Читать книгу Страж нации. От расстрела парламента – до невооруженного восстания РГТЭУ - Сергей Бабурин, Сергей Николаевич Баранов - Страница 5

Лично мне грешно жаловаться на жизнь. Вырос при отце и матери, окруженный заботой и вниманием. Благополучно создал свою многодетную семью. Живу так, как хочу. Делаю всю жизнь то, что хочу делать. Поступаю так, как хочу поступать.

А ведь все это – редкая роскошь! Далеко не все вольны в своих поступках, тем более, в своей судьбе. Повезло. Или Бог мне улыбнулся.

Почему? За что такое счастье?

Трудно коротко объяснить почему, но в своей жизни без прямого на то умысла мне многократно доводилось идти против общих настроений и требований. Говорил там, где большинство считало правильным промолчать, молчал там, где «сверху» ждали радостного приветствия, выходил вперед тогда, когда рекомендовалось не высовываться, и оставался на месте в момент, когда руководящие указания требовали без раздумий бежать. Не хочу этим кичиться, тем более что порой мои действия влекли за собой не самые хорошие последствия лично для меня. Просто отмечаю факт. Тем более что в долгосрочной перспективе, как правило, я оказывался прав, но когда эта правота выяснялась, занятая мною ранее позиция становилась общепринятой, а я, забегая вперед, вновь творил какую-нибудь крамолу.

Характер каждого человека складывается не за один день и даже не за один год, хотя бывают моменты (даже мгновения), резко меняющие судьбу человека, а иногда и характер.

С детства не любил подхалимов и приспособленцев. Осознанную же нелюбовь к конформизму привил мне с первых лет обучения на юрфаке Омского университета А.И. Казанник, человек интеллигентный и страстный. Много позже, когда он стал ярым сторонником Б.Н. Ельцина и в омских газетах еженедельно находил слова для критики в мой адрес как противника первого российского президента, я не без иронии напоминал Алексею Ивановичу, что он сам виноват – не надо было учить меня иметь и отстаивать свои убеждения.

Не надо считать, что я люблю противоречить ради самого противоречия – это не так. Как-то в перерыве Шестого съезда народных депутатов России в апреле 1992 года Президент России Б.Н. Ельцин пригласил на встречу членов Совета парламентских фракций. Расположились за длинным столом, президент во главе, я от него – по правую руку, напротив меня – председатель Совета фракций В.И. Новиков, за ним – И.П. Рыбкин, У.Е. Темиров, А.Л. Головин, Л.А. Пономарев, С.Н. Юшенков. Рядом со мной разместились М.И. Лапшин, Ю.Г. Гехт, М.Б. Челноков, другие участники. Ельцин был в хорошем настроении. Под впечатлением от референдума 19 января 1992 года о независимости Южной Осетии и наставлений «друга» Э. Шеварднадзе он начал с увещеваний:

– Главное, не нагнетайте на Съезде страсти, не пускайте на трибуну съезда лидера Южной Осетии Кулумбегова.

А я тут же не менее радостно ему сообщаю:

– Борис Николаевич, по нашему настоянию Председатель Верховного Совета Южной Осетии только что перед перерывом выступил на Съезде.

Ельцин резко помрачнел, перевел разговор на какую-то другую тему, но вскоре я вновь был вынужден ему возразить, и президент взорвался раздраженным негодованием:

– Сергей Николаевич, с вами невозможно иметь дело! Вы не хотите идти ни на какие компромиссы!

За столом все замерли. В гробовой тишине, внутренне напрягшись, я медленно и вежливо ответил:

– Борис Николаевич, может быть, мои потомки меня проклянут за то, что я сижу с Вами за одним столом, но то, что я здесь – это вершина компромисса. Лично я никогда Вам не прощу того, что Вы сделали с Советским Союзом. Но ради того, чтобы не было гражданской войны, чтобы мы выходили из сложившегося положения мирно, я сижу с Вами за одним столом и пытаюсь найти решение российских проблем, которое бы устроило всех.

Ну, как после таких публично сказанных слов Ельцин мог меня любить?

Каждый человек имеет свои достоинства и свои недостатки. У каждого есть свой стиль. У одного он проявляется в особой элегантности в одежде, у другого – в гармонии мыслей и поступков. У третьего стиль – в отсутствии того или иного, а то и в полной безликости. По мне, так щеголем или добряком быть предпочтительнее, чем неряхой или желчным злыднем. Впрочем, это равноценно тому, что лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным. Быть модным – значит быть оригинальным, но не безвкусным. А обладать чувством меры – великое счастье!

Свой стиль я и внешне, и внутренне шлифую всю жизнь. Благо – есть на кого равняться, кому подражать. С молоком матери мы привыкали к тому, что первое качество любого приличного человека – бережно относиться к другим людям, к чужому мнению и чужому личному достоинству. Умом и силой не гордись, слабостью не кори! С юности и я стараюсь руководствоваться принципом: не воспрепятствовал подлости – значит, соучаствовал в ее совершении. Промолчал – значит, был заодно.

Не пустыми для нас были слова вычеркнутого ныне из хрестоматий по литературе великого романтика и героя Николая Островского: «Жизнь дается человеку только один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое…»

Заканчивал Н. Островский мудрым советом: «И надо спешить жить».

Именно поэтому, идя к микрофону на первых заседаниях Верховного Совета, даже понимая свое одиночество, я не хотел участвовать в совершении ошибки или, тем более, несправедливости. Лишь со временем у меня появились соратники, мы объединились во фракцию «Россия», переросшую в Российский общенародный союз. Первые месяцы 1990 года фракций не было, каждый из депутатов действовал сам по себе, вступая лишь в аморфные группы по интересам или принадлежности к региону. Именно поэтому осень 1990 года – самая тяжелая пора в моем депутатстве: я чувствовал, что страну разносят в клочья, но никак не мог убедить в этом парламентское большинство и ощущал свое бессилие.

С чего же все начиналось? С моего решения идти служить в армию? Это 1981 год. С письма, которое я, студент-первокурсник, написал Л.И. Брежневу с предложением реабилитировать Н. Бухарина, А. Рыкова и других, вычеркнутых из истории создателей советского государства и сказать правду о репрессиях 1920–1930-х годов? Это был 1977 год.

Наверное, еще раньше. И не сразу, не вдруг.

И, конечно, все начиналось с мелочей.

В ситуации, когда одноклассники тайком курят – демонстративно не курить. Ведь отец и дед, которого еще застал живым, не курят.

Когда многие ровесники, показывая свою взрослость, по поводу и без повода сквернословят и грубят – исключить из своего словарного запаса непристойности, уступать место в общественном транспорте женщинам и старикам, здороваться со встречным человеком и просто не стыдиться быть вежливым повседневно.

Скажете, что, имея высокий рост и спортивную фигуру, легко заступаться за слабых? Да, ростом и силой Бог не обидел, родители наделили, но важна не физическая мощь, а крепость характера. А эту крепость ох как непросто сформировать. Хорошо, когда в период формирования характера есть друзья и мудрые наставники.

Но прежде, чем о них, я хочу вспомнить страну, в которой вырос.