– Тихо-тихо, – зашептал Юра, подходя к столику. Пока они пели, к ним за столик, приставив стул, подсел молодой, невысокого роста парнишка.

Они познакомились, разговорились.

– Не, я не пью, – отказался парнишка. – Завтра тренировка. Вообще не пью.

– О, молодец, – похлопал того по плечу Золотарев. – И что за спорт?

– Да бокс, – ответил тот.

– Это здорово! – ответил за всех Юрка. – Бокс – это такого шороху можно навести! Давай с нами, 50 грамм не помешает, а только усилит!

– Да не, хотя давай, пятьдесят, – согласился парнишка, поглядывая на симпатичную девицу.

Юра в минуту нашел рюмку, выпили.

Всем стало совсем весело, а Золотарев совершенно пьяными и счастливыми глазами смотрел на застолье, ковырялся вилкой в остатках растаявшей стерляди.

– Слушай, ну как ты там движешься вообще, в боксе? Такой маленький? Ничего в ринге, нормально?

– 30 секунд, и ты будешь лежать, – ответил парнишка.

– Да ладно, где же ты там, тебя ведь не найдешь, – засмеялся Золотарев.

Симпатичная девица, не отрываясь, смотрела на молодого парнишку, боксера.

– Пойдем, выйдем, и все найдешь, – ответил парнишка.

– Ну, пойдем! – засмеялся Золотарев.

– Давай я посмотрю, чтоб все по правилам, – засуетился бойкий Юра.

– Ты, главное, его сразу вали на землю, – шептал он советы Золотареву. Они втроем встали и двинулись к выходу. Золотарев в самом счастливом настроении от всего, что происходит, двинулся первым к выходу, приглашая своих молодых знакомых идти за ним, раздвигая для них толпу. Кафе провожало москвича чуть ли не аплодисментами. Они вышли на улицу, встав на лестнице. Холод зимнего вечера сбросил счастливую улыбку с лица Золотарева.

«Я, кажется, сейчас буду драться, – вспомнил он. – Так, он маленький и масса у него никакая, но он трезвый и, кажется, боксер… он говорил, что боксер… но он маленький… надо мне в него попасть, только попасть…»

Они зашли за кафе, ворота во внутренний двор были открыты. Светил фонарь, место было подходящее. Золотарев встал в стойку, парнишка напротив смотрел на него и, также встав в стойку, нагловато улыбался ему в глаза.

– Начали! – бойкий Юра махнул рукой, они двинулись навстречу друг другу. Золотарев попытался с левой одним ударом покончить с пареньком, но тот легко уклонился и в следующее мгновенье атаковал апперкотом в подбородок с левой и правым коротким хуком в скулу. Золотарев удержался на ногах, двинулся в сторону, потом на парнишку, тот, уже не закрываясь, провел кросс в подбородок. Золотарев, как был, рухнул на снег, но сознанья не потерял.

– Ну что, хватит? – спросил паренек сверху.

«Надо же, все по правилам, не добивает», – мелькнула мысль в голове у Золотарева. – Да, хватит.

Он похлопал левой ладонью по земле.

– Я же сказал тебе: 30 секунд, – усмехнулся он. И направился в сторону ворот, ведущих из двора.

– Быстро ты его, – восхищенно говорил Юра пареньку, следуя за ним и уже оборачиваясь к Золотареву: – Ты давай, вставай, не май месяц на снегу лежать.

Они ушли. Золотарев чувствовал, что рот наполняется чем-то кисловато-сладким. Он плюнул на снег, оказалось, что рот был полон крови. Он языком провел внутри рта и понял, что сильно прокусил нижнюю губу. Оттуда в рот сочилась кровь.

«И что меня занесло в это кафе, что я здесь вообще делал?» – думал он, сидя на снегу. Он потрогал левую скулу, она стремительно опухала. Он набил себе рот снегом, приложил снег и к левой скуле. Встал, заметил, что пара капель крови попала на джинсы. Он как-то быстро протрезвел. Чувствовал, что рана на губе приличная и сильно кровоточит. «Я был вообще никакой, что меня потянуло?» Он встал, медленно пошел в сторону кафе. Поднялся по лестнице, нашел глазами свой столик, заметил пуховик, висящий на стуле. Медленно, сглатывая кровь, отправился к своему столику. Вся компания сидела, все весело общались, симпатичная девица уже сидела рядом с молодым парнишкой, заглядывала ему в глаза и что-то говорила.

Золотарев подошел к столику, взял пуховик. Девица на него даже не взглянула, продолжала что-то говорить парнишке. И только Юра, заметив Золотарева, махнул рукой:

– Привет Москве, москвич!

Он весело, во все свои голубые правдивые глаза улыбался Золотареву. Золотарев ничего не ответил, понимая, что нормальных слов не будет, да он и не мог говорить – рот был полон крови, махнул рукой уходя.

«Теперь, наверное, такси? А деньги-то есть? Света заплатит, если нет», – подумал Золотарев, выходя из кафе «Бабочка».

– Свет, у тебя бадяга есть? – поздоровавшись, спросил Золотарев у сестры, открывшей ему дверь квартиры. Золотарев взял себя в руки и держался бодро, начисто выкинув случившееся в кафе из головы. Он вообще умел настраивать себя в кризисы, собираться, двигаться вперед, стараясь воспринимать случившееся с оптимизмом, с выводами для себя.

