Читать книгу Иркутская сага. Том 4. Деньги, денежки - Сергей Алексеевич Решетников - Страница 5

Мы с Мишей сидели за столом и пили водку. Пили помногу, но нас не брало. Есть не хотелось, горькие мысли сверлили голову. Я вспоминал, как мы росли с Галей. Маленькой, она была шустрой и очень веселой. Где бы мы не появлялись, вокруг Гали все кипело. Она моментально находила друзей и подруг, завязывались знакомства со сверстниками. И уже через несколько минут веселая стая ребятишек была занята своими делами. Родители могли не волноваться, дети играли, раздавался веселый смех. Но потом, взрослея, Галя становилась замкнутой и уже не проявляла инициативы в общении. События тех лет проносились перед глазами, я как бы в них погружался. А потом приходил в себя и слышал тихий и тоскливый голос Миши.

Миша просил снова и снова: «Сережа, скажи слова, которые ты говорил на похоронах моей любимой Гали».

И я повторял, в т.ч. то, что ему хотелось услышать о Гале и себе: «Его и ее маленькие вселенные, объединившиеся в одно целое, туда ворвалась любовь. Она наполнила ярким светом их молодые сердца. Наверное, под руками ангелов самые нежные струны их душ звучали мелодично и завораживающе. Все вокруг наполнялось божественным теплым светом. Природа радовалась соединению этих двух так долго ждавших встречи молодых сердец. Впереди была большая и счастливая жизнь…»

Я говорил, а Миша начинал плакать. Я продолжал свою речь, и у меня на глаза наворачивались слезы. Миша начинал рыдать, а я продолжал говорить, пока сам не стал захлебываться слезами.

Так мы просидели почти до утра. Под утро ненадолго уснули.

А потом, спустя некоторое время, и Миша ушел в мир иной, разбился на своем мотоцикле. Ехал из г. Шелехов к моей маме, которая для него была не тещей, а тоже мамой. Второй мамой.

За что я себя ругаю? Да за недостаточное внимание к сестре.

Некоторые пацаны, когда мы были авторитетами на улице, брали с собой на тусовки своих сестер. А я не брал. Может быть, по-другому ее жизнь сложилась бы. Ведь зная, кто у не брат, обидеть вряд ли кто осмелился.

Когда ездил в ГДР на Фестиваль дружбы, Галя единственный раз в жизни попросила купить ей джинсы. Я не купил. Она не обижалась, понимала меня. Денег меняли мизер, даже на подарки жене и дочери не хватило. Но это сейчас звучит как слабое оправдание…

О недолгой любви Миши и Гали осталась память – альбом с фотографиями и надписями к ним, сделанные рукой Михаила. Альбом толстый, в нем много листов, но заполнено всего с десяток страниц. Слишком короткой была летопись их счастья. Она уместилось всего-то в пару безоблачных лет. Мне крайне тяжело открывать и перелистывать эти маленькие пласты их большой любви. Для меня этот альбом невыносимо тяжел. Он переполнен болью утраты и щемящими душу страданиями, он несет энергию тропического торнадо эмоциональных переживаний молодого человека неожиданно нашедшего свое счастья и в одночасье его потерявшего. За что-о-о? – кричит разрывающееся сердце. И его угасающая энергия пульсирует и умирает в твоих руках. Такое происходит каждый раз, когда я прикасаюсь к этому аккумулятору горя, сосредоточившего всю свою скорбную силу в пожелтевших листах картона. Наверное, этот альбом будет правильнее предать огню, чем хранить такую незаживающую рану у себя дома. Кроме меня его никто не поймет и не прочувствует все равно. А если поймет и прочувствует? Что с ним – с этим человеком может случиться?… Я так и поступлю, отдам его языкам пламени печи, когда вернусь домой. Все решено. Пусть острая боль превратится в горсть пепла. Спите спокойно, мои дорогие Галочка и Миша…