Читать книгу ДЕТСТВО МИНУС. Роман - Сергей Баев - Страница 4

…Малолетние бродяги деловито расположились вокруг тлеющего костра, поджали озябшие руки и для согреву пустили по кругу косяк. Запах дрянной низкосортной анаши распространился по унылому пустырю и лениво полетел в сторону усталого засыпающего города. Сначала сидели молча, озабоченно; каждый из членов стаи размышлял о своём. Тягостную нестерпимую тишину нарушил Кислый:

– Слышь, Сапог, надо бы чо-то решать с Горобой. Уже две ночи как с мертвяком рядом кимарим, не по понятиям это. Он уже типа ароматом исходить начал. Может, в канаву его, да землёй присыплем?

Сапог зло зыркнул и истерично заорал:

– Чо ты щас, сучара, прогундосил? Лёху в канаву, как падаль подзаборную? Он с нами почти два года кантовался; вместе кучу дерьма схавали, по лезвию бегали, а ты его в канаву? Я щас тебя самого живьём зарою!

– Ну, это так, как вариант, на крайняк, в натуре…

– Сопло закрой, Кислый, и вникай сюда, чо я решил. Похороним Горобу по людски, типа на кладбище, как реального пацана.

…В тёрки встрял самый младший из босоты, член банды оборванцев Кащей:

– Верно меркуешь, Сапог! Только как, чисто конкретно, мы это забацаем? Это же целая песня как-никак?

Сапог минуту прикидывал, дымил вонючую цигарку, теребил немытую, нечёсаную башку и наконец выдал:

– Зима, завтра по утряне дуй на Бактинское кладбище.

– Чо я там, кагычо1, потерял? Терпеть не могу я эти погосты, в натуре.

– Хавальник закрой и вникай сюда. Там место есть, где почётных жмуров Томска закапывают. Короче, надыбаешь свежую могилу, запомни номер участка, чтобы впотьмах не проскочить.

– Слыхал я, кагычо, про эту аллею. Там, и воры лежат, и барыги, и цыганские бароны, ясно дело вся шобла-ё…а. Памятники, кагычо, сплошь мраморные, клёво…

– Щас не про то базар. Там мы Лёху и захороним. На Бактинском, наверняка, братва рулит. Разнюхай по-тихому, сколько за место, сколько за молчание, если мы Горобу к кому-нибудь за компанию подложим. Потом отзвонись. Да, ещё прикид смени; нарядись поскромней, как обсос, как мышь серая, чтобы не светиться.

– Я вот только, кагычо, не врубился, а чо всегда я?

– Зима, не борзей. Слово тебе не скажи, сразу в пузырёк лезешь. Ты чо такой злой, как собака?

– Прикинь, кагычо, мы кругом в говне! Сапог, лупетки разуй: бухла нет, ширева нет, бабла нет, а ты, кагычо, торжественные похороны затеял с оркестром.

– Не заводись, Зима, а делай как я забасил. Дальше: Кащей, завтра пораньше дуй к Завлабу, там Нину спроси. Она детдомовка; мелким всегда подсобляет. Почирикай с ней, слезу вышиби. Значит так, «cкорая» нужна часа на три, ну, чтобы менты ночью не тормознули; ещё – верёвки там, лопаты и ящик для Лёхи. Врубился?

– А если бомжи пошлют меня куда подальше?

– Не пошлют. Мы их тоже много раз выручали. Ну, а я наведаюсь на Каштак к афганцам. Бог даст, всё будет в цвет!

…Ещё некоторое время бродяги посидели возле гаснувшего костра, погрызли сухари, подымили и дружно полезли в тёплый коллектор глядеть розовые сны. Чуть рассвело, а Зима уже маячил на автобусной остановке, высматривая маршрутку номер 9. На него никто не обращал внимания; у всех забот полон рот. Через полтора часа он благополучно прибыл к месту назначения и осторожно огляделся. …В утреннем белом тумане, огромные памятники из чёрного мрамора почётным гражданам Томска выглядели зловеще, громкое карканье кладбищенских ворон навевало тоску, кругом ни души. Зима для отвода глаз купил у ворот дешёвый букетик искусственных жёлтых роз и на ватных ногах двинулся вдоль почётной аллеи. Кого тут только не было: академики, артисты, художники, герои России и Советского союза, воры в законе, известные банкиры, депутаты и цыганские бароны…

Как ни странно, свободного пространства между могилами почти не наблюдалось, известные люди лежали довольно близко друг к другу, как загорающие где-нибудь в Алуште на черноморском пляже. Зима уже было отчаялся найти свежую могилу среди этих монументов.

