Читать книгу Игра как жизнь. Часть 2 - Сергей Белкин - Страница 7

Кто ещё мог летом 1923 года ждать папеньку в Молоково? Дядья и тетка Александра с семьями. У дяди Василия с его первой женой – четверо ребятишек, у дяди Константина – семеро, у тетки Александры пока только трое – четвертый родится через год. Приведу здесь замечательную схему деревни Молоково и ее описание, восстановленное Павлом.

На схеме пунктиром изображён дом Константина Никаноровича, в котором жили в начале XX века все наши предки. Там же родился и мой папа, Николай Иванович, и его сёстры. Новый дом, построенный дедушкой Иваном, стоял с краю деревни. Сейчас его контур отмечен зарослями высокой крапивы, среди которой можно разглядеть мелкие осколки красного кирпича. В том же ряду стояли дома Василия Константиновича и его сына Ивана, погибшего на Великой Отечественной войне. Замыкает ряд дом Александра Васильевича Румянцева, чью фотографию когда-то сделал папа. Она сохранилась у Сергея.

Тётя Мария хорошо помнила Александра Васильевича и называла его «конёво дело», имея в виду сельскую профессию персонажа. Неподалёку, в другом ряду, жил Фёдор Васильевич Румянцев, у которого было шестеро детей: Александра, Виктор, Антонина, Варвара, Вячеслав, Тамара. Оба брата были сыновьями Василия Лукича Румянцева, внука Василия Румянцева, с которого начинается родословная Белкиных. Василий Лукич дожил до 30-х годов XX века и запомнился тёте Марии и тёте Пане очень стареньким. Сегодня территория всех деревенских домов полностью заросла, здесь нелегко предположить, что когда-то жили люди. Только с краю около дома дедушки есть относительно недавно построенные коровник и жилой дом. В конце 90-х годов там еще жили Смирновы, наши далёкие родственники. Хозяйка дома, в девичестве Жужакова, – внучка родной сестры бабушки Анны.

Жители Молоково по воспоминаниям М. И. Щербаковой. Схему составил П. Н. Белкин

Можно предположить, что тётя Мария описала соседей 20-х и 30-х годов, потому что летом 1954 года мы увидели несколько иной состав деревни. Появились Мёдовы, причём отец подчёркивал, что они здесь недавно. Точно жили напротив нас Дружинины. Непонятно, кто жил в соседнем доме. На схеме тёти Марии обозначены сразу трое: Жужаков, «бабушка Клавдея» и Глафира. По-видимому, это старшая сестра Константина Никаноровича – Клавдия, которая вышла замуж за Жужакова и умерла уже после войны. Её сын Николай и его четверо детей (Василий, Борис, Антонина, Виктор) уехали куда-то под Ленинград. Тёте Марии она не вполне бабушка, но родная сестра её деда. В родословной Белкиных есть лишь одна Глафира, не считая тётю Грани. Это Глафира Андреевна Виноградова, примерно 1909 года рождения, которая вышла замуж за Геннадия Константиновича Белкина. Интересно, что её младшая сестра Людмила вышла замуж за родного брата Геннадия – Михаила.

Много лет ещё строил Иван Константинович, ведь плотницкое дело было его основной профессией. Ещё до революции он неоднократно ходил с артелью на заработки в Санкт-Петербург (кажется, 10 сезонов).

Думаю, вспоминая Молоково, уместно вернуться к фотографии предшествующих лет. Это самое раннее изображение – Николаю лет 14 или 16. Он стоит – в пиджаке поверх косоворотки, подпоясанной широким ремнем, в высоких сапогах. Из петлицы пиджака во внутренний карман тянется цепочка – часы! Это говорит о многом: и об определенном достатке и – главное – о статусе взрослого! На стуле сидит бабушка Анна с Глафирой на руках и рядом стоящей Марией. Одежда детей украшена атласными лентами. На бабушке Анне («бабушкой» ее тут не следовало бы называть: в эти годы ей было 34 года) платок с бахромой и юбка из ткани с узорами… Об этой фотографии известно также, что делал ее местный священник, увлекавшийся фотографированием.

Николай Белкин с матерью и сестрами, 1917—1918 г

На другой, гораздо более поздней фотографии, бабушка Анна с младшей дочерью Прасковьей. Оценивая «на глаз» возраст девочки, можно предположить, что фото сделано около 1930 года.

Анна Белкина с дочерью Прасковьей, ок.1930 г.

Вероятнее всего лето 1923 года Николай провел в Молоково, занимаясь крестьянским трудом в хозяйстве своего отца. Думаю, что крестьяне уже объединились в новые, послереволюционные формы коллективного труда – артели или колхозы.

Я плохо себе представляю скорость, с которой разнообразные события в Москве сказывались на жизни в довольно отдаленной деревне Молоково. Не знаю, например: имело ли хоть какое-то значение для жителей Молоково то обстоятельство, что к лету 1923 года они уже полгода живут не в Р. С. Ф.С.Р., а в СССР. Почему-то думаю, что до начала массовой коллективизации их быт и характер труда изменялся мало, а вот умонастроения, цели и ценности изменялись очень сильно и очень быстро, чему свидетельство предмет наших изысканий и воспоминаний – биография отца.