– Какая бадяга? Стол накрыт, Володя! Господи, что с тобой?! – она всплеснула руками, увидев раздувшуюся скулу и опухшую нижнюю губу брата.

– Да так, зацепился в «Бабочке» на Фрунзе.

– Володя, ну ты что, ну разве можно было в этот шалман соваться? Ты бы хоть спросил!

– Да все в порядке, не волнуйся, подлечусь, ничего, полезно иногда, – улыбался Золотарев.

Они прошли в ванную.

– Бадяга, мазь специальная, забыла, что ли. На Иркутском меня лечили, когда побили сильно… накладываешь на синяк…

– Да какая у нас бадяга, ты что? Мы по «Бабочкам» не ходим, – недовольно ответила сестра. – Вот бери тональный крем. А с губой-то что?

– Да ничего, вроде кровотечение остановилось, прикусил маленько.

Они пошли к столу, Золотарев поздоровался с Анатолием, обратил внимание на Машу Севостьянову, с которой Света дружила еще с детского сада, и которую сам Золотарев знал столько же сколько и свою сестру. Он вкратце, переведя все в шутку, рассказал про стычку в «Бабочке». Анатолий невольно с неудовольствием посмотрел на Золотарева, и Владимир заметил этот взгляд, но почувствовал не раздражение, а наоборот, радость, как если бы он подтверждал золотаревские мысли о скучном Анатолии. А тот, налив всем замерзшей водки, оттостился за Рождество. Закусив, выпили еще. Света положила брату успевшей остыть утки. Снова выпили. Незаметно тон в застольном разговоре взял Анатолий, начавший рассуждать о политике.

– Новый молодой президент Путин, – говорил он, – это наконец то, что мы все так долго ждали, но президенту нужна команда, и главное в этой команде – наличие серьезных производственников.

– А как же Черномырдин? – спросил Золотарев. – Газпромовский, но при нем Россия особо не процветала…

– Цены, нефтяные цены, и один премьер – это еще не команда! А нужна серьезная команда сырьевиков-производственников! Даже не финансистов, они уже завалили кризис 1998 года, а сырьевиков. Именно они лучше всех знают подноготную российской экономики…

После второй рюмки обычно легко заводящийся на спор Золотарев перестал слушать Анатолия. «Надо же, а она изменилась, Маша-то, как-то повзрослела. Да и пора уже. Пятый курс. Сестра замуж собралась. Маша, кажется, на экономическом в строительном институте учится», – вспоминал Золотарев. Они разговорились, вспомнили общих знакомых с Иркутского тракта, школу, в которой вместе проучились десять лет. Севостьянова очевидно была красивей той, сегодняшней из кафе. Темненькая, с полными плечами и красивой грудью, с тоненькой талией, с большими глазами, она смотрела на Золотарева и улыбалась ему. «Кажется, что-то Света задумала, надо ее расспросить».

После часа непрерывного монолога о сырьевиках Анатолий перешел, как и ожидал Золотарев, к преимуществу Политехнического универа над ТГУ, и снова Золотарев обрадовался. «Как я и думал! Отлично. И что Света в нем нашла? Хотя, конечно, он правильный, не раздолбай, как Серега». Он незаметно кивнул сестренке в сторону кухни. Они вышли.

– Слушай, а у Маши есть кто-нибудь?

– Нет никого.

– Слушай, ну как так, она же раньше у вас была лидером, и все пацаны ее были. А сейчас что?

– Не знаю, нет нормальных. Ты знаешь, что у нее вообще парней не было?

– В смысле?

– Постели не было. Может быть, поэтому и нет парней, я думаю, она хочет до свадьбы быть девственницей.

– Вот как, понятно…

Они вернулись за стол. Незаметно вечер перешел в ночь. Сестра захотела танцевать, серьезный Анатолий на это был не готов, а опьяневшему Золотареву вдруг стало хорошо и весело, он с улыбкой вспомнил вечернее происшествие в «Бабочке». Вспомнил, как он давно, еще на третьем курсе, хотел свою Свету познакомить с Никитюком, а потом с Жилиным. Но она влюбилась в своего однокурсника – бесшабашного Серегу с Новокузни. «Вот, а теперь она меня, кажется, хочет женить», – улыбаясь, приятно думал Золотарев, глядя на Севостьянову, которая в ожидании, когда он ее пригласит на танец, сидела на стуле и прямо, не отводя своих огромных черных глаз, смотрела на него. Они танцевали, через блузку он чувствовал ее большую грудь, которая сильно вздымалась в ожидании его нужных слов. А он танцевал, и все больше и больше хотел их сказать Маше и, наконец, сказал, и она счастливо прижалась к нему и согласилась.

…недоумевающий Анатолий ничего не понимал, что в момент произошло с этой сумасшедшей компанией с Иркутского тракта, и вслед за Светой поздравлял Золотарева, Севостьянову с будущей свадьбой, которая в один момент организовалась в его доме.

Золотарев с Машей лежали в постели, он обнимал ее за талию, ласкал ее груди и, зная ее желание оставаться до свадьбы нетронутой, не делал большего. «Наконец, это ведь здорово – получить в жены девушку, наверное, здорово, – пьяно думал он. – Лучше уже свою, пусть будет своя жена… Хватит этих карнизов и кабаков, пусть будет Маша».