В глубине аллеи он вдруг разглядел свежее захоронение и стал пробираться к загадочному месту. Когда его взору открылся временный деревянный крест с надписью, он обомлел, застыв на месте. Холодные мурашки бегали по его озябшему телу, а он стоял, как вкопанный и тихо читал: «Гвардии капитан, герой России, Горобец Леонид Михайлович, погибший в Сирии, покойся с миром».

…Зима облизал пересохшие губы и прочитал ещё раз, но уже шёпотом: «Горобец Леонид Михайлович». Случаются же такие неслыханные совпадения, мистика чистой воды, ведь их безвременно ушедший от передоза дружбан тоже Леонид Горобец. Несколько минут беспризорник всматривался в фотографию героя, потом трясущимися руками достал потёртый сотовый и набрал Сапога:

– Тут, кагычо, хрень какая-то. Сапог, у меня, кагычо, крышу снесло, мозг расплавился.

– Ты чо там дуркуешь? Свежую могилу надыбал? Нормально излагай, дебилоид!

– Здеся вчера, кагычо, закопали типа вояку – героя, Леонида Горобца…

– Вот это клюква… Ты чо гонишь? Не может быть, еть твою меть…

– Падла буду; я щас тебе, кагычо, фотку скину…

…Ровно через двадцать секунд, длившихся вечность, Сапог обрёл дар речи и тихо вымолвил: «Лады, вертайся на базу».

– Я ещё, кагычо, с бандосами не перетёр.

– Хер с ними. Без них обойдёмся.

…Кащей подрулил к разрушенному особняку, к логову всемогущего Завлаба, вожаку всех бомжей, бичей и чмошников Томска.

– Мужики, не шмаляйте. Мне с Ниной перетереть надобно.

– Стой где стоишь, мелкий. Щас она выйдет; и давай, паря, без фокусов.

…Через некоторое время в дверном проёме показалась скромная на вид девушка.

– Я Нина. А ты откуда такой взялся?

– Я Шура Кащей. Помощь ваша нужна, прям срочно.

– Ладно, заходи, только медленно. Дёрнешься, наши пальбу откроют. У нас не забалуешь.

…Она провела пацана на второй этаж, усадила возле уютного костра и сунула в руки батон:

– Посиди пока тут. Завлаба сейчас на месте нет, Костя за него. Погоди чуток, я с ним переговорю.

…Шустрый беспризорник кратко поведал о цели визита. Костян его внимательно выслушал, секунду подумал и как отрезал:

– Добро. Часа в два мы подрулим со всем необходимым.

Нина подсела к мальцу и строго спросила:

– Почему именно тебя к нам отправили?

– Я ведь тоже детдомовский. Уже год как свинтил оттуда. Не могу я в ДД, там конкретно хреново.

– А на улице лучше?

– Тоже плохо, но у меня верные кореша имеются, в обиду не дают. И потом, здесь свобода!

– Знаю я вашу свободу: клей нюхать и бычки подбирать.

– А мне в кайф такая житуха…

– А ты, Саша, в курсе, что большинство бездомных мрут, как мухи от холода, от дури, да много ещё от чего.

– Ладно, почапал я. Не надо, Нина, мне втирать мозги. А за помощь спасибо от всех наших.

…Сапог осторожно подгрёб к офису афганцев. Спальный микрорайон не подавал никакого повода для беспокойства, и малолетний бродяга смело нажал кнопку звонка. Дюжий охранник приоткрыл дверь:

– Чо надо, шкет?

– Я к дяде Саше, тему надо перетереть.

– Канай отсюда! Нету у него времени с тобой базарить.

– А ты, мужик, не гоношись, а позвони ему и доложи.

…Вскоре, старшой банды беспризорников сидел в кабинете у председателя Объединения бывших воинов-интернационалистов.

– Ваня, как же так? Ведь я тебя ещё три года назад в кадетский корпус определил. Почему ты на улице?

– Дядя Саша, там в натуре полный отстой. Понятия, как на зоне. Кормят тухлятиной и отбросами. Кругом муштра. Короче, беспредел. Пацаньё сплошь из неблагополучных семей, вот и установили свои порядки, живут по понятиям. Даже опущенные есть. Не смог я там, ну и рванул на свежий воздух. А что делать?

– Понятно. Попробую вырваться в кадетский корпус, благо недалеко, и разберусь на месте. А сейчас чем могу помочь?

– Мы кореша сегодня хороним, а на кладбище бандосы рулят; надо полагать, всё обговняют. Тут поддержка нужна.

– Хорошо! Как к Бактину подъедите, брякни мне. Вот номер моего сотового.

– Дядя Саша, но похороны ночью…

– Один чёрт, звони в любое время, не стесняйся. Мы ведь с твоим отцом, царство ему небесное, друзьями считались – не разлей вода, поэтому смело можешь рассчитывать на меня. Кстати, как мать?

– Пьёт беспробудно. Давно её не видал, да и неохота. Может, померла уже…

– Вот блин! Время волчье настало… Ну, будь здоров Ваня, ступай; дел у меня невпроворот. Рад был тебя видеть.

…Сапог вскоре вернулся к своим; подтянулись Кащей и Зима. Кодла снова собралась вместе и решала вечные вопросы, – как выжить и что жрать. Главарь задымил гарочку и весело подмигнул:

– Ну, пацаны, кажется всё, в натуре, срослось. Да, чуть не забыл; Железяка, смотайся на рынок, стяни у барыг белую рубаху и черные штаны для Лёхи; если не получится, то возьми в долг, после сочтёмся. Хоронить по-людски, – это вам не пьянка на пустыре в лохмотьях. Щас всем спать, ночью силёнки понадобятся.

…Скрюченное тело Горобы обмыли, как могли, одели в обнову и упаковали в небольшой ящик, после затащили его в карету скорой помощи. Шайка оборванцев с трудом разместилась вокруг усопшего товарища; не долго думая, Сапог громко рявкнул:

– Всё, погнали!

…Перед воротами кладбища машина резко остановилась, Сапог тут же перезвонил дяде Саше, а Костя отправился базарить с охраной:

– Кто старшой на объекте?

– Ну я, Гвоздь! А ты чо за ком с горы?

– Я от Завлаба. Калитку отворяй и варежку прикрой.

– Пацаны, я чо-то не врубился; ендо чо тут за чепушила разгавкался? Вали на х…, парашник вшивый, к своему Завлабу.

– Смотрящему звякни, сявка.

– Лады, по хорошему не хочешь, будет те по плохому.

…Гвоздь быстро набрал номер:

– Фома, тут на твоей земле залётные в пузырёк лезут. …Даже не догоняю на кого ссылаются. …Конкретно угрожают. …Давай подруливай с пацанами.

…Через двадцать минут из темноты резво выкатился «мерин» смотрящего и трое быков с «калашами». Следом на площадь перед воротами на большой скорости вылетел внедорожник Афганца и два минивэна с бойцами в камуфляже, тоже с «калашами». Обстановка накалилась до предела, нервозность волной накрыла кладбищенскую тишину. …Из «мерина» вывалился буховатый, недовольный Фома и зло завопил:

– Это кито тут такой борзый? Кто меня с тёплой шконки выдернул?

Бойцы Афганца стеной встали перед «скорой» и передёрнули затворы, беспризорники в неотложке зажмурили глаза и прижались к ящику с Горобой, а Кащей начал мочиться в штаны от страха. Председатель Общества бывших воинов-интернационалистов спокойно вылез из джипа и твёрдой походкой направился к Фоме:

– Здравствуй, Григорий Иванович. Это я тебя побеспокоил».

– О-о-о, Саша, привет, привет. Не ожидал здесь… А чо за байда на погосте?

– Нам пацана похоронить надо бы. Сколько за место?

– А чо за спешность? А, понятно, героя не объявленных войн в последний путь… Подъехал бы ко мне в офис днём; всё бы перетёрли, коньячку попили…

– Извини братан, так вышло. Мой косяк.

– Ну, лады. Пять бумаг – место, и столько же за беспокойство… э-э-э, жмуриков. Короче, штука баксов. Санёк, ничего личного, – это просто бизнес.

– Держи штуку и разойдёмся краями.

– Без вопросов.

…Фома заскочил в сторожку и рявкнул:

– Неотложку пропустить и обеспечить охрану. Завтра все ко мне на разбор. Придурки, ничего без меня разрулить не можете.

Бандиты и бойцы умчались в ночь, а «скорая» неспешно покатила вдоль почётной аллеи. …Беспризорники бережно сняли с заранее намеченной могилы крест, венки, цветы, и дружно взялись за лопаты. Быстро раскопав могилу Героя России, они водрузили на его гроб ящик с Горобой. Затем яму закопали, аккуратно вернули на место все атрибуты и прибрались кругом. Как будто ничего и не было, всё тип-топ.

…Забрезжил багровый рассвет; пацаны молча обступили могильный холмик, слово взял главарь:

– Позапрошлой ночью я неожиданно проснулся. Гляжу Лёха скорчился в углу, ноги у него отстегнулись, ну и шепчет мне хрипло: «Похороните меня как героя». Он же дурень, сразу три ляпки себе в пах вколол. Я пока похезать вылезал, он рот тряпкой заткнул, чтобы вы спокойно храпели и стоны его не слышали. Ну, а под утро тихо помер. Земля тебе пухом, Леонид Горобец.

Сапог покосился на фотографию Героя России и с грустной улыбкой добавил:

– И тебе тоже, Леонид Горобец.

Когда панихида закончилась, все дружно загрузились в «скорую» и двинулись в город… Сначала ехали молча, только Костя всё качал головой, потом Кислый нерешительно спросил:

– Слышь, Сапог, ты же Лёху лучше всех знал. Откуда он? Вроде бы Горобец – это хохляцкая фамилия.

– Точно. Он так и есть с Украины, из маленького шахтёрского городка Харцызска, возле Донецка. Жил себе спокойно, в школу мотался, нормальный пацан был. Тут войнушка началась с бандеровцами. Батя его в ополчение подался, погиб через неделю. У мамаши крыша поехала; её в дурку, а Лёху в детдом. Ну, там сами в курсе – сплошное гестапо. Лёха сразу удрал. По Донецку скитался, опосля в Москву перебрался, а там как раз менты лютовали, столицу от бродяг зачищали. Многие пацаны тогда бесследно пропали, – кого на органы, кого в землю… Короче, Гороба смекнул, что к чему, и дёру из Москвы. Через пару месяцев у нас в Томске нарисовался. Я его на центральном рынке от гадов чеченов отбил, хотели раба из него сделать. И понеслось, как обычно бывает: клей, пойло, наркота дешёвая из таблеток – и всё, кранты… Эти суки аптекарские любому пацану таблетки впаривают, типа кассу делают. А мы, бараны, ширяемся и дохнем как мухи, почти каждый день. Мне одна тётка из волонтёров трещала, что беспризорники на улице больше пяти лет не живут. Это в лучшем случае. Ладно пацаны, щас доберёмся до базы, помянем Горобу.

– Сапог, на место Лёхи кого-нибудь возьмём? Давай чувиху зацепим?

– Надо покумекать. Шмару подтянуть – это правильно будет; надоело уже глядеть, как вы по ночам дрочите; скоро друг друга трахать начнёте.

– Сапог, надо только такую, чтоб всем нашим давала.

– Замётано, проехали. Значит так, вольные птицы, завтра на дачи залетим. Витаминчиков похаваем. Свежим воздухом подышим…